Более 30 лет модельер Кельвин Кляйн был притчей во языцех в моде. С ним связано больше всего скандалов на душу модного населения и такое же количество громких наград. Что же толкало его на подвиги?
Кельвину Кляйну было всего семь, когда он впервые увидел своё имя аккуратно вышитым на одежде. Мать собирала его в школу и пришила ярлычок «Calvin Klein» на подкладку куртки, чтобы сын не перепутал её с чужой. Дети в таких случаях обычно испытывают неловкость: ну что хорошего в том, что тебя считают дурачком? Но наш герой остался доволен: это был первый в его жизни лейбл, и он с удовольствием отметил, как хорошо смотрится его имя на грубоватом хлопке. Такой вот ранний росток честолюбия. В дальнейшем Кляйн ни разу не усомнится, что имя Calvin Klein достойно украсить любое бельё, деним или жакет. Беспрерывно сообщать миру о том, что ты - это ты, идёт ли речь о философии, плавках или платьях - в этом он будет находить особый кайф, а слоган «Be yourself!» («Будь собой!») сделает девизом марки Calvin Klein.
При этом Кляйн был очень далёк от того, чтобы призывать кого-нибудь к поискам индивидуальности. Быть собой - под силу немногим, гораздо проще обозначить свой стиль с помощью символов. Так и родилась логомания, охватившая вначале Америку, а потом и весь мир. Один из первых Кляйн понял, что если сделать своё имя синонимом раскрепощённости, сексуальности и свободы, то достаточно будет подписать любую тряпочку, и она превратится в Вещь с большой буквы. Подписывать он взялся то, что в подписи никак не нуждается: резинки мужских трусов, обтянутые джинсами женские ягодицы. До Кляйна никому просто в голову не приходило, что можно украшать своим именем столь интимные части тела.
В голливудском фильме «Назад в будущее» герой-подросток переносится из 80-х в 1955 год и приходит в себя в спальне незнакомой девушки.
- Привет, Кельвин, - говорит красотка.
- С чего ты взяла, что я Кельвин?
- Так это же написано на твоих трусах...
Действительно, кто в 50-е мог предположить, что мужское имя на белье будет означать что-то ещё, кроме того, что мальчик вырос, но до сих пор носит подписанные мамой трусы?
Кельвин + Барри
Так уж вышло, что утончённый вкус главного американского модельера сформировался в Бронксе. Спальный район и родина хип-хопа, Бронкс - не то место, где мальчиков учат хорошим манерам. Ни один путеводитель не посоветует вам полюбоваться этим районом Нью-Йорка в вечерние часы, да и в дневные тоже не посоветует. Кляйн не любил место своего рождения, но впитал его стиль. Та отпетая шпана, которую Кляйн обожает снимать в рекламе, - дань модельера детским воспоминаниям, впрочем, как и его минимализм. Помимо шпаны, в Бронксе полно ортодоксальных евреев, и их монохромные одежды, чёрные шляпы, лапсердаки, белые рубахи, пейсы, костюмы польских и румынских местечек определили вкус модельера к простым вещам. Бахрома в три ряда и фиолетовые сарафаны в оборках, в которые приоделись сверстники Кляйна в середине 60-х, казались ему этническим кошмаром. Кельвин был убежден, что альтернатива бедности вовсе не в изобилии деталей, а в минимализме, то есть умении отобрать лучшее из немногого. Идеально одетый человек довольствуется одним чемоданом, но лежат в нём вещи высшего качества.
Отец Кляйна был бакалейщиком в Бронксе, но это не мешало его маме и бабушке держаться на манер экс-королев на буржуазном курорте. Еврейки-беженки из Европы, женщины Кляйнов одевались с необычайной элегантностью, которой заразились в респектабельных ателье Кракова, Варшавы и Праги. Благодаря вкусу своей матери Флор, у Кельвина всегда были лучшие детские костюмчики в округе, по выходным мама брала его с собой в универмаг Loehmanns, где они вместе отыскивали среди распродажного тряпья что-нибудь оригинальное. О свой матери, имевшей трёх детей и помогавшей мужу в бакалейной лавке, Кляйн говорил, что «она жила и умерла ради моды». Под «модой» кутюрье подразумевал не только отменный гардероб семейства Кляйнов, но и сам уклад дома на Мошолу-парквей, где всегда царил образцовый порядок, по пятницам пахло индейкой, а с фото в гостиной смотрели лица первого поколения венгерских эмигрантов.
Талант Кельвину достался от бабушки-портнихи, которая владела на Мошолу модным магазином и шила всё - от туфелек и бюстгальтеров до пальто и плащей. Кельвин обожал здесь бывать, помогал бабушке раскладывать ножницы и иголки, а в пять лет уже сел за швейную машинку, но не для того, чтобы всласть покрутить педаль, - прежде чем пойти в школу, он научился подшивать штанины и кроить воротнички. В отличие от большинства европейских коллег, Кляйн не был мечтателем: он ещё в детстве понял, что в бизнесе очень важны терпение и выносливость и иногда, чтобы что-то продать, требуются месяцы, а то и годы. Причём с одеждой дело обстоит куда хуже, чем с бакалеей, - платья люди покупают реже, чем спички, а иногда не покупают вообще.
Семья не давила с выбором профессии, просто Кляйны делали всё, чтобы мальчик выбился в люди. Пока все кругом собирались стать адвокатами или врачами, Кельвин мечтал о карьере дизайнера. Он окончил престижную High School of Art and Design на Манхэттене, а затем Fashion Institute of Technology. К первому успеху Кляйн шёл шесть лет, вкалывая подмастерьем у фабрикантов, а потом прозябая со своей коллекцией в отеле средней руки. После Школы дизайна за 75 долларов в месяц он работал у Дана Милштейна, специализировавшегося на костюмах и пальто (главное достижение Милштейна - свадебное платье Мэрилин Монро на бракосочетании с Джо Ди Маджио). Каждое утро босса начиналось с припадка злобной агрессии, который сотрудники называли утренней тошнотой. С утра шеф всех кошмарил, затем выкуривал сигарету, пил кофе, немного добрел, и наступало благоприятное время, которое, впрочем, быстро сменялось новым приступом дикой злобы. В паузе можно было проскочить в кабинет, чтобы показать боссу эскизы. Кляйну это казалось аллегорией судьбы: мы все толчёмся в её приёмной, стараясь угадать, когда наступит твой час. Главное - не потерять кураж к моменту, когда госпожа удача соблаговолит тебя принять. «Америка, - говорил Кляйн, - это удивительная страна. Если ты не бездарен и готов тяжело работать, в итоге у тебя всё равно есть шанс».
Американская мода в 50-е была практически лишена оригинальности. Модельеры ориентировались на европейские образцы, законодателями рынка считались крупные фабриканты вроде Милштейна. Они отправляли своих агентов в Европу, и те воровали идеи, зарисовывая модели прямо на показах. Среди этих мелких воришек был и Кельвин, который копировал образцы Диора и Живанши и таким способом набивал руку и тренировал глаз. О полноценной европейской стажировке не могло быть и речи, на неё не хватало ни времени, ни денег. В 21 год Кельвин, как и подобало мальчику из хорошей еврейской семьи, женился, у них с Джейн, первой музой Кельвина и дизайнером по текстилю, родилась дочь Марси. Одна девочка у плиты, другая - в коляске. Соски, пелёнки, вечная нехватка денег. Чтобы удержаться на плаву, молодой отец по выходным пробивал чеки в родительской бакалее. Вырисовывался совсем нетипичный для модельной индустрии сюжет: начинающий кутюрье в роли отца семейства. Девочки, Джейн и Марси, сыграли в карьере Кельвина благостную роль, даже не подозревая об этом. Когда к Кляйну пришли брать первое интервью, он возился на ковре с двухлетней дочерью. Журналисты обезумели от счастья: этот парень - то, что надо Америке! Не гей, не хиппи, не наркоман, но при этом многообещающий дизайнер. Несмотря на всю провокативность Calvin Klein, успех марки держался на консерватизме и респектабельности Кельвина, на соответствии его моды и имиджа американскому образу жизни. Этот консерватор с репутацией плейбоя отлично знал, как важны в Америке традиционные ценности и как важно их грамотно продвинуть.
Если б не ранний брак, Кельвин, скорей всего, рванул бы учиться в Европу, и тогда американская мода лишилась бы своей самобытности, замешанной на спасительной изоляции. Но этого не случилось. Вышло по голливудскому сценарию «с напарником» - его партнёром по бизнесу стал друг детства Барри Шварц. Барри - это мозги, бизнес-стратегия, а Кельвин - креатив, полёт, мастерство, блеск. На разнице их потенциалов и держалась Calvin Klein Inc.: там, где у эксцентричного Кельвина вышибало пробки, Барри крепко держал поводья. Вместе они стали главным тандемом Америки 70-80-х.
Они дружили с пяти лет. Отец Барри принадлежал к среде мелких лавочников и владел в Гарлеме супермаркетом. Барри и Кельвин вместе играли в бейсбол и болтали ногами на заборе, идущем вдоль Мошолу-парквей. В двенадцать мальчишки по очереди торговали газетами, мечтая открыть совместное предприятие - что-нибудь типа зоомагазина. Но если Кляйн имел в перспективе экзотическую профессию модельера, то Барри, окончившему Нью-Йоркский университет, предстояло вести учёт бутылкам с кока-колой и банкам с тунцом. Барри восхищался Кляйном: придумывать и шить одежду - это не то что продавать консервы. Поэтому когда Кляйн решил, что пора открывать своё дело, Барри достал десять тысяч долларов прямо из кассы папиного супермаркета и отдал Кельвину. В 1968-м они зарегистрировали Calvin Klein Lmt., предприятие по пошиву пальто и костюмов. А через несколько дней в Мемфисе застрелили Мартина Лютера Кинга, и по Америке прокатилась волна погромов. Магазин Шварцев был разграблен разъярённой негритянской толпой, отца Барри убили прямо за кассой. Поэтому когда Кельвин, возбуждённый первым успехом, набрал номер Барри: «Представляешь, у нас контракт с Bonwit Teller!» - Шварц сначала сообразил, что это похоже шанс унести ноги из Бронкса, и только потом поинтересовался: «А что это, Bonwit Teller?»
Сегодня Bonwit Teller вымер, как и другие популярные универмаги 60-х, но во времена профессиональной юности Кельвина это был настоящий гигант. Менеджер Bonwit Teller внезапно нагрянул в шоу-рум Кляйна, окинул взглядом первую коллекцию Calvin Klein Lmt. (шесть пальто и три платья) и предложил встречу с Милдред Кастин, президентом Bonwit. Вообще-то нежданный гость направлялся в бутик этажом выше и просто ошибся кнопкой (это в Европе ошибаются дверью, а в Америке сюжет неожиданной удачи предполагает лифт - вот для чего нужны небоскрёбы). В мире моды встреча с Милдред приравнивалась к аудиенции в Белом доме. Леди из породы дьяволиц, носящих Prada, оценила изящный лаконизм Кляйна и предложила ему революционную идею: продавать простоту по респектабельной цене. Кельвин вышел от неё с контрактом на 50 тысяч долларов. И работа пошла.
В 1970-м Кельвин Кляйн сделал свою первую легендарную вещь Peacot - укороченное женское пальто, тёмное, двубортное, напоминающее мужской пиджак. До сих пор в магазинах пруд пруди его двойников - невыразительных полуплащиков с широким поясом. Peacot задавал тон в верхней одежде все 70-е, с него началось новое десятилетие в моде. Америка и Европа ещё бредили контркультурой хиппи: мини, марихуаной, войной во Вьетнаме, бусами в три ряда и оборками до пят, а Кляйн уже заявлял о своей неприязни к психоделике и эклектике: «Мне никогда не нравились женщины в рюшах и оборочках. Ничего менее сексуального я не знаю». По существу, Кляйн придумал городскую униформу 70-90-х: кожаные юбки, водолазки, трико, аксессуары из кожи крокодила, бельё из плотной ткани, юбки до колен, укороченные брюки с бутсами, жакеты, блейзеры. Всё это чёрного, серого, иногда рубинового цвета и минимум бижутерии. 500 оттенков серого - излюбленная гамма Calvin Klein. Коллекции Кляйна были навеяны Нью-Йорком конца 40-х, элегантной модой его детства. Аккуратные платья мамы и бабушки, форма демобилизованных солдат, моряки в белых шапочках, одежда еврейского гетто, он сам в воскресном костюмчике для танцев - вот источники его вдохновения. Его противостояние сумбурной моде 60-х было столь явным, что пресса сразу же окрестила его Calvin Clean - Кельвин Чистый - и назвала Американским Лораном.
Джинсы для богатых
В 1972 году Кляйну пришла, на первый взгляд, диковатая идея заняться одеждой для спорта. Во-первых, Кляйн был дизайнером пальто, во-вторых, серьёзные модельеры спортивную одежду не делали. Но именно это и заряжало Кляйна: его звериный нюх легко отыскивал ещё никем не помеченные территории. В этот раз он решил делать одежду, отвечающую новому стилю американских феминисток. В начале 70-х пробивные американки устремились в бизнес, политику и оккупировали офисы, но были совсем не готовы потеть в строгих деловых костюмах или перемещаться по городу в юбках-карандашах. Европейские дизайнеры всё ещё скрывали фигуру под одеждой, а Кляйн решил сыграть на женском самолюбии - взять и всё показать, а иначе зачем все эти хлопоты: диеты, фитнес, аэробика? Он предложил простые и очень элегантные формы, уловив стиль Нью-Йорка, где приветствуется свежесть, неброскость, динамичность и сформулировал слоган Calvin Klein: «Современно, чисто, сексуально, просто».
Спортивные модели Кляйна отлично продавались по цене от 500 до 1000 долларов, и к концу 70-х Calvin Klein Lmt. приносила Барри и Кельвину ежегодный доход в 30 миллионов долларов. К тому моменту, когда СК набрала обороты, Кельвин развелся с Джейн, мало подходившей на роль звёздной подруги, и вместо жены стал повсюду появляться с телохранителем. Начинался новый этап, который Кляйн скромно окрестил эрой экспериментов. Когда в 60-е его ровесники отрывались с марихуаной и амфетаминами, он работал как проклятый. Теперь же, хорошо за тридцать, достигнув успеха, он, что называется, мог позволить. Стилем жизни Кляйна стали отрыв плюс респектабельность. Одно без другого его мало интересовало.
«Я имел всех, кого хотел. Я совершил все провокации, которые мог совершить, не подвергаясь аресту», - так он вспоминает 70-е. Он зависал в Studio-54, нью-йоркской дискотеке, где собиралась манхэттенская богема. Каждый вечер Studio была оцеплена канатом, а за ним давились зрители, алчущие видеть небожителей - Энди Уорхола, Бьянку Джаггер и Кельвина Кляйна. Кляйн полностью соответствовал имиджу своей марки: высокий, подтянутый, очень красивый, очень сексуальный, с невероятным драйвом. «Когда Кельвин приходил, ночь удавалась», - говорила Бьянка. Он походил на них всех, экспериментируя с наркотиками и сексом, но в 07.30 они разъезжались спать до полудня, а Кельвин в десять утра был уже в офисе. Как-то посреди угарной ночи в Studio к нему подошёл незнакомый парень: «Слушай, а ты не хотел бы делать джинсы?» «1975 год. Кляйн получил предложение из дорогого нью-йоркского магазина Bloomingdale’s делать джинсы» - так это прозвучит в его биографии, адаптированной к глянцевым источникам.
В 1978-м Кельвин представил первые дизайнерские джинсы, и это была воистину революция. Когда Кляйн обратил внимание на деним, золотые времена джинсов уже миновали, они были пережитком эпохи хиппи. Мешковатые и свободные, они ассоциировались с культурой социальных низов и подростковым протестом. Стоили 20-25 долларов, и небедный человек надевал их исключительно в уик-энд, чтобы подстричь газон. С плебейской сущностью джинсов Кляйн покончил. «Деним - это как белый лист бумаги для художника, - заявил он. - Ты можешь делать с ним всё, что захочешь: изменять цвет, рисовать на нём, придавать разную форму, это гениальный материал». Кляйн сделал джинсы прямыми, облегающими, поменял блёкло-голубой цвет на насыщенно-тёмный и украсил задний карман логотипом Calvin Klein. Последнее было особенно важно: то, что раньше скрывалась от посторонних глаз, теперь выставлялось на всеобщее обозрение. Простецкие штаны из денима превратились в благородную и сексуальную вещь, в кельвинах ты становился раскованным, элегантным, стройным и сексуальным, появился даже глагол «кельвинизировать».
Лицом своей джинсовой компании Кляйн сделал 15-летнюю Брук Шилдс. В рекламе Брук, присев пистолетиком, поднимала вверх длинную ногу и двусмысленно сообщала: «Между мной и моими кельвинами ничего нет». Подразумевалось - нижнего белья. Брук была полностью одета (распахнутая на животе блуза не в счёт), а возраст модели не пишут у неё на груди. В телевизионной версии рекламы не было и намёка на обнажёнку, никаких тебе расстёгнутых пуговиц - Брук листала книгу и говорила: «Чтение -для ума, кельвины - для тела». И тем не менее было ясно, что Кляйн впервые в Америке, да и в Европе тоже, использовал в рекламе с сексуальным подтекстом образ подростка. В общем, попрал традиционную нравственность. Защитники морали дружно прокричали «ужас-ужас-ужас!», было произнесено страшное слово «педофилия». Рекламный ход сработал. Кляйн давно знал: девочки приносят удачу. Второй девочкой после Брук стала его дочь Марси.
«Самое страшное в моей жизни - это когда Марси позвонила и начала кричать в трубку», - говорит Кельвин. Похищение Марси Кляйн - до сих пор одно из самых громких дел киднепинга в Америке. Девочку похитила бывшая няня, выманив под предлогом встречи с отцом. У Кельвина потребовали выкуп 100 тысяч долларов, ФБР снабдило его жучком, а дальше случился «полный Голливуд» - Кляйн в одиночку заявился в квартиру похитителей, выбил к чертям двери, наголову разбил врагов и отнял дочь. Он всегда отличался бесстрашием и физической силой. ФБР упорно не желало верить, что это не рекламный трюк - во всех газетах на первых полосах было дело о похищении Марси, суд над её няней и двумя пособниками.
В первую неделю после похищения 200 000 пар джинсов Calvin Klein смели с прилавков, а в гардеробе миллионов людей «кельвины» стали первой вещью haute couture. Каждый захотел носить на себе лейбл с именем героя, и, слава богу, «приобщиться» стоило не то чтобы очень дорого. Пока высокая мода в Европе задыхалась от собственной привилегированности, Кляйн превратил модную одежду в часть массовой культуры. Те, кто не мог позволить себе платье от Calvin Klein за тысячу долларов, покупали его тёмно-голубые джинсы за пятьдесят. Сделав джинсы одеждой haute couture, Кляйн показал: качество доступно всем. В 80-е европейцы, презрительно ругая самонадеянных янки, начали копировать американскую масскультуру, и теперь с Америкой ассоциировались не только кока-кола, Макдоналдс и Голливуд, но и джинсы в офис, на вечеринку и даже в оперу. Вслед за Кляйном их стали делать Армани, Версаче и Лорен, а границы демократизма и элитарности в одежде окончательно поплыли.
Собственно, это и стало коньком Кляйна - раздвигать границы, умело балансировать на грани дозволенного и недопустимого. Провокативность и респектабельность, шик и минимализм, конформизм и сексуальность - ему нравились эти сочетания, как нравилась идея переодеть богатых в джинсы, а из спортивного костюма сделать одежду для выхода в свет.
Резинка для трусов
Чтобы придать жизни тонус, Кляйну позарез нужны были контрасты. Следующим перевоплощением Кельвина стало его обращение к здоровому образу жизни, охватившему Америку в 80-е. Он пролечился в наркологической клинике и завязал с привычками плейбоя, у которого алкоголь чередуется с валиумом, а ночные оргии - с вызовом неотложки. Перемену ознаменовала женитьба Кляйна на Келли Ректор, его ассистентке. Свои коллекции он начал адресовать ей. Одевать Келли для Кляйна означало одевать современную американскую женщину, красивую, спортивную и независимую. Вслед за ней Кляйн полюбил грамотную кулинарию, пробежки, раздельное питание и едва не полюбил верховую езду, но, упав с лошади, провёл несколько дней в реанимации и завязал. Кляйн, всегда маниакально пересматривавший сотни оттенков одного цвета, считал кожу Келли эталоном. Тот цвет, который подходит ей, - верх совершенства, и дальше ничего искать не надо. Келли он посвятил духи Eternity («Вечность»), романтичные, цветочные и очень чистые. Те, кто помнил Кельвина по Studio-54, только диву давались: надо же, кто бы говорил о вечных ценностях! Но Кляйн знал, что делает, - с духами двинулся завоёвывать Францию, затратив на рекламу пять с половиной миллионов долларов: «Духи напоминают историю нашей любви. Жизнь проходит, а вечные ценности остаются».
По слухам, именно Келли подсказала Кляйну идею нового белья для женщин и предположила, что трусики можно носить не только на талии, но и на бёдрах. Добавить стиля трусам и шортам? Кельвину это понравилось, и в 1983-м он сделал бельё в стиле унисекс, шик-и-шок, облегающее, плотное, простое, идеально подходящее динамичной американке. За основу он взял аналогичный предмет мужского туалета от Jockey и бандаж, который впоследствии послужил моделью для изготовления купальника Calvin Klein. Но главное было впереди: Кельвина осенило, что никто и никогда не рассматривал мужское бельё как объект для экспериментов. Ничего более консервативного, чем мужские кальсоны, невозможно было себе представить. Они просто нуждались в кельвинизации!
Кляйн пустился в разработку золотой жилы под названием «Calvin Klein для мужчин» и первым в истории моды создал дизайнерское бельё для сильного пола. Мужские трусы CK облегали, подтягивали и выигрышно подчёркивали даже самые невыразительные мужские достоинства, поверху шла корсетная резинка с надписью Calvin Klein. У наиболее раскованных она вылезала наружу, трусы могли быть самых разных цветов - от чёрного до сиреневого. Кляйн умело давил на мужские слабости, они же вечные ценности: желание быть мачо и стремление продемонстрировать статус. Кто ты такой - никому не известно, с этим надо ещё разбираться, а в фирменных боксерах Calvin Klein, спору нет, ты крут. За тебя всё обозначили: и стиль, и отрывную сексуальность, и мужественность. Ничего этого не знала девушка из фильма «Назад в будущее», наивная глупышка из 50-х. Впрочем, не знала она и другого: когда страсти по CK улеглись, истинные мачо отказались от новомодных трусов по причине вреда для потенции и мудро вернулись к просторным «семейникам». Но ведь и сам Кляйн ни на чём не зацикливался: на закате карьеры признался, что всегда имел два гардероба разных размеров. Когда требовалось мобилизоваться - утягивал всё, что можно утянуть, когда обстоятельства позволяли расслабиться - влезал в вещи попросторнее. Живое воплощение усталости от американской идеи «успешный парень всегда в форме».
Двинувшись на пустовавшую территорию, именуемую «дизайн мужского белья», Кляйн не поскупился на рекламу. Он всегда работал с самыми блистательными фотографами, а реклама была самой что ни на есть провокативной. Но даже на этом фоне постеры мужского белья CK поражали: впервые мужчина впервые был представлен как сексуальный объект - в центре Нью-Йорка он демонстрировал своё тело, трусы и шрам от аппендицита. Кельвин никогда не проводил маркетингивых исследований рынка, опираясь только на чутьё, и оно опять не подвело: в первый год Calvin Klein Inc. продала белья на 20 миллионов долларов.
В принципе, на этом можно было бы успокоиться и зажить, как Барри, который давно поселился в графстве Уэстчестер, красовался на раутах в чёрных костюмах, увлекался породистыми лошадьми и коллекционировал марки. Но это было не в характере Кельвина - у него, как у кошки, было девять жизней и выглядел он как юноша. Поэтому, когда в начале 90-х джинсовые продажи начали заваливаться, Кельвин решил, что наступила пора нового рывка.
Героиновый шик
Время с 1991 по 2003 год, когда Кляйн продал свою компанию и отстранился отдел, он называет годами терапии. «Двенадцать лет терапии», - так он сформулировал причину своего ухода из фэшн-бизнеса.
Чтобы оживить Calvin Klein Inc., в начале 90-х пережившую серьёзный спад, требовалось придумать что-нибудь столь же революционное и долгоиграющее, как джинсы или белье CK. Но у Кляйна, которому к тому времени перевалило за пятьдесят, что-то не вытанцовывалось, и он сделал ставку на продажу парфюмов. Нужны были не новые вещи, а новые идеи, подходы. И он придумал героиновый шик.
В 1992-м модный дом CK подписал контракт с малоизвестной британской моделью Кейт Мосс. Кейт была ужасно тощая, рост 168 см, психика неуравновешенная, вид измождённый. Тем не менее Кляйн предложил ей 4 миллиона долларов за съёмки в рекламе нижнего белья и парфюмов One и Obsession. Кляйн понимал, что придётся завоёвывать новое поколение, для которого его «кельвины» - бабушкин лепет. Нужен был взрыв мозга, новый символ молодёжной контркультуры.
Съемки Кейт Мосс поражали образом сироты-беспризорницы: с постеров смотрела почти девочка с острыми локтями, голодными скулами и тёмными кругами вокруг глаз. Сама угрюмая юность во плоти, жёсткая и проблемная. Кейт рекламировала аромат для мужчин Obsession («Одержимость») полностью обнажённой, лежа ничком на кожаном диване или хмуро глядя в объектив. Реклама Obsession знаменовала полный отход Кляйна от всех стандартов моды и красоты: он задействовал совсем иные аттракторы - оголённую чувственность, намёки на анорексию и наркотики. Поначалу Кляйн вообще хотел назвать духи «Оргазм», но его вовремя остановили.
С контракта с Calvin Klein началась не только головокружительная карьера Кейт Мосс (второе место в списке самых высокооплачиваемых моделей мира), но и взлёт СК Inc., которая начала ассоциироваться уже не с устаревшими джинсами, а с первым в мире унисекс-ароматом One (одинаковым для мужчин и для женщин) и духами Obsession. Кельвин в который раз выстрелил снайперски точно - всем до смерти надоели глянцевые личики, уляпанные косметикой до полной неразличимости, как будто из года в год листаешь один и тот же журнал. А Кейт, если и была на кого похожа, так это на наркоманку, которой всё фиолетово, но уж никак не на отретушированную модель.
В 90-е реклама Calvin Klein не раз взрывала Америку: водители отказывались возить людей в автобусах с изображениями изнемогающих от сексуальных желаний подростков, пенсионеры требовали понятно объяснить, почему то, что раньше показывали в фильмах для взрослых, теперь мозолит глаза на каждом углу. Церковь судилась с Кляйном за неподобающее использование «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, а президент Клинтон тоже не вытерпел и высказался: «Чтобы продавать духи, они рекламируют наркоманию. Возможно, я старомоден, но я был шокирован, когда увидел этих голых подростков». В 95-м Кляйну пришлось приостановить очередную кампанию, выкупить полосу в «Нью-Йорк тайме» и публично извиниться. Но при этом он не забыл напомнить возмущённым обывателям о своей истинной роли: «Я? Я - это воплощение американской мечты». Какова ваша мечта, таков и я - читалось между строк. Не автор, нет. Всего лишь господин оформитель. Упаковщик грёз. Мечтает вся Америка, Кляйн лишь отливает формы для её тайных и явных желаний.
Так оно и было. Благодаря Кляйну Америка стала одним из центров мировой моды. Чем больше его рекламу запрещали к демонстрации, тем лучше продавались коллекции и ароматы. Он открывал магазины по всему миру и всегда лично приезжал на открытие. Продвигая бренд, он продвигал массовую американскую культуру в Европу, Азию и Японию. На его счету - бесчисленное количество самых высоких фэшн-наград, включая шесть наград Council of Fashion Designers of America, три Coty Awards и Presidents Awards от Art Directors Club США. Национальное достояние, иначе не скажешь, даже спорить не о чем.
Но главным своим достижением сам Кляйн считает вовсе не многостраничный список профессиональных заслуг. Главное - это умение жить здесь и сейчас. «Я человек настоящего, - говорит Кельвин. - И я был им все 50 лет своей карьеры. Разве это не самое трудное»?
(с) Татьяна Скрябина