В январе 2014 года на физическом факультете МГУ состоялась странная конференция. В небольшой аудитории собрались физики, священнослужители и пожилые женщины. Было и несколько молодых людей.
Конференция началась с молитвы. «Давайте споем “Царю Небесный”», — предложил сопредседатель собрания протоиерей Кирилл Копейкин, кандидат физико-математических наук и кандидат богословия (присуждается РПЦ). Зал встал и исполнил "молитву Святому Духу.
Далее с докладом «Божественные параллели аэронавтики» выступил профессор Российской академии образования Борис Родионов, до 2011 года преподаватель МИФИ. Следом кандидат физико-математических наук, доцент МИФИ и завсектором Института атомной энергии им. Курчатова Андрей Волков, рассказал об «Измерении длинноволнового спектра электромагнитного излучения при схождении Благодатного огня в иерусалимском Храме Гроба Господня». А старший научный сотрудник физфака МГУ Александр Белинский, куратор конференции, прочитал доклад «Мир сей во зле лежит».
Конференция «Христианство и наука», организованная в рамках ежегодных международных Рождественских встреч, проходила на физфаке МГУ уже в 16-й раз. До сих пор ее организаторы — РПЦ и ректорат МГУ — не привлекали к ней непосвященных. Далекие от религии преподаватели факультета ничего не знали о ней. «Если бы знал, обязательно поднял бы шум», — возмущался академик РАН, профессор физфака Валерий Рубаков.
То, что говорилось на конференции, многие физики иначе как антинаучным бредом не называли. В частности, Андрей Волков утверждал, что в момент схождения Благодатного огня был зафиксирован резкий всплеск электромагнитного излучения, мощность которого соизмерима с мощностью небольшого электросварочного аппарата. «В качестве предварительной гипотезы укажем, что во время проведения измерений был отмечен хорошо различимый звуковой резонанс при исполнении песнопений и хоровых молитв, особенно сильный при исполнении песнопений христианами арабского происхождения», — объясняется в статье «Чудо Благодатного огня», опубликованной в апрельском номере «Науки и Религии» за 2012 год. Волков утверждает, что исследование подтвердило божественную природу Благодатного огня, хотя по этому щепетильному вопросу у христиан нет согласия. Греческая православная церковь считает его снисхождение не более чем символическим обрядом. Не признают чуда и католики.
Подобных примеров альянса естественной науки — не только физики и математики, но также химии и биологии — и православия в российской высшей школе становится все больше. В 2008 году «Вестник МГТУ» (Мурманского государственного технического университета), рекомендованный ВАК для публикации основных результатов диссертаций на соискание ученой степени кандидата и доктора наук, напечатал работу о православном взгляде на биологическое разнообразие видов. В ней говорилось, что классификация организмов на основе их эволюционного родства неточна, так как не отражает последствий грехопадения. А потому должна появиться новая система, которая учитывала бы степень близости живых существ к «первозданным предкам»: растения — ближе, хищники и паразиты — дальше, так как появились в результате грехопадения. Автор статьи — член-корреспондент РАН и директор Полярно-альпийского ботанического сада-института (ПАБСИ) Кольского научного центра РАН Владимир Жиров. Он считает, что и охранять природу надо «по-православному»: оберегать надо лишь полезные, красивые или дружественные человеку виды, заботиться же о хищниках и паразитах ни к чему. «Работу с подобными фантастическими утверждениями не взял бы ни один биологический научный журнал, — уверен биолог-эволюционист Александр Марков, автор книг “Рождение сложности” и “Эволюция человека”. — Поэтому Жиров и публикует его в философском вестнике Мурманского государственного технического университета».
Жиров — креационист, то есть сторонник мировоззренческой концепции, согласно которой жизнь на Земле появилась в результате акта творения. И его статья по сути — богословская, так как в ней биоразнообразие трактуется с позиций православного вероучения, хотя она и была опубликована в светском научном журнале. Более того, директор института РАН пытался вести в академическом учреждении семинары креационистов. По его мысли, ботанические сады должны играть особую роль в «духовном просвещении современного язычества», так как они связаны с изучением «относительно приближенных к первозданной гармонии природных объектов» (растений). Автор предлагал создавать «миссионерско-просветительские комплексы, объединяющие монастыри с ботаническими садами», поскольку только «христианская логика, четко разграничивающая человека, созданные им организмы и создания Творца, способна расставить все по своим местам в преддверии наступающего хаоса».
Сотрудники лаборатории флоры и растительности ПАБСИ открыто высказали несогласие со взглядами своего директора и опубликовали критический анализ его статьи. «А в РАН и Русском ботаническом обществе Жирова одернули, мол, негоже под видом науки насаждать религиозные взгляды», — вспоминает Марков. На физфаке МГУ открыто против христианской конференции почти никто не выступил. «Люди боятся потерять свои места, вот и возмущаются между собой», — утверждает аспирант факультета Владислав Ваховский. Он единственный вышел с пикетом против «православного мракобесия в МГУ». Подобные конференции, уверен аспирант, дискредитируют физфак в глазах коллег и повышают статус православия в глазах людей, далеких от науки: «Мол, смотрите, если физики изучают Бога, значит, он есть».
Случай Жирова или физфака МГУ можно было бы считать случайностью. Но противники религиозного образования в светских вузах усматривают в них закономерный итог появления РПЦ в высшей школе. Еще в 2007 году на XI Всемирном русском народном соборе было предложено внести специальность «теология» в перечень научных специальностей ВАК. До того светские вузы могли лишь проводить обучение студентов по специальности «теология» — программа была утверждена Минобрнауки в 2000 году. РПЦ же хотела, чтобы по теологии государство присваивало светские научные степени докторов и кандидатов богословских наук. «На Западе Teology всегда представляла собой самостоятельную научную специальность», — говорит проректор по научной работе Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета священник Константин Польсков. Но на Западе нет системы государственной аттестации и научные степени присваивают конкретные вузы.
В том же 2007 году десять видных академиков РАН направили Путину письмо, в котором выражали обеспокоенность «всевозрастающей клерикализацией российского общества, активным проникновением церкви во все сферы общественной жизни», попытками «подвергнуть сомнению научное знание, вытравить из образования “материалистическое видение мира”, подменить знания, накопленные наукой, верой». Годом позже Путин получил еще одно письмо — от 225 докторов и кандидатов наук, которые выступали за введение докторских степеней по богословию и за преподавание основ православия в школе. Авторы при этом жаловались на «все более частое проявление рецидивов воинствующего атеизма в деятельности отдельных чиновников, прежде всего — Минобрнауки». «Клерикализация системы образования в России — это вульгарно-атеистический миф, идеологический жупел, эксплуатируемый воинствующими атеистами и ненавистниками России», — утверждали эти люди. Наконец, в 2012 году написал письмо уже 91 академик и член-корреспондент РАН. Поводом послужило открытие кафедры теологии в МИФИ — ведущем государственном научно-техническом вузе, который готовит инженеров-ядерщиков. «Открытие кафедры теологии воспринимается учеными и преподавателями вузов как знаковое событие, отражающее общую тенденцию нарастающей клерикализации общества, — говорится в тексте обращения. — Россия — светское государство. Существенно, что в нашей стране представлены все основные мировые религии, а также все основные конфессии христианства. Появление в государственном вузе кафедры теологии под руководством православного священника находится в прямом противоречии с Конституцией России (ст. 14) и со здравым смыслом». Ответного письма других ученых пока не последовало, но в руководстве МИФИ говорят, что ничего экстраординарного не произошло. На кафедре читаются три курса — факультативно, то есть они никому не навязываются.
Как бы то ни было, высшая школа вслед за средним образованием стала полем ожесточенных споров между сторонниками и противниками религиозного, в первую очередь православного обучения. Тенденция налицо: сейчас кафедры богословия, в основном от РПЦ, есть в 50 вузах (39 — государственные, остальные — частные). И очевидно, что их число будет расти. При этом богословов-священников для церкви готовят в духовных академиях, православных вузах, первые среди которых — Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет и Свято-Филаретовский православно-христианский институт. На богословских же кафедрах в светских вузах по специальности «теолог» готовят не священников, а светских преподавателей и исследователей. По крайней мере, так указано в госстандарте. При этом богословские кафедры в вузах, не готовящих теологов, читают лишь курсы по выбору в качестве общеобразовательных дисциплин. Однако и это многие ученые воспринимают как посягательство РПЦ на светские институты и научный дух в целом.
Споры ученых между собой и с РПЦ ведутся словно в разных плоскостях. Сторонники «православного просвещения» утверждают, что религиозное и научное мировоззрение друг другу не противоречат, а дополняют друг друга. Противники опасаются, что дело не столько в конфликте мировоззрений, сколько в создании церковью новой государственной идеологии и навязывании догматических шор. При этом каждая сторона рисует несколько шаржированный образ врага — воинствующих атеистов или православных мракобесов. И те, и другие апеллируют к опыту западных стран: богословие там преподается во многих ведущих университетах. Кафедры и факультеты теологии есть в Сорбонне, Кембридже, Стэнфорде, Оксфорде, Гейдельберге. Они готовят богословов, хотя спрос на эту специальность в постхристианской Европе неуклонно падает. Но выпускники этих факультетов и вузов не замечены в стремлении доказать физикам с помощью их же науки божественную природу Благодатного огня или воздухоплавания.
Верующий ученый: кто он?
Сторонники преподавания в России богословия в светских институтах и университетах говорят о необходимости «примирить» религию и науку. Они часто ссылаются на то, что некоторые великие ученые-естественники — физики, химики, биологи — были верующими. И религия не мешала им заниматься наукой, подразумевающей сомнение и поиск перепроверяемой истины.
По опросам членов Американской ассоциации содействия развитию науки и Академии наук Великобритании, другим исследованиям, атеистов и агностиков среди ученых значительно больше, чем среди основной части населения. Питер Аткинс, Стивен Хокинг, Владимир Гинзбург и Ричард Докинз объясняли это тем, что непредвзятый научный подход не оставляет места для веры в сверхъестественное или, по крайней мере, заставляет усомниться в правдоподобности религиозных представлений. В 1998 году профессор юридических наук и истории Эдвард Ларсон из Университета Джорджии опросил всех 517 ученых Американской академии наук и выяснил, что две трети из них не верят в Бога. При этом неверующих в Бога и жизнь после смерти среди биологов 65,2% и 69% соответственно, тогда как среди физиков — 79% и 76,3%. Оставалась еще примерно треть опрошенных: среди них большую часть составляли агностики, верующие были в явном меньшинстве. Больше всего верующих оказалось среди математиков (14,3% верили в Бога, 15% — в бессмертие души), меньше всего — среди биологов (5,5% и 7,1%) и астрономов (7,5% и 7,5%).
«Все было бы просто, если бы не было сильных верующих ученых», — говорит биолог Марков. Действительно, Галилей, Ньютон, Дарвин, Эйнштейн, Планк, Циолковский, Бор верили в Бога или, по крайней мере, считали себя людьми религиозными. Верующим, говорят, был выдающийся русский физиолог Иван Павлов — правда, в церковь он, сын священника, стал ходить, когда к власти пришли большевики. Однако вера великих ученых отличается от расхожего представления о религиозной вере. «Моя религия состоит в чувстве скромного восхищения перед безграничной разумностью, проявляющей себя в мельчайших деталях той картины мира, которую мы способны лишь частично охватить и познать нашим умом, — писал Эйнштейн. — Эта глубокая эмоциональная уверенность в высшей логической стройности устройства вселенной и есть моя идея Бога». Макс Планк говорил: «Религия и естествознание нуждаются в вере в Бога. При этом для религии Бог стоит в начале всякого размышления, а для естествознания — в конце. Для одних он означает фундамент, а для других — вершину построения любых мировоззренческих принципов». Иными словами, такая вера в Бога или, скорее, в Единый Замысел начиналась там, где заканчивались воображение и познавательные возможности разума. Религия не служила источником мифов и ритуалов, не была идеологическим скелетом, на который наращивались научные теории. И совершенно точно была далека от церковных догматов. Академик Сахаров сформулировал это так: «Я не знаю в глубине души, какова моя позиция на самом деле, я не верю ни в какие догматы, мне не нравятся официальные церкви. В то же самое время я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысленного начала, без источника духовной “теплоты”, лежащего вне материи и ее законов. Вероятно, такое чувство можно назвать религиозным».
Иное представление о вере у ученых-естественников, которые, войдя в лоно РПЦ, пытаются объединить научный метод познания и религиозные догмы. Тогда появляются работы вроде труда инженера-электрофизика Ангелины Малаховской. Она исследовала влияние православной молитвы и крестного знамения на физические и бактериологические свойства воды и пришла к сенсационному выводу: «При православном сложении пальцев правой руки мирянином происходит как бы концентрация внутренних собственных потоков энергий, наподобие биолазера, что приводит к изменению оптических свойств освящаемой крестным знамением воды (в 1,5 раза). Сложение пальцев священнослужителя дает большую концентрацию энергии, и происходит большее изменение оптической плотности в короткой ультрафиолетовой области спектра — в 2,5 раза». Кроме того, она обнаружила: «Если прочесть над сосудом молитву “Отче наш” и осенить воду крестным знамением, то количество вредных бактерий уменьшается более чем в сто раз». Комиссия РАН по борьбе с лженаукой сочла эти утверждения «погружением в пучину средневековой дикости» и «оболваниванием населения». Между тем работа Малаховской была благословлена архиепископом Екатеринбургским и Верхотурским Викентием, а материалы представлены в 2003 году на первой конференции «Православные ученые — России».
Спрос на то, что можно назвать бытовой религиозностью, в России растет. Последнее исследование World Values Survey подтвердило, что в России, как и остальных посткоммунистических странах, происходит резкий всплеск религиозности, что напрямую связано с крушением коммунистической идеологии, выполнявшей функцию религии. Ученые давно выявили и другую зависимость: чем более развита страна, чем богаче ее граждане, тем менее они религиозны — и наоборот. Объясняется это просто: человек с низкими доходами не уверен в своих силах и завтрашнем дне, а потому склонен искать поддержку и объяснение происходящего в сфере иррационального. В рейтинг Gallup самых религиозных стран мира (индекс религиозности 98—99%) вошли десять азиатских и африканских государств с ВВП на душу населения менее $5000, в том числе Бурунди, Мавритания, Сомали, Индонезия. На другом полюсе — шесть стран с ВВП на душу населения более $25 тысяч и как исключение — в силу своего исторического наследия — четыре страны бывшего соцлагеря, в том числе Россия (37%). «Сейчас Россия возвращается к состоянию религиозности, в котором она должна находиться, учитывая уровень доходов населения», — говорит Александр Марков.
Религия или идеология?
В Свято-Тихоновском университете утверждают, что православие и богословие не мешают научному познанию. «Бывает, что вследствие чрезмерного рвения человек, недавно обретший православную веру, увлекается некорректно поставленными вопросами, но это скорее следствие дефицита богословских знаний, а не приобщения к ним», — говорит завсектором научно-методического обеспечения религиозного образования университета Мария Таланкина. По ее мнению, в своих аргументах оппоненты воюют не с православным богословием, а с искаженным представлением о нем, воспринятым из атеистической пропаганды. Однако извне понять религиозное мироощущение, лежащее в основе богословия, крайне сложно. Поэтому для светского ученого оно зачастую не более, чем набор неподдающихся проверке утверждений, так как неизвестен сам предмет описания.
В Свято-Тихоновском университете тем не менее считают, что почвы для конфликта с научным сообществом у теологов нет. При этом светскость порой, говорит Таланкина, «интерпретируется как непроницаемый щит между обществом и традиционными религиями, в частности в интеллектуальной сфере», хотя принцип светскости Российского государства законодателем не истолкован и для жестко атеистического толкования его нет оснований. На опасения, что из православия делают аналог партийной идеологии, Мария Таланкина возражает: «Христианская теология принципиально противостоит идеологическим схемам. Она не дает простых ответов на вопросы и не абсолютизирует ни рассудочные, ни поведенческие схемы». Проблема, по ее мнению, решается как раз в знакомстве с православным богословием напрямую, из рук самих богословов.
Но если посмотреть на проблему с другой стороны? Что, если причина кроется не в ученых и их восприятии православия, а в особенностях православной церкви? Ведь подобного конфликта нет сейчас, скажем, в католицизме или протестантизме — даже в России. Историк Ирина Карацуба отмечает, что западные университеты, на которые ссылаются сторонники открытия богословских кафедр в светских вузах, действительно выросли из богословских школ XI—XIII веков: «Но они прошли через эпоху схоластики, богословских споров, библеистики. Мы же все это начисто миновали».
В России первые церковные школы появились к концу XVII века. И богословие всегда развивалось у нас строго в духовных учебных заведениях, то есть варилось само в себе и с миром светской науки пересекалось мало. Московский же университет был создан по образу и подобию петровского Академического университета Санкт-Петербургской академии наук. Там тоже не было богословского факультета, так как Петр I считал, что светское и духовное образование не могут идти рука об руку. «Потому что понимал, что попы и религия — главные препятствия на пути развития светской культуры, — говорит Карацуба. — Петр был человеком религиозным, но понимал, что церковь в ее тогдашнем виде не поможет преодолеть отсталость и регрессивные черты русской культуры». Ломоносов и Шувалов следовали заветам Петра. Открыть в Московском университете богословский факультет подумывала Екатерина II, но, испугавшись усиления православной церкви, от этой идеи отказалась. Впрочем, межфакультетская кафедра богословия в университете была с самого его основания, утверждает заведующая Научным центром истории богословия и богословского образования в Свято-Тихоновском университете, доктор исторических наук Надежда Сухова. Поэтому нынешнее открытие таких кафедр — возврат к утерянной традиции, резюмируют в РПЦ. «Кафедры не готовили священников и богословов, а учили Закону Божьему, который был обязательным в светской средней и высшей школе до 1917 года. И был он обязателен потому, что Россия была православной империей, царь — верховным главой РПЦ, а сама церковь — государственной», — возражает Карацуба. В XIX веке факультеты богословия и правда существовали в Дерптском, Виленском и Варшавском университетах, но готовили там исключительно лютеранских и католических священников. Православных священников готовили в религиозных учебных заведениях — духовных академиях. В XX веке система подготовки священников была разрушена. «Кто сейчас на этих кафедрах богословия будет преподавать, если у нас зоологический антисемит и тошнотворный государственник Андрей Кураев считается миссионером и проповедником?» — возмущается Карацуба.
Причины конфликта могут лежать и в другой плоскости. Аспирант физфака МГУ Владислав Верховский уверен, что РПЦ стремится занять место КПСС и стать монопольным идеологическим институтом. Основания для таких опасений есть: хотя на словах в России провозглашается конфессиональное равенство, подавляющее большинство инициатив преподавания религии в высшей школе касается православия.
Причем за деньги налогоплательщиков — из бюджета Минобразования. Ирина Карацуба считает, что такую задачу — создать очередное правильное учение — преследует не церковь, а государство. Для РПЦ же это попытка встроиться в государственную систему образования. Ну и получить деньги — на подготовку преподавателей, издание учебников (в 2014 году в рамках федеральной целевой программы «Укрепление единства российской нации и культурное развитие народов России» РПЦ выделят из федерального бюджета 1,16 млрд рублей).
«Сама церковь находится в глубоком кризисе, отсюда ее стремление встроиться в гос-вертикаль», — уверена Карацуба. Храмов понастроили, а прихожан все меньше. «Да и качество прихожан так себе: они будут отстаивать очереди за святой водой и мощами, но потом пойдут целовать деревья и развешивать ленточки. По научному это называется двоеверие», — говорит она.
Интересы государства и РПЦ в этом совпадают, уверена Карацуба: «Их попытки дружить прекрасно объединяются в виде православного чекистки-самодержавного дискурса». Иерархов церкви это устраивает: единоначалие в православной традиции ставится во главу угла. «Оттого все высказывания высших иерархов церкви об истории — это сплошной культ государства, в котором нет человека», — замечает историк.
Усугубляется конфликт тем, что появление РПЦ в высшей школе происходит на фоне деградации, дегуманизации и депрофессионализации научного сообщества и репрессивной финансовой политики государства в отношении высшего образования. Скажем, в МИФИ в 2012 году открыли кафедру богословия, пригласили выступить патриарха Кирилла и присвоили ему звание почетного профессора. Это была инициатива нового ректора МИФИ Михаила Стриханова, уверяет проректор по научной работе Свято-Тихоновского университета священник Константин Польсков. Подозрения, что за этим стоит РПЦ, он опровергает: «На ученом совете, где я был, ректор прямо сказал, что современный физик, ученый, чтобы быть свободным, должен иметь многогранную картину мира, в том числе и представленную с иных позиций». Сейчас на кафедре читают три курса — по выбору: «История искусства», «Язык как феномен культуры», «История христианской мысли». Последний курс читает завкафедрой митрополит Волоколамский Иларион, отвечающий в Московской патриархии за внешние связи. Студенты МИФИ говорят, что выбирать курсы и ходить туда их не заставляют: на них добровольно записались многие (только на «Историю искусства» — около 50 человек). Кому-то курсы нравятся, кому-то нет, но никто не пытается подрывать их естественно-научные убеждения.
Таланкина из Свято-Тихоновского университета говорит, что кафедры богословия в светских вузах открываются по инициативе самих вузов: «Обычно преподаватели, ректоры обращаются к нам за помощью с учебными планами, стажировкой для преподавателей». Утверждения, что это «РПЦ целенаправленно внедряется в высшую школу», она отвергает: церковь вообще начала как-то поддерживать открытие кафедр богословия только в 2012 году. Запрос с мест, по ее словам, продиктован интересом к богословскому наследию России и общим мировоззренческим кризисом гуманитарной науки, поскольку постмодернизм вымыл из гуманитарного знания ценностные ориентиры. А теология содержит «осмысленную апологию идеальной потребности человека, без которой невозможна, по большому счету, и наука».
Но только «запросом на смысл» распространение «православного просвещения» не объясняется. Антон Буслов, бывший сотрудник Института астрофизики МИФИ, который уволился в 2013 году в знак протеста против открытия богословской кафедры, считает, что главный мотив у вузовских чиновников — карьерный. «Стриханов был замминистра образования и сохранил карьерные амбиции федерального уровня, — расссуждает он. — Чтобы заработать себе очки в аппаратной игре, он подыграл РПЦ, в которой видит сильного союзника». Само открытие кафедры, по словам Буслова, сопровождалось показухой: к приезду патриарха Кирилла спешно открыли домовой храм и на месте неофициального символа МИФИ — статуи путника с посохом — установили поклонный крест. Одновременно стали смещаться приоритеты. «У меня в корпусе, где стояли серверы системы управления космическим аппаратом, сломалась вентиляция. Я написал заявку в инженерную службу, — вспоминает Буслов. — Жду, никого нет. Звоню инженерам, а мне отвечают: все заняты, устанавливают крест. Подождите несколько дней». Едва ли подобные скандалы нужны РПЦ, рассуждает он: «Эти решения продавлены ректоратом вуза».
То, что инициатива с мест часто диктуется желанием выслужиться, согласна и Ирина Карацуба. Она обращает внимание и на другое. Если согласиться, что православная вера не мешает научной деятельности, то работы, в которых научным языком обосновывается подлинность чудес, свидетельствуют о подмене веры идеологией. Не нужно сбрасывать со счетов и привычку подлаживаться под доминирующие в обществе, а главное — в руководстве страны настроения. Кандидат биологических наук Алексей Оскольский говорит, что, «прежде чем обличать креациониста Жирова как мракобеса и клерикала или же превозносить его как борца за веру и убеждения, надо помнить, что он — просто халтурщик». И поскольку РПЦ объявлено руководством страны ответственной за «духовные скрепы» России, то, похоже, халтурщиков, работающих на стыке науки и православия, будет все больше. Но есть и хорошая новость: научные знания помогают их опознать.
(с) Владимир Рувинский