Я завязал с наркотиками и выпивкой по самой распространенной причине: жена пригрозила разводом. Но иногда мне кажется, что развод был хорошей идеей.
Я НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ ЕГО ДНЕМ. Он появлялся после заката, как персонаж старых фильмов “нуар”: лицо спрятано за дымом сигарет, движения лаконичны, намерения ясны. Вся его фигура выражала один вопрос: сколько баров мы сегодня обойдем?
С тех пор прошло уже 10 лет, и теперь у меня все по-другому. День заполнен работой и заботами о двух сыновьях, вечер проходит в компании лучшей из женщин — моей жены, конечно. Когда лучи заходящего солнца проникают сквозь большое окно на кухне, мы садимся ужинать. Я накалываю на вилку равиолину и отправляю ее в рот. Соус просто отличный.
И тут, откуда ни возьмись, появляется тот темный призрак: бывший я.
- Это твой третий бокал вина? — то ли спрашивает, то ли обвиняет он.
- Второй, — поправляю я.
Хотя, если честно, это второй с половиной. (Он преувеличивает, я отрицаю очевидное — как в те времена, когда я бухал.)
- А, маленькие хитрости. Прям как в те времена, когда ты бухал.
Он звонко бросает нож на край тарелки, я перехожу на минералку.
Но темная тень никуда не уходит, и вечер теряет очарование. В голову лезут воспоминания.
ВОТ ВАНЯ В ЗАДУМЧИВОСТИ ПРОХОДИТ ПАРУ шагов вперед, руки в карманах куртки, а я стою под пронизывающим январским ветром. На перекрестке он машет рукой, тормозя такси, и мы едем в его съемную квартирку.
Я нажимаю кнопку на мобильнике: половина второго. Ночи, конечно. Последние пять часов я был вне зоны действия сети, наполняя голову неразбавленным виски в приветливой распивочной. Жене я сказал, что буду дома до полуночи.
Ваня роется в кармане, достает что-то, прикрывая рукой. Огонек, быстрая затяжка. Он передает мне стеклянную трубочку. Я проделываю все, пока мы проезжаем темную подворотню. Кислый дым обволакивает глотку. И откуда ни возьмись появляется бодрость...
Когда его подруга ушла к инвестбанкиру, Ваня пустился во все тяжкие. А я и рад был сопровождать его, каждый раз оставляя свою относительно новую жену в компании вчерашних макарон и кота породы британец. У меня было оправдание: я томился на офисной работе. В конце типового нудного дня в моем уголке конторы появлялся Ваня и спрашивал, не хочу ли я пропустить по кружечке пива. Я хотел, конечно.
За пивом следовали пять (ок, семь) порций виски. Домой я заваливался после двух ночи и с ухмылкой воспринимал ссылку на диван в гостиной. Следующим утром, страдая от кошмарного похмелья, я вымаливал прощение у жены: “Это никогда больше не повторится. Обещаю”. Но как только звонил Ваня (“Чувак, все осточертело, давай пропустим по паре “Маргарит”) — я всегда отвечал согласием.
...В ПОДЪЕЗДЕ ПАХНЕТ СТАРУШКАМИ и вчерашним борщом. Мы поднимаемся в отчаянно гремящем лифте на шестой этаж. Садимся, как обычно, на кухне. Он достает зеркальце и кредитку, разделяет порошок на полоски, втягивает их ноздрями, прерывая разговор долгими паузами. Его зрачки расширяются. Потом наступает моя очередь, потом снова его. А часовая стрелка миновала 2, потом 3, потом 4...
Я тихонько открываю входную дверь и пробираюсь на кухню, но тут же роняю ключи. Как в замедленном полусне, я смотрю, как связка, кувыркаясь, летит на пол. Красные цифры на плите показывают 5:20. И тут я чувствую железную хватку на плече. Ее речь монотонна, как глас Божий из Ветхого Завета. Ее голос полон гнева и жажды мести.
- Ну и что ты можешь сказать?
Лучшая защита — это нападение.
Я оттолкнул ее руку и повернулся. Бежевый махровый халат, заплаканное лицо.
- Дорогая, — сказал я твердо, — зачем ты усложняешь?
- Усложняю? Да я морги обзванивала, думала, с тобой что-то случилось!
Она взмахивала руками на каждом слове. А вдруг частичка обаяния, каковое демонстрирует Ваня, поможет и мне? Я выдавил из себя улыбку и попытался обнять жену: “Милая...”
Она ударила меня коленом в живот. Из глаз посыпались искры. Я оттолкнул ее. Она сгруппировалась и ударила меня в живот с другой ноги. Еще одна вспышка боли. Она развернулась и ушла в спальню.
Три часа спустя, когда она приняла душ и ушла на работу, я оставил насквозь лживое сообщение на автоответчике босса и вернулся в забытье. Потом очнулся от того, что раскалывалась голова. Пара таблеток аспирина и стакан воды помогли мне заснуть опять. Меня разбудил звук поворачивающегося в замке ключа.
ОНА ВОШЛА В СПАЛЬНЮ И СЕЛА РЯДОМ.
Спина прямая, губы поджаты.
- Ну все, — сказал я. — Никаких больше вечеринок с Ваней.
Она смотрела на меня не отвечая.
- Да я сам этого хочу, — продолжил я. — Сколько можно маяться этими похмельями?
- Ты прогулял работу, — сказала она. — Ты просто неудачник.
Я вымучил какое-то подобие улыбки, представив, как она пишет пальцем букву “Н” у меня на лбу. Но она так не сделала. Она просто смотрела на меня.
- Не называй меня неудачником.
- Но ты и есть неудачник.
Чертов лузер.
Эти два слога ужалили огнем.
- Ну ладно, — выдавил я, хорошенько осмыслив ситуацию. — Я завязываю.
ТЕПЕРЬ, КОГДА Я ВСПОМИНАЮ ЭТОТ РАЗГОВОР, становится очевидно, что он изменил траекторию моей жизни. Эти перемены вернули меня к реальности — и дали в конце концов жизнь моим двум сыновьям.
Впервые в истории я сдержал слово. Я сменил работу. Я “расстался” с Ваней. Перестал хмуриться и париться. Моя жена выбросила в мусорное ведро бумаги о разводе, которые подготовил ее знакомый юрист. Сейчас я, бывает, захожу в бар с коллегами, но ограничиваюсь одной порцией виски и прихожу домой до ужина — с ясной головой и улыбкой на лице.
Но все не так уж просто. Соблазн сорваться возникает постоянно. В конце концов, я мужчина, то есть я не люблю, когда кто-то ограничивает мою свободу. И я генетически склонен скорее к диким загулам и насилию, чем к мимими розовым соплям с примерной семьей. Прошлой осенью мы с женой шли по знакомой улице, и я вдруг так сильно и неожиданно почувствовал вкус порошка в носу, что даже остановился. Жена продолжала идти вперед, помахивая пакетом с баклажанами, не подозревая, что на долю секунды у меня возникло безумное желание бежать к Ване за дозой.
Но и это прошло. У меня теперь много ограничивающих факторов. Сумасшедшее расписание моих детей держит меня на поводке, и я даже не подвергаю сомнению, что должен все это делать. Я получаю острое удовольствие от разговоров с моими мальчиками, особенно когда слушаю, как они пробуют на вкус новое слово, услышанное в школе. И да, мне нравится, как моя жена готовит соус песто.
Но что-то каждый раз возвращает меня назад. В висок стреляет от воспоминания о похмельях. Я смотрю в угол — там всегда стоит он, тот бывший я. Жена берет меня за руку. Я знаю, она боится, что моя темная половина проснется после десятилетнего покоя. Да я и сам боюсь. Если жена куда-то денется — а ведь в жизни всякое может быть, — мой бывший я гарантированно вернется на сцену.
И вот что с этим поделать?
(с) Василий Галактионов