Упавшая с неба звезда не исчезает, а оставляет свой след в сердце того, кто загадал под ней желание. Больше всего на свете Дженни мечтает подарить своему возлюбленному ребенка. Но фортуна неумолима, как и диагноз врачей. Путем неимоверных усилий Биллу и Дженни удается найти выход из сложной ситуации, но смогут ли они прервать цепь трагических случайностей и обрести выстраданное счастье?
Глава из книги:
Свой первый день в Вайоминге Дженни провела, распаковывая чемоданы и устраиваясь на новом месте. Билл оборудовал для нее отличную примерочную, но Дженни хотелось уложить и расставить все по-своему, потому что она привезла с собой довольно много вещей, а еще больше – отправила по почте заранее. Теплые свитера, лыжные костюмы, длинные анораки и парки от «Эдди Бауэра», меховые куртки – и безумное количество босоножек на высоком каблуке. Между тем даже беглое знакомство со здешними местами, которые она видела из окошка автомобиля, вполне ее убедило: носить такую обувь она никогда тут не сможет. Даже сейчас, дома, Дженни была не в туфлях, а в любимых балетках на низком каблуке, а также в джинсах и теплом кашемировом свитере. Свои блестящие черные волосы она закалывать не стала, и они разметались по плечам (впрочем, перед отъездом из Нью-Йорка Дженни попросила знакомую стилистку подровнять кончики). Никакой косметики она наносить не стала, но сделала полный маникюр и даже покрасила ногти. Кроме того, на руке у нее был массивный золотой браслет: Дэвид Филдстон разработал его для своей последней коллекции, а после показа подарил ей. В таком виде она и стояла посреди кухни, наблюдая, как Билл, который собирался по делам, возится в прихожей со щенком. В какой-то момент он обернулся посмотреть на нее, и его губы тронула улыбка. Дженни по-прежнему выглядела в точности так же, как в Нью-Йорке, словно никуда не переезжала, и даже ковбойская шляпа, которую он ей купил, ничего не меняла. Присущие ей шик и стиль никуда не делись, поэтому и в черных джинсах, черном свитере и балетках Дженни оставалась той, кем была всегда: человеком, который долгие годы жил и работал в индустрии высокой моды и насквозь пропитался духом «от-кутюр». Она, впрочем, умело сочетала изящество, элегантность и шик с естественностью; даже самые модные наряды Дженни носила с восхитительной небрежностью, словно это была ее вторая кожа, что выгодно отличало ее от большинства манекенщиц, на которых самые изысканные модели висели порой, как на вешалке.
– На что это вы уставились, сэр? – поинтересовалась Дженни и показала ему язык.
– На тебя. – Билл, до этого сидевший на корточках, выпрямился во весь рост. – Знаешь, я тебя очень люблю, и мне тебя ужасно не хватало.
– Я тоже тебя люблю, и я тоже очень скучала. – Дженни вышла в прихожую и крепко обняла Билла, позабыв о привезенных из Нью-Йорка картинах, которые она собиралась повесить во все еще пустоватой гостиной. Билл неплохо потрудился, обставив дом вполне приличной мебелью, но Дженни хотелось кое-что добавить. Первым делом она сама измерила все окна и сообщила по телефону матери, какие именно занавески им нужны, причем не ограничилась размерами, а высказала свои мысли относительно покроя и предполагаемого цвета. Слушая ее, Билл подумал, что Дженни удалось с первого взгляда определить характер дома, и теперь она хочет сделать его совершенным. Нет, она вовсе не собиралась превращать его в копию ультрамодных нью-йоркских квартир: с ее точки зрения, в их доме все должно было быть устроено очень просто («Простота – другое название красоты», – любила повторять Дженни). Оба предпочитали обстановку в светлых тонах, что имело еще один плюс: долгими и темными зимними вечерами в их доме будет гораздо веселее. Те многочисленные мелочи, которые Дженни расставляла, стелила и развешивала в разных местах, делали интерьер комнат еще более уютным и стильным, но не загромождали пространство, – ее отличал отменный вкус, поэтому хватало одной салфетки или вазочки (определенного цвета и формы), чтобы полностью преобразить комнату. Делала она все быстро, почти не задумываясь, и Билл, наблюдая за тем, как под ее руками меняется дом, думал о том, что, если бы Дженни не избрала своей специальностью модную одежду, из нее мог бы получиться превосходный дизайнер по интерьеру. Кое-каких мелочей ей, впрочем, не хватило, и Билл обещал, что вечером отвезет ее в торговый комплекс, купить все необходимое. Сейчас, однако, ему нужно было навестить трех прихожан, и он наконец вышел из дома, чтобы оседлать Навахо. Дженни последовала за ним, и пока Билл надевал потник и затягивал подпругу, скормила коню яблоко и морковку. Ей очень хотелось прокатиться на нем, когда конь будет не нужен Биллу.
Потом Билл уехал, Дженни помахала ему от дверей и снова вернулась в дом. Кухню ей хотелось обставить несколько иначе, чем сделал он. Покончив с этим, она отправилась в гостиную, чтобы повесить наконец последнюю пару картин, когда в парадную дверь постучали. Отложив картины и молоток в сторону, Дженни пошла открывать.
На пороге стояла женщина лет на десять старше ее – в толстой вязаной кофте, джинсах и ковбойских сапогах (похоже, это был самый популярный в здешних краях вид обуви), полноватая, с обесцвеченными волосами и бирюзовыми тенями (и это – в десять утра!). В руках она держала целое блюдо шоколадных ореховых пирожных и шоколадный торт, на котором сахарной глазурью было выведено: «Добро пожаловать!»
Справившись с первоначальным удивлением, Дженни пригласила женщину войти. Ей хотелось быть приветливой и вежливой с паствой Билла: он не раз говорил ей, что прихожане то и дело заглядывают к нему и приносят небольшие подарки, в основном еду. Снеди было столько, что сам он почти не готовил – обходился тем, что ему приносили, и еще оставалось.
В кухне, куда Дженни проводила гостью, женщина поставила торт и блюдо на стол. От печенья поднимались аппетитные запахи, а торт и вовсе просился на обложку кулинарного журнала.
– Хотите кофе или чаю? – предложила Дженни, пока гостья с любопытством оглядывалась по сторонам.
– По вам сразу видно, что вы не местная, – сказала женщина. Она, конечно, приметила, как изящно и стильно выглядит хозяйка. – Надо будет достать для вас ковбойские сапоги. В этих тапочках, – она кивнула на балетки Дженни, – вы здесь далеко не уйдете.
– Обычно я надеваю их, когда работаю. Мне в них удобно, – смущенно сказала Дженни. Она знала, что по нью-йоркским стандартам одета довольно небрежно, но только сейчас до нее в полной мере начало доходить, насколько «расфуфыренной» она кажется местным жительницам.
Тем временем женщина сняла свою вязаную кофту, словно собираясь остаться надолго, хотя на вопрос о чае она так и не ответила, да и имени своего не назвала.
– Чем вы занимаетесь? Вы – танцовщица? – поинтересовалась безымянная женщина. С Биллом она познакомилась три недели назад и с тех пор не пропускала ни одной воскресной службы, но о самой Дженни знала мало. Одни говорили, что жена нового священника – танцовщица, другие возражали – нет, актриса. Находились такие, кто утверждал, что Дженни – знаменитая нью-йоркская манекенщица, и на первый взгляд она действительно соответствовала тому, что гостья знала о манекенщицах и современной моде.
– Я… работаю стилистом, только не по прическам, а в… в области моды. Кутюрье создают новые платья, а я советую им, какую деталь лучше изменить, а также помогаю им правильно организовать дефиле… показ, – туманно пояснила Дженни. – Точнее, работала, – добавила она с обезоруживающей улыбкой. – Теперь я просто Дженни, жена священника. Можете поверить, для меня это совершенно новое занятие.
– Гретхен Маркус, – представилась наконец гостья, когда Дженни налила ей большую кружку кофе и положила на тарелку несколько шоколадных печений с блюда.
– Очень приятно с вами познакомиться, миссис Маркус, – вежливо ответила Дженни.
– Просто Гретхен, – рассмеялась гостья. – У нас тут по-простому… А вы, должно быть, совсем не едите сладости?.. – добавила она, окидывая одобрительным взглядом стройную фигурку Дженни. – Вон вы какая худенькая! Мы-то другое дело. Зимы у нас длинные, развлечений мало, вот мы и сидим дома, и едим, едим, едим… Правда, раньше я была постройнее, но после того, как родила своего пятого, мне так и не удалось сбросить вес.
– А сколько вашим детям? – поинтересовалась Дженни. Несмотря на некоторую провинциальную бесцеремонность, Гретхен начинала ей нравиться. Она была приветливой, открытой и, по-видимому, очень добросердечной женщиной. «Хотела бы я знать, – спросила себя Дженни, у нас все соседи такие или Гретхен – приятное исключение?» Впрочем, от Билла она уже знала, что большинство его прихожан – славные, милые люди.
– Моему младшему пять, – охотно пояснила Гретхен. – А самому старшему в июне исполнилось четырнадцать. Он уже учится в старшей школе и буквально сводит меня с ума.
Тут она засмеялась, а Дженни ее поддержала. Ей и в голову не могло прийти, что Гретхен – ее ровесница. Она выглядела старше только потому, что была полнее, к тому же ее старили обесцвеченные волосы и нелепые бирюзовые тени для век. На самом деле Гретхен накрасила глаза только затем, чтобы не выглядеть перед приехавшей из Нью-Йорка женой священника полной деревенщиной, поэтому ее очень удивило, насколько просто держалась Дженни, да и одета она была не сказать чтобы слишком шикарно.
Женщины довольно долго сидели в кухне и болтали. Правда, Дженни в основном слушала. Гретхен рассказывала о Мьюзе, о самых примечательных событиях, произошедших в округе, о людях, имена которых Дженни ничего не говорили, об их детях и о многом другом. Так Дженни узнала, что муж Гретхен Эдди – прекрасный автомеханик и владеет в Мьюзе ремонтной мастерской, которая обслуживает едва ли не все здешние автомобили, что библиотекарша завела роман с владельцем одного из мьюзских кафе, что буквально в прошлом году какая-то туристка из Лэреми – «чрезвычайно наглая особа» – ухитрилась увести мужа у одной из местных женщин, что Клей Робертс считается завидным женихом, но он, по слухам, тайно влюблен в некую замужнюю даму в Шайенне, которую, впрочем, никто не видел, зато все о ней слышали. Напоследок Гретхен перечислила имена женщин, чьи мужья слишком много пьют, а также женщин, которые сами частенько прикладываются к бутылочке, не забыв упомянуть о двух учителях в старшей школе, которых все считали гомосексуалистами, но никто не знал наверняка.
– Ух ты, да у вас тут не соскучишься! Жизнь буквально кипит! – проговорила Дженни, несколько ошарашенная свалившейся на нее информацией. Новых сведений было, пожалуй, чересчур много для первого раза, но Дженни все же обратила внимание на то, сколько среди местных мужчин – мужей и отцов, – по словам Гретхен, горьких пьяниц и дебоширов. Кажется, только о своем муже она говорила исключительно в положительном ключе – он-де и работящий, и с детьми ей помогал, так что Дженни даже показалось: еще немного, и Биллу придется причислить Эдди Маркуса к лику святых.
– Разве здесь нет групп Анонимных алкоголиков? – уточнила она, и Гретхен покачала головой.
– В Мьюзе и окрестностях – нет. Ближайшая такая группа существует в Джексон-хоул, а у нас здесь… никто не удосужился ее создать.
– Что ж, судя по тому, что я от вас услышала, такой группе пора появиться, – сказала Дженни, отправляя в рот очередное печенье. За разговором они основательно подчистили блюдо, и Гретхен, поняв, что ее печенье пришлось по вкусу, выглядела очень довольной. Ей давно хотелось познакомиться с женой нового священника, поэтому, как только Дженни приехала, она воспользовалась первым подходящим предлогом, чтобы нанести ей визит, – и не разочаровалась. С первых же минут Дженни очень ей понравилась: она была веселой, общительной, открытой и совсем не гордилась тем, что жила в Нью-Йорке. Так Гретхен и сказала, а Дженни рассмеялась в ответ:
– В Нью-Йорк я попала только в восемнадцать лет, когда решила учиться в Школе дизайна. До этого я жила с матерью в Филадельфии, а еще раньше – в поселке Питстоун в Пенсильвании, где мой отец добывал уголь на шахте. Он погиб, когда мне было пять, и мама решила оттуда уехать. Все равно там не было для нее никакой работы.
– Так твой отец – простой шахтер?! – Гретхен была настолько поражена, что забыла о правилах вежливости. Она-то думала, что Дженни происходит из семьи если и не очень богатой, то, по крайней мере, аристократической, «с традициями», а оказалось – жена священника такая же, как большинство местных жительниц. Если кто и мог претендовать на «аристократическое происхождение», так это Билл, но Гретхен об этом было неведомо, а просвещать ее на сей счет Дженни не стала.
– Да, – подтвердила она. – И отец, и его братья – все работали на шахте. Что касается мамы, то она иммигрировала в Америку из Франции еще до войны. Мои мама и бабушка были опытными портнихами, они шили замечательные наряды для дам из высшего общества Филадельфии, поэтому в том, что я с детства интересовалась модой, нет ничего странного. Сколько я себя помню, мне всегда хотелось стать модельером, но таланта не хватило. К счастью, я нашла себя в качестве стилиста-консультанта, и очень довольна.
– Вы прекрасно одеваетесь, – согласно кивнула Гретхен. – И вы такая тоненькая, – добавила она не без нотки зависти. – Но на вашем месте я бы больше пользовалась косметикой. Впрочем, от нашего деревенского воздуха на ваших щеках скоро зацветут розы.
Дженни казалась ей слишком бледной, но Гретхен приписывала это влиянию города. В целом же она была очень красива и отличалась природным изяществом, которое в Мьюзе – увы! – встречалось достаточно редко.
Потом Гретхен заметила большой золотой браслет у нее на руке и подумала, что было бы неплохо завести такой же.
– Я всегда была худой, должно быть, это наследственное, – сказала Дженни. – К тому же мне приходится много работать. Прибавьте к этому постоянную спешку, стрессы, разного рода непредвиденные обстоятельства, которые возникают в последний момент, и… В общем, жизнь в мире моды спокойной не назовешь. У вас – совсем другое дело. Правда, я приехала только вчера, но мне здесь уже нравится. – «Думаю, я смогла бы прожить здесь даже больше чем год», – чуть не сказала она, но вовремя прикусила язык. Биллу не хотелось, чтобы кто-то с самого начала подумал, будто они здесь временно, поэтому было решено молчать о том, что их пребывание в Мьюзе будет зависеть от того, как сложатся нью-йоркские дела Дженни.
Наконец – примерно час спустя – Гретхен поднялась и стала прощаться.
– Мне, пожалуй, пора, – сказала она с отчетливым сожалением в голосе. – Я оставила своих младших с соседкой, сказала, что вернусь скоро, а оно вон как получилось! Боюсь, за время нашей с вами беседы они разнесли ее дом по бревнышку. Сейчас мне нужно домой, но я как-нибудь еще зайду, когда преподобный Билл будет дома. И вы тоже заходите к нам, о’кей? Здесь каждый знает, где я живу, только спросите.
– Да, я не прочь еще раз послушать, кто с кем спит и кто сколько пьет по вечерам, – со смехом сказала Дженни, провожая Гретхен на улицу через кухонную дверь. – И спасибо за печенье и за торт. Билл будет очень рад.
Гретхен кивнула. Билл ей тоже понравился; она считала, что он – хороший человек. В целом супружеская пара Суитов произвела на нее очень приятное впечатление. Чувствовалось, что это люди честные, отзывчивые, порядочные. Поистине удивительные качества для тех, кто приехал из Нью-Йорка!
Помахав Дженни рукой на прощание, Гретхен села в старенький пикап, который, как она сказала, ее муж восстановил своими руками. Как видно, имея пятерых детей, Маркусы не могли позволить себе новую машину, хотя Гретхен и утверждала, что ремонтная мастерская Эдди процветает.
Не успела Дженни перевести дух (впрочем, общаться с Гретхен ей было приятно), как к ней зашли «на огонек» еще двое: пожилая женщина, которая сказала, что она школьная учительница на пенсии, и молодая женщина лет двадцати с небольшим, которая катила перед собой коляску с ребенком, тогда как второй висел у нее на груди в «кенгурушке». Учительница принесла лимонный пирог, молодая мать зашла просто познакомиться. Дженни сразу заметила у нее на скуле следы основательного синяка, но та сказала, что неудачно упала с лошади. По ее словам, детей у нее было четверо, из чего Дженни заключила, что она, вероятно, несколько старше, чем это показалось вначале. Задерживаться надолго многодетная мать не могла; она к тому же очень стеснялась и нервничала, но ей ужасно хотелось познакомиться с женой нового священника, и Дженни нашла это даже трогательным. Звали ее Дебби, и она казалась застенчивой, легкоуязвимой и ранимой. Дженни даже захотела ее обнять, но сдержалась. Вместо этого она немного поиграла с малышом в коляске, пока Дебби укачивала вдруг раскапризничавшегося младенца, а еще через несколько минут молодая мать попрощалась и ушла.
Пристраивая в гостиной последнюю картину, Дженни все еще думала о Дебби, но тут вернулся домой Билл. Время было обеденное, и он сильно проголодался. Когда Дженни, смеясь, предложила ему на выбор торт, лимонный пирог и остатки печенья, Билл сказал:
– Ага, теперь я знаю, как ты провела утро. Картины просто замечательные, – добавил он. – Они здорово украсят нашу гостиную. Ну а кто все-таки наведался?
– Твои прихожане, – улыбнулась Дженни. Все три гостьи произвели на нее самое приятное впечатление, и она начинала думать, что и остальные местные жители – такие же радушные и гостеприимные. – Первой явилась Гретхен Маркус – это она принесла торт. Ты ее знаешь?.. У нее пятеро детей, а ее муж Эдди владеет в Мьюзе авторемонтной мастерской. Судя по машине, на которой она ездит, он действительно отличный механик. Потом приходила школьная учительница на пенсии, ее зовут Элен, как мою мать, – она испекла для тебя лимонный пирог. А перед самым твоим приходом заглянула молодая женщина по имени Дебби Блекмен. У нее на лице довольно большой синяк после падения с лошади – так она, во всяком случае, его объясняет, но я что-то сомневаюсь… По-моему, причина в другом, к тому же, если верить Гретхен, большинство здешних жителей – закоренелые алкоголики и дебоширы, – выпалила Дженни, спеша поделиться с мужем полученной информацией. – Половина твоих прихожан пьет, а другая половина – спит с чужими женами и мужьями. Господи, Билл, куда ты попал?! – со смехом добавила она.
– Я вижу, ты тут зря времени не теряла, – улыбнулся Билл. – Скажу честно, для меня это новость. Я живу здесь уже больше месяца, но мне никто ничего подобного не говорил, а ты – погляди-ка! – разузнала все в первый же день. Ну а откуда ты знаешь, что эта твоя Гретхен не утрирует?
– Она все-таки местная жительница, – пожала плечами Дженни. – Может, она действительно несколько преувеличивает, но проблема наверняка существует, и тебе, как приходскому священнику, следует обратить на нее самое пристальное внимание.
– На кого, на Гретхен? – пошутил Билл. – Никогда, ведь у меня есть ты!
– На проблему, конечно… – Дженни тоже улыбнулась. – Гретхен называла мне имена, но я мало что запомнила – информации слишком много. Одно ясно: в Мьюзе и окрестностях жизнь бурлит не хуже, чем в Нью-Йорке, хотя на поверхности все тишь да гладь, да Божья благодать. И тебе, хочешь ты или не хочешь, придется иметь с этим дело. – И Дженни решительно кивнула в подтверждение своих слов. Из трех женщин, с которыми она познакомилась, Гретхен заинтересовала ее несколько больше остальных. Дебби была чересчур робкой, а учительница – милой, но слишком старой, к тому же она плохо слышала, и беседовать с ней было непросто.
– Я думаю, ты должен создать при церкви группу Анонимных алкоголиков, – сказала Дженни. – Гретхен сказала – ближайшая такая группа есть только в Джексон-хоул, а туда так просто не доберешься, особенно в зимнее время. А может, стоило бы завести и Семейную группу тоже.
– Ну вот ты и стала настоящей пасторской женой, – рассмеялся Билл, целуя ее. – Я за тобой просто не поспеваю. Если хочешь создать АА-группу – пожалуйста. Делай что хочешь, лишь бы тебе было интересно.
Лицо Дженни внезапно стало серьезным.
– Знаешь, я все думаю насчет Дебби… Ну, той молодой женщины с двумя детьми, которая приходила ко мне утром… Она такая робкая, такая… забитая. И этот синяк… Я почти уверена, что на самом деле ни с какой лошади она не падала и причина совершенно в другом. – Дженни обеспокоенно нахмурилась. – Как ты думаешь, мы можем ей как-то помочь?
– Конечно, – мягко сказал Билл. – Мы ведь только недавно приехали, но мы постараемся. Только не забывай: как священник, я обязан помогать людям, но вмешиваться в их жизнь, особенно если меня об этом не просят, я не имею права. Я могу только молиться и просить Господа, чтобы он смягчил злые сердца и направил грешников на путь исправления. Кроме того, я пока не знаю этих людей, а они не знают нас. И я, и они находимся в самом начале пути, поэтому двигаться навстречу друг другу нам следует с осторожностью… что бы там ни говорила твоя подруга Гретхен, – добавил он с улыбкой, но Дженни только упрямо покачала головой. «Продвигаться медленно» было совершенно не в ее характере, поэтому сразу после обеда она позвонила Азайе и попросила найти и прислать ей все материалы о том, как организовать работу в группах Анонимных алкоголиков, в Семейных группах, а также методические указания по программе «Двенадцать шагов».
Азайя в свою очередь рассказала о последних событиях в Нью-Йорке, о том, что поделывают ее клиенты, и заверила Дженни, что все под контролем. Работы не слишком много, к тому же ей помогает Нельсон, так что волноваться совершенно не о чем.
Потом, дожевывая на ходу кусок лимонного пирога, телефоном завладел Билл, которому нужно было сделать несколько звонков. Одна из прихожанок просила посетить ее больного отца. Двое молодых людей собирались вступить в брак и хотели, чтобы Билл дал им соответствующие наставления. Кроме того, ему позвонил какой-то старик, который чувствовал себя одиноко и хотел просто поболтать. Он не просил его навещать, но Билл сам вызвался приехать к нему в любой удобный день. Подобной рутинной работы было много и с каждым днем становилось все больше, но Билла это только радовало: люди тянулись к нему, а это означало, что он пока все делает правильно. Дженни тоже так считала и гордилась мужем. Насколько она успела заметить, членам приходской общины Билл нравился, стиль его работы пришелся им по душе, и они надеялись, что обретут в его лице просвещенного советчика и духовного руководителя.
Когда Билл закончил, Дженни напомнила ему, что после обеда они собирались в торговый комплекс, где она надеялась докупить кое-что для кухни и дома: посуду, салфетки, плечики для одежды и прочие мелочи. И конечно, ей не терпелось заглянуть в местные универсальные магазины и познакомиться с их ассортиментом.
– Здесь тебе не Париж и даже не Нью-Йорк! Вряд ли ты найдешь в местных лавчонках последние шедевры знаменитых дизайнеров и модельеров, – рассмеялся Билл, но Дженни не возражала и против сугубо практичных вещей, лишь бы они были удобными и хорошо пошиты. Нравилось ей бывать и в отделах бытовой техники, и в хозяйственных отделах, где всегда можно было наткнуться на что-то интересное.
Поездка в торговый центр стала для нее настоящим праздником. Дженни все обошла, ничего не пропустив, и накупила целую кучу полезных и нужных вещей – и еще больше бесполезных (с точки зрения Билла), но она видела в них глубокий смысл. В книжном отделе, куда Дженни зашла купить несколько брошюр о домашнем насилии и Анонимных алкоголиках, они наткнулись на Клея Робертса. Билл представил его жене, и они немного поговорили о пустяках. Потом Клей отправился по своим делам, а Дженни повернулась к Биллу с оживленным блеском в глазах.
– Ты знаешь, что у Клея – роман с замужней женщиной из Шайенна? – прошептала она с заговорщическим видом, и Билл расхохотался.
– Не представляю, откуда ты можешь знать такие вещи, ведь ты только вчера приехала! И тем более не представляю, почему ты так уверена, что это правда?
– Потому что так сказала моя новая лучшая подруга Гретхен, – в тон ему ответила Дженни. – А уж она-то знает всю подноготную о каждом.
– А тебе не приходило в голову, что она может сказать что-то подобное и о тебе?
– Вот уж нет, – ответила Дженни. – То есть я имею в виду – ничего такого о супруге уважаемого священника Гретхен говорить не будет. «Жена Цезаря вне подозрений».
Вскоре они вернулись в машину, но на обратном пути остановились у офиса фирмы, торгующей подержанными автомобилями. Дженни хотелось как можно скорее познакомиться с округой; для этого ей нужен был собственный автомобиль, но она пока не знала, какой именно. Впрочем, вопрос решился сам собой, как только она увидела ярко-желтый полугрузовой «Шевроле» 1959 года. Машина была в отличном состоянии: продавец сказал, что двигатель полностью восстановлен, обивка салона и вовсе выглядела как новенькая.
– Это именно то, что мне нужно! – с восторгом сказала Дженни, поворачиваясь к Биллу. Она еще никогда не водила подобных машин, и ей очень хотелось попробовать. В Нью-Йорке такой двухтонный пикап с глубокой зимней резиной смотрелся бы, пожалуй, несколько эксцентрично, но для местных условий это было самое то.
– Может, поищем что-нибудь поновее? – предложил Билл. – Мне бы не хотелось, чтобы ты ездила по здешним дорогам в этом антикварном автомобиле. В конце концов, ему уже около двадцати лет, а зимой большинство здешних дорог становятся труднопроходимыми.
– Но на нем же установлены зимние покрышки! – Дженни показала на широкие рубчатые колеса. – К тому же мне нравится цвет.
Билл только закатил глаза. Он еще не сталкивался с тем, как женщины покупают автомобили, – только слышал об этом и считал неправдой. Впрочем, своей жене он простил бы и не такое, к тому же подобный поступок был вполне в ее характере: в нем чувствовались и юмор, и даже стиль. Для большинства людей это был просто старый пикап, но с Дженни за рулем он превращался в нечто совершенно иное, почти одушевленное. Вскоре Билл уже понимал – или ему казалось, что он понимает, – почему из всех подержанных машин она выбрала именно эту.
Пока он в раздумье качал головой, Дженни заплатила за «Шевроле» из собственных денег, выписав чек. Старый пикап оказался на удивление дешевым, к тому же он действительно понравился ей с первого взгляда. Домой она возвращалась уже на собственной машине, аккуратно ведя ее следом за мужниным внедорожником, и аккуратно припарковалась прямо позади него возле гаража на заднем дворе. Глядя, как Дженни выбирается из своего желтого «железного коня», Билл невольно подумал, что уже очень скоро и ее, и ее новый старый «Шевроле» будет знать весь приход. Ему было совершенно очевидно, что Дженни не собирается отсиживаться за его спиной (хотя как жене единственного в округе священника ей в любом случае было бы нелегко оставаться в тени) и что она намерена действовать инициативно и решительно, как прежде в Нью-Йорке. В этом была вся Дженни, и именно за это он так ее любил.
Вечером за ужином они снова обсуждали события сегодняшнего дня, и Дженни высказывала все новые и новые идеи относительно того, как еще она могла бы ему помочь. За десертом (остатки торта Гретхен) Дженни предложила устроить после воскресной службы совместный ланч для всех желающих.
– Это будет что-то вроде общей трапезы, как у первых христиан! – воскликнула она, воодушевляясь собственной идеей.
– А где? У нас дома? – удивился Билл. Их коттедж был слишком мал, и прихожане церкви Святых Апостолов Петра и Павла не поместились бы в нем при всем желании. Кроме того, кто будет убирать после гостей? В отличие от Нью-Йорка, в Мьюзе, штат Вайоминг, наемных официантов и уборщиков не было в принципе.
– Нет, в церкви, – тут же ответила Дженни. – Там в полуподвале есть отличный большой зал – я видела, когда ты показывал мне церковь. Гретхен говорит, что раньше они устраивали там собрания прихожан. Я думаю, в этом зале поместится довольно много народа. Мы попросим каждого принести что-нибудь к общему столу, и у нас получится замечательный ланч. Ну, как тебе?.. По-моему, отличный способ познакомиться со всеми твоими прихожанами сразу. Если хочешь, я сама всех обзвоню и приглашу прийти в зал после службы. Тот, кто не захочет, может не приходить, но я думаю, отказов будет немного.
Она говорила, а Билл смотрел на нее с восхищением и любовью, удивляясь той энергии и легкости, с которыми Дженни приняла на себя новые обязанности жены священника. Она не прожила в Вайоминге и двух суток, а уже организовывала совместные ланчи, основывала группу Анонимных алкоголиков, знакомилась с прихожанками. Кроме того, она успела купить для дома несколько вещиц, которые украсили его и облегчили их быт, так что теперь их новое жилье выглядело даже более уютным, чем нью-йоркская квартира. Как ей это удается? – спросил себя Билл. Не иначе, Дженни владела каким-то волшебством, особым умением создавать красоту одним прикосновением буквально на пустом месте. Похоже, Мьюзу и окрестностям тоже предстояло испытать на себе всю силу этого волшебства… и Биллу это нравилось. «Берегись, Вайоминг! Дженни Арден уже здесь!» – вот что думал он, любуясь своей очаровательной женой.
 | Даниэла Стил. До конца времен |