четверг, 17 апреля 2014 г.

Камилла Лэкберг. Призрачный маяк

Камилла Лэкберг. Призрачный маяк
Когда Матс Сверин, финансовый директор масштабного социального проекта, затеянного коммуной Фьельбаки, был найден застреленным в затылок, перед детективом Патриком Хедстрёмом встало несколько непростых вопросов. Во-первых, каким был Матс? Буквально каждый его земляк отзывался о нем сугубо положительно, но при этом ничего о нем не знал. Стало быть, Сверину было что скрывать. Во-вторых, связано ли убийство с работой Матса или тут замешаны личные мотивы? Второй вариант вполне возможен, ибо Патрик узнал, что совсем недавно в эти края вернулась давняя любовь Матса. Буквально в день своей смерти тот плавал на лодке к ней в гости, в старый дом на острове с заброшенным маяком. И тут Эрика, жена Хедстрёма, вспомнила, что остров этот считается в народе жутким местом, пристанищем призраков…

Отрывок из книги:

Дом семьи Сверин находился на берегу в районе Мёрхульт. День выдался по-летнему теплый, так что куртку Патрик оставил в машине. Он предупредил по телефону о своем приезде, и, когда Гуннар открыл дверь, видно было, что в кухне все готово для кофе. Так было принято у них на побережье. Кофе с булочками подавали по любому поводу — от трагического до счастливого. Работа полицейского подразумевала бесчисленное количество чашек кофе, выпитых в домах у сельчан.

— Входите. Посмотрю, в состоянии ли Сигне… — Не закончив фразу, Гуннар пошел на второй этаж.


Патрик остался ждать в прихожей. Гуннара долго не было, и под конец Хедстрём решил пройти на кухню. В доме было тихо. Патрик воспользовался отсутствием хозяев и заглянул в гостиную. Там было чисто прибрано. Старинная мебель темных тонов, скатерти, безделушки — как часто бывает в домах людей в их возрасте. Повсюду — фотографии Матса. По ним можно было проследить жизнь покойного от рождения до зрелости. У Матса было приятное лицо. Он выглядел счастливым и довольным. Судя по снимкам, его детство и отрочество прошли вполне благополучно.

— Сигне сейчас спустится, — голос Гуннара прервал его размышления. От неожиданности Патрик чуть не выронил фото в рамке, которое было у него в руках.

— У вас много фотографий, — он осторожно поставил снимок на комод и вышел за Гуннаром в кухню.

— Я всегда увлекался фотографией, так что большинство снимков сделаны мною. И я рад, что у нас хоть что-то осталось на память о сыне, — Гуннар принялся наливать кофе. — Что положить? Сахар? Молоко?

— Черный, пожалуйста, — Патрик присел за стол.

Поставив чашку перед гостем, Гуннар присел напротив.

— Начнем, пока не подошла Сигне, — предложил он, поднимая глаза вверх. Оттуда не раздавалось ни звука.

— Как она себя чувствует?

— Ни слова не сказала со вчерашнего дня. Скоро к нам зайдет врач. Она не встает с постели. И мне кажется, ночью не сомкнула глаз.

— У вас столько цветов, — кивнул Патрик в сторону кухонной стойки, заставленной букетами в вазах всех размеров.

— Это все соседи. Они предложили прийти к нам помочь, но я пока не в состоянии видеть других людей.

Гуннар размешал сахар в кофе и взялся за булочку. Кусок не шел в горло, и ему пришлось быстро запить его кофе.

— Вот ты где! — Он обернулся в сторону Сигне, бесшумно спустившейся вниз. Поднялся, чтобы помочь жене дойти до стола и усадить ее. Казалось, со вчерашнего дня она постарела на несколько десятков лет.

— Скоро придет врач. Выпей пока кофе. И кусочек пирога. Или хочешь, я сделаю тебе бутерброд?

Сигне покачала головой — первая реакция на слова мужа за день.

— Мне жаль, — сказал Патрик.

Гуннар накрыл руку своей жены. Сигне не стала убирать руку, но и не сделала попытки ответить на прикосновение.

— Мне неловко беспокоить вас в такой момент, — начал Патрик. Как всегда, ему трудно было найти подходящие слова. С тех пор как он сам стал отцом, ему стало сложнее встречать людей, потерявших детей — не важно, маленьких или взрослых. Что можно сказать человеку, потерявшему ребенку? Это все равно что лишиться сердца.

— Я знаю, что вам нужно выполнять свою работу. И мы тоже хотим, чтобы вы как можно быстрее нашли того, кто это сделал… Если вам нужна наша помощь — только скажите.

Гуннар обнял супругу за плечи и притянул к себе. Та не шевелилась.

— Выпей немного, — попросил он, поднося чашку к ее губам. Женщина послушно сделала несколько глотков.

— Вчера мы уже говорили об этом, но, может, вы еще немного расскажете мне о Матсе? То, что вам самим кажется важным?

— Он был таким добрым… с самого рождения, — прошептала Сигне. Голос ее был усталым, надорванным от слез. — Он хорошо спал и не доставлял нам никаких забот. Но я всегда переживала за него, всегда волновалась. Мне всегда казалось, что с ним случится что-то ужасное.

— Ты была права. Я должен был тебе верить, — отвел глаза Гуннар.

— Нет, это ты был прав, — возразила Сигне, словно очнувшись от дремы. — Я потратила столько сил на все эти тревоги и волнения, тогда как ты радовался тому обстоятельству, что у нас был Матте. Все равно к такому нельзя подготовиться. Я боялась чего угодно, представляла себе любые ужасы — и все равно не была готова к такому… Мне следовало больше радоваться и меньше тревожиться… — закончила Сигне. — Что еще вы хотели узнать? — добавила она, самостоятельно отпивая из чашки.

— Из деревни он сразу переехал в Гётеборг?

— Да. Сразу, как окончил гимназию. Он поступил в Высшую торговую школу. У него были прекрасные оценки, — с гордостью произнес Гуннар.

— Но он часто приезжал домой на выходные, — добавила Сигне. Видимо, разговор о сыне приободрил ее. На щеках появился румянец, взгляд стал яснее.

— С годами он стал приезжать реже, но поначалу навещал нас каждые выходные, — кивнул Гуннар.

— Учеба давалась ему легко? — Патрик решил еще немного поговорить о юности Матса, чтобы Гуннар с Сигне могли расслабиться.

— Матте и в университете прекрасно учился, — ответил Гуннар. — Не знаю, в кого он пошел такой умный. Явно не в меня, — улыбнулся он, словно забыв, по какому поводу все они собрались. Но быстро вспомнил, и улыбка угасла.

— А что он делал после окончания университета?

— Вроде устроился в аудиторскую контору? — Сигне вопросительно взглянула на Гуннара.

— Мне тоже так кажется, но названия я не помню. Какая-то американская контора. Но он проработал там всего пару лет. По-моему, ему там не нравилось. Слишком много цифр и слишком мало человеческого общения.

— А что было потом? — Патрик отпил остывший кофе.

— Он работал в разных местах. Я могу поискать информацию, если хотите. Но в последние четыре года он был финансовым директором в какой-то волонтерской организации или что-то вроде того. «Фристад» она называлась.

— И чем эта организация занималась?

— Они помогали женщинам — жертвам агрессивных мужей и партнеров. Помогали им спрятаться от насильников и начать новую жизнь. Матте очень нравилось работать там. Он только об этом и говорил.

— Тогда почему он бросил эту работу?

Гуннар и Сигне переглянулись. Видимо, они тоже задавались этим вопросом.

— Мы связываем это с тем ужасным происшествием. Наверное, ему страшно было жить в большом городе после такого.

— Но оказалось, что и в деревне жить небезопасно, — вздохнула Сигне.

Да, подумал Патрик, небезопасно. По каким бы причинам Матс Сверин ни переехал в Гётеборг, судьба настигла его и здесь тоже.

— Сколько времени он провел в больнице?

— Три недели, — ответил Гуннар. — Для нас это был шок. На нем места живого не было.

— Покажи фото, — тихо попросила Сигне.

Гуннар поднялся и вышел из гостиной. Обратно он вернулся с коробкой в руках.

— Не знаю, почему мы их не выбросили. Смотреть на них больно, — он неуклюже подцепил верхние снимки из коробки.

— Можно посмотреть? — протянул руку Патрик, принимая снимки. — Ой, — не смог он сдержать удивления при виде снимков Матса в больнице. Его было не узнать. Все лицо распухло от побоев. А вся голова была в синяках и шишках лилового цвета.

— Да, — Гуннар отвел глаза. — Врачи сказали, что ему повезло. Еще немного — и травмы были бы смертельными.

Сигне сморгнула слезы.

— И обидчиков так и не нашли?

— Нет. Думаете, это может иметь отношение к тому, что случилось с Матте? Это же была банда хулиганов с улицы. Он никого из этих парней не знал. Только сказал тому, кто мочился у его подъезда, не делать этого. Он их никогда не видел. Как они могли с ним такое сотворить? — В голосе Сигне появились истерические нотки.

Гуннар успокаивающе погладил ее по руке.

— Никто не знает. Полицейскому просто нужно собрать как можно больше информации.

— Это так, — ответил Патрик. — Мы не будем торопиться с выводами. Пока нам нужно узнать больше о Матсе и о его жизни. — Он повернулся к Сигне: — Ваш муж сказал, что вы были не в курсе того, была ли у Матса девушка.

— Нет, он нам никогда о таком не рассказывал. Я уже потеряла надежду на внуков, — ответила та и, осознав тяжесть сказанного, зарыдала.
Гуннар сжал руку жены.

— Мне кажется, у него кто-то был в Гётеборге, — продолжила Сигне, всхлипывая. — Он ничего мне не говорил, но я все равно почувствовала. И от его одежды пахло женскими духами. Всегда один и тот же аромат.

— Но имен он не упоминал? — спросил Патрик.

— Нет, никогда. Сколько бы Сигне его ни расспрашивала, — улыбнулся Гуннар.

— Не понимаю, почему он держал это в секрете, почему не знакомил с нами… Мы были бы с ней любезны. Мы это умеем… — Гуннар покачал головой. — Это деликатная тема, как вы понимаете.

— Как вы думаете, он продолжал видеться с этой женщиной после переезда в Фьельбаку? — продолжил Патрик.

— Ну… — Гуннар вопросительно посмотрел на Сигне.

— Нет, мне кажется, нет, — уверенно ответила та. — Матери такое чувствуют. Готова поклясться, что во Фьельбаке у него никого не было.

— А я думаю, он так и не смог забыть Энни, — вставил Гуннар.

— Да что ты говоришь? Это же было вечность назад. Они тогда были детьми.

— Неважно. Энни была особенной. Я всегда так считал. И Матте тоже… Помнишь, как он отреагировал на новость о ее возвращении?

— Но сколько им тогда было лет? Семнадцать-восемнадцать…

— Я же имею право на свою точку зрения, — выпятил подбородок Гуннар. — Он даже собирался ее навестить.

— Простите, — перебил Патрик, — но кто такая Энни?

— Энни Вестер. Они с Матте выросли вместе. Учились в одном классе. В том же, что и ваша жена, кстати.

Гуннар смутился. Но Патрика это не удивило. В Фьельбаке все знали все обо всех. А уж об Эрике тем более: ведь она стала известной писательницей.

— Она по-прежнему здесь живет?

— Нет, уехала много лет назад. Живет в Стокгольме. Они с Матте не общаются. Но у нее есть остров. Называется Грошер.

— И вы думаете, Матс туда ездил?

— Не знаю, успел ли он, — ответил Гуннар. — Но можно позвонить Энни и спросить… — Он пошел за бумажкой с номером телефона. — Вот ее мобильный. Не знаю, на сколько она приехала. Она там с сыном.

— Энни часто сюда приезжает?

— Нет, нечасто. Мы даже удивлялись этому. Но она ни разу не была здесь после отъезда в Стокгольм, а это было много лет назад. Но остров по-прежнему принадлежит ей. Он достался ей от дедушки. Братьев и сестер у нее нет. Мы помогаем ей присматривать за домом, но если срочно что-то не предпринять с маяком, он развалится.

— Маяк?

— Да, ему уже лет двести. Кроме маяка и дома, там ничего нет. Раньше в доме жил смотритель маяка с семьей.

— Видимо, там немноголюдно. — Патрик сделал глоток холодного кофе и скривился.

— Да, но там спокойно и тихо, если вы любите природу, конечно, — возразила Сигне.

— Хотя на ночь оставаться там страшновато.

— Ты же сама говорила, что все эта бабские суеверия? — сказал Гуннар.

— Какие? — заинтересованно спросил Патрик.

— В народе остров зовется Гастхольмен — Холм Духов. Поговаривают, что он получил такое имя, потому что души умерших там никогда не покидают остров, — пояснил Гуннар.

— Так там есть привидения?

— Это все болтовня, — фыркнула Сигне.

— В любом случае я позвоню Энни. Спасибо за кофе и торт и за то, что нашли силы и время для разговора со мной. — Патрик поднялся из-за стола.

— Нам было приятно, — вежливо ответила Сигне.

— Можно мне это одолжить? — спросил Хедстрём, кивая в сторону снимков. — Я вам все верну.

— Конечно, берите, — протянул снимки полицейскому Гуннар. — У нас электронная камера, так что все файлы есть в компьютере.

— Благодарю, — Патрик положил фото в сумку.

Супруги проводили его до двери. Садясь в машину, Хедстрём видел перед глазами Матса Сверина — мальчиком, подростком, мужчиной. Он подумал, что сейчас нужно взять паузу. Лучше съездить домой пообедать. И поцеловать близнецов.

* * *

— Как провел время с бабушкой? — Мелльберг тоже поехал домой обедать, и стоило ему войти в дверь, как он тут же вырвал Лео у Риты и начал подбрасывать в воздух. Лео зашелся от смеха.

— Типично. Стоит деду прийти домой, как бабушка тут же забыта, — притворно нахмурилась Рита, но подошла и расцеловала Бертиля в обе щеки.

Между Лео и Бертилем была особенная связь. Последний даже присутствовал при рождении ребенка, чему Рита была весьма рада. Но все равно она испытала облегчение, когда Бертиль вернулся на работу на полный день. Да и Пауле это было на пользу. Как бы сильно Рита ни любила своего героя, у нее не было никаких иллюзий по его поводу.

— Что у нас на обед? — Мелльберг осторожно опустил ребенка на детский стульчик и начал повязывать ему слюнявчик.

— Цыпленок с домашней сальсой — твои любимые.

Мелльберг причмокнул. За всю свою жизнь он не пробовал ничего более экзотического, чем картошка с укропом, но Рите удалось его изменить. Ее фирменная сальса была такой острой, что обжигала даже зубы, но Мелльберг ее обожал.

— Ты вчера задержался, — она поставила перед Лео тарелку с детским вариантом и протянула Бертилю ложку, чтобы он покормил ребенка.

— Да, дел у нас по горло. Паула с парнями собирают информацию, но Хедстрём попросил меня остаться в участке на случай обращений журналистов. Ты же знаешь, что никто лучше меня не умеет управляться с прессой.

Он сунул слишком большую порцию в рот Лео, и половина вывалилась обратно. Рита спрятала улыбку. Патрику снова удалось перехитрить начальника. Ей нравился Хедстрём. Он умело манипулировал людьми с помощью терпения, дипломатии и лести и мог добиться всего, чего хотел. К тем же методам приходилось прибегать и Рите, чтобы в их семейной жизни все было хорошо.

— Бедняжка. Это, наверное, тяжело, — Рита положила мужу приличную порцию.

Лео уже все скушал, и Мелльберг принялся за свою еду. Буквально через минуту он уже откинулся на спинку кресла и похлопал себя по животу.

— Было вкусно. И осталось место для десерта, правда, Лео? — Поднявшись, он направился к холодильнику.

Рита понимала, что его лучше остановить, но ей было жаль лишать его любимого лакомства. Достав из холодильника три больших мороженых, Бертиль радостно раздал их домашним. Лео было не видно из-за рожка. Если дать Бертилю свободу, мальчика скоро будет не поднять. Так что мороженое сегодня только в виде исключения.

Камилла Лэкберг. Призрачный маякКамилла Лэкберг. Призрачный маяк