Мир Птички‑Николь населен ведьмами и привидениями, цвергами и феями. Но реальная жизнь оказывается страшнее самой жуткой сказки. Во все времена преступления совершают не призраки, а люди. И раскрыть преступление может только человек, который твердо верит в разум и не позволяет фантазиям сбить его с толку.
Окунитесь в прошлое, войдите в стены старинного замка и следуйте за лекарем Венсаном Бонне по лабиринту, полному загадок и тайн!
Кто убивает в замке Вержи? Кого коснется проклятие колдуньи? И кто сорвет завесу тайн, душным покрывалом укутывающих стены замка?
Глава из книги:
Звучный голос священника разносился в воздухе, согретом дыханием людей, и ему вторило беззаботное воркование голубей. Птицы слетелись в церковь с утра и сейчас толпились у подножий статуй, бесстрастно взирающих сверху на опечаленную толпу. Иногда испуганный взмах крыльев резким хлопком вспарывал молчание, и тогда отец Годфри на миг отрывал укоризненный взгляд от молитвенника.
– Божьи создания тоже провожают нашу голубку, – прошептала какая‑то женщина рядом с Венсаном и, не удержавшись, всхлипнула.
Многие из собравшихся беззвучно плакали, даже кое‑кто из мужчин незаметно утирал слезы. Все эти люди едва знали Элен. «Николь сказала бы, что они оплакивают убитую молодость и красоту, – думал Венсан. – А я бы возразил ей, что они льют слезы о той, кого никогда не существовало. Старшая дочь графа Вержи не была ни добра, ни великодушна. Но куда приятнее оплакивать воображаемого человека, чем настоящего.
Что бы ты сказала, Птичка, узнав, что уже вечером эти люди будут с упоением смаковать подробности ее смерти? Откусывать по крошечному кусочку от потрясающего события, сладостно перекатывать на языке жуткие детали. Точно дети, которым сунули кусок марципана. Ты бы расстроилась, правда, Птичка? Но ведь им так редко достается марципан».
Двое не проронили ни слезинки во время службы: граф и графиня Вержи.
Венсан украдкой взглянул на высокую бледную женщину с надменным ртом. Скорбела ли Алиса по дочери? Этого он сказать не мог.
Венсан вспомнил, какой злобой дышало обычно невозмутимое лицо графини, когда она кричала Пьеру Рю: «Они ее упустили!» С красных пылающих губ Алисы слетали проклятия. Там, где другая мать была бы убита горем, эта была одержима одной мыслью: покарать того, кто покусился на ее благополучие.
Граф тоже был в ярости, но по другой причине. До Венсана доносились отголоски разговоров о том, что за супружество уготовлено Элен, и он сразу понял, чем для честолюбивого Гуго де Вержи мог стать этот брак. А граф был очень честолюбив. Венсан не раз задумывался, отчего человек с подобными устремлениями заточил себя в глуши, вдалеке от почестей королевского двора и того места, которое он, с его способностями и умом, мог бы занять.
Возможно, брак дочери мог стать первой ступенькой лестницы, ведущей Гуго наверх. И вдруг убийство в один миг перечеркнуло его замыслы.
Если Венсан Бонне хоть немного разбирается в людях, граф должен быть просто в бешенстве.
Правда, у него есть вторая дочь, но она еще мала, и к тому же неизвестно, согласится ли на этот брак семья де Суи. Отец жениха может счесть гибель невесты дурным знаком.
Неожиданная мысль кольнула Венсана. Мог ли Гуго сам убить свою дочь? Глядя на его узкое лицо с острым, как лезвие ножа, носом, лекарь не испытал и тени сомнения. С графа, пожалуй, сталось бы своими руками влить питье в рот дочери, если она…
Если она – что? Что такого должна была сделать несчастная Элен, чтобы разгневать графа?
Не разгневать, поправил себя Венсан. Помешать. Гуго – расчетливый человек. Элен должна была сорвать его замыслы.
Какие замыслы?
И вновь Венсан резко одернул себя: не твое это дело! Стой себе тихо, опустив глаза в пол, и печалься со всеми о безвременно ушедшей девушке. Тело опустят в землю, могила порастет травой, и жизнь снова выровняется, а там пойдет своим чередом, словно и не случалось никаких потрясений.
А ты, Птичка‑Николь, лети как можно дальше от этих мест, прочь от рассвирепевшего маркиза и графа, страшного в своей холодной ярости.
Внезапно, первый раз за все время, Венсан осознал, что если его просьба небесам будет исполнена и беглянку не схватят, он больше никогда ее не увидит. Монотонный ли голос священника подействовал на него или всеобщее горе, но только необъяснимая тоска вдруг навалилась на Бонне.
Лекарь качнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Ерунда! Найдет себе в помощь неглупого парнишку из местных и, может быть, даже возьмет его в ученики.
Но тоска вцепилась в сердце прочнее, чем перепуганное дитя хватается за мать.
В тот вечер Венсан Бонне выпил слишком много вина и быстро заснул крепким сном без сновидений.
Поспать до утра ему не удалось. Среди ночи его разбудил громкий стук.
– Месье Бонне!
Первая мысль пробудившегося Венсана была о Николь. Однако почти сразу он сообразил, что в случае ее поимки никто не стал бы звать лекаря.
Заспанный Венсан выглянул наружу.
– Что случилось?
Парнишка‑слуга неуклюже поклонился:
– Месье Бонне! Нужна ваша помощь.
– Что там еще? – резко спросил Венсан, охваченный недобрым предчувствием.
– Младший конюх его милости! Он упал, когда спускался по лестнице, и теперь не может встать.
Спину сломал, мелькнуло в голове Венсана. Что за напасть…
Но еще издалека увидев конюха, скорчившегося на полу галереи, он сразу понял, что его предположение неверно. Жермен громко стонал от боли, держась за ногу. Стоявшие рядом стражники утешали его воспоминаниями о товарищах, падавших с различной высоты и умиравших на месте мучительной смертью.
– Господин лекарь, велите им уйти! – простонал Жермен, когда Венсан присел возле него. – Я хочу попрощаться с жизнью!
– Это преждевременно, – хладнокровно отозвался Бонне. – У тебя сломана нога, и еще… – он ощупал голову Жермена, – …приличная шишка на затылке.
– Все вино, будь оно неладно! – заныл конюх. – По этим ступенькам я могу спуститься с закрытыми глазами.
– Видно, так оно и было в этот раз! – со смехом отозвался один из стражников.
Младший конюх с чувством пожелал ему провалиться прямиком в бесовский котел.
– Я стоял на самом верху, а мимо промчался какой‑то малец, – пожаловался он Венсану. – Дрянное семя!
– Он тебя задел?
– Боднул так, что я крякнуть не успел, как уже распластался внизу! Я ведь не все вам показал, месье Бонне. У меня еще язык прикушен и зуб вылетел.
– Ну, так благодари господа, что легко отделался.
– Не жалеете вы нас! – захныкал Жермен. – То ли дело месье Кулерэн, что был до вас… У него для каждого находилось утешительное слово!
– Сердобольный врач ухудшает страдания, – парировал Венсан, припомнив старую пословицу. – Лежи смирно, иначе у меня найдутся для тебя такие слова, какие и не снились месье Кулерэну.
Венсан наложил шину на месте, хотя конюх требовал, чтобы его непременно отнесли в лекарскую: так в замке называли комнату, которую выделили Бонне для операций. До сих пор она пригодилась лишь дважды: первый раз для стражника по прозвищу Люк‑Дуболом, а второй для старика из ближней деревни, случайно хрястнувшего себе топором по руке.
– Однорукому сколько чести было! – возмущался Жермен. – Я что, хуже него?
– У тебя простой перелом. Чем таскать тебя с места на место, лучше сразу закрепить кость как надо. Ты ведь хочешь еще гарцевать на лошади?
Конюх притих.
Закончив работу, лекарь побрел к себе. Его снова неудержимо клонило в сон: давало о себе знать выпитое вино. Беззвездная мгла, пронизанная сиротливым ветром, окутала замок.
Он подошел к двери, толкнул ее – и остановился на пороге.
Вся сонливость мигом слетела вместе с невыветрившимся хмелем. В комнате кто‑то побывал.
Венсан чувствовал это по едва уловимому чужому запаху, по слегка сдвинутому с прохода стулу, по дверце шкафа, приоткрытой на дюйм больше, чем он оставил. Бонне успел сродниться со своим жилищем и без труда читал его мельчайшие знаки. Но сейчас дом не шептал, он громко заявлял: здесь был незваный гость.
Не произнеся ни слова, Венсан быстро прошел к шкафу и распахнул дверцы.
С его губ не сорвалось ругательство. Лекарь даже не изменился в лице.
Он знал, что увидит.
На всякий случай Венсан зажег самую яркую лампу и в ее свете перебрал все склянки и облазил пол, чтобы убедиться, что сам не уронил лекарство.
Но все это было пустой тратой времени.
Маленький пузырек с настоем элесии бесследно исчез.
Запоздало спохватившись, Венсан выскользнул за дверь и бесшумно обошел нижний двор, заглядывая в самые темные углы и вслушиваясь, не принесет ли ему чуткое эхо звук чужих крадущихся шагов. Он сунул правую руку в карман, и на нее скользнул, будто сам собой, кастет. Страшное оружие в умелых руках, что и говорить, но лекарь прибегал к его помощи крайне редко – именно потому, что его руки были умелыми.
Однако на этот раз кастет не пригодился. Вор был уже далеко. Ему хватило времени на то, чтобы пробраться к лекарю, без лишней спешки отыскать нужный пузырек и скрыться.
Венсан сжал кулаки. Чертов дурак! Он так торопился к больному, что не запер дверь. Впрочем, нечего оправдываться спешкой. Он слишком много выпил, был чересчур взбудоражен всем случившимся – и вот итог.
Из глубины души поднялась лютая, неистовая злоба. Убийца сделал Бонне невольным сообщником, но это было еще полбеды. Осквернив его дом и украв эликсир, он надругался над самой сутью того, что составляло смысл работы лекаря. Венсан рисковал жизнью, чтобы получить средство, избавляющее от мучений, – и что же? Оно вновь послужит смерти! Вор не просто безнаказанно хозяйничал у него в доме – он проделал это дважды, точно лекаря можно было даже не принимать в расчет.
Ослепленный яростью, Венсан ударил кулаком по стене, еще и еще, не замечая боли. Попадись ему в этот миг воришка, он задушил бы его голыми руками.
Только почувствовав, как из рассеченной кожи сочится кровь, он немного пришел в себя.
Тише, тише… Вор вовсе не желал унизить его. Он лишь повторял уже знакомый путь.
И что же это значит?
Что будет второе убийство.
Венсан двинулся в сторону замка, на ходу слизывая кровь с костяшек. Из темноты у ворот выступил человек.
– Кто идет?
– Это я, Бонне. Скажи, друг мой, кто проходил мимо тебя с вечера?
Парень замялся:
– Я, значит, только в полночь заступил…
– Пусть так. Кто?
Молодой стражник начал перечислять имена, но сбился: людей было слишком много. Венсан поморщился. В замке до сих пор продолжался поминальный ужин, и, конечно, кто только ни сновал по обоим дворам мимо сонного парня.
Запирая изнутри засов на своей двери, он с насмешкой подумал, что теперь‑то в защите нет никакого смысла. Настой украден, и у него больше не осталось запасов. Разве что вор захочет воспользоваться каким‑нибудь другим составом из тех, что любезно предлагает убийцам лекарь Бонне.
Ярость понемногу оседала, словно песок во взбаламученной воде. Венсан закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул, изгоняя остатки злости. Злость – плохой советчик, а бешенство – никудышный поводырь.
Понемногу к нему вернулось холодное спокойствие. Но осевшая ярость ощущалась где‑то глубоко внутри, возле позвоночника, и время от времени покалывала оттуда острыми иглами ненависти.
Он снял серебряный перстень с выпуклым крестом, который носил со дня окончания монастырской учебы, и перебинтовал разбитую руку. Рутина привычных движений окончательно привела его в себя. Венсан убедился, что ставни закрыты плотно, уселся за стол и открыл рецептурную книгу.
Свечи горели ровно и сильно. Рука сама вывела первое слово под верхним обрезом чистой страницы.
«Элен».
Ему всегда хорошо думалось под скрип пера по бумаге. Будь рядом Николь, он посадил бы девчонку выводить любые каракули, а сам бы ходил и размышлял. Но Птичка далеко. Придется обходиться самому.
«Вы хотели держаться как можно дальше от этого дела, месье Бонне», – прозвучал в его голове обеспокоенный голос девочки.
Хотел, согласился мысленно Венсан. Но через несколько дней графиня опять начнет сходить с ума от мигреней, и что прикажешь мне делать без элесии, единственного средства, избавлявшего ее от боли? Нет, Птичка, необходимо отыскать похищенное.
«Но почему бы вам не пойти к графу, месье Бонне? – предложила воображаемая Николь. – Вы чистосердечно признаетесь его милости во всем, что произошло. Он прикажет обыскать людей в замке».
Но прежде его милость прикажет вздернуть меня, с усмешкой возразил Венсан. Или ты плохо знаешь Гуго де Вержи? Думаешь, он поверит, что я не замешан в смерти его дочери, если я скрыл, что убившее ее средство принадлежало мне?
«Граф сперва разберется…» – начала его собеседница.
Возможно, именно граф это и придумал, заметил Венсан. Тогда он все равно повесит меня. Ведь свалить вину на коварного лекаря намного удобнее, чем на горничную, тем более сгинувшую невесть где. Его милость даже не будет утруждать себя сочинением причин, по которым я мог бы убить его дочь: все вокруг без объяснений примут тот факт, что я чудовище и потому расправился с бедняжкой.
«Под пытками вы сами все успешно сочините, месье Бонне», – прошелестел грустный голос Николь.
Да, и правда, рассмеялся Венсан. Об этом я не подумал. Ничто не делает человека столь изобретательным, как самая обычная кочерга, раскаленная в жаровне. Ведьмы, истребленные маркизом де Мортемаром, могли бы многое поведать об этом.
Голос девочки умолк. Николь нечего было возразить.
Некоторое время Венсан всерьез обдумывал, не исчезнуть ли ему, пока не поздно. Он соберет свои пожитки быстрее, чем наступит рассвет, и к утру следующего дня будет далеко.
«А к вечеру меня уже схватят слуги графа, заинтересовавшегося, отчего его лекарь сбежал всего через два дня после смерти его старшей дочери».
Венсан вернулся за стол и вывел на шершавой бумаге строкой ниже: «Элесия».
Свечи потрескивали и оплывали, по комнате от них распространялся сильный приятный запах. Венсан Бонне всегда использовал самые дорогие, восковые свечи. Их спокойное сияние далеко раздвигало темноту, заставляя тени боязливо ежиться по стенам. Но в углах они впитывали густой отвар ночи, сгущаясь в плотные, будто почти осязаемые фигуры.
Тени скользили мимо Венсана, и он, не приглядываясь, узнавал в них графа, белокожую Элен, Пьера Рю, надменную графиню, маркиза… Сплетаясь в танце, они неслись все быстрее и быстрее, сливались в сплошное мельтешение серых пятен, затягивая и его в свой стремительный круг. Кружитесь с нами, месье Бонне! Сыграйте с нами!
Венсан зажег еще одну свечу, и побледневшие тени дернулись в стороны. Лекарь обвел взглядом стены своего жилища и усмехнулся.
«Вы вступаете в очень опасную игру, месье Бонне», – проговорил в его голове напряженный голосок.
Знаю, Птичка‑Николь. Но, похитив второй пузырек, убийца не оставил мне выбора. Ты можешь считать, что он уже втянул меня в свои игры. Если я останусь отстраненным наблюдателем, исход ее предрешен. Так не лучше ли действовать, пусть даже рискуя?
Николь замолчала, и Венсан рассмеялся. Смех странно прозвучал в пустой комнате. Ну не забавно ли, что единственный человек, с которым он мог бы обсудить все не таясь – девчонка‑служанка?
«Вы хотите найти убийцу и разоблачить его?»
Не совсем, Птичка‑Николь. Да, я хочу найти убийцу. Но лишь для того, чтобы забрать у него свое лекарство. Мне не нужны доказательства его вины, которые я смогу предъявить людям, и мне безразлично, понесет ли он наказание. Ты неодобрительно хмуришься? Но я не карающий меч в руке господа, я врачеватель, ученый, если хочешь, и моя работа мне дороже любого правосудия.
Пусть суды карают преступников, небесные или земные. Я всего лишь человек.
«Но как вы найдете его, месье Бонне? Как?»
Венсан подумал, придвинул к себе чернильницу и начал быстро писать.
Проснувшись утром, он первым делом сжег в камине все, что вывело его перо этой ночью. В записях больше не было смысла: они крепко отпечатались в его памяти.
Кому была выгодна смерть Элен?
Первым именем в его списке стояло «Беатрис».
Что он знает о ней? Легкомысленная, капризная, очаровательная, умеющая получать все, что захочет. Поневоле жестокая, как любое дитя, не привыкшее встречать противодействия в своих просьбах. Что еще? И вполовину не такая красивая, как Элен, но прелестная своей живостью. Кажется, привязанная к Николь – как привязываются к любимой и к тому же нужной вещи.
Может это быть портретом убийцы?
Вполне.
Вскоре Венсан Бонне входил в покои младшей дочери графа.
– Коринна, как себя чувствует наша маленькая госпожа?
– Хвала господу, месье Бонне! Она даже покушала нынче с утра, моя крошка, а потом снова уснула.
Венсан присел перед кроватью девочки и будто бы невзначай дотронулся до ее туфель. Ночь была обильна на росу, и если его подозрение справедливо, расследование на этом можно считать законченным.
Но нежная кожа туфелек была совершенно сухой. Подняв голову, Венсан наткнулся на удивленный взгляд больших темных глаз.
– Простите, что потревожил, ваша милость.
Он поклонился. Правила этикета требовали от него дождаться, не соизволит ли дочь графа одарить его приветствием. Но Беатрис снова нырнула под одеяло. Венсан постоял немного возле ее кровати, но, ничего не дождавшись, прошел в соседнюю комнатку, подав Коринне знак следовать за ним.
– Месье Бонне?
Пухлая нянька выжидательно уставилась на него. В последнее время ее недоверчивость, кажется, слегка развеялась. Во всяком случае, она больше не бросалась на него как цепная собака, за спиной которой скулит обиженный щенок.
– Я должен поручить тебе одно важное дело, касающееся твоей питомицы, – вполголоса сказал Венсан. – Доверить его я могу только тебе.
Коринна вся обратилась в слух.
– Когда человек умирает, – начал он издалека, – его близкие потом могут чувствовать себя виноватыми. Не в его смерти, нет. В том, что при жизни они не ладили с ним, или не обращали на него внимания, или обманывали его. Ты понимаешь, о чем я?
Коринна кивнула.
– Это чувство вины точит их изнутри, как вредный жук. Особо совестливые могут даже заболеть из‑за этого.
Нянька сосредоточенно слушала.
– Очень важно убедить их, – продолжал Венсан, тщательно подбирая слова, – что они ни в чем не виноваты. Люди частенько обманывают друг друга или ссорятся, верно?
Коринна по‑прежнему не понимала, к чему он клонит.
– Возможно, Беатрис не может простить себе, что спорила с Элен, – объяснил Венсан. – Из‑за этого ее болезнь и затягивается. Ты должна объяснить девочке, что сестры часто ссорятся, и что ей не стоит казнить себя из‑за этого.
Наконец‑то бедная нянька сообразила. И отчаянно замахала на него руками:
– Что вы, что вы, месье Бонне! Они никогда не ругались, наши ласточки!
Венсан снисходительно улыбнулся, словно отдавая должное ее доброте.
– Коринна, так не бывает. У ее милости Элен был нрав…
– Нрав что твой железный прут, – перебила женщина, – уж мне‑то можете не рассказывать! А все ж таки разладов между ними не случалось. Беатрис как ивовая веточка: гнешь ее, а она все гнется, да не ломается. Уступчивая, податливая… Да и подумайте сами: что им делить?
– Элен была красивее, – напомнил Венсан, понизив голос.
Если он ждал, что Коринна бросится превозносить достоинства своей любимицы, то просчитался.
– Так ведь ее милость Беатрис этого даже не понимала, – улыбнулась нянька. – Моя голубка думает, что краше ее во всем свете нет.
Перед этой спокойной убежденностью Венсан вынужден был отступить. Он спросил, выпила ли девочка на ночь лекарство.
– Я его взболтала, как вы говорили… – начала нянька, и осеклась, склонив голову набок. Умильная улыбка расползлась шире по ее лицу.
– А кто это там ходит! – проворковала она, хотя Венсан ничего не слышал. – Проснулся, наш ягненочек!
И бросилась прочь, рассыпая ласковые прозвища.
Коринна оказалась права: Беатрис поднялась и стояла посреди комнаты, жмурясь и зябко переступая с ноги на ногу.
– Ах! Зачем же босыми ножками на пол, ваша милость! – укоризненно вскричала Коринна.
Под квохтанье няньки Венсан посчитал удары сердца девочки, осмотрел кожные покровы. Беатрис была по‑прежнему болезненно бледна, но выглядела лучше, чем накануне. Юность брала свое.
– Николь здесь? – тихо спросила девочка, когда Коринна отвернулась.
Венсан покачал головой.
– Я плохо обошлась с ней, – через силу сказала Беатрис и сморгнула выступившие слезы. – Не хочу, чтобы ее нашли.
Лекарь испытующе взглянул на нее, но ничего не сказал. Про себя он подумал, что вряд это зависит от Николь – скорее от тех, кто преследует ее.
Преследует!
Он едва не вскочил. Маркиз де Мортемар должен был давно возвратиться! Со всей этой историей с похищением элесии Венсан совершенно упустил из виду, что отряд ускакал на поиски ведьмы еще вчера. Время для него сократилось до нескольких ночных часов, которые он потратил на версии об убийстве Элен.
Лекарь торопливо пробормотал что‑то в свое оправдание, поклонился и покинул комнату с такой быстротой, что Коринна осуждающе скривила губы.
«От ее милости так не уходят. Мужлан!»
…Венсан направлялся в конюшню. По лошадям он поймет, вернулись ли всадники, а если они уже здесь, то отыщет Гастона и узнает у него, увенчалась ли успехом охота маркиза.
Но дойти до старшего конюха ему не удалось: свернув за угол, Венсан врезался в кого‑то. Столкновение оказалось до того сильным, что человек отшатнулся назад и чудом удержался на ногах.
– Дьявол меня раздери! Это вы, Бонне!
На лекаря с изумлением взирал Пьер Рю.
Венсан поспешно извинился.
– Вот уж не думал, что кто‑то в этом замке может сбить меня с ног, – проворчал Медведь, потирая ушибленное плечо. – Куда вы так несетесь?
Откровенность не входила в число достоинств Венсана. Или недостатков – зависит от того, с какой стороны посмотреть. Как бы там ни было, он не собирался посвящать начальника охраны в свои дела.
Но оказалось, что Пьер и не ждал ответа.
– Вы уже осмотрели маркиза? Кажется, он неудачно упал и расшиб лицо.
– Его светлость здесь?
– Вернулся к первым петухам.
Венсан немного помолчал.
– Охота была удачной? – спросил он.
– Как сказать… – протянул Пьер со странным выражением, которое лекарь не смог истолковать. – Во всяком случае, они поймали Птичку.
Лекарь сжал губы – это было единственное внешнее проявление его чувств.
– А что с ведьмой?
Показалось ему, или лицо Медведя и впрямь омрачилось на мгновение?
– Они нашли ее укрытие и сожгли дотла, – медленно проговорил Пьер. – Полагаю, можно считать это удачной охотой.
Взгляд его переместился с Бонне на необъятное море леса, волнующееся далеко за стенами замка. Он словно что‑то искал глазами – столб дыма, может быть, подумал Венсан, но тут же понял, что дым давно должен был развеяться.
Пьер Рю, рассеянно скользя взглядом по зубчатому краю леса, думал о том, какую глупость сделал маркиз де Мортемар. Опасную глупость! В Пьере жил глубоко въевшийся, как грязь в ладони крестьянина, страх перед тем существом, что обитало в лесу. Он видел его лишь однажды, много лет назад, и от встречи у него сохранились не воспоминания, а, скорее, ощущения. Но до сих пор, стоило ему мысленно вернуться на темную лесную тропу и почувствовать запах дыма от пылающего за спиной замка, в памяти его всплывала женщина, в которой не было ничего человеческого.
Пьер так глубоко задумался, что не сразу услышал, о чем его спрашивают. К тому же от Бонне никак не приходилось ожидать лишнего любопытства.
«Страх! – думал Пьер. – Отчего он не остановил Мортемара? Ведь не мог же маркиз не знать…»
Воспоминания обрушились на него.
…Треск, вопли людей, гигантское зарево пожара, бушующего за спиной. Черный лес в отблесках пламени, луна в небе, как шар белого огня. Тропа теряется в глубине чащи, где свежесть ночи еще не разбавлена горечью дыма. Жертва близко, она промчалась здесь совсем недавно. Воздух сохранил ее тревожный запах, на ветках кое‑где сияют видимые даже в темноте золотые нити: она бежала быстро, ее распущенные волосы цеплялись за них.
Он слышит собственное тяжелое дыхание, лязг меча в ножнах. Хватило бы и кинжала, но тот, кто послал Пьера, потребовал ее голову.
Быстрее, быстрее, быстрее! Азарт охоты, жажда крови ведут его, он уже не принадлежит себе, он посланник огня, который там, в замке, в эту минуту облизывает мертвые тела. Там нынче пир смерти, но его трапеза ждет здесь.
Внезапная тень на тропе. Блеск золотых волос, взмах белых рук. И шепот – ее шепот, отдающийся в его голове. Она не разжимает губ, она безоружна, но он бежит прочь, объятый ужасом. Ветки царапают его лицо, он падает, ползет в мокрой траве, скулит от ужаса, и все время чувствует спиной, что она там, на тропе, ждет его и смеется…
– …ведьмы! – прорвался в сознание Пьера голос лекаря.
– Что? – переспросил начальник охраны, сильно вздрогнув.
Ему потребовалось время, чтобы сообразить, где он.
Страх въедается крепче, чем любая грязь. Крепче, чем кровь, что пятнает руки даже годы спустя.
Пьер непонимающе огляделся, как человек, которого разбудили после кошмара. Чертов маркиз, будь он проклят со своей охотой на колдуний!
А тут еще этот Бонне: вглядывается в него, прищурившись, и повторяет:
– Где тело ведьмы?
Пьер вытер вспотевший лоб. Он наконец понял, о чем его спрашивают, и воззрился на Венсана с искренним удивлением.
– Мой дорогой Бонне, с чего вы взяли, что она мертва?
Лекарь нахмурился.
– Вы сказали, они нашли ее укрытие…
– Верно. И сожгли его.
– А ведьма?
Пьер некоторое время смотрел на Венсана молча.
– Скрылась, – наконец уронил он. Собственный голос показался ему чужим, и он добавил: – Неужели вы полагаете, ее так легко убить?
Лекарь по‑прежнему озадаченно молчал.
Губы начальника охраны раздвинулись в подобии улыбки:
– Не будьте наивны, Бонне.
Пьер собирался проследовать дальше, но его остановил новый вопрос. Определенно, сегодня лекарь на удивление разговорчив.
– Где сейчас Птичка?
Медведь недоуменно взглянул на него через плечо. В серых глазах Бонне что‑то сверкнуло, словно отблески огня, и Пьера вновь бросило в холодный пот.
«Довольно!» – разозлившись, приказал он себе. Злость не уничтожила страх, но заставила его уйти куда‑то глубоко в тайники души, в самые черные дебри. Оттуда, надеялся Пьер, он вернется не скоро.
Венсан видел, как каменеет лицо Медведя, как сужаются холодные глаза. Он не мог понять, чем вызвал раздражение начальника охраны, но тот, безусловно, был в гневе, когда отчеканил:
– Вопросы у вас, дорогой Бонне, один страннее другого. В конюшне, разумеется. Где еще ей быть?
 | Елена Михалкова. Тайна замка Вержи |