В рейтинге самых сказочных актеров советского кино Георгий Милляр наверняка занял бы первое место. Снявшись за свою долгую жизнь в 123 фильмах, он почти везде играл роли второго и третьего плана, но даже самая маленькая из них запоминалась зрителям надолго.
Во всех анкетах Милляр писал: родился в семье простых служащих, иностранным языкам не обучался, родственников за границей не имеет. Все это было ложью, к какой привыкли в Советском Союзе все лица с «неправильным» происхождением. У артиста оно было неправильным донельзя: папа - иностранец, мама - дочь миллионера.
Все началось в конце XIX века, когда в Россию приехал французский инженер Франсуа де Милье, подрядившийся строить мосты на Транссибирской магистрали. В Иркутске он повстречался с дочкой местного золотопромышленника Елизаветой Журавлевой и влюбился на всю жизнь. Молодожены поселились в Москве, где зажили на широкую ногу. Родившегося в 1903 году единственного сына Георгия окружали бонны и гувернантки; в собственном экипаже семья ездила в театр слушать Шаляпина. Послушав «Фауста», семилетний Жоржик разрисовал себе лицо чернильным карандашом и вышел к гостям: «Хочу быть Мефистофелем!» К тому времени он лишился отца: Франсуа де Милье, ставший на новой родине Францем Карловичем Милляром, скоропостижно скончался на отдыхе в Ялте в 1906 году. С родственниками, оставшимися в Марселе, его сын никогда не общался, но Францию нежно любил - всегда отмечал День взятия Бастилии, а вот свой день рождения, приходившийся на 7 ноября, не любил: «Я родился в праздник не той революции!»
Революцию мама с сыном встретили на даче под Геленджиком. Московская квартира была экспроприирована, семейные драгоценности обменены на хлеб. Не отчаиваясь, 17-летний Милляр поступил в театр на скромную должность бутафора. Как и в детстве, он мечтал стать актером, и скоро случай помог ему. Накануне премьеры «Золушки» исполнительница главной роли слегла с температурой; назубок знающего роль бутафора нарядили в платье, подмалевали глаза и выпустили на сцену. За первой ролью последовали другие, и скоро юному таланту стало тесно в театрике на сто мест - он уже мечтал о столичной славе. Они с матерью вернулись в Москву и каким-то образом выбили себе комнатку в бывшей своей огромной квартире. В 1924 году Милляр явился в основанный Мейерхольдом Театр Революции, ныне имени Маяковского. Попытки тамошних педагогов научить его азам профессии были не слишком удачны, и он самокритично вспоминал: «По своим психологическим данным я был тяжелым учеником». Его оставили в театре за безукоризненные манеры и уникальную мимику - у него было в буквальном смысле «резиновое лицо». Еще в то время критики отмечали: «Крупные способности Милляра в области мимики, жеста и пластики, пожалуй, имели бы большее применение в кино».
Но пока что актер делал неплохую карьеру в театре - главных ролей ему не доверяли, но он успешно играл графов, герцогов и иностранных дипломатов. Да еще и учил других актеров, как правильно держать платок и танцевать мазурку. Но настали 30-е годы, и кто-то из коллег донес в парторганизацию, что Милляр скрывает свое дворянское происхождение. Ничем хорошим это кончиться не могло, и актер поспешил сбежать в кино, которое, став звуковым, бурно развивалось. В 1938 году режиссер Александр Роу - тоже сын иностранного инженера, только ирландца, - пригласил его в свой дебютный фильм «По щучьему велению», ставившийся на только что основанной студии «Союздетфильм». Милляр сыграл царя Гороха - вздорного, глупого и злого старикашку, вызывавшего у маленьких зрителей не страх, а смех. Фильм понравился, и Роу тут же взялся за новую картину «Василиса Прекрасная». Главной проблемой стала роль Бабы-яги: режиссер просмотрел десятки актрис, включая саму Фаину Раневскую, но ни одна его не устроила. Милляр сразу понял, в чем дело: «Женщина никогда не позволит себе быть на экране по-настоящему некрасивой. Чуть гример отвернется, она уже - раз, и реснички подклеила. Мне-то терять нечего».
Почувствовав ответственность момента, артист старательно готовился к роли - часами вырабатывал визгливый голос, старческую походку, отбирал в реквизите одежду, помогал создавать накладки из гуммоза, крема и пудры. Моделью для него стали сразу несколько злобных старух, включая известную всей Ялте нищенку-гречанку и его соседку по коммуналке. Вышедший на экран в 1939 году фильм сразу стал популярным, и успех ему обеспечили не плакатные богатыри и красны девицы, а именно Яга - одновременно страшная, смешная и обаятельная.
В тысячах домов снова, как сотни лет назад, матери подсовывали детям кашу: «Ешь, а то Баба-яга заберет!» Эта роль стала «визитной карточкой» Милляра - бабушку ему пришлось играть еще в восьми фильмах, и каждый раз его героиня была узнаваемой и в то же время новой. Кстати, в «Василисе Прекрасной» он сыграл еще две маленькие, но вполне положительные роли - гусляра и отца главного героя. Он все время пытался избавиться от амплуа «актера одной роли» и напомнить зрителям, - без особого, правда, успеха, - что способен на большее. Уже в старости он, вспоминая, что мечтал сыграть Цезаря, Вольтера и Суворова, говорил: «Актер - это кладбище несыгранных ролей».
Главную, но тоже отрицательную, роль ему довелось сыграть только в одном фильме - «Кащее Бессмертном» того же Александра Роу. Фильм снимался в годы войны в Алма-Ате, где Милляр перенес малярию и накануне съемок весил «48 кило с ботинками». Однако он, как всегда, нашел в себе силы для тщательной работы над ролью; именно он посоветовал режиссеру превратить Кащея в немецкого рыцаря, а в антураже картины спародировать эпопею Фрица Ланга «Нибелунги». В итоге русская сказка превратилась в антифашистский фильм, а Кащей, в отличие от Бабы-яги, получился по-настоящему страшным и отвратительным. Даже конь, когда Милляр попытался вскарабкаться на него в Кащеевом гриме, тревожно заржал и галопом пустился в конюшню. Пришлось надеть на него специальные шоры, чтобы он не видел страшного всадника.
Несерьезный на вид - и на экране, и в жизни - Милляр проявлял на работе самоотверженность, граничащую с героизмом. Чуть ли не для каждой роли его брили наголо, высветляли растительность на лице перекисью водорода, по много часов накладывали грим. Фильм «Морозко», позже удостоенный в Венеции «Золотого льва», действительно снимался в 30-градусный мороз, и Милляр в костюме Бабы-яги страшно мерз, согреваясь только спрятанной под лохмотьями фляжкой с горячительным. «Василису Прекрасную», напротив, снимали в летнюю жару в душном павильоне, и ему пришлось 25 дублей подряд, до ожогов на «пятой точке», скатываться по желобу из печки. На съемках «Финиста - Ясного сокола» его подняли на верхушку сосны - тут сломался кран, и артист два часа просидел на десятиметровой высоте, цепляясь за ветки. Для роли водяного Квака из «Марьи-искусницы» его намазали зеленкой, на руки и ноги натянули ласты. Так было почти в каждой роли - ведь Милляр обычно играл всевозможных волшебных существ. Недаром он называл себя «полномочным представителем нечистой силы в Советском Союзе».
Непроницаемую маску он носил не только в кино, но и в жизни - тонкий, прекрасно воспитанный человек строил из себя маргинала, пропойцу, шута, резонно считая, что так безопаснее. Он держался подальше от начальства, а дружил с простыми людьми - осветителями, костюмерами, рабочими сцены. С ними соображал «на троих», едва режиссер отвернется. Пил чаще всего не водку, а тройной одеколон, который называл «зеленкой», - им смывали грим, поэтому на съемках его всегда было много. Режиссер Юрий Сорокин, снявший о Милляре документальный фильм, вспоминал: «В деревню, где снималась очередная сказка, приезжала автолавка. Роу запретил продавать Милляру спиртное, так он на виду у всей съемочной группы шел к машине с бидончиком: «О, я за молочком», - возвращался и через пять минут был уже пьяненьким. Он заранее договаривался с продавщицей, та ставила в бидон бутылку, а сверху наливала молоко».
На съемках Старик Похабыч, как он сам себя прозвал, любил «для подъема духа» спеть матерную частушку или отпустить остроту, от которой девушки-костюмерши краснели и выбегали вон. При этом с женщинами он был робок и скован, что порождало упорные слухи о его нетрадиционной ориентации. Говорили, что еще до войны он женился на молодой актрисе, но скоро она, раздосадованная холодностью мужа, завела роман с известным режиссером. Однажды она заявила Милляру, что ждет ребенка. «Дорогая, я не могу иметь детей! - будто бы заявил артист. - Так что собирай вещи и отправляйся к тому, чей это ребенок». После этого он жил с мамой Елизаветой Алексеевной, которая держала его в строгости. Друживший с ним актер Александр Кавалеров (Мамочка из «Республики ШКИД») вспоминает: «В день, когда Милляр получал зарплату, она приезжала прямо на студию и караулила, чтобы рабочие его не напоили. После получки его иногда просто приносили, прислоняли к стенке, звонили в дверь и убегали, чтобы мама не догнала и сгоряча не прибила. Как она гоняла всех этих алкашей по студии Горького! Они все ее боялись. И неудивительно. Георгия Францевича, который был мужичонкой хлипким, она могла запросто одной рукой поднять и отнести куда надо, а уж если рявкнет, мало не покажется».
В 1976 году Кавалеров, которого Милляр произвел в свои «внуки», снялся с ним в фильме «Пока бьют часы». Позже он вспоминал: «Снимать мы ездили в Польшу. В то время при поездке за границу можно было провезти с собой только три бутылки водки. А у меня как раз 25-летие, тремя никак не обойтись. В Шереметьево, чтобы угостить всю группу, я купил десять бутылок. Положить их было некуда, и дед дал мне обыкновенную сетку для картошки, дырявую такую. Вот идем мы на самолет, все нас узнают, в группе были Георгий Вицин, Людочка Хитяева, Махмуд Эсамбаев, Миша Кононов, а сзади — мы с дедом. И с авоськой. Стюардесса попыталась меня остановить: «Это куда же столько водки?!» Но дед ее «успокоил»: «Внучка, ты не волнуйся. Это мой внучек, он алкоголик». Так нас с этой авоськой и пропустили, только автографы взяли».
Долгое время Милляра, любимца зрителей, обходили наградами и званиями. В ответ на его недоуменные вопросы Роу посоветовал ему зажить нормальной жизнью - бросить пить и жениться. В то время (шел 1969 год) в коммуналке актера поселилась немолодая женщина с трудной судьбой - Мария Васильевна Иванова. Ее родители были раскулачены, один муж бросил ее, второй погиб на фронте, от них осталось трое уже выросших детей. Увидев ее, Роу, который нередко захаживал в гости к Милляру, обрадовался: «Вот на ней и женись. Близко, провожать не надо». К общему удивлению, артист, редко кого-то слушавший, согласился и скоро сделал соседке предложение. Сперва она удивилась: «Что вы, Георгий Францевич! Мне уже не нужны мужчины». Милляр отшутился: «А я и не мужчина. Я Баба-яга!» Скоро «молодые» поженились - стол накрыли прямо на съемках очередного фильма Роу «Варвара-краса, длинная коса». Конечно, любви в этом браке не было - была взаимная выгода. Доходы актера помогали Марии Васильевне прокормить себя и детей, а она обслуживала мужа по быту. Впрочем, запросы Милляра всегда были минимальны: много лет он проходил в одном пальто и шапочке-пирожке, не покупал ни мебели, ни посуды. Когда приходили гости, на стол подавались треснутые тарелки и разномастные стаканы. Питался актер чаще всего яичницей и ливерной колбасой. При этом отношения супругов были весьма уважительны. Соседка Людмила Зайцева вспоминает: «Это была удивительно трогательная пара. Георгий Францевич называл ее «Манечка» и «лапочка», а самым большим ругательством было: «Ну, Маня, ты меня достала!» Я никогда не видела Георгия Францевича дома в вытянутых трико, он всегда ходил в рубашке и брюках, а на выступления обязательно надевал «бабочку».
В середине 80-х милляровскую коммуналку в центре расселили, и актеру дали двухкомнатную квартиру - на последнем этаже высотки, далеко от метро. Мария Васильевна удивилась, почему муж не попросил условия получше, а он сказал: «Ничего, я уж как-нибудь на трамвайчике до центра...» Скоро ему все-таки присвоили звание народного артиста РСФСР, но творческий вечер, полагающийся по такому случаю, устраивать не стали - может быть, боялись, что непредсказуемый актер «отмочит» что-нибудь неожиданное.
Зато Милляр был нарасхват в домах отдыха, пионерских лагерях и воинских частях, где он рассказывал о своих ролях, декламировал стихи и даже плясал. За эти выступления платили гроши, а иногда и вовсе не платили, но отказать он не мог никому. Однажды соседская девочка зашла к нему посмотреть его рисунки - Милляр хорошо рисовал - и попросила один на память. Актер отдал все - и рисунки пропали. Исчезли и многие его стихи, а «Алфавит», который он сочинял всю жизнь, сохранился только в перепечатках. В этих остроумных, часто циничных и порой горьких афоризмах - вся жизнь человека, прожившего жизнь в обличье Бабы-яги. Вот несколько из них: «Г - Генеральный директор». «Вежливость - героическое напряжение моральных и физических сил».
Он по-прежнему много снимался, но роли становились все меньше, а фильмы - все хуже. После смерти Роу в 1973 году актерских удач в жизни Милляра почти не было, хотя он играл в таких известных фильмах, как «Мэри Поппинс, до свидания!», «Деревня Утка», «Шестой», озвучил множество мультфильмов. В последнем фильме он снялся за полгода до смерти, в 89 лет, - это была комедия «Ка-ка-ду!», благополучно забытая, как большинство «шедевров» тех смутных лет.
Милляр в новых условиях тоже был почти забыт. Юрий Сорокин вспоминал, что однажды артиста пригласили выступить в киноконцертный зал «Россия»: «Я приехал к нему в гости и вижу - на столе лежат стопки рисунков, на каждом изображена Баба-яга и подписано: «С любовью, Г.Ф. Милляр». «Что это?» - спрашиваю. «Да вот, Юрочка, я узнал, что в «России» 850 мест, и было бы неплохо, если бы у каждого ребятенка остался от меня подарочек», - ответил Милляр. И он действительно нарисовал 850 картинок. Зная ответственность Георгия Францевича, уверен, что он с раннего утра сидел застегнутый на все пуговицы. А ему даже не перезвонили...» В итоге картинки раздали знакомым и соседям, а оставшиеся хранятся в Музее кино. Туда же были переданы некоторые вещи актера после его смерти -это случилось 4 июня 1993 года. Александр Кавалеров вспоминает: «Умер он здорово. Встал утром, выпил водки, а потом попросил у Марьи Васильевны чего-нибудь кисленького. Приличного шампанского не нашлось, но отыскали бутылку сухого вина. Он выпил стакан и спокойно уснул».
После его смерти в небольшой стопке документов и фотографий нашли листочек со стихами, написанными незадолго до смерти:
Появился в начале века
И уйду под конец его
В те края, где чужая аптека
Вряд ли нальет чего.
Кто расписался в моей бесполезности?
Рано мне выдали этот диплом!
Сгорел от безделья и умер от трезвости -
Вот что напишут на гробе моем.
(с) Иван Измайлов