Пятнадцать лет назад, 17 августа 1998 года, российское правительство объявило дефолт по внешним и внутренним государственным обязательствам. Это решение стало спусковым крючком самого острого кризиса в истории современной России. В издательстве «Колибри» выходит биография первого президента России Бориса Ельцина, которую написал Тимоти Колтон. В одной из глав своей книги Колтон подробно исследует вопрос о том, что предшествовало решению 17 августа 1998 года и к каким последствиям оно привело.
Реальная продолжительность второго президентского срока Ельцина составила меньше половины первого. Ограниченное конституцией до четырех лет, его правление началось с опозданием из-за операции на сердце и еще больше сократилось из-за его досрочного ухода в отставку в декабре 1999 года. По сути же, назначение Владимира Путина премьер-министром и потенциальным преемником, произошедшее в августе, уже тогда в некоторой степени отлучило Ельцина от должности.
Свой эндшпиль Ельцин начал с того, что всерьез взялся за правительство и его главу. Об обновлении совета министров он впервые задумался в ноябре-декабре 1997 года. Тяжкий груз недовольства президента пришелся на человека, с 1992 года находившегося в должности премьер-министра. В «Президентском марафоне» Ельцин пишет, что главным достоинством Черномырдина была «его уникальная способность к компромиссам... Но вот в чем дело: главный компромисс, на котором Черномырдин и «просидел» все эти годы, — компромисс между рыночными отношениями и советским директорским корпусом — сейчас уже невозможен». Более того, Ельцин уже смотрел в будущее с тем, чтобы определить, кто станет следующим президентом; Черномырдин последнее время явно питал надежды заполучить этот приз, в то время как Ельцин считал, что его пристрастие к «шаблонам осторожного управления» и «усталость людей от привычных лиц в политике» не оставляют премьеру шансов в президентской гонке.
Под разными предлогами Ельцин встречался с претендентами на пост премьер-министра. Продолжая вычеркивать имена из списка, Ельцин подошел к шестой кандидатуре — Сергею Кириенко, протеже бывшего нижегородского губернатора Бориса Немцова. Кириенко имел опыт работы в комсомоле, в банковской сфере и в нефтеперерабатывающей отрасли. Вместе с Немцовым он перебрался в Москву весной 1997 года и в ноябре стал министром энергетики. Самый молодой в ельцинском списке (Кириенко было 35 лет), он отличался мягкой манерой обращения и мальчишеской внешностью. Ельцин ценил его деловой опыт и сдержанность и в то же время отмечал в нем «что-то от отличника-аспиранта». Кириенко в большей степени, чем Анатолий Чубайс и Немцов, был для Ельцина Егором Гайдаром его второго срока, вундеркиндом, имеющим связи и способным ускорить ход перемен, действуя от лица нетерпеливого президента.
Ранним утром 23 марта 1998 года он сообщил об этом Черномырдину. Кириенко согласился занять пост, и Ельцин подписал указ о назначении его исполняющим обязанности премьер-министра. После этого он предоставил Кириенко такую же свободу в выборе министров кабинета и определении программных инициатив, какую в 1991-1992 годах получили Гайдар и Геннадий Бурбулис. Страстно желая, чтобы молодой политик добился успеха, Ельцин до своего летнего отпуска два-три раза в неделю встречался с Кириенко в Кремле или «Горках-9». Молодые министры занялись финансами (Михаил Задорнов), экономикой (Виктор Христенко), налогами (Борис Федоров), вопросами труда (Оксана Дмитриева). Думе были предложены проекты законов по экономической либерализации.
Если Кириенко и обладал некоторыми качествами, необходимыми для «реформирования реформ», то время для его назначения было выбрано самое неподходящее. Неожиданным фактором стал экономический спад в странах Юго-Восточной Азии, по перегретым экономикам которых в 1997 году больно ударило падение цен на товарных биржах с последовавшим далее обрушением курсов местных валют. «Азиатский грипп» оказался заразным для российской финансовой системы, и в октябре-ноябре симптомы «простуды» были уже налицо. Вмешательство государства с целью укрепления рубля не смогло восстановить доверие участников рынка, что подтвердило снижение фондового индекса РТС с 572 пунктов — максимума по состоянию на 6 октября — до 397 пунктов по состоянию на 31 декабря. К марту наблюдатели стали отмечать, что в России развивается кризис азиатского типа. На второй неделе мая, когда мировая цена на сырую нефть упала до $12 за баррель (в январе 1997 года она составляла $26), а индекс РТС приблизился к 200 пунктам, пресса предсказала девальвацию рубля. Ельцин вместе с Кириенко и Дубининым могли бы смириться с неизбежным и попытаться как-то смягчить ее последствия, но новое правительство «страшно боялось» такой перспективы и ее политических последствий. Никто не отреагировал, и началась «атака на рубль». Попытки поддержания рубля обходились в $4 млрд ежемесячно, из-за чего золотовалютные резервы снизились до 15 млрд.
Авторы кризиса
Кризис, возможно, был бы менее болезненным, если бы не то обстоятельство, что финансовая политика правительства на деле ему способствовала. Позже Ельцин писал, что он указал на эту проблему на заседании Совета министров в декабре 1997 года: «Вы все объясняете мировым финансовым кризисом. Но есть и другая сторона — плачевное состояние российского бюджета. А вот здесь пенять можно только на себя». Но Ельцин умалчивает о том, что за «красную» часть бюджета значительную часть ответственности нес он сам.
Такое положение дел возникло еще во время реализации программы макроэкономической стабилизации 1992-1995 годов. Притом что советские социальные гарантии были ликвидированы, Ельцин не хотел еще больше сердить население, сокращая социальные выплаты и пособия, и отталкивать от себя работников бюджетной сферы, лишая их работы или задерживая выплату зарплат. Как говорил помощник президента по экономическим вопросам Александр Лившиц, Ельцин «чувствовал, что существует предел на терпение простых людей», и «боялся социального взрыва». От предпринятой в мае 1997 года попытки секвестировать недофинансированные части федерального бюджета через несколько месяцев отказались, в 1998 году попытались возродить, но безуспешно. Что касается доходов, то слабое посткоммунистическое государство вовсю пыталось собирать налоги, но часто вместо денег принимало векселя или товары. Чтобы не доводить фирмы до банкротства и массовых увольнений, правительство призвало «Газпром» и энергетические компании последовать его примеру и не требовать возвращения долгов.
Избирательная кампания 1996 года породила новый виток невыполнимых обещаний. Попытка повысить налоги после выборов ни к чему не привела. Дефицит федерального бюджета, который сократился с 10% от ВВП в 1994 году до 5% в 1995-м, в 1997-м вернулся к 8%, то есть был всего на 1% меньше суммы собранных налогов. Это означало, что правительство на каждый полученный рубль тратит почти два. Для того чтобы справиться с дефицитом и не раскручивать инфляцию, были выпущены государственные краткосрочные облигации — ГКО, обещавшие сверхвысокий доход и быструю окупаемость. ГКО скупали банки и инвесторы-нерезиденты, которые в 1996 году получили право конвертировать свои доходы в твердую валюту, что привело к дополнительному давлению на рубль.
Низкие цены на нефть, отвращение к страновому риску со стороны менеджеров фондов и последующий рост процентных ставок сделали размеры государственного долга абсолютно неисполнимыми. Министерство финансов выпускало все новые ГКО, чтобы покрыть возникающий дефицит. Годовой доход по облигациям вырос с 18% в июле 1997 года до 65% в июне и до 170% в середине августа 1998 года. Еще больше ослабили Россию несколько миллиардов долларов, размещенных в евробондах, и займы, которые следовало возвращать в долларах. Процентная ставка по долгу, составлявшая в январе 1998 года 17% бюджета, к июлю подскочила до 34%. Индекс РТС в начале июля упал до 135 пунктов и продолжал снижаться, достигнув в октябре 1998 года 38 пунктов — то есть те, кто покупал акции год назад, на пике рынка, теперь могли получить по 7 центов за доллар.
Молодое ельцинское правительство находилось в патовой ситуации. Глава ЦБ Сергей Дубинин и Центробанк России жали на все монетарные кнопки, какие только были в их распоряжении. Представители России во главе с Анатолием Чубайсом вели переговоры с МВФ об ускорении выплаты траншей ранее предоставленных займов и выделении новых кредитов. При этом $5 млрд из $14,8-миллиардного стабилизационного пакета, которые должны были быть получены Москвой к августу, бесследно исчезли. Тогда же Борис Федоров выступил с предложением о снижении налогов с одновременным усилением ответственности за уклонение от их уплаты, направленным против первой тысячи богатейших россиян.
В июне Ельцин послал коммунистической фракции парламента оливковую ветвь, назначив министром промышленности и торговли бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, занимавшегося оборонной промышленностью, а ныне депутата Госдумы от КПРФ Юрия Маслюкова. Но попытки побудить Думу принять программу сокращения расходов провалились. Отказавшись экономить на расходах и дотациях, вводить налог с продаж и другие налоги, законодатели объявили перерыв на летние каникулы. Ельцин делал одно заявление о бюджетной дисциплине за другим, но сам не стеснялся пользоваться казной (почти пустой), чтобы задобрить избирателей.
В рамках консультаций президент в четвертый раз встретился с олигархами. На встрече, состоявшейся 2 июня 1998 года, присутствовали 10 человек. Фридман, Гусинский, Ходорковский, Потанин и Смоленский уже встречались с президентом ранее; теперь к ним присоединился Виталий Малкин из банка «Российский кредит». Кроме того, на встрече присутствовали четыре представителя промышленности — Чубайс, к тому моменту возглавивший РАО ЕЭС (этот пост он занял в марте, покинув правительство), Вагит Алекперов из «Лукойла», Владимир Богданов из «Сургутнефтегаза» и Рем Вяхирев из «Газпрома». Присутствовал и Кириенко — в отличие от Черномырдина, который не посетил ни одной из предыдущих встреч (в 1995,1996 и 1997 годах). Ельцин охарактеризовал положение дел как угрожающее и призвал олигархов платить налоги, держать капиталы в России и сохранять веру в правительство.Он спросил, что им нужно от него в первую очередь; Фридман ответил, что больше всего нужна стабильность. Возможно, продолжил Ельцин, им будет сделано заявление о том, что Кириенко останется во главе Совета министров до 2000 года.
Но заявления не прозвучало, что не ускользнуло от внимания Кириенко. 16 и 18 июня премьер-министр встретился по отдельности с большинством участников встречи 2 июня, и его представители сообщили, что олигархи и чиновники сформируют совместный Совет по взаимной экономической помощи. Но Ельцин своего мнения по этому вопросу не высказал. Попытка придать сотрудничеству бизнеса и правительства формальный характер умерла на стадии планирования.
Ельцин несколько раз утверждал, что чрезвычайная ситуация уже позади, хотя в закрытых беседах с подчиненными говорил более откровенно. 13 августа Financial Times опубликовала письмо американского финансиста Джорджа Сороса о том, что Россия находится в «терминальной фазе краха» финансовых рынков. Он рекомендовал срочно провести девальвацию на 15-25% и передать управление рублем «валютному совету», куда вошли бы опытные эксперты. По просьбе Кириенко и Валентина Юмашева Ельцин сделал последнее опровержение. 14 августа в Новгороде он «твердо и четко» заявил, что девальвации не будет. Через два дня Кириенко, Юмашев, Чубайс и Дубинин (которого сопровождал Егор Гайдар) приехали в Завидово и сообщили президенту, что все кончено. Ельцин согласился с их мнением и в типичном для себя стиле попросил избавить его от деталей. «И без деталей было понятно, что правительство, а вместе с ним и все мы стали заложниками ситуации... Ельцин позже вспоминал: «Действуйте, — сказал я. — Давайте принимать срочные меры».
Атака на власть
17 августа Россия отпустила курс обмена валюты, объявила дефолт по ГКО и облигациям и ввела 90-дневный мораторий на выплаты иностранным кредиторам. За две безумные недели рубль упал больше чем втрое — с 6,3 до 21 рубля за доллар. ГКО превратились в бессмысленные бумажки. По условиям трехмесячного моратория российские кредиторы имели преимущество перед иностранцами, однако сотни банков не пережили растянувшейся до 1999 года сортировки, в течение которой государство в соответствии с установленной системой приоритетов возвращало долги, и разорились. Граждане выстроились в очереди к окошкам касс, пытаясь снять свои вклады.
В сентябре, как написал один из обозревателей, Ельцин оказался перед необходимостью «снова выбирать между вариантами просто плохими, ужасными и кошмарными». Левое и националистически настроенное большинство в Госдуме, и в особенности коммунисты-радикалы, требовало не меньше чем голову президента. 21 августа Дума приняла резолюцию, призывающую Ельцина уйти в отставку; за ее принятие проголосовали 248 депутатов, против — всего 32.
Ельцин 22 августа уведомил Кириенко, что увольняет его с поста премьер-министра, на котором тот пробыл четыре месяца. На смену ему был предложен Черномырдин — тот самый ветеран «клуба красных директоров», которого Ельцин выбросил за борт в марте. 23 августа на встрече с Черномырдиным в Кремле президент предложил ему вернуться, пространно извинился за решение, принятое весной, и выразил готовность повторить свои извинения в эфире. Черномырдин согласился принять личные извинения. Ельцин связал это назначение с вопросом о преемнике, сказав, что возвращение премьера поможет обеспечить «преемственность власти в 2000 году» и что человеческие качества Черномырдина «будут решающим аргументом на президентских выборах».
Госдума так не считала. В первом раунде голосования, состоявшемся 31 августа, за бывшего, а теперь исполняющего обязанности премьера проголосовало всего 94 депутата — меньше, чем за Кириенко в апреле. Сомнения еще больше возросли, когда после повторного голосования Черномырдин сумел набрать всего 138 голосов. Хотя это было больше, чем Кириенко набрал во втором туре в апреле, обстановка в Думе изменилась: Геннадий Селезнев более не предлагал тайного голосования; коммунисты жаждали крови; Совет Федерации не оказывал поддержки; репутации Ельцина и Черномырдина были подмочены. Существовали и конституционные осложнения. Коммунисты готовили рассмотрение вопроса об импичменте Ельцину. Согласно статье 109, президент не имел права распустить Госдуму и назначить новые парламентские выборы, если бы нижняя палата выдвинула против него обвинения.
Тогда Ельцин совершил новый кульбит (это было его любимое слово): как и в декабре 1992 года, когда выбирали Черномырдина, он согласился на компромиссную кандидатуру. Евгений Примаков, который был на два года старше Ельцина (и на 33 года старше Кириенко), руководил Внешней разведкой России, а позднее стал министром иностранных дел. До того Примаков успел побыть журналистом, ученым, членом горбачевского Политбюро и всегда умел ладить со спецслужбами. Дородный, добродушно-снисходительный в обращении, в политике он придерживался левоцентристских взглядов. Он хотел создать правительство на более широкой основе, усилить госрегулирование рынка и проводить более напористую внешнюю политику — все это устраивало парламент больше, чем программы Черномырдина или Кириенко. Примакова пришлось уговаривать. После трех встреч с Ельциным и длительных переговоров с его сотрудниками он все же согласился стать главой правительства, и сентября его кандидатуру утвердила Госдума: 317 голосов было за и всего 63 — против.
Примаков мог проводить необходимую корректировку курса гораздо более убедительно, чем Черномырдин. В мемуарах он напишет об отказе «президента и действующего через Ельцина его окружения от навязывания...тех или иных лиц на посты». Первым замом по экономическим вопросам Примаков назначил коммуниста Юрия Маслюкова — сторонника государственного регулирования экономики. По настоянию Примакова Виктор Геращенко, уволенный Ельциным в 1994 году, 12 сентября вернулся, чтобы возглавить Центробанк.
В целом Примакова можно было назвать умеренным и прагматичным премьером. Правительство, которым он управлял для Ельцина, было по сути коалиционным. К нему перешли 14 из 31 члена кабинета Кириенко. Примаков и его министры использовали административные рычаги, чтобы назначать конкурсное управление в лопнувшие банки, замедлить отток капиталов и способствовать выплате части задолженности бюджетникам и бастующим шахтерам. Дефицит предложенного ими бюджета составлял всего 3% ВВП, и Примаков с Геращенко финансировали его, запустив печатный станок, из-за чего инфляция в 1998 году составила 84% (в 1997 году была 11%), однако им удалось вырваться из губительного круга займов. Едва заметный экономический рост 1997 года сменился падением, составившим в 1998 году 4,9%, однако полный коллапс все же не наступил.
Вопреки зловещим предсказаниям российская экономика после первых судорожных недель начала драматический подъем, который продолжается и по сей день. Результаты 1999 года звучали для слуха Ельцина райской музыкой — 5,4% роста, инфляция менее 40%. Выглядевшее катастрофическим решение девальвировать рубль оказалось живительным эликсиром. Девальвация сделала нефть и другие экспортные товары более доступными для зарубежных покупателей и сформировала нетарифный барьер против импорта, что запустило процесс возрождения отечественной пищевой промышленности и производства товаров народного потребления. Оказавшись в стороне от международных рынков капитала, Россия наконец-то была вынуждена ужесточить бюджет и реструктурировать суверенный долг.
Кризис позволил сделать то, что было немыслимо в нормальной обстановке, и теперь пути назад просто не было. В мировой экономике впервые с 1980-х годов тенденции оказались благоприятными для России. Наиболее существенным стало то, что с 1998 по 2000 год цены на нефть удвоились и продолжали расти. Этот скачок, сопровождаемый ростом производства и экспорта, привел к утроению доходов от торговли нефтью и газом, что, в свою очередь, вернуло ликвидность страдающей от недостатка денег и финансовых ресурсов экономике и положило конец синдрому бесконечных неплатежей.
 | Ельцин - купить в интернет магазине OZON.ru с доставкой по выгодной цене |