Выйдя замуж за президента, одна из красивейших женщин Франции Карла Бруни оказалась женой отставника — но не у разбитого корыта.
«Я кошка, — представляется Карла Бруни. — Как известно, кошки помечают свою территорию. Так что, если вы живете с кошкой — вы живете в ее доме». Об этом не понаслышке знает бывший президент Франции Николя Саркози, за которого Бруни — автор и исполнительница мурлыкающих песен, талантливая модель и патентованная разбивательница сердец — вышла замуж в 2008 году. До того как переехать в Ели-сейский дворец, влюбленные жили в огромной квартире Карлы, больше напоминающей студию звукозаписи, в буржуазном Шестнадцатом округе Парижа. Мы встречаемся в отеле неподалеку от дома Бруни, в который ей пришлось вернуться. «Если собаку оставить одну, она будет мучиться, — продолжает она. — А кошка — нет. Ей плохо, когда она теряет дом, потому что ей важно находиться в тепле — совсем как мне. А еще эти животные очень гибкие: они никогда ничего не разобьют — ловко обходят пепельницы, стаканы, бутылки. Эта гибкость мне по душе. Не вижу смысла в сопротивлении обстоятельствам: главное — уметь к ним приспособиться».
В девятнадцать лет Карлу поглотил модельный мир. Она быстро стала востребованной манекенщицей и большую часть времени проводила в самолетах с самоучителями иностранных языков, порхая с одной модной съемки на другую. Ее портфолио насчитывает аж двести пятьдесят журнальных обложек. Личная жизнь Карлы тоже была на виду. В течение долгих семи лет ее то и дело замечали в разнообразных, но непременно экзотических уголках планеты с рокером Миком Джаггером, женатым на модели и светской львице Джерри Холл. Но в пестрой мозаике отношений юной Бруни этот роман был лишь крошечным кусочком смальты.
С ранних лет Карлу называли донжуаном в юбке. Мужчин она выбирала из сфер искусства и политики, явно тяготела к интеллектуалам. Сколько точно было у нее интрижек — не знает никто. Через пять лет после расставания с симпатичным молодым философом Рафаэлем Энтхофеном, от которого у Карлы родился сын (ему сейчас одиннадцать), на званом ужине сорокалетняя Бруни повстречала Николя Саркози. Президент был грустен и одинок: его жена Сесилия ушла к нью-йоркскому продюсеру Ричарду Аттиасу. Бруни сумела поднять ему настроение: Саркози был очарован забавными песенками в ее исполнении. Еще полгода после этого вечера заголовки французских газет пестрили сообщениями о новой паре. Папарацци подловили Бруни и Саркози во время поездки в парижский Диснейленд и к руинам Петры в Иордании. И там, и там президент отчаянно молодился: щеголял голубыми джинсами и очками Ray-Ban. Бруни и Саркози поженились второго февраля 2008 года — аккурат перед официальной встречей с королевой Великобритании.
Я уже брала интервью у Бруни — вскоре после свадьбы. Тогда черт меня дернул, взглянув на ее обручальное кольцо, вспомнить, что такой же розовый бриллиант Саркози дарил Сесилии. Карла смутилась. Вместо ответа она встала, извинилась и вышла из комнаты за банкой колы — видно, актерствовать она может лишь до определенного предела.
Проиграв выборы в прошлом мае — тогда он уступил социалисту Франсуа Олланду — Саркози заявил, что уходит из политики: C’est fin («С этим покончено»). Есть мнение, что французы, явившиеся на выборы, голосовали не за Олланда, а против Саркози. И что виной тому во многом была Карла — дескать, нация не смогла простить президенту жену, чьи юные годы пролетели в активной торговле лицом и другими частями тела.
У Франсуа Олланда тоже все не слава богу. Рейтинг нынешнего президента сейчас ниже двадцати процентов — за всю историю Франции такого не было никогда. «Никто не знает, к чему движется страна», — сказала мне одна влиятельная журналистка. Полгода назад Саркози заявил, что снова может вернуться в игру и что готов поучаствовать в новой президентской гонке. Но ему отчаянно вставляют палки в колеса.
Пока в марте на церемонии вручения музыкальных наград Echo Music Awards в Берлине Карла исполняла нежную песню Mon Raymond, посвященную мужу, Николя Саркози давал показания в суде. Экс-президента заподозрили в незаконном получении «конвертов, набитых пачками банкнот» на финансирование предвыборной кампании 2007 года — и не от кого-нибудь, а от самой богатой женщины Франции, владелицы косметического гиганта L’Oreal Лилиан Бетанкур, дамы, давно дружной с Альцгеймером. Следователь обвинял Саркози в том, что тот воспользовался слабоумием старушки для того, чтобы получить от нее четыре миллиона евро. А согласно французским законам, любому, кто воспользуется чьей-либо умственной слабостью, грозит до трех лет тюрьмы, огромный штраф и запрет занимать государственные должности сроком до пяти лет. Саркози стойко выдержал двенадцатичасовой допрос и очную ставку с четырьмя работниками Бетанкур. Но судебное разбирательство во Франции может не на шутку затянуться. Расследование рискует лишить Саркози шансов на возвращение в политику. К тому же кто-то прислал судье Жан-Мишелю Жантилю письмо с угрозами и пустыми патронами. Французский профсоюз судей незамедлительно заявил о том, что это — проделки Саркози. Экс-президент потребовал заключения независимого, зарубежного судьи и отказался комментировать что-либо до того, как оно будет представлено. Молчит и Карла.
Работу над новым альбомом она закончила еще два года назад. Но петь чувственным грудным голосом, подыгрывая себе на гитаре, первой леди не подобало, и запуск пластинки пришлось отложить. Когда оковы тяжкие, дворцовые, пали, по радио закрутили песни Бруни. Но не все сразу: для начала рассекретили динамичную композицию Chez Keith et Anita («У Кейт и Аниты») о старых временах с их наркотиками и рок-н-роллом, а также о романе с Миком Джаггером. Эта песня не вызвала бурной реакции — в отличие от следующей премьеры, Le Pingouin. Слово «пингвин» во французском языке имеет и второе значение — «дурачок», «клоун». Бруни поет о невоспитанном и нерешительном человеке, от которого только и слышно: «Ни да ни нет». Французская пресса решила, что Карла спела про Франсуа Олланда — ведь именно его называли мистером Ни-да-ни-нет, а также мистером Бланманже. Бедняга президент проявил себя и как человек невоспитанный: при передаче власти в мае прошлого года он нарушил традицию и не проводил Саркози и Бруни по ступенькам Елисейского дворца к ожидающей их машине.
«Эта песня вовсе не об Олланде, — клянется Бруни. — Да, ее можно отнести к кому-то конкретно, но когда я ее писала, никого не имела в виду. Пингвином можно назвать, скажем, одного из моих соседей. Постоянно слышу от него: «О, ты поправилась», «Ты выглядишь уставшей», «Выходные не удались, да?» Я продолжаю настаивать: «Но мне кажется, что эта песня все-таки про Олланда!» Тогда Карла встает, извиняется и идет мыть руки. Совсем как в тот раз, когда я сказала ей о розовом бриллианте. Вернувшись, Бруни произносит: «Нет. Пингвин — это метафора. У всех есть свои пингвины».
Саркози, как и Олланду, часто приписывают недопустимую резкость в общении с другими людьми. А Бруни, наоборот, отличается хорошими манерами. Если верить одному из нынешних сотрудников Олланда, персонал Елисейского дворца отзывается о ней с теплом. В 2008 году, в нашем с ней разговоре Бруни пообещала вызубрить законы дипломатического этикета, чтобы не оплошать в качестве первой леди. За проделанную работу я бы поставила ей «отлично». «Это было легко, — улыбается Бруни. — Мне нравится соблюдать правила. Не люблю выходить за рамки». Довольно странно слышать это от автора песни «Не леди» с такими словами: «Не хочу быть леди — уж лучше быть ведьмой, девственницей или старой монашкой». Но в жизни реальной, а не выдуманной, играть по правилам Бруни нравится. Тщательно прописанный порядок действий помог ей при встрече с британской королевой в Виндзорском дворце: «Эти правила — настоящая палочка-выручалочка. Они как будто держат тебя за руку и указывают, куда идти и что говорить. А мне нравится, когда церемонии проходят без сучка без задоринки».
В тот самый день, когда Олланд проявил недопустимую грубость, не проводив Карлу и Саркози к машине, Бруни была одета в простой брючный костюм и футболку. Костюм выглядел неряшливо, как будто его хозяйка решила в одночасье наплевать на все правила. Слегка помятые брюки и майка, уродующая фигуру Карлы, буквально кричали: «Хватит с нашей несчастной хозяйки гламурных нарядов!» «На самом деле это были единственные брюки, в которые мне удалось влезть, — честно говорит Бруни. — Родить в сорок три года — не так-то просто, вот что я вам скажу».
Дочь Бруни и Саркози Джулия появилась на свет полтора года назад, в разгар президентской гонки. «Это был трудный период, — рассказывает Бруни. — Я высокая, и плечи у меня не маленькие, поэтому восемнадцать килограммов лишнего веса сделали меня не просто толстой, а по-настоящему уродливой». Она привела себя в форму — но с каким трудом! «Очень непросто соблюдать диету, когда у тебя нервы на пределе. И все это на фоне тяжелой предвыборной кампании мужа! Я едва не погибла. По ночам каждые два часа я кормила ребенка грудью, а днем — сопровождала Николя на протокольные мероприятия». — «А вам обязательно было совершать все эти выходы?» — «Увы — да. Я бы многое отдала за то, чтобы меня не фотографировали. Это было похоже на травлю». Внешний вид Бруни вызвал злорадство, особенно в США. «Там писали, что я жирная. Статьи были просто отвратительными. Как выяснилось, для некоторых людей рамок приличия вообще не существует». Карла уверяет: она из кожи вон лезла, чтобы вернуть былую красоту, но «от усталости и депрессии на прическу и макияж не хватало сил. Хотелось только одного — пойти домой и выспаться». Когда пришло время уезжать из Елисейского дворца, Бруни оказалась перед выбором: «Либо я выбрасываю весь гардероб и покупаю новый — другого размера, либо пытаюсь похудеть». Карла предпочла второе.
После поражения Саркози все участники его кампании были измождены. Я слышала, что Бруни с гневом и обидой отзывалась о людях, которые не смогли оказать ее мужу должную поддержку. Она отрицает это: «Злиться — не выход. С тех пор как я вышла замуж за Николя, я не раз и не два испытывала на себе человеческую жестокость. Но я всегда понимала, что она направлена не на меня и не на моего мужа, а на наши образы». Саркози, судя по ее рассказам, столь же бесстрашен и неутомим. «Седьмого мая, на следующий день после выборов, он сказал: «Пойду-ка я займусь английским». Я сказала: «Нам надо отдохнуть». А он мне: «Нет-нет, это вовсе не обязательно».
Злые языки по обе стороны Атлантики предсказывали, что Карла оставит Саркози, если тот потеряет власть. «Это глупо, — говорит Бруни. — Власть — не благо, а одна из самых серьезных проблем, с которой нам пришлось столкнуться. Власть — это не удовольствие. Она делает человека уязвимым. Представлять Францию для меня — большая честь, но, к счастью, я лишена влияния. Я не смогла бы распорядиться им с умом: у меня нет подготовки». Бруни говорит, что заходила в свой кабинет в Елисейском дворце лишь для того, чтобы забрать почту. Впрочем, она основала благотворительный фонд — как это принято. И сделала образование более доступным для малоимущих. «Но вообще-то в качестве первой леди я ни во что особенно не вмешивалась». Карла не стала притворяться, что политика ей интересна. Да и во Франции, в отличие от Америки, от первых леди не ждут активного участия в государственных делах, если они сами того не пожелают, как Даниэль Миттеран или Клод Помпиду. На команду помощников, сколоченную еще в модельные времена, Бруни полагалась больше, чем на людей из Елисейского дворца.
Если ты ведешь себя как положено, тебя принимают. Карла это поняла. Я слышала массу отзывов о том, как достойно она представляла страну на международной арене: носила одежду исключительно французских кутюрье (впрочем, особого героизма в этом нет) и сумела очаровать и королеву Елизавету II, и Нельсона Манделу. Но не все поддались очарованию Бруни. Главный редактор французского еженедельника Point de Vue сказал: «После первой встречи Карлы Бруни с британской королевой все восторженно завопили, что жена президента выглядит как Джеки Кеннеди. Но это совсем не так. В шляпке стюардессы она напоминала монашку на прогулке по городу. К тому же, когда Бруни слушала выступление своего мужа в Вестминстере, она неестественно отводила колени в сторону — совсем как Одри Хэпберн в «Завтраке у Тиффани». Она явно играла — и переигрывала, хоть и очень старалась выглядеть непринужденно».
Я спрашиваю Карлу, хотела бы она вернуться в Елисейский дворец. «Какая разница? Ведь это не мне решать. Я буду там, где будет мой муж». — «Такое ощущение, что вам все равно». — «Возможно, вы правы. Сейчас я — мать и жена. И для меня не существует ничего, кроме моей семьи». — «И муж хочет видеть вас именно такой, не так ли?» Карла задумывается. «Когда мы встретились, Николя жаждал семейной жизни. Но это было лишь одно из его желаний. Он не похож на меня. Не думаю, что он когда-нибудь по-настоящему успокоится. Не знаю случаев, когда тигры становились бы вегетарианцами».
Совсем недавно эта мать и жена подписала первый в своей новой, видимо, седьмой по счету, жизни рекламный контракт, став лицом ювелирных украшений Bvlgari - фотограф-хулиган Терри Ричардсон запечатлел ее на улицах Рима в серьгах-кисточках из свежей коллекции.
Семейная гармония Бруни и Саркози сильно у у контрастирует с запутанной личной жизнью соперника, Франсуа Олланда. В течение двух лет он крутил роман с замужней сотрудницей журнала «Пари Матч» Валери Триервейлер, не прекращая отношений с матерью своих четырех внебрачных детей Сеголен Руаяль, кандидатом в президенты от социалистов — Саркози победил ее на выборах 2007 года. Недавно Триервейлер подала на развод. В новом качестве любовница президента совершила столько грубых и бестактных попыток занять место первой леди, что стала одной из самых неуважаемых женщин во Франции. Во время недавнего путешествия Олланда в Голландию ему поступила просьба: «Не женитесь на ней. Она нам не нравится». «Валери в трудной ситуации, — говорит Бруни. — Но я не стану ее судить». — «А понять ее вы можете? Вы ведь сами однажды сказали, что замужней быть гораздо проще. Валери Триервейлер явно рвется замуж за президента». — «Это правда: замужним проще. Когда мы с Николя расписались, я успокоилась: неопределенности наступил конец. Да, я понимаю Валери». Бруни поспешно добавляет: «Конечно, можно жить себе припеваючи и без штампа в паспорте. Он, по сути, пустышка. Брак не спасет любовь, когда она закончится. Но я предпочла оформить свои отношения официально, чтобы законно занять свое место рядом с президентом. Я ведь из другого теста, я из шоу-бизнеса».
Бруни удалось наладить хорошие отношения с Сесилией Аттиас — бывшей женой и матерью третьего сына Саркози, который сейчас учится в американском военном училище. А также с первой женой Саркози и матерью его двух старших сыновей Мари-Доминик: крошка Джулия к ней, кстати, очень привязалась. Кроме того, Бруни является сводной бабушкой двух детей старшего сына Саркози. «Я лучше буду молодой бабушкой, чем старой девушкой», — смеется Карла.
Карла не религиозна. Но песня «Молитва» из ее нового альбома — о поиске бога. Она даже решила крестить Джулию. «Крестины в Италии — больше, чем традиция», — говорит она, уже смирившаяся с тем, что ее настоящий отец — итальянец. Она показывает фотографию светловолосой малышки на айфоне: «Она так похожа на папу. Николя просто вне себя от счастья. Родить ребенка в нашем возрасте, да еще девочку — это такая радость».
«Сейчас вы спокойны?» — «Абсолютно. И думаю, так теперь будет всегда. А все потому, что, кажется, я поняла главное: ты не можешь переубедить человека, но можешь взглянуть на ситуацию с его стороны и попробовать понять. Мы не можем изменить других — но можем поработать над собой. Осознав это, я стала мудрее. Теперь я даже рада морщинам. А вот морщины без мудрости — такая скука».
(с) Морин Орт