вторник, 2 июля 2013 г.

Сто лет без одиночества

Вековой юбилей легендарная парижская гостиница Plaza Athenie празднует не одна: Театр Елисейских Полей, ее сосед по авеню Монтень, родился всего на день раньше.


«Нет-нет, это приятная, но все-таки иллюзия, — генеральный директор легендарной парижской гостиницы Plaza А'Лёпёе Франсуа Делаэ, ведающий этим суетным хозяйством аж с 1999 года, не хочет расстраивать меня, но долг честного человека, человека, не чужого России, и частого гостя нашей столицы велит ему так поступить. — Рекорд пребывания в отеле был поставлен не русскими. Семнадцать лет у нас, даже не меняя номера, прожила Марта Баррьер». Я, признаться, озадачен. Группа Lucien Barriere, которую унаследовала Марта, — крупнейший собственник отелей во Франции, и как-то странно, что вместо того, чтобы жить где-нибудь у себя, вдова создателя группы, бравого Люсьена, бедовала на авеню Монтень, выкладывая за это удовольствие немаленькие, как я полагаю, деньги. «Но после того, как они построили свой парижский отель, над Fouquet’s, она уехала?» — допытываюсь я. «Нет, мы отсюда провожали мадам в последний путь», — Франсуа неумолим. Что ж, значит, было в этой гостинице, с ее алыми геранями на окнах, которые всегда заставляют меня не к месту вспоминать несчастного профессора Плейшнера, какое-то особенное обаяние. Или нестандартный шик. Или «комильфо» такого рода, что соображения финансового характера не имели для богатой вдовы того важнейшего, прямо демонического значения, которое имеют они для французов. Особенно в последнее время, когда они словно бы испытывают на прочность важнейшие институции Старого Света, его привычки и мощь. «Что касается русских, то жили и по два месяца, и, бывало, снимали номер на целый сезон, однако рекорд Марты пока не побит», — продолжает Франсуа, категорически отказавшись обсуждать мою любимую тему — какими плохими раньше были новые русские и как постепенно они окультуривались, во многом из-за того, что у них выросли дети, впитавшие в себя европейские ценности, в том числе и благодаря отелям-дворцам. «В «Плазе» показухи, работы на публику у русских я не видел никогда. Это не Сен-Тропе и тем более не Куршевель», — уверяет месье Делаэ.

Отчего-то принято считать, что авеню Монтень в ее нынешнем виде — как символ роскоши и Высокой моды — заявила о себе при Кристиане Диоре, в 1947 году занявшем особняк под номером 30 на углу с улицей Франциска Первого. Однако это не так. Создатель нью-лука действительно много сделал для нынешнего величия засаженного платанами проспекта, однако фундамент будущего благополучия был заложен значительно раньше — в 1913 году, когда с разницей в один день на расстоянии тридцати метров друг от друга открылись Театр Енисейских Полей и гостиница нового типа Plaza Athenee. Двойное имя, придающее отелю несколько американо-античный аромат, появилось вынужденно: название «Плаза» было запатентовано другой гостиницей, а за тем, чтобы копирайт не нарушался, во Франции следили уже тогда. Пришлось выкручиваться — в результате гостиница только выиграла: «плаз», знаете ли, много, a Plaza АШёпёе — одна, если не считать маломощной нью-йоркской однофамилицы.

Отель спланировали специально для зрителей Театра Елисейских Полей — если присмотреться, многие элементы его здания, шедевра ар-деко, повторены в декоре «Плазы». По замыслу создателей гостиницы, предпринимателя Жюля Кадийя и опытнейшего отельера с улицы Скриб Эмиля Армбрустера, поклонники оперы, балета и классической музыки должны были есть, пить и спать в Plaza Athenee. «На самом деле потребности клиентов за сто лет мало изменились, — улыбается Франсуа. — Отель класса люкс должен предоставлять своим постояльцам кров, еду и питье. Единственное требование, которое добавил к этому списку прогресс, — тишина и покой: они теперь перешли в разряд роскоши».

В баре «Плазы», где мы сидим, прибавляется народу: уже восемь вечера, и светский Париж желает своевременно заправиться Royal Rose на основе шампанского, ледяным Fashion Ice и Plaza Colada Sushi — дьявольским творением шеф-бармена «Плазы» Тьерри Эрнандеса, где в качестве суши выступают ломтики ананаса, а соевым соусом служит сладко-соленая пина-колада.

В отличие от «Плазы», сразу завоевавшей любовь путешественников со всего света и, что значительно труднее, не вызвавшей гримасы презрения у парижан, Театр Елисейских Полей открылся со страшным скандалом. Премьера балета «Весна священная» Игоря Стравинского в постановке Вацлава Нижинского и декорациях Николая Рериха закончилась оглушительным провалом: несчастный композитор бежал из зала и думал вообще завязать с сочинительством. Слава богу, несколько лет спустя в Монте-Карло исполнение одного из важнейших произведений XX века прошло на ура и справедливость была восстановлена. Нынешний год — это столетие не только «Плазы Атене», но и всего важного, что возникло в связи с Театром Елисейских Полей. Он сам хранит верность «Русским сезонам»: с афиши не сходят дягилевские балеты в исполнении самых разных трупп.

В этом сезоне показывают «Весну священную» почти во всех ее видах — от канонической версии и той, которой взорвала балетный мир Пина Бауш, с разбрасыванием торфа по сцене, до новой постановки Саши Вальц, увы, отчаянно слабой, но вошедшей, по чьей-то ошибке, в репертуар Мариинского театра. А вот гениальный спектакль, поставленный в Большом Татьяной Вагановой, придется смотреть в Москве: самую талантливую «Весну священную» за всю историю этого балета в Париж пока не пригласили. Но каждый год в июле на авеню Монтень приезжают декорации из России — Андрис и Илзе Лиепа с коллегами пытаются показать парижанам, как это было тогда, в прекрасную эпоху. Получается у них или нет — другой вопрос, но парижане довольны.

Как и всякий отель такого уровня, «Плаза Атене» — своего рода энциклопедия. Биография гостиницы — это история Европы, с ее маленькими трагедиями и немаленькими победами. Тринадцатого февраля 1917 года здесь, в номере сто двадцатом, была арестована гражданка Маргарета Гертруда Зелле — куртизанка из Голландии, исполнительница экзотических танцев, находившаяся на прямой связи с Шивой, но более известная как двойная или даже тройная шпионка Мата Хари. Даже обстоятельства ее смерти подернуты романтическим флером. Одни говорят, что ее предсмертными словами было «Merci, monsieur», обращенное то ли к палачу, то ли к адвокату, ставшему заодно ее любовником — танцовщица любила совмещать полезное с приятным. Другие «сами видели», как Мата Хари сбросила с себя пальто и предстала перед одиннадцатью солдатами, выписанными для казни, совершенно обнаженной — и у них едва ли не опустились ружья и не поднялось чувство жалости к мерзавке. Третьи утверждают, что, напротив, из сто двадцатого номера Маргарета уезжала вполне подготовленной — в изящном костюме, сделанном на заказ специально для такого случая, и с парой новых белых перчаток, то есть парижские портные уже тогда, задолго до нью-лука, работали на славу.

За сто лет своего существования отель повидал всех, о встрече с кем имело смысл мечтать: Грейс Келли, Гэри Купер, Жаклин Кеннеди, Вандербильты, Форды — знать артистическая, политическая, финансовая. Во время своего триумфального турне по миру здесь останавливался Юрий Гагарин. Возможно, именно «Плазу» описывал в «Гиперболоиде инженера Гарина» Алексей Толстой: «Там между блюдами велись деловые разговоры и заключались сделки под звуки оркестра, хлопанье пробок и женское щебетанье. В великолепном холле гостиницы, устланном драгоценными коврами, близ стеклянных крутящихся дверей, важно прохаживался высокий человек с седой головой и энергичным бритым лицом, напоминающим героическое прошлое Франции. Он был одет в черный широкий фрак, шелковые чулки и лакированные туфли с пряжками. На груди его лежала серебряная цепь. Это был верховный швейцар... Заложив за спину подагрические руки, он останавливался перед стеклянной стеной, где среди цветущих в зеленых кадках деревьев и пальмовых листьев обедали посетители. Он походил в эту минуту на профессора, изучающего жизнь растений и насекомых за стенкой аквариума».


Почти такой же швейцар много лет подряд открывал — иногда по два раза в день — двери пожилой даме, приходившей в «Плазу» завтракать (каждое божье утро) и ужинать (пару раз в неделю). Чтобы добраться до гостиницы, ей нужно было всего-то перейти улицу: самая красивая актриса мирового кино Марлен Дитрих жила в доме напротив. Ее отлично помнит даже нынешний директор ресторана Relais Plaza Вернер Кюшлер. «А-а-а, Марлен! Почему-то все про нее спрашивают. А я ведь помню Герберта фон Караяна, с которым иногда беседовал преступно долго: еда могла остыть. Ива Сен-Лорана. Пьера Бальмена, представьте себе! И Луи де Фюнеса, всегда садившегося к залу спиной — чтобы ужин не превращался в муку».

Уровень людей, которых влечет в «Плазу», с тех пор не мельчает. Завтрак — с Николь Кидман, ее детьми и няньками. Файф-о-клок в Галерее гобеленов — с Дианой фон Фюрстенберг (и не дай господь в этот же момент там появится фон Фюрстенберг Ирена!). А это не Рената Литвинова рассчитывается с таксистом? Она! Приехала проведать дочку Ульяну, осваивающую язык Рабле в одном из именитых парижских лицеев. Аперитив? Только с Инес де ля Фрессанж. Ужин — у Дюкасса, с отставным, но, видимо, еще не вполне нищим Николя Саркози за соседним столиком.

Ален Дюкасс, чей главный ресторан утром служит залом для завтраков, — отдельная глава в истории «Плазы». Один из авторов нынешнего положения дел, при котором шеф-повара стали чем-то типа мегазвезд, а счета в ресторанах больше похожи на авансы за земельные участки в новых выделах на Второй Успенке, — так вот, Дюкасс уделяет своему флагманскому ресторану внимания больше, чем всем остальным, вместе взятым. А ведь он — существо юркое, динамичное: Фигаро здесь, Фигаро там.

Но у Франсуа Делаэ нашлось решение и этой проблемы. Оказывается, для того, чтобы маэстро почаще наведывался к пюпитру, «Плаза Атене», по согласованию с собственником, султаном Брунея, предоставила дьяволу дуршлага помещение под головной офис — и теперь, чтобы подсчитать доходы от продажи сибаса, сен-пьеров, фермерских цыплят и фуа-гра по всему миру, повар-легенда волей-неволей возвращается в отель. «А что еще нам было делать?» — Франсуа недоуменно поднимает бровь. Но Алена Дюкасса, получившего третью мишленовскую звезду уже на второй год работы, в 2001 году, гостинице показалось мало — и с угла авеню Монтень и рю Франциска Первого в 2008-м была призвана самая тяжелая артиллерия: в «Плазе» открылся Институт красоты Dior. Жаль, Марлен Дитрих не дожила до этого счастливого события — глядишь, и прятаться от фотографов не пришлось бы.

(с) Эдуард Дорожкин