Ровно в семь вечера Вуди Аллен стоял со своим кларнетом на крошечной сцене нью-йоркского кафе «Карлайл» на Мэдисон-авеню. Как всегда, помещение не могло вместить всех желающих. Люди сидели на полу, теснились в дверях: Вуди, выступающий здесь по понедельникам, давно стал таким же символом Нью-Йорка, как статуя Свободы.
Сун-И заняла столик у окна и взглянула на седого как лунь 77-летнего мужа, напоминающего чем-то мальчишку. Худобой? Узкими плечами?
Эти маленькие понедельничные концерты миссис Вуди Аллен посещала только раз в году, за два дня до Рождества, в годовщину их свадьбы. На 2012 год выпала 14-я годовщина. Присесть за столик к Сун-И почему-то никто никогда не осмеливался, несмотря на тесноту. Супруга Аллена, казалось, была погружена в собственные мысли и подняла голову, только когда Вуди заиграл September, блюз, который когда-то пел Фрэнк Синатра. Сун-И прекрасно знала этот блюз с раннего детства — ее приемная мать, Миа Ферроу, в свое время была женой Синатры.
Сун-И всегда казалось, что это не он, а она старше Вуди на сорок лет. Он ведь до сих пор витает в облаках, она же — как та древняя нерушимая скала, которая помогла ему найти точку опоры. Она уже давно перестала переживать, что мир не считает ее ни умницей, ни красавицей: маленькая, невзрачная, с еле слышным голосом... Тем не менее если бы не Сун-И, возможно, Вуди однажды покончил бы с собой, как не раз собирался... При его воспитании, родителях, корнях и полном отсутствии образования вообще непонятно, как он стал тем, кем стал. Режиссер сам не раз повторял, что он — какая-то ошибка природы, то ли павлин, то ли страус, родившийся у матери-утки.
...Вуди вырос в еврейском муравейнике в среднем Бруклине, где сквозь картонные стены доносились крики, брань, фальшивая игра на музыкальных инструментах соседских детей, звяканье посуды и скрип кроватей. Каково с 10 до 17 лет делить маленькую комнатку со своей кузиной Ритой и каждый раз отворачиваться, пока она медленно стягивает с себя платье и облачается в халат? Каково считать своих родителей — Нетти и Марти Конигсбергов — недалекими крикливыми субъектами, тем более что именно такими они и являются на самом деле? Парочка совершенно не подходящих друг другу людей: он — бонвиван и бездельник, по настроению — резчик по дереву; она — тягловая лошадь, всю жизнь проработавшая бухгалтером на Манхэттене. Нетти исполнилось 78, когда ее сын, ставший, к ее удивлению, известным режиссером и купивший родителям шикарную квартиру в элитном Верхнем Ист-Сайде, в 1986 году усадил старую мать перед камерой и задал ей неудобный вопрос:
— Ты ведь в детстве меня била?
Нетги подскочила: что значит — била? Не обращая внимания на то, что ее снимают, она отдалась нахлынувшим чувствам, нисколько, видно, не остывшим за последние тридцать лет. Да ведь Вуди был несносен, его прибить хотелось, не то что шлепнуть, любая бы мать на ее месте...
— А что же такого делал несносный Вуди? — подначивал старуху из-за камеры сын.
...Стервец сводил с ума весь дом, весь квартал: бросал лягушек в родственников, засовывал ежей в постель своей кузине Риточке, увлекшись джазом, заставлял сотрясаться весь дом под ужасающий грохот этой адской музыки. Вдобавок он все время врал, прогуливал школу, провалил все экзамены и получил школьный аттестат только потому, что она валялась в ногах у директора. При этом Вуди всего боялся: темноты, воды (он так и не научился плавать), быстрой езды (к стыду отца, никогда не сел за руль)... Как все еврейские родители, Конигсберги мечтали, что их сын выучится в колледже, а он? Бросил нью-йоркский университет после первого же года, потом его выгнали даже из Городского колледжа Нью-Йорка, рассчитанного на умственно отсталых!
Нетти во весь опор неслась дальше в своих претензиях к сыну, а Вуди с ухмылкой смотрел на мать в глазок под равномерное тарахтение кинокамеры. Он задумал тогда сделать документальный фильм «Две матери» — про свою и мать своей тогдашней подруги Миа Ферроу — Морин О’Салливан, но так никогда его не закончил. Зато после интервью с собственной матерью Аллен отлично понял, что, с ее точки зрения, он стал богатым и знаменитым исключительно благодаря какому-то непостижимому трюку, вроде карточного фокуса наподобие тех, что показывал в детстве соседям. На самом же деле он никогда не мечтал о такой пошлости, как слава, его мутило от любых вариаций на тему «надо» или «ты должен». Он делал только то, что доставляло ему удовольствие: полюбилось кино — ежедневно вместо школы бегал в кинотеатры по соседству, пересмотрев всю классику и влюбившись в картины Бергмана. Узнав позже, что это режиссер для высоколобых, Вуди самонадеянно приписал себе врожденный аристократический вкус. При этом книг он не читал, только комиксы, которые обожал. Он и себя видел героем комикса: маленький, щуплый, вертлявый, с большой головой и в массивных очках. Вуди рано стал сочинять шутки и посылать в журналы, потом начал пописывать юмористические тексты и понемногу продавать эстрадным комикам. В 1960 году его взяли писать для престижного сериала «Шоу Гарри Мура», положив вполне приличную зарплату. Теперь он смог наконец снять небольшую квартирку на Манхэттене. Любопытно, что когда нынешняя жена Вуди — Сун-И узнала, что в юности Вуди сочинял юморески, ее это просто потрясло: трудно было себе представить человека, менее склонного к легкости и веселью! Молчаливый, замкнутый, сутулый... Откуда Сун-И было знать, что комики в жизни часто оказываются фигурами трагическими?..
...Вокрут молодого Аллена бушевали 60-е, квартиры всех знакомых были пропитаны запахом марихуаны, песни Beatles и Rolling Stones считалось неприличным не знать наизусть, но Вуди не имел ни малейшего понятия о том, что творится вокруг, название Beatles он вообще никогда не слышал; с девяти утра и до девяти вечера строчил свои тексты, затем ужинал, смотрел телевизор и ложился спать. И только по понедельникам ходил в кафе и играл там на кларнете — инструменте, который Вуди в юности освоил сам. И пусть Аллен играл как дилетант, хозяину и его гостям нравилось.
В 20 лет Вуди умудрился жениться на 18-летней девушке из своей школы — Харлин Розен. Когда Харлин призналась Вуди, что всегда была влюблена в него, потрясение щуплого рыжеволосого очкарика не поддавалось описанию. Он целый вечер по-обезьяньи скакал перед зеркалом и строил смешные рожи, пытаясь понять, что же такого разглядела в нем Харлин. Впрочем, супруга быстро осознала, что с Вуди что-то не так..
Рядом с Харлин в их маленькой квартирке новоиспеченному супругу казалось, что он снова делит комнату и даже кровать со своей кузиной, ему было душно, тесно и главное — неотступно чудилось, что от жены пахнет курицей, которую всегда в выходные готовила мать, а Вуди ненавидел курятину. Кроме того, он не мог писать, когда рядом находился другой человек, да еще такой общительный, как Харлин. Он сбегал из дома в кафе, а там шумно, накурено — словом, невыносимо! Решив, что сходит с ума, Вуди кинулся к психоаналитику. Доктор дал совет: не держать напряжение внутри, а проговаривать в творчестве.
Однажды бедная Харлин увидела по телевизору в комедийном шоу, как эстрадный комик, для которого писал ее муж, разыгрывает их с Вуди скандал, используя ее словечки, ужимки, даже копируя ее манеры! Харлин это совершенно не понравилось. То ли ей кто-то посоветовал, то ли она сама додумалась до того, чтобы нанять адвоката и вчинить бессовестному литератору иск за оскорбление личности на 500 тысяч долларов! Разумеется, она тотчас порвала отношения с мужем. Говорят, Вуди выяснял с первой женой отношения несколько лет и в конце концов заплатил удовлетворившие ее отступные.
Оставшись в одиночестве, Вуди испугался пустоты в квартире; пусть в ней теперь не пахло курицей и не звучала бойкая скороговорка Харлин, но его стали душить приступы клаустрофобии. Даже в холодное время Аллен спал с открытыми окнами, чтобы ощущать, что там, за окном, открытое пространство.
...А вот его профессиональные дела после развода шли в гору. Вуди предложили написать киносценарий, а потом пригласили сниматься в фильме «Казино «Рояль». Сценарий стал для Аллена большим разочарованием: продюсеры не оставили от его труда ни единой строчки, все изменив и перекроив. И тогда Вуди подумал: а почему бы не писать сценарии для себя и снимать самому? Это же пустяки: камеру поставил — и вперед!
В 60-е годы еще можно было отыскать студию (ею оказалась Palomar Pictures), готовую дать полтора миллиона на фильм никому не известного самоуверенного комика-текстовика по имени Вуди Аллен, за плечами которого всего лишь один проданный сценарий, да и тот неудачный. Аллену удалось убедить студию и лично продюсера Чарльза Фелдмана в том, что он играючи справится со всеми тремя ролями: напишет «потрясающий» сценарий, самолично снимет фильм, а также сыграет в нем роль. Однако треклятый сценарий не получался, комедийный сюжет трещал по швам — пришлось звать на помошь друга детства Мики Роуза, ставшего писателем: за две ночи тот сумел вставить «новый позвоночник» в сценарий Вуди.
— А ты снимать-то когда-нибудь пробовал, дружище? — спросил Роуз.
Конечно, нет, но Вуди совершенно об этом не беспокоился: ставишь камеру — и она сама снимает. Все дела... Но прибыв на съемочную площадку фильма «Что нового, киска?», он так испугался собравшегося там народа, что... сбежал. Кое-как промямлив продюсеру, что внезапно заболел и придет завтра, Вуди примчался на следующий день в семь утра, чтобы «придумать, куда поставить камеру» для первого эпизода. Не придумал, и актеров снова распустили... В тот же вечер Аллену пришла в голову блестящая идея позвать Карло Ди Пальма в качестве оператора. Но тот вежливо отказался от столь «лестного» предложения. Тогда Аллен попытался соблазнить известного американского режиссера Джерри Льюиса:
— Мистер Льюис, я займу вас совсем недолго, планирую снимать всего 2 недели.
— Что вы говорите? А сколько у вас длился подготовительный период, мистер Аллен?— полюбопытствовал Льюис.
Вуди понятия не имел, что это вообще такое и к чему там надо так долго готовиться. Потом выяснилось, то этот самый подготовительный период длится иногда по полгода! В результате Вуди доконал продюсеров своей нерешительностью, и они наняли другого режиссера. С точки зрения Аллена, фильм получился ужасный, ей-богу, он снял бы лучше. Зря он испугался!
...На съемочную площадку новой задуманной картины «Что случилось, тигровая лилия?» упрямый Вуди явился, убедив себя в том, что лучше всех знает, как снимать свой собственный сюжет: куда захочет, туда и поставит камеру, ему виднее.
В итоге производство фильмов стало для него самым сильным антидепрессантом от жизни, он внедрил в кинобизнес свои собственные алленовские правила, пригодные только для него: сценарий полнометражной картины он мог написать и за три дня, самое большее это занимало неделю; потом максимум три недели съемки — иначе ему осточертевала вся затея; ну и быстренький монтаж с минимумом заморочек — готово, переходим к следующему сюжету. Фильмы он умудрялся снимать довольно часто: «Спящий», «Все, что вы хотели знать о сексе, но боялись спросить...», «Любовь и смерть», «Энни Холл»...
А вот с женщинами Вуди по-прежнему не везло — со своей второй женой, театральной актрисой Луизой Лассер, они едва продержались в браке 3 года и то только потому что она играла в тех пьесах, которые параллельно с киносценариями писал для нее муж. С нервной худой Луизой они сошлись на разговорах о смерти — мисс Лассер боялась ее так же отчаянно, как и Вуди, так же не могла заставить себя ездить в лифте и даже на 30-й этаж поднималась пешком. Вуди вздохнул с облегчением: наконец-то он нашел родственную душу, теперь они будут бояться вместе — какое облегчение! Он подсадил Луизу на антидепрессанты, иначе, жалуясь на недомогание, она могла проваляться до вечера в кровати и пропустить спектакль. А вот на алкоголь Вуди вторую жену не подсаживал — на него она подсела сама: Аллен не терпел алкоголя.
Однажды Луиза, занятая в бродвейской постановке «Генри, милый Генри», явилась на спектакль совершенно пьяная. Ее партнер Дон Амичи тряс Вуди как грушу, чтобы тот «что-нибудь сделал с этой дрянью, которая погубит и премьеру, и заодно его актерскую карьеру». Перепуганный Вуди выскочил на улицу: первой спонтанной мыслью было бежать подальше от неприятностей, скорее в свою квартиру, он запрется там в туалете — и будь что будет! Пока несся по Бродвею, он заметил старика, продающего живых мышей. Мгновенно в голове созрел план; он купил 6 зверьков с клеткой и кинулся обратно в театр. В артистической пьяная Луиза мешком лежала в кресле и что-то бормотала. В коридоре суетилось и материлось театральное начальство, не зная, как спасти спектакль, — в этот вечер замены не было. Вбежав в гримерную, Вуди открыл дверцу клетки, и грызуны выпали Луизе на голову. Мышей она боялась панически, впрочем, как и мужа, и выходка Вуди немедленно привела ее в чувство: и пяти минут не прошло, как Луиза полностью протрезвела и вышла на сцену. Зато несчастный Вуди так и не смог оправиться от увиденного: с тех пор в волосах жены ему постоянно мерещились запутавшиеся мыши. Несколько месяцев Аллен разбирал мышиную тему со своим психоаналитиком, но безуспешно: отвращение к Луизе не проходило. И сдавшийся врач однажды воскликнув в сердцах:
— Черт возьми, Вуди, заведите уже себе другую жену, без мышей!
И вот энное количество лет спустя Вуди завел мать своей нынешней жены Сун-И, Миа Ферроу, в сравнении с которой несколько маленьких мышек, бегающих по голове Луизы, были просто милым пустячком. К моменту знакомства Вуди с Миа он был не просто каким-то третьеразрядным режиссеришкой, отнюдь. В 1978 году за картину «Энни Холл» он получил целых четыре «Оскара» и, по правде говоря, сам не верил такому повороту своей карьеры. Разумеется, слова о том, что он «не нуждается в лысом позолоченном дядечке», были чистейшим лукавством.
Однако при том, что внешне Аллен преуспевал, его аналитик полагал, что душевное состояние пациента ухудшается, а количество фобий растет день ото дня. Доктор приписывал это перегрузкам: его пациент работал как каторжный, не признавал выходных, ненавидел природу — его укачивало при одном взгляде на море или реку. От мысли, что здесь можно «отдыхать», он просто начинал сходить с ума.
Покупая в 1978 году за 4 миллиона пентхаус своей мечты в доме 930 по Пятой авеню, Аллен щипал себя за руку: неужели правда, что эти 8-комнатные хоромы с окнами от пола до потолка и огромной террасой, выходящей на Центральный парк, теперь его? В этой части Нью-Йорка жили только настоящие богачи, неужели и он, бывший бруклинский рыжеволосый недотепа, теперь один из них? В роскошном холле собрались жильцы, чтобы взглянуть на будущего соседа: они могли дать добро или отказать ему в покупке квартиры в своем элитном доме: такие здесь правила... Вуди, чувствуя себя обязанным что-то сказать, промямлил, что он торжественно клянется никогда не жениться и уж точно не брать в рот такую мерзость, как сигарета или алкоголь. Также он ненавидит шум, гостей и вообще людей. Пожалуй, Вуди слегка переборщил: на него уже глядели с опаской. Тем не менее они приняли Аллена в свои ряды, но вскоре поняли, что их соседом стал законченный псих...
Не прошло и месяца, как новоиспеченный жилец вывесит в подъезде напечатанные аршинными буквами «Правила обращения с владельцем квартиры такой-то», то есть с ним самим: никогда не звонить в дверь — только оставлять консьержу записки, если что-то понадобится; ни при каких обстоятельствах не подходить за автографом— он может укусить, если встал не с той ноги... И это вовсе не было шуткой, соседи напрасно хохотали, читая «Правила». Однажды, желая получить автограф, какая-то дама все-таки увязалась за Вуди, да еще ранним утром, когда, надвинув на глаза свою неизменную «шляпу рыбака», режиссер несся в кафе за утренним кофе. Аллен остановился, смерил женщину взглядом и вдруг... стал лаять на нее. Радость на лице поклонницы сменилась страхом, и она вызвала полицию.
— Я просил, предупреждал, — втолковывал Вуди полицейским, — я писал всю ночь. Не выношу вторжения...
Аллен стал совать полицейским телефон своего психоаналитика: мол, у него официальный диагноз — страх вторжения в личную жизнь. Увы, это не было преувеличением. Во время съемок, например, все в группе знали, что в обеденный перерыв не стоит увязываться за Вуди в его любимое, раз и навсегда выбранное кафе на Мэдисон-авеню: ему необходимо съесть там свой неизменный сэндвич с тунцом в полном молчании, наедине с собой и газетой со спортивными новостями. Если его при этом тронуть — он укусит, выйдет из себя и не сможет работать...
Позже Вуди много раз признавался Сун-И, как сильно страдал от своих усиливающихся год от года невротических зависимостей. Посте разрыва с Луизой у Вуди очень долго не было женщин. Из длительного флирта с красоткой Дайан Китон так ничего и вышло: они только успешно работали вместе, но Аллен так и не отважился впустить ее в свою жизнь. Этому мешали тысячи множащихся «а вдруг». А вдруг она храпит? А вдруг любит спать без кондиционера? А вдруг оставляет волосы на расческе? После Китон Вуди, которому уже было под сорок, время от времени приводил домой разных актрис, уделял им строго регламентированные два часа, потом вызывал такси и с облегчением посылал воздушные поцелуи, когда очередная «она» уже сидела в автомобиле.
Все это продолжалось до тех пор , пока в 1980 году Вуди не познакомился с актрисой Миа Ферроу — приемной матерью Сун-И. Тогда она была 34-летней красавицей — белокожей, эфемерной, словно существо из друтого мира. Оправдываясь, Вуди потом говорил Сун-И: он надеялся, что такая женщина сможет далеко унести его от прозы жизни и заодно от него самого. Надо же до такой степени не разбираться в людях!
Сун-И прекрасно помнила, как впервые увидела Вуди Аллена: он подошел к ним на прогулке в Центральном парке, небрежно поцеловал ее мать, а на них, шестерых детей Миа, не обратил ни малейшего внимания, покосился только с некоторым ужасом, как на вызывающих брезгливость зверьков. Самой Сун-И было тогда всего 6 лет.
Вскоре Вуди стал наведываться к ним в дом регулярно. Забавно, что квартира Миа и пентхаус Вуди Аллена находились практически друг напротив друга, по разные стороны Центрального парка. Чувствительная Сун-И быстро заметила, что Вуди терпеть не может приходить к ним в гости, предпочитая встречаться с их матерью на стороне. Действительно, если Аллен был в восторге от самой Миа, то ее семейство вызывало у него священный ужас: шестеро детей (четверо усыновленных и двое родных от предыдущего брака с композитором Андре Превином) — это было выше понимания Вуди. Как можно так чудовищно обременять себе жизнь? Забегая ненадолго к своей возлюбленной, Аллен в ужасе принюхивался — прямо с порога ему в нос ударял едкий запах домашних животных, которых Миа завела для детей. По восьми комнатам бродили собака, несколько кошек, три шиншиллы, два хомячка, шесть мышей, за которыми никто особо не ухаживал. Еще здесь жили четыре лягушки, черепаха, попугай, четыре канарейки и тропическая рыба в аквариуме. Вся эта живность отчаянно возилась, путалась под ногами, верещала, воняла и гадила где ни попадя. Для Вуди, ненавидящего природу и животных, пребывание в доме новой пассии было сродни опыту выживания в экстремальных условиях. Кроме того, его ужасали детские с кроватями в три яруса и рядами тесно примыкавших друг к другу письменных столов; его сводили с ума разбросанные машинки, железные дороги, мячи, прыгалки, жужжалки и прочие детские забавы. Хотя у Миа имелась домработница, бардак всюду был неописуемый, и когда изредка Вуди садился со всем галдящим семейством за стол, он сначала украдкой, а затем уже открыто доставал из кармана салфетки и протирал все приборы. В дальнейшем он просто являлся к Миа на ужин со своей едой. Мать и Вуди всегда напоминали Сун-И двух совершенно разных животных... Как они умудрились промучить друг друга целых 12 лет?
Вылазки любовников друг к другу в самом деле напоминали боевые операции. Первые годы по пятницам Миа вела всю свою ватагу к Вуди с ночевкой. Как он это выносил, просто непостижимо! Сун-И помнит свои первые впечатления от квартиры Аллена: идеально убранная, скромно обставленная и выкрашенная в черно-белые тона, тихая, как могила, разве можно здесь жить? В первый же свой визит они с братьями и сестрами перевернули все вверх дном, заляпали скатерть, порезали стол и облили соком драгоценные рукописи.
— Но это же дети, Вуди, это же просто дети, — умильно повторяла Миа багровому от гнева Вуди.
Неудивительно, что вскоре Аллена трясло при одной только мысли о том, что они сюда заявятся, и он перестал их приглашать. Миа дозволялось ночевать у него два раза в неделю одной, не оставляя никаких своих вещей, кроме халата и зубной щетки в ванной, а неистребимые расчески, которые Миа постоянно у него забывала, Вуди, кажется, просто выбрасывал с 20-го этажа.
К тому моменту, как Ферроу родила в 1987 году их единственного общего сына Сэтчела, у ее дочери Сун-И, достигшей подросткового возраста, набралось к матери множество претензий. Она не понимала, зачем Миа усыновила еще двоих детей, разве ей мало? Случалось, Сун-И неделями не стышала от матери ни одного доброго слова, только окрики. Миа эксплуатировала ее, заставляя нянчиться с младшими. Маленькая кореянка страдала оттого, что казалась самой себе жутко некрасивой, особенно если учесть, что идеалом красоты в доме, разумеется, считалась Миа, и дочерям негласно не позволялось соперничать с ней.
— Я хочу стать моделью, — несколько раз повторяла матери Сун-И и в ответ стышала пренебрежительные, больно ее ранившие сюва:
— Куда тебе с такой внешностью...
При этом Сун-И запомнила неожиданную доброту Вуди, вдруг давшего ей роль в картине «Сцены в магазине», в котором сам снимался. Впервые в жизни девочке завидовали одноклассники... Что касается Миа, то Вуди снимал ее во всех без исключения своих фильмах, но что удивительно — мать не получила за свою игру ни одной престижной награды, хотя Аллен продолжал получать их с избытком!
Повзрослевшей Сун-И казалось, что Вуди очень страдает от отношений с ее матерью, и это отчасти было правдой: Аллена замучили истерики Миа, требования жениться и жить общим домом! Да он тогда окончит свои дни в психушке, неужели она не понимает?!
С некоторых пор приемная дочь Миа — Сун-И стала частой гостьей в пентхаусе Аллена. Сдержанные жалобы девушки на мать, которые раздраженному Вуди было приятно слушать, ее неловкая поза на диване, ни одного лишнего шага или жеста, никаких требований — только зеленый чай, и при этом минимум слов. Такой особы женского пола, пожалуй, у Вуди еще не было. Он мог даже сочинять в присутствии Сун-И, потому что она даже дышала неслышно!
...Рука Аллена в отеческом жесте потянулась к 16-летней девушке, чтобы погладить ее по голове в благодарность за то, что его понимают. Ну а потом, постепенно, ему захотелось большего... Никогда до этого у Вуди не случалось понимания с женщинами: все они от него чего-то требовали — внимания, подарков, любви... Им плевать было на то, в чем нуждается такой психованный дикарь, как он. Когда Сун-И через год поступила в колледж в Нью-Джерси, они уже были любовниками...
В один прекрасный день Миа, зайдя к Аллену, обнаружила на каминной полке в его спальне фотографии обнаженной Сун-И. Вечером, когда девушка пришла домой, мать накинулась на нее с криками и стала хлестать по щекам. Тогда впервые Вуди провел целую ночь в спальне Миа — оттуда доносились плач, крики и оскорбления. Наутро, когда Сун-И хотела прошмыгнуть на занятия, один брат врезал ей подзатыльник, другой плюнул в лицо: мать все им рассказала. Сун-И решила, что больше никогда не вернется в семью. Вуди, разумеется, тоже переживал шок. Ему пришлось поклясться Миа, что прекратит отношения с Сун-И. Зачем он это сделал? Наверное, испугался глаз Миа, в которых горело безумие ревности. Он продолжал ходить в дом к Ферроу, выгуливал ее по субботам в ресторан и делал вид, что у них все хорошо. Через год Опра Уинфри спросит Миа в своей программе:
— Как вы могли не порвать с Алленом после того, что случилось? Что вы сказали самой себе?
Пунцовея, Миа выдохнула:
— Я простила, в смысле любила его.
«Простив» Вуди, Миа теперь доводила его до отчаяния ночными телефонными звонками и заявлениями, что уже стоит в окне, чтобы броситься вниз. Он вызывал шофера и мчался к Ферроу. Живая и невредимая, та открывала ему дверь и душила в объятиях. Вуди не мог работать, кидался к Ферроу посреди дня, чтобы проверить, все ли в порядке с детьми: за эти годы он сумел искренне привязаться к новой приемной дочери Миа — голубоглазому ангелочку Дилан, зато к родному сыну оставался равнодушен.
Однажды Аллен провел с Дилан целый день, пока Миа отсутствовала. Домработница, не терпевшая Аллена, нажаловалась хозяйке: якобы Вуди два часа валялся с голенькой Дилан на диване. Миа впала в неистовство и заявила в полицию, что Аллен «сексуально оскорбил» ее малолетнюю дочь. Началось унизительное разбирательство. Вуди допрашивали, ребенка обследовали, перетряхивали грязное белье их отношений с Миа.
...— Я достану тебе таблетки и сделаю это вместе с тобой, — совершенно спокойно заявила Сун-И, когда издерганный, страдающий бессонницей и похожий на скелет Вуди признался ей: если его обвинят в растлении ребенка, он покончит с собой, не дожидаясь ареста и позора. Аллена потрясла спокойная готовность Сун-И разделить его судьбу.
Аллена оправдали: специальная следственная комиссия сняла с него обвинения в причинении сексуального вреда Дилан. Когда это услышала Миа, вместо того чтобы обрадоваться, что ее малолетнюю дочь никто не обижал, принялась яростно плевать Вуди в лицо прямо в зале суда.
Тем временем Сун-И выгнали из колледжа за неуспеваемость, но все это уже не имело никакого значения. Она переехала в пентхаус Вуди. По-прежнему умея быть невидимой, появлялась только тогда, когда ему этого хотелось. Как она умудрялась всегда угадывать его настроение?
В свое время Миа взяла 2-летнюю Сун-И из приюта в Южной Корее — от малютки отказались родители. О том, что, по слухам, родная мать Сун-И была проституткой, стали громко судачить, после того как связь девушки с Алленом была предана огласке. Приемный отец Сун-И, Андре Превин, публично заявил, что считает свою дочь дрянью и проституткой и не желает о ней больше слышать. Семья Ферроу тоже окончательно порвала с Сун-И. Теперь у девушки кроме Вуди никого не было. Впрочем, она ни в ком больше и не нуждалась.
...Как дико они смотрелись накануне Рождества 1997 года в венецианском Палаццо Кавалли, где их наспех расписали: пожилой жених, субтильный, в больших очках, явился на торжество в голубой рубашке, без галстука и дурацкой старомодной шляпе, невеста, на вид годившаяся ему во внучки, тоже не выглядела празднично в будничном свитерочке и серой юбке. Рядом с «молодыми» никакой толпы гостей, только свидетели — сестра Вуди, Летги, и ее муж Сидней. Больше никого Аллен не захотел видеть на своем бракосочетании. Он нетерпеливо ерзал на месте во время церемонии, нервно отбивая такт начищенным ботинком на высокой платформе, оглядывался по сторонам, словно мальчишка, совершивший что-то недозволенное и боящийся, что сейчас его на месте преступления настигнут родители. Посте того как подписи были поставлены, молодые покинули палаццо и незаметно смешались с толпой туристов. Свободнее они вздохнули только в Harry’s Ваг, и все же рука жениха дрожала, когда он поднимал бокал с шампанским.
— Вот уж не думал, что когда-нибудь снова сделаю это, — сказал Вуди потрясенно, — но я это сделал!
Ни один папарацци их не побеспокоил: мэр Венеции, устроивший для Вуди Аллена и Сун-И эту тайную церемонию, все превосходно организовал. Можно себе представить, что было бы с венецианскими туристами и зеваками, узнай они, что здесь за два дня до Рождества всемирно известный режиссер Вуди Аллен женился на своей скандальной пассии Сун-И Превин!
...Но бывают сказки и со счастливым концом: вот уже четырнадцать лет жизнь супругов Аллен идет своим чередом. Знакомые диву давались, как мог Вуди свалять дурака и не подписать с женой брачного контракта, ведь юная акула откусит все его состояние! Но почему-то впервые в жизни Вуди чувствовал, что поступает правильно, как бы странно ни выглядело это со стороны. Родить своих детей они с Сун-И, увы, не смогли, зато усыновили двух девочек — Беше и Мэнзи. Сун-И занимается исключительно домом и детьми, супруги мало разговаривают, и обоих это устраивает. В знак того, что его жизнь бесповоротно изменилась, Аллен продал свою холостяцкую берлогу, где прожил больше 20 лет, и переехал с семьей в 5-этажный таунхаус на 92-ю улицу. Случилось и другое удивительное событие женившись на Сун-И, Вуди отказался от психоаналитиков, которых посещал более 30 лет! Теперь жена — его молчаливый доктор, вот такой парадокс.
В отличие от своей приемной матери Сун-И без тени улыбки относится к «Правилам», которые Вуди вывесил в гостиной, едва они переехали в новую квартиру. «Не заговаривать со мной, пока я не подмигну», — гласит одно из них. «Не стучать и не входить ко мне в кабинет, даже если я не выходил оттуда неделю». «Не показывать мне детей, пока я не помашу обеими руками». Однако в последнее десятилетие Вуди то и дело подмигивает жене и очень часто машет руками.
По понедельникам по-прежнему, когда выпадает возможность, Вуди играет в манхэттенском баре на кларнете, и Сун-И приходит послушать мужа, но только в годовщину свадьбы. Под звуки старых блюзов оба вспоминают все, что пережили когда-то, и украдкой улыбаются друг другу.
(с) Пэгги Лу