Мир меняется. Мы живем на заре новой промышленной революции, которая приведет к тому, что производство реальных вещей станет почти таким же доступным занятием, как разработка программного обеспечения. Последствия этого будут не менее значительными, чем появление персонального компьютера или распространение интернета.
К этому сводится главная идея книги «Makers: The New Industrial Revolution», которую в конце прошлого года опубликовал главный редактор американского журнала «Wired» Крис Андерсон. Отмахнуться от чересчур смелых, на первый взгляд, прогнозов не позволяют две вещи. Во-первых, репутация Андерсона. Обе книги, которые он написал до «Makers», попали точно в цель. Одна ввела в обиход термин «длинный хвост» (long tail), который обозначает суммарный спрос на непопулярные товары, удовлетворяемый электронной коммерцией. Он, вопреки ожиданиям, может значительно превышать спрос на «хиты». Другая книга Андерсона популяризовала «фримиум» — бизнес-модель, при которой товар, услуга или доступ к сервису предоставляется бесплатно. Это привлекает множество потенциальных покупателей, определенная доля которых затем приобретет дополнительные услуги или товары и с лихвой окупит всю затею.
Надвигающиеся перемены замечает не только он. Инкубатор стартапов Y Combinator, который помог поставить на ноги многие известные интернет-компании, в том числе Airbnb, Dropbox, Disqus и Reddit, в последнее время все чаще берет под свое крыло специалистов, занимающихся не софтом и сетевыми сервисами, а электроникой. «Инвесторы с давних пор настроены против идей, связанных с железом, — пишет один из основателей Y Combinator Пол Грэм. — Но инвесторы — это плохой критерий. Они всегда отстают от реальности. Лучшие основатели стартапов точнее представляют будущее, потому что именно они и строят его».
Точку зрения Андерсона разделяет создатель журнала «Маке» Дэйл Доэрти. Он утверждает, что уже сейчас обычные люди могут делать вещи, которые десять лет назад были по силам лишь крупным корпорациям. Созвучие между названиями журнала Доэрти и книги Андерсона не случайно: одно является производным от другого. Слово «мейкеры» (от английского make — делать) обозначает тех самых людей, которые устроят промышленную революцию, предсказываемую Андерсоном, а «Маке» — их газета «Искра». Это издание стояло у самых истоков «мейкерского» движения и в значительной степени сформировало его.
«Мейкеры» — это самоделыцики, умельцы-любители, придумывающие и мастерящие всевозможные приспособления и устройства для удовлетворения собственных потребностей, а часто — и простого любопытства. Хотя людей, которые любят возиться с техникой, всегда хватало, в последние пятнадцать-двадцать лет это увлечение оказалось вытеснено на задворки массового сознания. Теперь они, если верить Андерсону, берут реванш.
Еще относительно недавно производители автомобилей и бытовой электроники если и не требовали от потребителя определенных технических знаний, то по крайней мере не исключали их наличия. В том, чтобы забраться в телевизор с паяльником, не было ничего особенного: специально на этот случай к электронным устройствам прилагались принципиальные схемы. Сейчас это кажется почти дикостью: с некоторых пор современные устройства не подлежат ремонту. Даже вскрыть их, не повредив тонкой начинки, будет достижением.
Инвесторы разлюбили «железные» стартапы примерно тогда же. «На производстве вещей труднее строить бизнес, отличающийся быстрым ростом, чем на основе программного обеспечения, — объясняет Пол Грэм. — Однако так считалось не всегда. Это относительно свежая идея: она в ходу примерно с 1990 года». Первые производители персональных компьютеров, появлявшиеся в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов прошлого века, не страдали от недостатка внимания инвесторов, но около двадцати лет назад все изменилось. Для того чтобы запустить производство, стали нужны грандиозные вложения. Начать с кустарной сборки в собственном гараже, как Джобс и Возняк когда-то, больше нельзя.
Машины и гаджеты, которыми мы пользуемся, мало-помалу превратились в недоступные для понимания «черные ящики». Современный смартфон при всем желании нельзя сделать в одиночку своими руками. Если бы их не собирали в Китае, а спускали с неба на летающих тарелках, ничего бы не поменялось. Для подавляющего большинства жителей Земли это и так почти инопланетная технология, которую невозможно ни понять, ни воспроизвести. Гаджеты попадают в руки потребителей полностью готовыми к употреблению, и в случае неисправности их не чинят, а заменяют.
Что же изменилось теперь? Почему умельцы-любители снова попали в центр внимания? По мнению Андерсона, у современных «мейкеров» есть три особенности, которые отличают их от предшественников. Во-первых, нормой стало делиться своими разработками и сотрудничать с другими посредством Интернета. Во-вторых, они используют для разработки компьютерные средства проектирования. В-третьих, появились стандартные форматы, в равной степени поддерживаемые любительскими и профессиональными инструментами. Иными словами, «мейкеры» получили возможность работать не в изоляции, а сообща, всем миром добиваясь результатов, которые не по силам каждому из них по отдельности, а современные средства проектирования и производства сократили пропасть между профессионалами и кустарями.
В одиночку даже самый гениальный инженер вряд ли продвинется далеко — и уж точно не сможет соперничать с крупными корпорациями, где над новыми продуктами трудятся десятки, если не сотни специалистов. Причем это относится не только к производству реальных вещей, но и к сложному программному обеспечению. Достаточно вспомнить, что четверть века назад перспективы первой операционной системы с открытыми исходниками тоже вызывали сильные сомнения. И не зря: работа над проектом поначалу действительно продвигалась слишком медленно. Ситуация стала меняться лишь в девяностые годы — вместе с распространением Интернета и домашних компьютеров. Когда к проекту подключились десятки, сотни, а затем и тысячи добровольцев, координирующих свои усилия через Сеть, результаты не заставили себя ждать. Сейчас программное обеспечение с открытыми исходниками применяется повсюду — начиная с веб-сервисов и заканчивая мобильными устройствами.
Именно это имеет в виду Андерсон, когда пишет о том, что за последние десять лет были открыты новые способы творить, изобретать и совместно работать в Интернете. Теперь пришло время применить накопленные умения в реальном мире. Современные умельцы обмениваются схемами, чертежами и программами для промышленного оборудования через Всемирную сеть. Если софт с открытыми исходниками ускоряет разработку новых программ, то открытые общедоступные схемы упрощают создание и совершенствование новых вещей или устройств. Вместо того чтобы начинать с нуля и в который раз изобретать велосипед, можно найти готовую основу и плясать уже от нее.
Вторая половина «революции» — недорогие инструменты вроде лазерных резаков, станков с числовым программным управлением и, самое главное, ЗD-принтеров — программируемых автоматов, которые слой за слоем «лепят» объекты сложной формы из микроскопических частиц специального материала. Этот набор идеально подходит для изготовления прототипов, а в некоторых случаях — даже мелкосерийного производства. Стоимость необходимого для начала оборудования измеряется не миллионами и не сотнями тысяч, а всего лишь тысячами долларов, то есть оно по карману не только компаниям, но и частным лицам. Кроме того, во многих городах мира имеются общественные мастерские, где можно бесплатно воспользоваться необходимыми станками (недавно такая мастерская открылась и в Москве). Наконец, становится все больше онлайновых сервисов, которые за небольшую плату изготавливают необходимые детали. Как правило, они позволяют отправить им схему через сайт, а результат доставляют по почте.
Схемы и программы, использующие недорогие станки с ЧПУ и 3D-принтеры, почти не отличаются от схем и программ, которые поймет заводская промышленная линия, стоящая миллионы долларов. Идеи можно быстро тестировать и дорабатывать с помощью доступного оборудования, а затем, когда все готово, использовать те же файлы для массового производства на настоящем предприятии, находящемся, например, в Юго-Восточной Азии. Достигаемый в результате эффект можно сравнить с тем, к которому привело появление компьютерной верстки. Она позволила верстать и доводить результат до ума с помощью простого компьютера и настольного принтера, а не сложных наборных машин, с которыми даже исправление небольших ошибок — это целая эпопея.
У 3D-печати есть любопытная особенность: величина тиража почти не влияет на стоимость копии. Это разительно отличает ее от популярных промышленных технологий. Для изготовления первой копии с помощью, например, литья пластмассы под давлением, как правило, требуются серьезные расходы на специальную форму. Ее создание может обойтись в тысячи или даже десятки тысяч долларов, но потом ее можно использовать снова и снова. Поскольку цена формы делится между всеми изготовленными с ее помощью копиями, литье пластмасс под давлением идеально подходит для массового производства. Зато делать таким методом штучный товар слишком накладно.
У 3D-печати нет эффекта масштаба. Первый экземпляр детали, напечатанный на 3D-принтере, обойдется ровно в ту же сумму, что и миллионный, причем эта сумма заметно выше себестоимости детали, изготовленной литьем под давлением, когда расходы на форму уже амортизированы. С одной стороны, это огромный недостаток, мешающий использовать 3D-печать для массового производства. С другой — открывается возможность, о которой еще недавно и мечтать не могли: можно перестать гнаться за миллионными тиражами и делать каждую копию уникальной.
Зачем это может потребоваться — отдельный вопрос. Мы уже полвека живем в мире, в котором техника развивалась в расчете на массовое производство. Технологии, которые нельзя поставить на поток, не просто не использовались — они даже не рассматривались; не удивительно, что теперь их трудно вообразить. 3D-печать уже сейчас пытаются использовать для изготовления персонализированных предметов — но пока речь, как правило, идет о сувенирах. Характерный пример — британский стартап Makielab, печатающий на 3D-принтере куклы. На сайте компании можно выбирать различные прически и регулировать черты лица игрушки с помощью инструментов, напоминающих игру Sims. Каждая кукла стоит несколько десятков фунтов стерлингов — зато будет единственной в своем роде.
Между штамповкой миллионов одинаковых деталей и изготовлением совершенно уникальных объектов есть золотая середина — рынки, которые недостаточно велики, чтобы представлять интерес для крупных компаний, но и не настолько малы, чтобы с ними могли справиться кустари. Именно их, по мнению Андерсона, в первую очередь займут небольшие компании, выросшие из движения «мейкеров». Они не будут конкурировать с гигантами напрямую, а направятся в перспективные ниши, которые сейчас не обслуживает никто. История с «длинным хвостом», которой была посвящена первая книга Андерсона, повторится, но на этот раз речь идет не о контенте и электронной коммерции, как десять лет назад, а о производстве реальных вещей. «Интернет, начиная с eBay и заканчивая Amazon, продемонстрировал, что на нишевые материальные продукты есть неудовлетворенный спрос, — пишет Андерсон. — Демократизация средств производства ответит на него «длинным хвостом» предложения».
Интересный момент: на этом уровне производители среднего размера, располагающиеся в Европе или Соединенных Штатах, вполне могут соперничать с производителями из Китая. Работа автоматизирована до такой степени, что стоимость рабочей силы можно игнорировать, а преимущества массового производства становятся не столь важны, когда речь вдет не о многомиллионных тиражах, а о тысячах или десятках тысяч экземпляров. Андерсон и его сторонники надеются, что это приведет к возвращению в США по крайней мере части производств из Юго-Восточной Азии. Впрочем, тут нужно понимать, что противостояние Запада и Востока — это иллюзия. По ту сторону Великой Китайской стены идут, в сущности, те же самые процессы. Значительная часть китайских производителей — это не гиганты вроде Foxconn, а такие же «мейкеры» — мастера, использующие для своей работы те же самые принципы и средства.
Что будет дальше? Стартапов, которые разрабатывают не программы, а реальные устройства, становится все больше: это заметно даже по выставкам электроники вроде CES. Пока инвесторы осторожничают, они без особого труда собирают тысячи заказов и миллионы долларов с помощью краудфандинговых сервисов вроде Kickstarter, где едва ли не половина историй успеха последних лет — «мейкерские» железки, придуманные никому не известными компаниями. Самые нашумевшие примеры — Оuya, основанная на Android игровая приставка к телевизору, и «умные» часы Pebble. В более далекой перспективе большинство «железных» стартапов, скорее всего, останется небольшими компаниями, решающими нишевые проблемы, которые неинтересны гигантам, полагающимся на массовое производство. Поскольку таких ниш очень много, в сумме они будут представлять собой внушительную силу.
Во время золотой лихорадки, как известно, самым выгодным занятием была торговля кирками, а вовсе не поиск золота. То же самое, скорее всего, произойдет и здесь. Уже сейчас с движением «мейкеров» ассоциируются в первую очередь компании, которые делают «мейкерские» инструменты: производитель недорогих настольных 3D-принтеров и 3D-сканеров MakerBot Industries, онлайновый сервис Ponoko, который нарезает детали по загруженным в Интернет чертежам, и итальянская фирма Arduino, торгующая идеально подходящими для самоделок микроконтроллерами. За всем происходящим пристально следит Autodesk, крупнейший разработчик систем автоматизированного проектирования. Его глава Карл Бэсс еще несколько лет назад почуял, куда дует ветер. Корпорация приобрела «мейкерское» интернет-сообщество Instructables и выпустила несколько приложений для 3D-моделирования и 3D-сканирования, которые адресованы не профессионалам, а любителям. «Кое-кто думает, что «мейкеры» так и останутся нишевым рынком, — заметил Бэсс в интервью Wired. И не согласился с этим мнением: — Мы наблюдаем не дурацкое поветрие, а тенденцию. Происходит нечто вроде тектонического сдвига».