В больнице Санта-Крус архитектор бывал частенько. Только в этом приюте для бедных ему разрешили присутствовать в морге на вскрытиях. Теперь, изучив костное строение человеческого организма, Гауди хотел большего: желал видеть лица недавно умерших.
...Он следовал за медсестрой по гулким коридорам. Девушка украдкой поглядывала на странного посетителя. Худой, сутулый, заросший седой бородой, в мешковатом неопрятном костюме, с отвисшими, набитыми всякой всячиной карманами, он сам походил на тех бедняков, что находили здесь последнее пристанище. Но его глаза, ярко-голубые, пронзительные, горели огнем.
Гауди вошел в палату и встал у изголовья умирающего. Медсестра содрогнулась — на лице архитектора читалась радость. Откуда ей, юной девчонке, было знать, что он уловил момент, когда душа усопшего отлетает на Небеса...
Он бесконечно долго подбирал прототипов для фигур Иосифа, Марии, Христа и апостолов. Порою Гауди находил требуемое сходство в лицах своих ремесленников: святым Петром стал один из скульпторов, апостолом Фаддеем — перевозчик камня, а толстый козопас послужил моделью для Понтия Пилата. Чтобы изобразить сотни детей, умерщвленных по приказу Ирода, Антонио делал слепки с мертворожденных младенцев. Подвешенные рядами под потолком мастерской белые застывшие тельца производили жуткое впечатление. Но архитектор бесстрастно замечал: «Все мы куклы Господа...»
Днем, как обычно, прямо на строительной площадке Гауди съел листья салата и несколько орехов, запив скудный обед водой. Он был строгим вегетарианцем и считал, что еда лишь отвлекает от плодотворной работы за чертежной доской. А потому надо держать желудок полупустым. Во время одного особо строгого поста он чуть не уморил себя голодом...
Покончив с трапезой, Гауди еще раз с гордостью оглядел свое творение. Он приступил к работе над собором в конце 1883 г., когда ему пошел тридцать второй год. Вознамерившись построить самый большой собор Барселоны, который станет храмом искупления всех грехов, Гауди стремился воссоздать в нем целый космос. Критики писали, что архитектор страдает опасной заносчивостью, необъяснимой гордыней и тщеславием и ведет себя так, словно зодчество обязано ему своим существованием. Строящийся собор приезжали посмотреть король Альфонсо и инфанта Изабелла, кардиналы и папский нунций, доктор Альберт Швейцер и Пабло Пикассо, назвавший его архитектурной ересью. Большинство гостей не одобряло того, что делал Гауди, но больше всего им не нравился сам архитектор — резкий, дерзкий, непредсказуемый. Антонио и сам знал о своем вздорном нраве, но как сдержаться, когда кругом полно недоброжелателей! Его не ограничивали в замыслах, но стесняли в средствах, и он сам собирал пожертвования на строительство, продолжая годами экспериментировать. Он хотел, чтобы здание напоминало огромный орган. Тогда ветер, проходя через отверстия башен, будет звучать, будто настоящий хор.
Неоконченный фасад стремительно уходил в небо, тянулись ввысь каменные оливы, апельсиновые деревья, гранаты, миндаль и розы. Весь растительный и животный мир Каталонии — от моллюсков до парящих перед его глазами птиц. «Падение нравов наступает, когда человек перестает смотреть на природу», — поучал Гауди своих резчиков. Те же, стоя перед гигантским скульптурным фризом, трепетали от ужаса: казалось, что здание готово обрушиться им на головы.
Уже минули десятилетия с начала строительства, а конца ему все не видно. Однако Гауди, похоже, это ничуть не беспокоит: своим учителем он считает Господа Бога, которому спешить некуда.
Осенью 1925 г. Гауди окончательно переселился в студию по соседству с собором, поставив в углу железную кровать. Распорядок дня сложился раз и навсегда — утренняя месса, работа на стройке, вечерняя исповедь у духовника. Из-за грыжи он вынужден был опираться на палку, дабы не упасть. Носил башмаки собственного изобретения с подошвой из травы эспарто: непрочная подошва периодически отрывалась, и Гауди подвязывал ее резинкой.
В понедельник 7 июня 1926 г. он покинул стройку после обеда, отдав указание скульптору: «Приходите завтра пораньше. Мы сделаем массу чудесных вещей!» Затем, следуя обычному маршруту, он пошел, не глядя по сторонам. Архитектор был погружен в раздумье, не замечая стремительно приближающийся трамвай, хотя тот летел по рельсам, отчаянно звеня. Почувствовав страшный удар в бок, Гауди не понял, что произошло. Трамвай стоял в трех метрах, а он почему-то лежал на рельсах. Двое прохожих бросились на помощь и оттащили его на газон: палка и шляпа куда-то пропали, из уха сочилась кровь. Разъяренный водитель выскочил из кабины, объясняя собравшейся толпе, что бродяга не смотрел, куда шел. Затем, убедившись, что путь свободен, отправился Дальше по маршруту. Люди пытались выяснить у пострадавшего, кто он, но бедняга не мог разговаривать. Документов при нем не оказалось, денег тоже. Несколько таксистов отказались везти раненого в госпиталь — еще салон испачкает! И только один, ворча, согласился доставить его в больницу для бедных. Там наскоро определили переломы ребер, ушиб мозга, кровотечение из уха — и отправили в клинику.
Санитары ближайшего госпиталя спешили. У них как раз начинался обеденный перерыв. Они тряхнули носилки, Гауди застонал и открыл глаза. Его вносили под каменные своды больницы Санта-Крус. «Господь ничего не делает случайно», — мелькнуло в голове архитектора... Но и здесь, где на протяжении стольких лет он проводил анатомические изыскания, его не узнали. Старика занесли в журнал под именем Антонио Санди и положили в общей палате...
...К вечеру друзья Гауди забеспокоились — архитектор не вернулся к ужину. Прождав до темноты, они отправились на поиски в полицейские участки и пункты первой помощи. Глубокой ночью архитектора отыскали в больнице Санта-Крус. «Вечером к нам доставили сбитого трамваем нищего, — сообщил им фельдшер. — В его карманах нашли Евангелие да горсть орехов; кальсоны держались на английских булавках». Новость о плачевном состоянии Гауди распространилась по городу: прелаты церкви, почитатели, сотрудники полицейского управления и журналисты толпились в больничных коридорах. Его перевели в отдельную палату (думали перевести в частную клинику, но Гауди отказался — хотел умереть среди народа). К вечеру следующего дня жизненные силы в нем почти иссякли. Неподвижная правая рука сжимала распятие, хриплое дыхание прерывалось лишь вздохами: «Господи Иисусе! Ты дал мне удивительный дар, а я распорядился им недостойно.
Я строил храм по Твоему велению, но часто слышал лишь себя. Прости, что, лишенный семьи, я возжелал войти в Твое Семейство.
Я копировал Твои творения, думая, что равняюсь с Тобой. Прости меня, Господи!»
В 2002 г. по инициативе архиепископа Барселоны началась подготовка к канонизации Антонио Гауди. Может статься, великий каталонский архитектор будет причислен к лику святых. Но для этого, согласно церковным канонам, нужно доказать, что за свою жизнь он совершил хотя бы одно чудо. Думается, за доказательством далеко идти не придется...
(c) Софья Котова