Двое гениальных изобретателей на разных материках, не зная друг о друге, заканчивают работу над проектами, которые навсегда изменят жизнь человечества. В Швеции профессор Эрик Сёдерквист создает нейрокомпьютерный интерфейс, позволяющий напрямую соединить человеческий мозг со Всемирной сетью. А в секторе Газа программист Самир Мустаф пишет для «Хезболлы» компьютерный вирус нового поколения — оружие для мести ненавистному Израилю и всему миру неверных. Что произойдет, когда эти два изобретения встретятся? Может ли кибертеррористическая атака поразить не только компьютер, но и человеческий мозг? И как Сёдерквисту, попавшему в перекрестный огонь террористических организаций и иностранных разведок, спасти своих близких от виртуального чудовища, которое он сам помог выпустить на волю?
Отрывок из книги:
Гостиничный номер был светлым и просторным. Одну из стен закрывали книги. Высота потолка составляла порядка четырех метров. Огромный балкон выходил на зеленый внутренний двор. На столике у двух черных кресел стояли ведро со льдом и с шампанским, а также блюдо с фруктами. Эрик бросил сумку на кровать, достал компьютер Ханны и сел в одно из кресел. Компьютер быстро подключился к местной сети, и Эрик начал искать Исаака Бернса в «Гугле». Пролистав десяток страниц, Эрик нашел номер мобильного телефона. Он также записал номер главного офиса ЦБИ. Исаак Бернс не отвечал. Автоответчик офисного телефона сообщал, что шеф недоступен. Эрик оставил короткое сообщение.
После звонка энтузиазм Эрика иссяк, и он остался сидеть в кресле, закрыв глаза. Внизу на улице тарахтел мопед, а в кронах деревьев за балконной дверью верещали птицы. Эрик устал от дороги, у него слегка болела голова. Не открывая глаз, он ощупал карманы пиджака и нашел айпод. Он не стал выискивать наушники и выбрал музыку наобум. Пятая симфония Шостаковича — концерт, который он слышал уж точно не меньше ста раз. Знаменитые гармонии разливались по его уставшему телу, снимали напряжение и развязывали узлы. Модерато. Кинематографичные смычковые. Сильные. Натянутые. Стохастический ритм, исполняемый первой скрипкой и сменяемый мягкой лиричной мелодией. Эрику всегда нравилась двойственность. Вот партия, похожая на вальс. Нервная. Даже ироничная. Он думал о блокноте. Пытался вспомнить длинные ряды кода и загадочные символы. Перед собой он видел мужчин с черно-белых снимков. Мертвый и живой. Приблизила ли его поездка в Израиль к Самиру Мустафу?
Спустя долгое время Эрик открыл глаза и потянулся. Музыка стихла. Свет в комнате стал тусклее. Часы показывали десять минут восьмого. Он взял с блюда несколько виноградин и нетерпеливо посмотрел на мобильный. Уже второй раз за короткий срок Эрик находился в отеле и ждал звонка. Он включил телевизор. Главной новостью CNN был финансовый кризис, спровоцированный «Моной». По всему миру биржи продолжали терпеть убытки, и на экране друг друга сменяли расстроенные аналитики и бледные шефы банков. Все графики и диаграммы шли вниз. CNN говорил о финансовом крахе. Больше всего от вируса пострадал Израиль, но в Азии, США и Европе тоже были серьезные проблемы. Премьер-министр Израиля Бен Шавит находился в США. По CNN показали, как он жмет руку американскому министру иностранных дел. Диктор констатировал, что, хотя свободный мир борется с кибертерроризмом единым фронтом, решение пока не найдено.
В следующем сюжете выступала женщина, которая сообщала, что израильскую биржу с завтрашнего дня закрывают — беспрецедентная мера за ее пятидесятилетнюю историю. Вдруг на экране появился Исаак Бернс. Эрик наклонился вперед и увеличил громкость. Бернс был одет в мятый костюм, а сам он стоял около пожилого мужчины с грубыми чертами лица. Хенрик Голдштейн, исполнительный директор ЦБИ. Оба мужчины находились на мраморной лестнице около огромного стеклянного комплекса. Эрик узнал здание главного офиса ЦБИ. Хенрик Голдштейн отвечал на вопросы журналистки. Он обещал, что все потерпевшие клиенты получат компенсацию, как только будут решены наиболее острые проблемы. Исаак Бернс не сказал ничего. Эрик предположил, что директор позвал его в качестве экспертной поддержки.
На экране появился толстый аналитик Лондонской биржи. Эрик выключил телевизор и съел еще пару виноградин. Шел ли репортаж в прямом эфире? В таком случае Исаак Бернс должен быть в офисе ЦБИ. Но фон на экране был светлее, чем сейчас за окном. Более ранняя запись. Головная боль сжимала виски. Сегодня с Исааком Бернсом Эрик не встретится, если только не найдет его домашний адрес. Отчаянная мера. Но он был в отчаянии. Эрику плевать, что он может застать Бернса в домашних тапочках, он нуждается в его помощи. Но такая настойчивость могла разозлить Бернса. Нет, лучше отложить встречу на завтра. Боль в животе. Эрик положил черный блокнот во внутренний карман и вышел из номера.
В гостиничном ресторане, как всегда, не было свободных мест. В кафе «Нуар» неподалеку — тоже. Эрик прошел вверх по улице до ресторана «Пронто», где разместился за одним из столиков на тротуаре. Было жарко, пахло сосной и выхлопными газами. Эрик заказал мартини и вытащил блокнот. В начале большие куски текста были зачеркнуты. Потом текст стал вывереннее, исправления пропали. Автор обрел уверенность в своем деле. Эрик вел пальцами по записям и пытался представить мужчину, написавшего все это. Почему он не может расшифровать код? Содержимое страниц казалось странным образом знакомым. Словно нарушилась резкость, и стоит только настроить линзу, как все станет ясно. Эрик знал десятки языков программирования. Его всегда привлекали тайные коды и шифры.
Официант поставил на стол мисочку с оливками и протянул оранжевое меню. Эрик увидел женщину из отеля. Она переоделась, надев темное платье и черные туфли на высоком каблуке. Волосы были убраны. Она шла по тротуару, приближаясь к нему. Эрик отвел взгляд и вернулся к меню. Стук ее каблуков отражался от стен домов. Поздороваться или притвориться погруженным в выбор ужина?
— Шалом.
Сёдерквист опустил меню и увидел даму около стола.
— Шалом.
Эрик был растерян, как будто его поймали на месте преступления. Женщина улыбнулась.
— Шофер вернулся с сумкой. Вы были правы. Честные люди существуют, даже в этом городе.
— Рад слышать. Должен заметить, что я сказал это больше для того, чтобы приободрить вас.
Шею дамы плотно облегало красивое жемчужное ожерелье. В середине висела изящная серебряная Звезда Давида.
— Значит, вы манипулятор?
— Так говорит моя жена. Сам я предпочитаю слово «заботливый».
— О’кей. Заботливый так заботливый. Я правда думаю, что вы такой. Вы так выглядите.
Что-то в ее легкой, дразнящей манере вселяло в Эрика странное чувство, будто они дружат уже много лет. Напоминала ли она Ханну? Возможно. Ее темноволосая версия. И все же нет. Эрик сделал жест рукой.
— Чтобы доказать свою заботливость, я хотел бы вас угостить. Мы можем выпить за возвращение вашей сумки.
Женщина инстинктивно взглянула на часы.
— Я встречаюсь с друзьями в «Ротшильде». Но успею что-нибудь выпить.
Эрик встал, обошел стол и выдвинул для новой знакомой стул. Она села. С некоторой грацией в движениях. Она все время двигалась грациозно.
— Что пожелаете, — он напряг память, — Рейчел?
Ей это явно польстило.
— Хм, должно быть, я произвела впечатление. Я возьму то же, что и вы.
— Тогда сухой мартини.
Эрик поднял стакан официанту. Рейчел взяла оливку и внимательно посмотрела на собеседника. Потом вытащила косточку и покачала головой.
— Не могу вспомнить.
— Вспомнить что?
— Ваше имя. Вылетело из головы. Спишу все на мое тогдашнее нервное состояние.
— Отличная отговорка. Эрик Сёдерквист.
— Точно! На языке вертелось. Может, оливка помешала. И откуда пожаловал Эрик Сёдерквист?
— Из Швеции.
— Вы не похожи на скандинава.
— А как должен выглядеть скандинав?
— Тонкие светлые волосы, голубые глаза и два метра ростом минимум.
— Тогда я необычный швед-брюнет. Но все-таки швед. А вы?
Рейчел принесли мартини.
— Сейчас я живу в Англии, но родилась здесь. В Сдероте.
Эрик поднял бокал.
— Выпьем за то, что людям можно доверять.
Что-то промелькнуло в ее взгляде. Их бокалы встретились.
— Да будет так.
— Да будет так.
Официант дал Рейчел меню. Она, не открывая, положила его на стул.
— Расскажите, что вы делаете.
— Делаю? Что вы имеете в виду? Сейчас или вообще?
— И то и другое.
Эрик быстро нашелся.
— Я журналист. Работаю в вечерней газете в Стокгольме.
Рейчел потянулась за сумкой, не сводя с Сёдерквиста глаз.
— И что вечерняя шведская газета делает в Тель-Авиве? Финансовый кризис? Вирус?
Рука женщины выудила пачку сигарет. Эрик огляделся в поисках спичек, но Рейчел опередила его, протянув черную зажигалку. Он дал ей прикурить, а она отвернулась, выдыхая дым. Эрик старался казаться невозмутимым. Разглядывал профиль собеседницы. Ее нос выглядел кривоватым, как будто был сломан. Эрик размышлял над тем, что сказать.
— Я работаю над смежной для крупных изданий темой. Пишу о том, что выдающиеся израильские айти-технологии стали проклятием. О том, что, если бы Израиль не был так компьютеризирован, вирус не смог бы нанести столько вреда. Что-то в таком духе.
Рейчел, казалось, задумалась над услышанным. Затянулась и кивнула.
— Это уже не первый раз, когда мы перехитрили сами себя. Наши успехи всегда раздражали тех, кто не продвинулся так же далеко, не учился так же усердно или не зарабатывал столько же. Мы, евреи, составляем меньше ноля целых двух десятых процента населения земли. Несмотря на это, мы получили пятьдесят процентов всех Нобелевских премий и шестьдесят процентов всех Пулитцеровских. Понятное дело, многие завидуют.
Она говорила на мягком и немного певучем английском. В воздухе висела какая-то неловкость. Черт с ним, что она женщина. Эрик не поэтому беседовал с ней. Она умный человек. И все. Ему нужен друг. Сёдерквист думал, что бы сказала Рейчел, если бы он поведал ей, что она стала вторым человеком за более чем двое суток, с которым он разговаривал. Первым был трансвестит-гомосексуалист в Ницце.
Рейчел написала короткое сообщение в телефоне. Потом наклонилась к Эрику и улыбнулась.
— Вы голодны?
Где-то внутри его запорхали бабочки.
— Хм… да, голоден.
Женщина потушила сигарету.
— Тогда поедим. Очень хочется мяса. Если бы у них в меню была корова, я бы взяла ее.
Она рассмеялась. Звезда Давида пришла в движение. Эрик кивнул.
— Пусть будет мясо. Но вы разве не собирались встретиться с друзьями в «Ротшильде»?
— Собиралась. Я перенесла на завтра. Теперь я здесь, и хочу корову и бутылку вина.
Эрик заказал флорентийский бифштекс на двоих. Не целую корову, но точно килограмм мяса. Вдобавок салат, а также две порции спаржи с трюфельным соусом. С выбором вина лучше не рисковать. Бутылка вина «Бароло» 2004 года. И бутылка воды «Сан Пеллегрино». Когда официант ушел, Эрик откинулся назад.
— Теперь ваша очередь рассказывать. Чем занимаетесь?
— Я работаю в посольстве Израиля в Лондоне.
— Ах! Шпионка.
Рейчел широко улыбнулась.
— Джеймс Бонд. Ну нет. Я переводчик. Может, не так захватывающе, но не менее трудно.
— Почему именно переводчик?
— Я люблю языки. Любые. Еще в детстве я проявляла к ним интерес, а когда оказалось, что они мне легко даются, увлечение переросло в страсть.
— На скольких языках вы разговариваете?
— На шести, но понимаю точно в два раза больше. В основном арабские и латинские языки, но я также изучала славянские и германские.
— Впечатляет. Наверное, очень здорово ориентироваться во всех этих культурах и понимать их язык. Это дает совершенно другую близость с людьми. Настоящую.
— Да, замечательно. К сожалению, я не очень много путешествую. Есть много стран, языки которых я знаю, но где я никогда не была.
Стол заполнили тарелки. Официант не стал предлагать попробовать вино, а сразу наполнил два больших бокала. Он просунул бутылку между блюдом со спаржей и миской салата. Эрик разглядывал куски мяса.
— Вы когда-нибудь были в Аргентине?
Рейчел покачала головой.
— Там лучшее в мире мясо.
Рейчел глотнула вина. Бокал она держала над грудью, а локоть упирался в стол, образуя прямой угол. В движении была какая-то резкость. Что-то грубое. Удивительный контраст с грациозной в остальном манерой.
— Вы в курсе, что Израиль мог с тем же успехом оказаться в Аргентине?
Сёдерквист удивленно посмотрел на собеседницу.
— Теодор Герцль, отец сионизма, предлагал два возможных места для страны иудеев: Палестина и Аргентина. Факт заключается в том, что сам он предпочитал Аргентину, где, на его взгляд, условия для поселенцев были лучше.
Эрик бросил скептический взгляд.
— Он считал, что вам должна достаться вся Аргентина?
— Конечно нет. Он надеялся, что Аргентина предложит нам территорию.
Эрик задумался над этими словами.
— Если бы вы оказались там, то избежали бы конфликтов с враждебно настроенными соседями. И войны с Ливаном. Но, возможно, тогда вы бы начали войну с Чили или Бразилией?
Рейчел прищурилась.
— Как вы знаете, большинство конфликтов в мире происходят на почве религии, а в этом регионе совсем другая обстановка.
Она ткнула ножом свой кусок мяса.
— В любом случае мясо было бы лучше.
Эрик откусил кусочек бифштекса и задумчиво кивнул.
— Но вот этот был неплох.
Рейчел отложила приборы, отпила немного вина и обратила внимание на блокнот, оставленный Эриком на столе.
— Это ваш блокнот для записи интервью?
Он инстинктивно закрыл блокнот рукой, как будто хотел защитить от ее взгляда.
— Ну… можно и так сказать.
Эрик растягивал слова. Мысли двигались параллельными курсами. Одна говорила ему никому не показывать блокнот, другая, более интенсивная, вертелась вокруг слов Рейчел. О том, что она эксперт по языкам. По арабским языкам. Женщина наклонила голову.
— И что это значит?
Он принял решение.
— В блокноте — не интервью. На самом деле он даже не мой. Вернее, теперь мой. Я его купил. Но писал в нем не я.
Рейчел нахмурилась.
— У кого вы его купили?
— Этого я рассказать не могу. Договор о неразглашении и тому подобное. Но я думаю, что его содержимое имеет отношение к вирусным атакам.
Рейчел продолжала сидеть, склонив голову и не спуская с Эрика глаз.
— И что написано в блокноте?
— Масса всего. Но я, к сожалению, ничего не понимаю. Похоже, там используется какой-то код.
Рейчел подняла голову.
— Можно я посмотрю?
Сёдерквист протянул блокнот. Женщина отставила бокал, вытерла руки и открыла первую страницу. Эрик изучал ее лицо. Вьющийся локон упал на глаза. Она отодвинула прядь и, взглянув на него, улыбнулась.
— Теперь вы очень заинтригованы.
— Хотите сказать, что понимаете написанное?
Эрик не мог скрыть своего нетерпения.
Рейчел спокойно оторвала кусочек мяса и начала молча жевать.
Он махнул рукой.
— Ну, скажите.
— Османское государство возникло в Анатолии в конце тринадцатого века и просуществовало вплоть до двадцатого. При максимальной территории оно охватывало крупные части Ближнего Востока, юго-восточную Европу и Северную Африку.
Эрик непонимающе смотрел на нее.
— Интересно. Но код?
Рейчел достала ручку.
— Османский язык — форма турецкого языка, влияние на который оказали персидский и арабский. Письменный османский представляет собой расширенный арабский алфавит.
— Но буквы здесь не похожи на турецкие? Или на арабские?
— Верно. Если бы они были османскими, вы бы уже заметили сходство.
Рейчел взяла салфетку, положила ее рядом с блокнотом и начала медленно писать на иврите.
— Это военный код. Османская армия имела высокий уровень развития. Для передачи секретной информации они использовали код.
— И именно его вы знаете?
— Ну, как я уже сказала, я всегда интересовалась языками. Но как раз этим языком как хобби занимался один из моих преподавателей. Он выучил меня коду из любопытства. Он на самом деле очень простой, если выучить ключи.
Женщина написала уже три строчки на салфетке.
— Я не в форме. Тут есть кусочек, который я не могу расшифровать. Из того, что я перевела, я понимаю не все, но, может, вы поймете.
Она перевернула салфетку и протянула Эрику. Он посмотрел на текст.
— Извините, но я не знаю иврит.
Сначала Рейчел с непониманием смотрела на него, а потом рассмеялась.
— Ах, извините. Я подумала, вы знаете. Давайте, я переведу на английский.
Она наклонилась над салфеткой и начала новую строку параллельно со строкой на иврите.
— Это не обычный язык. Масса специальных символов. Вам это что-нибудь говорит?
Эрик кивнул:
— Конечно. Язык программирования. То, что вы сейчас записываете, представляется данными учетной записи в некоей компьютерной базе или в чате.
Рейчел чуть кивнула и снова начала писать. Эрик внимательно следил за каждой новой буквой.
— Да. Это точно данные учетной записи в базе. А следом идут напоминания. Что-то связанное с аутентификацией.
— Хотите, чтобы я продолжила?
— Если можете. Необязательно переводить все. Может быть, только первую и последние страницы? Тогда мне будет с чем работать.
Женщина подняла глаза.
— Работать? Что вы будете делать? Вы еще и компьютерный гений?
Эрик забыл, что он журналист, а не профессор Технологического института.
— Я много занимался программированием, в основном как хобби.
Рейчел задержала на нем взгляд, чувствуя обман. Сёдерквист откашлялся.
— Не желаете ли кофе?
Она кивнула и вернулась к записям. Вино кончилось. Эрик поймал официанта.
— Два эспрессо.
Когда официант вернулся с двумя чашками, Рейчел откинулась назад и провела по лицу руками.
— Больше не могу. Вот.
Она протянула три целиком исписанные салфетки.
— Здесь первые четыре страницы. Я перевела язык, который понимаю, на язык, который не понимаю.
Большего всего Эрик хотел сейчас броситься в гостиницу и заняться расшифрованным кодом. Но Рейчел долго работала, ей удалось наконец повернуть невидимую линзу и настроить резкость. Нельзя было просто уйти. И Эрику нравилось ее общество. Он поднял чашку.
— Выпьем за ваш фантастический языковой талант.
Рейчел улыбнулась.
— За османов.
Она глотнула горький кофе. Блокнот лежал в центре стола, Эрик согнул салфетки с переводом и вложил их вовнутрь. Рейчел больше всего хотелось взять блокнот и направить в подразделение «8200» для детального анализа. Он мог бы стать прорывом. Но нельзя было просто уйти. Рейчел удивляло, как легко Сёдерквист поверил в шитую белыми нитками ложь о том, что учитель рассказал ей о коде. Совершенно неправдоподобно. Но он так хотел узнать, что же написано в блокноте, что совсем потерял осторожность. На самом деле подразделению понадобилось несколько суток, чтобы расшифровать код. У них в распоряжении были только записи, добытые при штурме в Ницце. Но они многого не дали. Они представляли собой лишь неполный компьютерный код и не давали никакой информации о террористах и вирусе. Но здесь все было иначе. Эрик имел в распоряжении целый блокнот. И адрес базы данных. Как он достал блокнот?
Рейчел разглядывала Эрика. Густые каштановые волосы. Мягкие карие глаза. На лице отражалось какое-то мучение. Он никогда не выглядел веселым, даже когда смеялся. Узкий заостренный нос. Темные брови. Тонкие губы. Он весь был тонким и худым. Никакой физической нагрузки это тело не получало. Но в Сёдерквисте было что-то привлекательное. Наивный и бессознательный шарм. Рейчел чувствовала, что он настоящий, не в нервозной лжи о журналистской работе и компьютерном хобби, а в глубине. Он мог быть кем угодно, но только не террористом. Но она знала, что они бывают всех форм и расцветок. Безобидные оказывались опасными. На Эрика завели красную бумагу. Бен Шавит лично подписал ее. Тем самым одобрил Эрика в качестве мишени. Но не без допроса. Им нужно было понять, кто он. Он — кусочек мозаики, который не подходит к остальным. Рейчел взглянула на его руки. Руки играли важную роль. На них она в первую очередь обращала внимание, встречаясь с мужчиной. У Эрика красивые руки. Не знавшие физического труда. Изящное серебряное обручальное кольцо.
Рейчел хотела закурить, но в то же время не хотела показаться слабой или взволнованной. Это подождет. А вот бокальчик — другое дело. Она ласково улыбнулась.
— Я бы заказала еще один мартини.
Эрик прервал монолог об итальянских винах и одобрительно закивал. В нем была какая-то неуверенность, почти детская. Эрик старался казаться мудрым, но на самом деле был растерян. Рейчел вдруг захотелось его поцеловать.
 | Дан Сельберг. Мона |
Электронная книга: Дан Сельберг. Мона