В России сейчас работает почти сотня технопарков, каждый из которых задумывался как ключевой элемент локальной инновационной экосистемы. В их инфраструктуру государство вложило десятки миллиардов рублей. Оправдают ли технопарки надежды?
Технопарки во всем мире выступают площадкой, где молодые технологические компании «дозревают» до масштабов покрупнее, — и между делом создают высококвалифицированные рабочие места и развивают приоритетные для региона технологии. Первым эту дорогу еще в 1950-е годы проторил научный парк при Стэнфордском университете (Калифорния, США): он начал сдавать в аренду частным компаниям пустующие участки на своей территории, всячески поощряя при этом взаимодействие студентов и университетских исследователей с арендаторами. За несколько десятилетий бывший пустырь превратился в эпицентр наукоемкого сектора американской промышленности и стал краеугольным камнем Кремниевой долины. Опыт Стэнфорда начали тиражировать и локализовать в Европе и Азии. Например, в Китае сегодня строительство технопарков— одна из приоритетных задач государства. В рамках программы «Факел» с 1988 года в стране открыли 105 специализированных зон для высокотехнологичных компаний на региональном и национальном уровне. Совокупный оборот резидентов этих зон в 2012 году перевалил за $850 млрд.
Россия вступила в инновационную гонку именно с азиатской подачи. Вплотную заняться технопарками в стране решено было после визита российского президента в конце 2004 года в Бангалор — «Кремниевую долину Индии». В окрестностях города располагаются два крупнейших кластера, специализирующихся на информационных технологиях, — Electronics Gty и Whitefield. Там базируются крупнейшие ИТ-корпорации страны и представительства таких международных хайтек-компаний, как 3M, Siemens и Hewlett-Packard. Бангалорские технопарки создавались на правительственные деньги, а резидентов поначалу привлекали низкой арендной ставкой и налоговыми льготами. В России сделали ставку на похожую схему. Вернувшись из Индии, президент дал распоряжение строить у нас «свой Бангалор». Соответствующую госпрограмму по созданию технопарков в сфере высоких технологий приняли уже в 2006 году. Минкомсвязи даже собиралось потратить на ее реализацию более миллиарда долларов. Впрочем, по факту бюджетных ассигнований оказалось меньше: по состоянию на 2014 год под программу выделили 12 млрд рублей.
Финансирование урезали из-за соображений экономии и неблагоприятных заключений аудиторов об эффективности реализуемых проектов. В ходе аудита выяснилось, что ряд технопарков не имел четкой бизнес-модели, связи с высокими технологиями, а некоторые из них и вовсе были чистой воды девелоперскими проектами. По словам директора Ассоциации технопарков в сфере высоких технологий Андрея Шпиленко, технопарками нередко называли себя обычные бизнес-центры, сдававшие инновационным компаниям помещения в аренду. В самый разгар реализации программы Минкомсвязи занялось уточнением нормативноправовой базы, введением процедуры аккредитации технопарков и разработкой критериев оценки их эффективности. Порядок министерство наводит до сих пор, хотя программа в 2014 году заканчивается.
Справедливости ради стоит сказать, что госпрограмма взяла под федеральное крыло всего тринадцать технопарков. Именно для них предусмотрены прямые субсидии из бюджета. Часть парков, включая новосибирский «Академпарк», казанский «ИТ-парк», Западно-Сибирский инновационный центр в Тюмени, запущена в эксплуатацию. Часть еще строится — в Калужской, Нижегородской, Пензенской, Самарской и других областях. Однако помимо подшефных Минкомсвязи технопарков, в регионах функционирует масса других инфраструктурных организаций, открытых на муниципальные и частные средства: по оценкам НИУ ГУ ВШЭ, от 80 до 100 научно-технологических парков и около 300 бизнес-инкубаторов. Это в том числе и технопарки «первой волны», возникавшие стихийно с начала 1990-х годов. Они, как правило, создавались при вузе и существовали в виде его структурного подразделения (гораздо реже — как отдельное юрлицо). Запускали такие проекты не столько с целью объединить компетенции для инкубирования новых компаний, сколько ради защиты компаний-резидентов от агрессивной внешней среды. Такова, например, история возникновения Томского научно-технологического парка и Научного парка МГУ Региональные парки тоже вправе рассчитывать на различные льготы — начиная с возврата затрат по обслуживанию кредитов и заканчивая льготным подключением к электросетям. Для местных властей технопарки — возможность создать «лицо» региона в определенном секторе технологий и промышленности. «Формат фактически перерождается: никому больше не интересно развивать отдельные автономные проекты, — считает Светлана Инфимовская, заместитель исполнительного директора Ассоциации инновационных регионов России. — Технопаркам предстоит стать некими «точками сборки» в регионах, объединяющими разрозненные элементы инновационной инфраструктуры». Однако вместе со льготами и инвестициями государство начинает требовать от технопарков гарантий их эффективности, а заодно и убедительных планов по возврату вложенных средств.
НАДБАВКА ЗА СЕРВИС
Как вообще оценивается эффективность технопарков? По словам Иннокентия Дементьева, начальника отдела инфраструктуры департамента развития отрасли информационных технологий Минкомсвязи РФ, вплоть до 2013 года четких критериев не существовало. Субсидии по госпрограмме развития высокотехнологичных парков распределялись на основе бизнес-планов. Однако год назад министерство переложило ответственность на губернаторов регионов: сегодня они лично отвечают за то, чтобы технопарки имели растущие показатели загрузки, количества проектов и резидентов, созданных рабочих мест и налоговых отчислений. Еще один важный параметр — рост доли экспорта в выручке резидентов. «Подразумевается, что на финальной стадии своего развития любой технопарк должен создать такие условия для своих резидентов, чтобы они могли беспрепятственно выходить на международные рынки», — поясняет Анастасия Тюрина, директор Инновационного центра НИУ ВШЭ.
В начале 2014 года РВК провела совместно с Ernst & Young исследование успешности российских инкубаторов и технопарков. Эксперты сравнили уровень выживаемости резидентов. Это стандартный критерий оценки успешности инкубаторов в Европе и Северной Америке. В мире этот показатель в среднем составляет 90% после первого года жизни стартапа и 80% — после трех лет. В России выживаемость резидентов куда ниже: 80 и 20-30% соответственно.
— Мы выявили три простых фактора, которые отвечают за успех или провал конкретного технопарка, — рассказывает Евгений Кузнецов, директор проектного офиса, член правления РВК. — Первый — конкурс на отбор резидентов. Там, где на место претендовало десять компаний, выживаемость впоследствии оказывалась высокой. Там, где конкурса фактически не было, компании-резиденты быстро умирали. Иными словами, если внешние по отношению к технопарку инструменты — вузы, инкубаторы, акселераторы — не генерируют мощный парк стартапов, эффективность объекта падает. Второй фактор — наличие или отсутствие экспертного совета. Важно, чтобы в технопарке имелись люди, разбирающиеся в инновациях. Третий — создание полного спектра сервисов для резидентов. Кроме базовых услуг по предоставлению арендной площади и офисной техники, технопарки должны давать резидентам доступ к бухгалтерским, юридическим, консалтинговым услугам, сервисам по ведению бизнеса.
Если возникновение потока стартапов в регионе довольно слабо зависит от инициатив самого технопарка, а появление экспертного совета — вопрос легко решаемый, то развитие сервисов остается ахиллесовой пятой большинства технопарков. «Бизнес-модель научных и промышленных парков в России до сих пор базируется главным образом на доходах от арендной платы, — вносит ясность Анастасия Тюрина. — Поскольку около 90% технопарков создано на государственные деньги, им де-юре положено предлагать совсем не рыночные ставки аренды. Такие ставки привлекают резидентов, которые заинтересованы исключительно в экономии на издержках и с неприязнью относятся к любым дополнительным услугам». Со временем ситуация поменяется: государство захочет больше отдачи от инфраструктурных активов, а резиденты начнут осознавать, что технопарки для них не столько способ экономить, сколько возможность быстро расти.
Первые истории успеха уже есть. Созданный в конце 2012 года на базе бывшего автомобильного завода АЗЛК Технополис «Москва» отстроил инфраструктуру, добился фактически стопроцентной заполняемости, а в 2014-м управляющая компания перестала быть убыточной и получила первую прибыль. К концу 2017 года здесь ожидают роста инвестиций высокотехнологичных компаний до 30 млрд рублей. Генеральный директор Технополиса «Москва» Игорь Ищенко признается, что подготовка физической инфраструктуры (а это более 300 тыс. квадратных метров индустриальных и офисных площадей) была капиталоемкой и трудной задачей, однако самым сложным оказалось создать общую «точку притяжения» для бизнеса.
— Правительством Москвы была разработана регуляторная база и механизмы взаимодействия с институтами развития, — рассказывает Ищенко. — Это пакет льгот для резидентов: они получили нулевую ставку по налогу на имущество, льготную — по налогу на прибыль, таможенные преференции, субсидии. Параллельно мы создавали уникальные инфраструктурные решения. Построили «чистые комнаты» для микроэлектронного и фармацевтического производств, открыли на территории технополиса таможенный пост. Мы применяем концепцию «город в городе», создаем полный пакет сервисов — от сугубо профессиональных (вроде кадрового консалтинга) до связанных с обыкновенными бытовыми нуждами (магазины, зоны для детей).
Для хайтек-бизнеса, завязанного на зарубежных партнеров и поставщиков, как ни странно, оказались важны не столько преференции, сколько прозрачность и открытость управляющей компании, а также возможность заключения договора долгосрочной аренды площадки на 20 лет. «Ты сам себе хозяин: арендуешь помещение и получаешь ряд инфраструктурных гарантий, — объясняет Денис Шамирян, технический директор российского завода голландской компании Mapper Lithography. —Подыскивая варианты размещения, мы поняли, что на гринфилд-проект денег не хватает, а старые советские заводы, где можно перестроить кусок под себя, имеют совершенно неподходящие нам методы организации производства. Здесь же все было готово: крыша, стены, электричество, вода, тепло, плюс прозрачные схемы работы с управляющей компанией».
Инвестор, одним из акционеров которого является РОСНАНО, вложил около миллиарда рублей в организацию на территории Технополиса «Москва» производства элементов микроэлектронной оптики. Как утверждает Игорь Ищенко, Технополис значительно сокращает и упрощает запуск даже самых наукоемких проектов. Если средний срок выхода на этап производства при строительстве с нуля составляет три года, то в Технополисе «Москва» — всего полгода-год.
БАЗИС И НАСТРОЙКА
Создание технопарка — процесс индивидуальный и требующий тонкой настройки; простым копированием чужого опыта здесь не обойдешься.
— Для начала нужно понять, какой технопарк вы хотите получить: универсальный, многопрофильный или заточенный под конкретные отрасли вроде биомеда или ИТ, — советует нынешний генеральный директор Технопарка «Сколково» Ренат Батыров (ранее он руководил запуском частного Технопарка Fabrika в Астрахани). — Многое зависит от региона: не нужно поворачивать реки вспять, отталкивайтесь от тех инновационных компаний и потенциальных инвесторов, которые уже существуют поблизости. У них появляются спин-оффы, которые и могут стать вашими резидентами. Далее нужно понимать, как сделать парк прибыльным. Технопарк — это не только квадратные метры. Он должен создавать максимально комфортную среду для резидентов и всесторонне их поддерживать. Создавать специальные условия, помогать привлекать инвестиции, находить новые рынки сбыта, выстраивать взаимодействие с институтами развития, вузами, обеспечивать трафик событий, мероприятий, кадров, менторов, экспертов... В идеале предприятия-резиденты концентрируются на исследовательской деятельности и последующей коммерциализации продуктов и вообще больше ни о чем не думают: все остальное делает технопарк.
Однако пресловутые «квадратные метры», с которых начинается любой технопарк, тоже важны. Задача в том, чтобы сделать их «умными». Поскольку «Сколково» сосредоточилось на развитии пяти высокотехнологичных кластеров (ИТ, биомед, ядерные технологии, космос и энергетика), для исследований и разработок здесь создаются 24 лаборатории высочайшего уровня в соответствии с заявками резидентов. Это позволит участникам технопарка заниматься не только генерированием идей, но и проверкой их на исследовательской базе, а также разрабатывать первые прототипы «не отходя от пробирки». Кроме этого, технопарк выстраивает полезное соседство: сводит на одной площадке подразделения Фонда «Сколково» (инвестиционная и грантовая службы, открытый университет Skoltech, центр защиты интеллектуальной собственности, таможенно-финансовая компания) и сторонних партнеров (венчурные инвесторы, акселераторы, представители крупнейшего международного и российского бизнеса). Даже размещение резидентов внутри отстроенных корпусов технопарка выбирается не случайным образом, а с учетом развития потенциальных связей между участниками.
— Важно понимать, — подчеркивает Батыров, — что мы не бьемся за резидентов с другими технопарками. Это не конкуренция, а кооперация. «Сколково» — чисто федеральная история: мы собираем «на вырост» наиболее яркие стартапы и молодые компании, проявившие себя в том числе в региональных технопарках и инкубаторах. На одной площадке они размещают R&D, бизнес-девелопмент, решают вопросы международной кооперации, сотрудничают с венчурными фондами и инвесторами. В долгосрочном периоде получается круговорот: когда стартап созреет до индустриальной фазы и мелкой серии, ему имеет смысл переехать в более крупный технопарк с фокусом на производство — тот же Технополис «Москва», например. Там он может провести несколько лет, вырасти до крупной серии и построить завод в индустриальном парке где-нибудь за пределами мегаполиса.
Средний срок выхода на точку безубыточности для хорошо функционирующего технопарка — три-пять лет. Стратегии развития для крупных и небольших технопарков разные. Первые предпочитают привлекать в качестве якорных резидентов состоявшихся игроков с большими капитальными затратами. Технополис «Москва», например, нацелен на компании с потенциальными инвестициями в производство в $50-200 млн, а проектами, которым требуется менее 300 кв. метров, попросту не интересуется. Небольшие технопарки также нуждаются в якорных резидентах, но ставку делают на молодые развивающиеся компании и многообещающие стартапы. Им особенно важно работать в плотной связке с вузами и бизнес-инкубаторами региона, обеспечивающими поток новых компаний. Обычно такие технопарки обслуживают технологические потребности одной-двух крупных частных корпораций либо сосредотачиваются на развитии малого и среднего бизнеса в той или иной высокотехнологичной нише. В Казани, например, это химическая и нефтехимическая отрасли, в Сарове — разработка медоборудования, ИТ и энергетика, в Обнинске — биотех и фармакология, в Тюмени — разведка и добыча углеводородов.
КОМУ РОСТ ЗАКАЗАН
«Даже самый идеально организованный технопарк не станет эффективным, если он существует «в пустоте», — считает Евгений Кузнецов (РВК). Все элементы экосистемы должны работать на общее дело. Университеты, корпорации, венчурный капитал и исследовательские центры — генерировать поток стартапов для технопарков. Индустриальные парки и промышленность — забирать оттуда добившихся успеха «воспитанников». В этом смысле у российских технопарков ровно те же проблемы, что и у всей нашей инновационной экономики: нехватка перспективных стартапов, квалифицированных специалистов, посевных инвестиций, бизнес-ангелов и так далее. В регионах эти проблемы стоят еще острее: «умных» денег и опытных инвесторов на ранних стадиях крайне мало, и зачастую единственная возможность для стартапера реализовать сколько-нибудь талантливую идею — переезд в столицу.
РВК предлагает решить проблему недофинансирования стартапов на ранних стадиях с помощью создания региональных посевных фондов по модели «Фонда посевных инвестиций» — с использованием государственных средств. А заодно заняться обучением частных инвесторов из среды потенциальных бизнес-ангелов. При этом сами технопарки необходимо «завязать» на показатели успешности резидентов: это заставит экспертный совет проводить более тщательный отбор претендентов.
Впрочем, никакого смысла в финансировании стартапов и растущего бизнеса не будет, пока в России не сформируется устойчивый спрос на инновации. Иначе молодым компаниям попросту негде будет реализовывать свои технологии, продукты и услуги. Поиск рынков сбыта для резидентов — одна из функций, которую технопарки могут взять на себя. Так, новосибирский «Академпарк» продвигает модель заказных инноваций. Он самостоятельно приходит к потенциальным покупателям технологических решений, выясняет их потребности и «добывает» заказы для своих компаний. Это непростая работа: попытки пробиться к «толстякам» (сорока крупнейшим госкомпаниям), по словам директора технопарка Дмитрия Верховода, пока не увенчались успехом — за исключением целевой работы с алмазодобывающей корпорацией «Алроса».
Технопарк «Саров» — пример того, как поиск заказов может быть решен методом «от противного»: от потребностей к технопарку. «Саров» — корпоративный технопарк, созданный на партнерских условиях совместными усилиями АФК «Система», Росатома и РОСНАНО. «Мы собрали своеобразный «суповой набор», в котором есть все — и основные поставщики проектов и технологий, и инвестиционный ресурс, и компании инновационного кластера», — объясняет генеральный директор технопарка Юрий Сумин. Технологическая специализация технопарка опирается в основном на компетенции Российского федерального ядерного центра: это информационные, лазерные и энергоэффективные технологии, сенсоры и автоматизация, материалы и покрытия. Схема работы прозрачна. Ядерный центр РФЯЦ-ВНИИЭФ поставляет в технопарк идеи технологий для коммерциализации и обеспечивает кадры для резидентов, собственный венчурный фонд позволяет финансировать проекты на ранних стадиях и заниматься их инкубированием, а на этапе расширения и роста доказавшие жизнеспособность компании подхватываются на руки «большими акционерами». Дальнейших вариантов развития событий два: либо компании вливаются в структуру акционеров и обрастают собственными спин-оффами, либо продаются внешнему покупателю. Сегодня в «Сарове» 35 резидентов и 600 рабочих мест; оборот резидентов технопарка в 2013 году перевалил за 1,2 млрд рублей. При этом средний объем инвестиций в проект составляет 5 млн. Как утверждает Сумин, со стороны частных корпораций в общей сложности на создание инфраструктуры и производства в технопарке было привлечено около миллиарда рублей — и ни копейки из государственного бюджета.
Поиском частных инвестиций в инфраструктуру сегодня озабочены все технопарки: поток государственных денег довольно быстро иссякает. Тот же «Академпарк» с 2015 года переходит на полное финансирование строительства инфраструктуры средствами частных инвесторов. «Нам повезло: мы создавали технопарк на готовом инновационном бизнесе, — комментирует Дмитрий Верховод. — Оформили землю и предложили резидентам, ютившимся по гаражам и подсобкам, выступить в качестве инвесторов. За услуги застройки мы взяли с них 12% от стоимости строительства; на эти средства удалось возвести объекты общей инфраструктуры, в частности технологический центр биотехнологического кластера. Резиденты являются собственниками своих помещений, земля находится в общей долевой собственности».
С частных инвестиций начинался и Научный парк МГУ: первыми резидентами стали компании, которые под честное слово руководства вуза вложили деньги в строительство корпусов. Парк возвращал заем за счет снижения ставок арендной платы. Сегодня частные инвесторы в общей сложности вложили в технопарк около $15 млн, причем частные инвестиции превышают государственные в четыре раза. «Все бюджетные средства мы вернули», — подчеркивает директор Научного парка Олег Мовсесян.
Спор о том, нужны технопарки России или нет, к счастью, давно окончен: в необходимости создавать инновационную инфраструктуру никто уже не сомневается. Но вопрос, смогут ли технопарки подогревать спрос на инновации в своих регионах и научатся ли они приносить прибыль, остается открытым. Логично, что выживут сильнейшие — с активными управленцами, живой экосредой и мощными инвесторами.
(с) Наталья Югринова