среда, 24 декабря 2014 г.

Генри Лайон Олди. Побег на рывок. Книга 1. Клинки Ойкумены

Генри Лайон Олди. Побег на рывок. Книга 1. Клинки Ойкумены
Диего Пераль – скромный учитель фехтования. Сын знаменитого драматурга, в прошлом – солдат, дон Диего равнодушен к космическим соблазнам Ойкумены. Казалось бы, его судьба – рапира да кинжал, выпады и защиты. Но жизнь маэстро делает крутой поворот, уподобившись пьесам Пераля-старшего: любовь, страсть, юная дочь гранда Эскалоны, и вот уже родная планета остается за спиной.

Маэстро не знает, что, словно муха, угодил в центр паутины межрасовых интриг. Что способ бегства, избранный им, ученые мужи Ойкумены считают невозможным. Что не все проблемы решаются славным ударом клинка. Он всего лишь полагает, что бесы принудили его заплатить за любовь спасением души. Так ли не прав Диего Пераль, как это кажется цивилизованной Ойкумене?

Отрывок из книги:

Парк, разбитый вокруг корпусов университета Бунг Лайнари, призывал к пешим прогулкам, уединению, пикникам, поцелуям в зарослях – к чему угодно, кроме учебы. Бредя вдоль платановой аллеи, Диего размышлял о том, что доведись ему быть студентом здешней обители науки – и он бы нашел парку тысячу чудесных применений. Под пальмами, воздевшими к облакам пучки жестких листьев, хорошо вздремнуть в жаркий полдень. В бамбуковой роще отлично позавтракать хлебом, сыром и вином под лепет ручья. Тень от кипарисов намекает, что после завтрака вредно много ходить пешком, и немного – вредно…


Улыбка не сходила с лица маэстро. Кривая, не слишком веселая, но все-таки улыбка. Сегодня к ним в бунгало приперся ручной геккон. А Карни приготовила острый суп. Нет, по порядку: аренда бунгало стоит дешевле съемной квартиры, до сезона дождей, как уверяют местные, далеко, и крыша протекает чуть-чуть, можно подставить таз, а геккон явился от соседей, семьи Тай Гхе – ныряльщиков за жемчугом, шустрых и смуглых человечков, сдавших жилище Пералю. Веранду бунгало хозяева и не подумали застеклить, геккон ночью влез на перила, пробежался по столбу и забрался в открытую форточку кухни, бесшумный как диверсант. С рассветом Карни застала ящерицу на месте преступления – геккон заканчивал жрать выводок новорожденных мышат, притащив их невесть откуда на разделочный стол. Визгу было! Диего влетел на кухню с кинжалом наголо, в полной уверенности, что дом захватили наемники маркиза – и вот-вот начнется резня. На веранде уже голосила мамаша Тай Гхе, та еще кликуша, чудом догадавшись, кто виновник переполоха. Вокруг мамаши приплясывала банда детей, умоляя пощадить Убийцу – с заметным опозданием Диего сообразил, что это кличка геккона – и заверяя, что Убийца больше не будет. Вдалеке, на плоской крыше своего бунгало, стоял глава шумного семейства и что-то показывал Диего руками; судя по жестам, что-то ужасное. Позже, за кувшином пальмового вина, выяснится, что патриарх умолял маэстро оторвать сучьему геккону башку, суля за этот подвиг все блага земные. Патриарх мечтал настоять на Убийце бутыль самогона, но боялся жены, вернее, жениной мести за любимца. Короче, скандал завершился уверениями в вечной дружбе, и мамаша Тай Гхе сломя голову ринулась открывать Карни секреты кулинарии: в курином бульоне проварить корень галангала и лимонную траву, влить рыбный соус с перечной пастой, добавить креветки, древесные грибы и листья кориандра…

Суп вышел на славу – жидкий пожар.

А ведь дома, в Эскалоне, размышлял Диего, ей и в страшном сне не приснилась бы кухня. Электроплита на четыре конфорки – для меня, привыкшего к котелку над костром, это чудо цивилизации. Для нее же – кромешный ужас, древняя руина. Дочь маркиза де Кастельбро варит куриный бульон из жилистого, умершего от старости петуха. Дочь гранда Эскалоны идет на рынок за лимонной травой и кориандром. Я злюсь. Карни смеется. Говорит, что все замечательно. По утрам у нее красные глаза. Это от недосыпа. Или от слез? Она смеется, я притворяюсь, что смеюсь в ответ, и все больше презираю себя. Душу просрал, совесть просрал, любимую женщину выгнал из дворца в трущобы. Сижу на ее шее, драгоценности проедаю. Эй, маэстро, сукин ты сын! С завтрашнего дня – ночные дежурства на верфях. Через две ночи на третью. Это называется «на полставки». Подставляй карман, золото градом посыплется. Теперь я понимаю, почему Карни решила лететь на Хиззац. В здешнем бардаке растворяешься, как жемчужина в уксусе, теряешься щепкой в траве – хоть с визами, хоть без, и чеши яйца. Вот ведь прицепилось, зараза! Тут, по-моему, все их чешут днем и ночью. Улыбайся, солдатик. Тебе надо улыбаться почаще, чтобы не ездить Карни по мозгам своей кислой рожей…

Такая улыбка: кривая, но улыбка.

– Вы в приемную комиссию?

– Что? Нет, я…

– Принимают в главном корпусе?

– Не знаю. Я здесь…

– Извините, я спешу!

Диего проводил взглядом умчавшуюся абитуриентку. Шортики в ползадницы, топик, едва прикрывающий соски; люминисцентные пятки – сочный писк моды. Самое то для побиения камнями. «Блудница!» – и добрые эскалонцы взялись бы за булыжники. Господи, сам видишь: на чертов Хиззац никаких камней не хватит, а ведь впереди еще вся Ойкумена… На днях маэстро выдержал целую баталию с Карни и проиграл вчистую: Энкарна Олдонза Мария де Кастельбро, ссылаясь на жару и провинциальность своего ястреба, одевалась так, что абитуриентка рядом с ней могла служить образцом пристойности.

– Вы в приемную комиссию?

– Нет, я…

Умчалась. Или умчался? Откровенно говоря, Диего не понял, с кем говорил. Терзаясь сомнениями, он сам не заметил, как свернул в боковую аллейку. Слух отследил звон клинков раньше, чем рассудок догадался, что близок к цели поисков. Минута, другая, и глазам Диего открылся прямоугольный, обнесенный красным бордюром газон, на котором, маневрируя вокруг громадной араукарии, фехтовали двое юношей.

Черт побери! – две девушки.

Маэстро ввели в заблуждение наголо бритые головы фехтовальщиц – и узкобедрые, поджарые, скорее мальчишеские фигуры.

– Вы в приемную комиссию?

– Да.

– Принимают в главном корпусе?

– Да. Торопитесь, скоро перерыв.

– Спасибо!

Ложь во спасение, подумал Диего. Убрав таким образом с дороги целую стайку юнцов, ринувшихся наперегонки к главному корпусу, он переступил через бордюр, стараясь держаться на расстоянии от сражающихся девиц. То, что клинки шпаг и кинжалов заточены по-боевому, маэстро отметил еще на подходе. И наконечников нет, острия торчат самым опасным образом. Учителя, занимающегося с молодыми фехтовальщицами – кстати, где он?! – следовало бы лишить диплома. Боевые клинки, и никакой защиты. Хотя бы нагрудники из воловьей шкуры! Маски, перчатки… Вместо этого – матерчатые тапочки, штаны в обтяжку до колена, яркие размахайки. Девицы дрались без лишнего азарта, демонстрируя определенные навыки, и все равно маэстро полагал риск чрезмерным. Он не разделял мнения, что шрамы украшают мужчин, и уж точно был уверен, что шрамы уродуют женщин.

Встав у кустов, чьи ветки усыпали гроздья мелких бледно-синих цветов, он принялся наблюдать. И вскоре ахнул от изумления, мысленно обозвав себя идиотом. Та из девиц, что была повыше, прижала шпагу соперницы к стволу араукарии, прыжком тигрицы сократила дистанцию – и, опередив низкорослую на полтемпа, без колебаний вонзила кинжал ей в глотку. Хлынула кровь, несчастная захрипела, колени ее подломились…
Господи, да свершится воля Твоя!

Кровь, хрип, сгибающиеся колени – все это произошло лишь в воображении маэстро. На деле же острие кинжала отлетело от нежной плоти, словно наткнулось на броню.

– Туше́! – крикнула высокая.

Низкорослая попыталась шагнуть от дерева в сторону, высвобождая шпагу. Маневр не удался: казалось, на шею бедняжке привесили ожерелье из мельничных жерновов. Теперь-то колени ее подогнулись на самом деле. Под гнетом невидимой тяжести девица упала сперва на злосчастные коленки, ободрав их о жесткий газон, а там и ничком, ткнувшись лицом в траву. Рука ее нащупала ремешок, поддерживающий штаны, что-то там сделала – и ожерелье сгинуло.

– Туше́, – согласилась низкорослая, поднимаясь без труда.

– Я рассчитала удар за три темпа до финта, – высокая рассуждала так, словно стояла на кафедре перед аудиторией. Она почти не запыхалась. – В этой комбинации укола в горло не избежать. Вероятность девяносто шесть процентов ровно. Повторим?

Низкорослая кивнула, становясь в позицию.

– Я жду, – напомнила она, видя, что высокая медлит с началом.

Вместо атаки высокая, не двигаясь, смотрела на Диего. По-птичьи склонив голову к плечу, фехтовальщица изучала маэстро с головы до ног. Под ее взглядом Пераль чувствовал себя сосчитанным, взвешенным и измеренным до тысячной доли процента. Гематры, понял он. Верней, гематрийки. Его смущало, что девушка улыбалась. Это не было улыбкой заученной и отработанной, как у тех гематров, кого он знал. Девушка улыбалась с вызовом, демонстрируя живую, естественную мимику. Естественную для меня, исправился маэстро. Если она гематрийка, для нее это – чудо. Или она – гениальная актриса? От отца он слышал, что прославленная Каэтана Родригес, любимица партера и галерки, могла по выбору режиссера зарыдать, расплакаться или пустить по щеке одинокую слезинку из того глаза, который был обращен к публике – не прекращая размышлять над выбором платья к званому ужину.

– Вам не нравится моя прическа? – спросила высокая.

Она говорила с откровенной агрессией. Возможно, ее разозлил слишком пристальный взгляд Диего, а может быть, она вообще не любила мужчин – в особенности, мужчин определенного типа, какой берут в эскорт-услуги.

Маэстро пожал плечами:

– Ваша прическа, сеньорита? Это ваше дело.

– Вам не нравится мой стиль одежды?

Черт возьми, подумал Диего. Она ведь не отстанет! Впервые в жизни он столкнулся с агрессивностью гематров. С чувственным, активно проявляемым напором. Раньше он полагал, что это невозможно. Впрочем, знания маэстро о гематрах стояли на шатком, ограниченном опыте: мар Яффе, мар Фриш, двое-трое случайных знакомых, сплетни, слухи. Слишком много невозможного случилось в последнее время, чтобы придавать значение таким пустякам, как поведение высокой фехтовальщицы.

– Ваша одежда, сеньорита? Это тем более не мое дело.

– Сеньорита? Ну да, и акцент…

– Я говорю на унилингве с акцентом?

– Еще с каким! Вы с Террафимы?

– Да.

– Эскалона? Бьюсь об заклад, что вы – эскалонец.

Бьюсь об заклад, оценил Диего. Гематрийка сказала бы: вероятность шестьдесят два и три десятых процента. Неужели я ошибся?

– Да, я эскалонец.

– Тогда последний вопрос…

– Не много ли вопросов, сеньорита?

– …вам не по душе мой стиль фехтования?

– Моя душа, сеньорита, – Диего начал закипать. Он уже забыл, зачем явился в университетский парк, зачем шел, как пес по следу, на звон клинков. Раздражение и желание найти работу сошлись в поединке, и раздражение брало верх, – тридцать три раза не ваше дело. Разве мы на исповеди? А ваш стиль фехтования пусть оценивает ваш маэстро.

Высокая шагнула вперед:

– Эскалонец – значит, головорез. Сегодня мне везет. Вы в состоянии повторить комбинацию? Спорю, что проткну вам горло пять раз из пяти.

– Извините, сеньорита, – Диего повернулся, чтобы уйти. Когда он был подмастерьем у дона Леона, старый маэстро категорически запрещал ввязываться в учебные схватки, если там за каждым ударом маячила гордыня. Запрет въелся намертво, на всю жизнь. – В другой раз.

Он замер, когда сзади прозвучало:

– Я вас прошу.

– Просите?

– Я вас очень прошу.

Вместо ответа Диего подошел к низкорослой и жестом попросил отдать ему оружие. Бесстрастная, как настоящая дочь расы гематров, девушка повиновалась. Шпага легковата, оценил Пераль. В смысле, легковата для меня, слишком тяжелая для них. Это специально. На месте учителя гематриек я поступил бы так же. Кинжалы средней длины, с рапирными чашками. Значит, пять раз из пяти?

– Как вы догадались, что я умею фехтовать? – спросил он.

Высокая подмигнула:

– Зеваки смотрят иначе.

– Как работает ваша защита?

– Вот нейтрализатор, – высокая забрала у подруги плоскую коробочку с клипсой для крепления на одежду. – Наденьте на ремень. Поле остановит любой удар, можете не волноваться.

– Даже в глаз?

– Даже в глаз. Вы никогда не тренировались с нейтрализатором?

– Нет.

– Как же вы тогда…

– Маски. Нагрудники. Отчего упала ваша партнерша?

– Если удар достиг цели, нейтрализатор подвешивает к месту попадания «гирьку». Вес зависит от потенциальной тяжести ранения. Это абсолютно безопасно.

– Он не свалится? Не отключится?

– Нейтрализатор? Вероятность случайного сбоя – ноль целых три сотых процента. Так устраивает?

– Вполне. Начните с финта.

У нее чувствовалась школа. Не говоря больше ни слова, высокая пошла в атаку. Финт, перевод клинков, подготовка к сокращению дистанции. Диего полностью копировал действия низкорослой: вскоре клинок его шпаги оказался прижат к стволу. Высокая гематрийка, или кем там она была, прыгнула к противнику, выигрывая половину темпа; кинжал в ее руке метнулся вперед и вверх, подобно жалящей гадюке…

Безукоризненно, отметил Диего, падая. На шею, казалось, надели хомут, отлитый из свинца. Он треснулся щекой о землю и не почувствовал боли. Судя по всему, нейтрализатор отличал падение от попадания, защищая носителя от случайных травм.

– Туше́! – услышал Пераль. – Повторим?

Нет, высокая была хороша. Вторая схватка – точная копия первой – закончилась идентично: удар кинжала в горло, свинцовый хомут, падение. Чувствовалось, что девушка способна повторять комбинацию раз за разом, не допуская и мельчайших отклонений от схемы.

– Два из двух!

Диего встал в позицию.

Финт. Перевод клинков. Подготовка к сокращению дистанции. Шпага прижата к стволу. Прыжок. В последний момент, когда нога высокой неуклюже поехала по скользкой траве, Диего успел встать боком, избегая тычка кинжалом, бросил свой собственный кинжал – и освободившейся левой рукой ухватил девушку за отложной воротник ее размахайки. Иначе высокая упала бы, крепко приложившись лицом о дерево. Да, нейтрализатор. Умница-нейтрализатор. Красоте высокой ничего не грозило.

– Газон, – сказал маэстро. – Его утром поливали.

– Ну и что?

– Трава влажная. У вашей обуви кожаная подошва.

– Это синтетика!

Со стороны они, наверное, выглядели смешно.

– Хорошо, синтетика. После финта я нарушил схему – увеличил расстояние между нами. Вы в ответ удлинили прыжок. Простая задача, простое решение. Это самоубийство – в вашей обуви на мокром газоне. Я еще в начале понял, что вы – паркетница.

– Кто?!

– Вы ведь привыкли заниматься в зале? На твердом покрытии?

Уже потом, когда все случилось, Диего корил себя за «паркетницу». Ну конечно, девушка обиделась. От обиды многие совершают взбалмошные поступки, а в юности – считай, каждый второй. Так и высокая – не меняя позы, она ударила маэстро кинжалом в горло, завершая прерванную комбинацию. Месть за шутку с газоном? Желание кровь из носу взять три из трех?! В любом случае, навыки сработали раньше, чем тюфяк-рассудок обточил их до приемлемой гладкости – навыки скорее солдата, чем учителя фехтования. Пальцы маэстро клещами сомкнулись на запястье гематрийки, тонком и сильном, останавливая подлый удар. Следом Диего выпустил шпагу: клинок до сих пор оставался прижатым к стволу, и девушка машинально усилила давление, удерживая шпагу маэстро на прежнем месте. Миг промедления был использован наилучшим образом: тыльной стороной ладони Пераль наотмашь хлестнул высокую, целясь под край нижней челюсти, ближе к уху. Ладонь словно врезалась в стену, в кирпичную громаду, лишь притворяющуюся юным телом – вернее, защитным силовым полем. Нейтрализатор сработал отменно, подвесив девушке внушительную «гирьку»: маэстро не знал, как хитрое устройство оценивает различные туше́, но полагал, что яремная жила на этом рынке стоит дороже всяких пустяков.

Охнув, высокая упала прямиком в его объятия.

– Вы ошиблись, – объяснил Диего. – Вам следовало поступить иначе.

– Как?!

– Вы должны были сказать: «Спасибо, маэстро!» Затем отойти на три шага назад и отсалютовать мне вашим оружием. После чего мы бы продолжили урок.

– Спасибо, маэстро! Повторим?

– Извините, сеньорита. Как-нибудь в другой раз.

Генри Лайон Олди. Побег на рывок. Книга 1. Клинки ОйкуменыГенри Лайон Олди. Побег на рывок. Книга 1. Клинки Ойкумены