Белый дом не доверяет СМИ, а репортеры считают, что их преследуют, — бывший пресс-секретарь администрации президента объясняет, почему Барак Обама поссорился с журналистами.
Где-то между Сеулом и Куала-Лумпуром, пока борт номер один рассекает пространство практически со скоростью звука, Барак Обама решил обратиться к прессе. Обычно президент появляется в салоне для журналистов, чтобы по-дружески перекинуться с ними парой слов не для печати, в финале своих изнурительных заграничных поездок, однако до конца этого турне за счет налогоплательщиков, в ходе которого Обама посетил Японию, Южную Корею, Малайзию и Филиппины, оставалось еще три дня. Президент был всерьез рассержен двумя аналитическими статьями, опубликованными в The New York Times. Одна, написанная обозревателем вопросов национальной безопасности Дэвидом Сэнгером, обвинила администрацию в том, что она явно недооценивает угрозу, исходящую от Ким Чен Ына. Второй материал, занявший первую полосу газеты, досрочно объявил поездку президента провальной: «В четверг президент Обама столкнулся с осложнениями по двум своим важнейшим внешнеполитическим проектам», — говорилось в статье. В качестве подтверждения приводилась информация о невозможности подписания торгового соглашения с Японией и срыве мирных переговоров на Ближнем Востоке.
Эта заметка была подготовлена в соавторстве с аккредитованным при Белом доме корреспондентом газеты Марком Лэндлером, который по пятам следовал за президентом в его поездках, а стало быть, в данный момент находился в салоне для прессы.
Первым появился пресс-секретарь Белого дома Джей Карни, чтобы получить от репортеров согласие со стандартным правилом, по которому все, что Обама скажет на этой встрече, не подлежит разглашению. Вслед за Карни вошел сам президент. Он встал у перегородки в передней части салона и с высоты своего властного положения продолжил отчитывать Лэндлера и его коллег.
Поскольку разговор состоялся за закрытыми дверьми, трудно узнать, что именно было сказано, однако совершенно ясно, что основная суть слов президента была такой: внешняя политика — штука сложная, а вы, ребята, критикуете мои действия, будто речь идет о предвыборных дебатах, и, что еще хуже, допускаете неточности. Он пошел еще дальше, сказав почти дюжине репортеров, что одобряет осмотрительное применение Америкой силы, и что его основная задача — не дать стране увязнуть в проблемах, на решение которых может потребоваться десяток лет. Обама сформулировал суть своей внешней политики в удивительно незрелой фразе: «Не делать глупостей».
Белый дом настаивает, что раздражение Обамы не было единственным мотивом для посещения салона для прессы, а журналисты, как обычно, говорят, что ценят возможность услышать от президента объяснения его действий. Однако если он хотел повлиять на манеру освещения событий, то, скажем прямо, этот план тоже провалился. «Обама раскритиковал подачу новостей входе неформальной встречи с репортерами», — разразился заголовком Майкл Калдероне, автор онлайн-газеты Huffington Post. «Хватит ныть, мистер президент», — издевательски написала Морин Дауд.
Череда злобных заголовков кажется бесконечной. Поводов достаточно: расследование теракта в Бенгази; системная ошибка и удаленная электронная переписка в Налоговом управлении; нерешительность в вопросе с Сирией; сбой сайта системы здравоохранения, головоломка с Украиной; ошибки руководства Управления по делам ветеранов; повторный ввод американских солдат в Ирак и бесстыдный подход к освещению обмена пленными, в результате которого был освобожден сержант Боуи Бергдал. В такой ситуации уже не приходится говорить о дежурной критике решений президента на втором сроке: нападки выглядят более резкими и едкими, поскольку идут вразрез с дружелюбной атмосферой, царящей между Обамой и новостными СМИ.
Я работал советником Обамы по связям с прессой в течение четырех лет—два в ходе первой президентской кампании и еще два в качестве пресс-секретаря Белого дома. Я реагировал на кризисные ситуации, давал комментарии репортерам, а также внимательно следил за изменениями в особенно непростых отношениях между президентом и журналистами. Я субъективен в оценке действий Обамы и считаю, что он прав по большинству вопросов. Я также уверен, что его запомнят как прекрасного президента. Знаю, это звучит странно, ведь если вы почитаете или посмотрите текущие политические новости, единственное впечатление, которое вы можете составить, это то, что президентство Обамы трещит по швам, а он или не замечает этого, или его это не сильно волнует. Это совершенное недоразумение, которое целиком и полностью объясняется тем, как действия президента освещаются в прессе.
Нет, репортеры никогда не плясали под дудку Барака Обамы, как любят утверждать члены правого крыла—даже несмотря на его интеллигентный подход, благодаря которому он кажется человеком, способным с одинаковой легкостью вести рубрику в газете и участвовать в выборах. На своем первом ужине с журналистами в 2009 году президент пошутил: «Многие из вас обо мне писали. Все вы за меня проголосовали». В тот момент, несмотря на вежливый смех гостей, стало ясно, что гармоничная связь между авторами и героем их статей уходит в прошлое. Как и вся прежняя модель новостного бизнеса.
В ходе двух президентских выборов Обама взял за правило обращаться к избирателям напрямую, минуя СМИ (унизительно назвав их «фильтром»). После того как Обама занял Овальный кабинет, репортеры стали жаловаться, что отношение к ним иногда граничит с патологией. Фоторепортеры ворчат, что их не подпускают к президенту (Белый дом предпочитает рассылать собственные снимки), а журналисты считают, что от них скрывают, чем на самом деле занимается Обама.
В то же время само журналистское сообщество, которое находится под колоссальным финансовым и технологическим давлением, пытается приспособиться к новым правилам выживания в разделившейся на два лагеря стране, где люди предпочитают источники новостей, четко отвечающие их пристрастиям. В результате после шести лет правления Обамы и администрация, и пресса пишут в Твиттере каждый о своем, не слышат друг друга и открыто осуждают отношение противоположной стороны к себе. Белый дом считает, что репортеры намеренно превращают их истории в сенсации. Репортеры подозревают, что Белый дом подтасовывает факты, чтобы донести свое послание до граждан в нужном виде. Оба подозрения оправданы.
«Время бурных перемен никогда не назовешь счастливым, и этот период не исключение», — говорит Анита Данн, прежний директор по связям с общественностью в администрации Обамы. Но последствия таких отношений намного серьезнее, чем просто отсутствие доброжелательности. На уроках истории в школе мы представляем себе президента как мифическое существо, которое способно изменить мир, просто сказав: «Не спрашивай...» или «Снесите эту стену». В нашем воображении всплывает образ Франклина Рузвельта с его радиобеседами у камина, но какими были бы эти беседы без стройного ряда микрофонов? Гибкая целостная система новостных СМИ прошлых лет попросту канула в лету, и с ней исчез и один из важнейших инструментов президентской власти. «Сама идея о наличии некой высокой трибуны, — говорит Данн, — с которой можно обращаться ко всем гражданам сразу и привлечь всеобщее внимание к одной проблеме, по большому счету, больше не имеет права на существование» .
История сложных отношений Обамы с прессой — это история становления самого президента и его исторической предвыборной кампании 2008 года. В то время как Обама демонстрировал поразительную способность мотивировать и организовывать людей, его команда пыталась сориентироваться в мире масс-медиа, пребывавшем в муках перерождения. Начнем с того, что появился Politico — сайт, запущенный одновременно с началом предвыборной гонки. Безапелляционный, алчный и молниеносный Politico подыгрывал адреналиновому наркоману в душе каждого читателя, публикуя не требующие больших затрат материалы о политических перипетиях. Советники Обамы возненавидели Politico с самого начала. Они сразу поняли, что сайт может нанести огромный ущерб их тщательно продуманным речам, а также привить свои скверные манеры другим СМИ.
Команда Обамы стала искать возможности контролировать ситуацию, полностью игнорируя СМИ. Руководитель предвыборного штаба Дэвид Плуфф и остальные старшие советники ставили себе в заслугу, даже щеголяли тем, как им удавалось отмахиваться от критики журналистов. Они приложили неимоверные усилия, чтобы изложение сути предвыборной программы в неизменном виде попало прямо в почтовые ящики, социальные сети и телевизоры избирателей. Стратегически важные заявления делались в форме видеороликов, в которых Плуфф обращался напрямую к избирателям, а не в виде новостных выпусков или интервью о ключевых моментах программы. Директор по работе с цифровыми медиа Джо Роспарс, Данн и Плуфф решили, что Обама будет делать важные объявления через смс-рассылку. Это была хитрая уловка с целью заставить приверженцев Обамы подписаться на уведомления. Но кроме того, это был и откровенный плевок в лицо прессе, открытая попытка исключить ее из взаимоотношений между кандидатом и избирателями.
Стратегия оказалась крайне эффективной. Со стороны журналистов послышались недовольные вздохи, но льстивые статьи и репортажи, подробно рассказывающие об успехах Обамы и последующем разгроме Джона Маккейна, продолжали поступать в больших количествах (схожую манеру освещения событий можно было наблюдать снова в 2012 году, когда Обама победил Митта Ромни). Но вполне ожидаемо, что о тебе будут писать хорошо, когда ты побеждаешь на праймериз и помогаешь переписывать трудную историю американских межрасовых отношений. Другой вопрос—что будет, если все пойдет плохо. Ведь когда ты управляешь страной, все постоянно идет плохо.
Когда я в первый раз работал в предвыборной кампании, мы пытались разобраться с особенно скверной для нашего кандидата ситуацией, и умудренный опытом сотрудник штаба дал превосходный совет: «Запомни, — сказал он, — твой худший день во время кампании лучше, чем лучший день в Белом доме».
Оказалось, что он лишь слегка преувеличил. Номинально президент отвечает за такое количество вопросов, что нередко кажется, что границы его власти размыты, и Белый дом будто бы существует для того, чтобы брать на себя вину за чужие ошибки — очень часто это ошибки ведомств и чиновников, которых президент, по существу, не контролирует. И никому это не причиняет столько беспокойства, как пресс-службе президента. «Белый дом обязан знать решения всех проблем, — говорит Джей Карни, недавно ушедший в отставку пресс-секретарь президента. — Изъяны системы, на которые ты никак не можешь повлиять, становятся проблемами, требующими моментальной реакции».
Такую ситуацию можно было наблюдать даже в тот день, когда Карни объявил о своей отставке в конце мая. В то утро президент вошел в зал совещаний, чтобы формально признать нарушения в действиях Управления по делам ветеранов и объявить об отставке секретаря организации Эрика Шинсеки. Это был классический скандал для Вашингтона. И дело не просто в том, что ветеранам пришлось столкнуться с долгим ожиданием и низким качеством обслуживания, а в том, что каждый человек, вступавший в контакт с ветеранской организацией за последние тридцать лет, знает, что эта проблема носит системный характер, и отставка главы ведомства, скорее всего, ничего не изменит. «Но в Вашингтоне так принято: чтобы замять историю и двигаться дальше, — говорит Гиббс, первый пресс-секретарь Обамы в Белом доме, — нужны, так сказать, ритуальные сожжения». Однако журналисты были заинтересованы в развитии ситуации, и была собрана пресс-конференция. После того как Карни закончил комментировать заявление президента о том, что даже сам Шинсеки не знал обо всех проблемах в своем ведомстве, в зале появился Обама, чтобы объявить об уходе Карни с поста, который тот занимал чуть больше трех лет.
«Джей стал одним из моих ближайших друзей», — сказал Обама, чуть ли не дрожащим голосом. Карни стоял рядом, пока президент объявлял, что Джош Эрнест, заместитель Карни, унаследует этот пост. Обама превознес множество прекрасных качеств Эрнеста, «сына учителя» из Канзас-Сити. «Будьте добры с Джеем, когда он уходит, и приветливы с Джошем, пока он осваивается, — предостерег он журналистов и затем добавил от себя, — уверен, для этого потребуется парадней — или, возможно, пара вопросов».
По рядам синих кресел пресс-центра прошел покорный смех, но все поняли, что это, конечно, была не шутка. Карни проработал репортером в Times двадцать лет до того, как пришел в правительство. Никто не ожидал от собравшихся в пресс-центре сильного единодушия, но, по крайней мере, эта общая история помогла всем найти общий язык. «Пресса набросилась на него примерно через четыре минуты, — говорит мне один из советников Белого дома, — потому что это их работа».
«Со времен Джона Кеннеди между президентом и прессой никогда не было действительно хороших отношений,—говорит Данн. — И с каждой новой администрацией отношения только ухудшаются».
Американские президенты всегда плохо понимали, как нужно правильно работать с журналистами. Проблема уходит корнями в прошлое по меньшей мере к Тедди Рузвельту и макрейкерам. В годы Клинтона мы увидели, как харизматичный человек столкнулся с новой чудовищной машиной круглосуточного новостного вещания. Канал Fox News и сайт Drudge Report возникли как раз тогда, когда разразился скандал с Моникой Левински. Пресс-секретарь Майк Маккарри дал согласие на прямую трансляцию совещания в Белом доме — недавно он назвал это решение «фатальной ошибкой» — в результате формальная сессия «вопрос-ответ» превратилась в отвратительную «войнушку едой», которую мы наблюдаем сегодня.
С началом второго срока Джорджа Буша развернулась разгоряченная кампания в защиту войны в Ираке, и, по общему предположению, пресса враждебно принимала политику Республиканской партии. Когда The New York Times придала огласке историю о неправомерном прослушивании телефонных разговоров по поручению администрации, Буш назвал публикацию «позорной». Одним из репортеров, работавших над материалом, был Джеймс Райзен, который позже стал объектом судебного преследования со стороны правительства за разоблачение заговора в своей книге « Состояние войны». Приход к власти Обамы, в прошлом профессора конституционного права, часто подвергавшего критике политику Буша, мог бы показаться сигналом к потеплению отношений, но этого не произошло. В июне Верховный суд по требованию Министерства юстиции отказался рассмотреть апелляцию Райзена.
Многие, включая Карни, отвергают идею о существовании тенденции к ухудшению отношений, указывая, например, на предельную враждебность между прессой и Клинтоном еще до скандала с Левински. Но не составит большого труда найти красноречивые примеры резкого и сильного роста напряженности с обеих сторон, которые обостряют ощущение упадка в отношениях. Сайты новой формации ворвались в информационное пространство и заполнили вакуум еще более дешевыми и востребованными историями даже в сравнении с ужасным Politico. Традиционные СМИ и новички в сетевом пространстве, такие как BuzzFeed, ведут генеральное сражение, чтобы вырваться вперед или, по крайней мере, не отстать окончательно, и представить событие дня как нечто захватывающее и многозначное.
Когда я пересекся с Карни через несколько дней после его ухода из Белого дома, он сказал, что одно из последствий «всех этих снижений и сокращений» в новостных СМИ заключается в том, что «все одурели от напряжения, не способны перевести дух и вообще думать, что они говорят или пишут». По его словам, это усугубляет конфликт между аппаратом президента и прессой, поскольку журналисты находятся под невероятным давлением и постоянно требуют, чтобы Белый дом подтверждал каждый слух, и реагируют на каждый пустяк. «Больше, чем когда-либо, — говорит Карни, — пресс-службы должны собраться с силами и сопротивляться желанию отреагировать на информационные поводы, которые сами идут в руки — и эти поводы появляются в таких количествах и так быстро, что ты незаметно переключаешься на режим мгновенного реагирования». Не успеешь оглянуться, как все уже раздражаются или кричат.
Кроме того, есть Твиттер, который стал главным работающим днем и ночью двигателем новостного цикла. На фоне разложения традиционной журналистской этики репортеры используют Твиттер, чтобы первыми обнародовать не только новости, но и полуновости, сплетни или же чтобы попросту ретвитнуть пост другого репортера о развитии ситуации. Это своего рода набирающая обороты технология группового репортажа, которая размывает традиционное понятие о журналистской ответственности.
Подливая масла в огонь недоверия и враждебности, команда Обамы по связям с прессой часто прибегает к рукопашному бою. Пресс-служба Белого дома с самого первого дня распределила свои полномочия шире, чем неприступная группа Буша, уполномочив больший штат младших помощников помогать репортерам по своему усмотрению, а когда эта идея не сработала, сражаться с ними — или же «оттеснять», как тут принято выражаться. Очень скоро члены группы заработали репутацию людей, которые слишком быстро начинают кричать. «Если говорить честно, во время всеобщих выборов 2008 года в команде сложилась настоящая культура бравады, — говорит Томми Витор, бывший одним из моих коллег по пресс-службе. — И она привела к ненужным состязаниям, кто кого переорет». Витор признает, что эта тактика — мы оба использовали ее постоянно — была «незрелой». К тому же она была не особенно эффективна даже по прошествии этих лет, когда чувство новизны от президентства Обамы ушло.
Еще до того как Обама и его новые методы ворвались на политическую сцену в 2008 году, мы знали, что живем в стране, население которой равномерно, но радикально разделено по своему мировоззрению. Теперь, когда оппозиция может переписывать новости в момент их появления, представители двух лагерей фактически могут жить в отдельных реальностях— и, возможно, это именно то, чего мы всегда хотели. Тем не менее очевидно, что жертвами этого нового порядка стали действенное, полагающееся на факты государственное управление и независимая, основывающаяся на фактах пресса.
Остряки из вашингтонских политических кругов давно задаются вопросом, как вышло, что талантливый оратор Обама не способен внятно говорить о собственных достижениях. Меня как человека, видевшего все изнутри, всегда раздражала подобная критика, ведь она зачастую не учитывает, насколько все изменилось. А теперь, взглянув на ситуацию извне, я вижу суть. Если кто-то настолько талантливый и обаятельный не может добиться согласия с оппонентами — да даже и последовательно рассказать о своих свершениях — тогда на что остается надеяться следующему президенту? Внезапно мы осознали, что живем в мире, где больше нет места спокойному изложению фактов, и каким-то образом нашей политической системе придется адаптироваться.
Белый дом не поддается панике. Там знают, что, несмотря на все трудности, на протяжении более шести лет им удается выполнять значительную часть предвыборных обещаний Обамы, пусть это и ускорило раскол среди сторонников президента. «Все, что вы говорите о связях администрации с общественностью, на самом деле не имеет отношения к связям как таковым. Речь идет о расколе страны на два противоположных лагеря, — говорит советник из Белого дома. — Это направление, в котором движется страна. И следующему президенту придется еще труднее. Вне всяких сомнений».
(с) Рид Черлин