Во время войны в Афганистане осевшие в Кабуле иностранцы наслаждались жизнью и зарабатывали бешеные деньги, но как только США стали выводить из страны войска, на экспатов объявили охоту.
В сердце хорошо охраняемого дипломатического квартала Кабула, в тихом переулке находится полуразрушенное двухэтажное здание, огороженное бежевой стеной, поверх которой укреплена колючая проволока. Вход в здание представляет собой зияющую дыру, закрытую листами железа, а обугленные ставни над выбитыми окнами походят на поднятые брови над глазами без зрачков. Теперь это место заброшено, и только разрушения напоминают о двадцати одном человеке, убитом здесь этой зимой.
La Taverna du Liban. Это был популярный ресторан, куда я часто приходил в течение шести лет, прожитых в Кабуле. Заведения вроде этого, наряду с частными домами и гестхаусами, составляли тайный архипелаг экспатской жизни в афганской столице, островок западной вседозволенности. В Афганистане запрещен алкоголь, но в таких ресторанах можно было продавать его немусульманам. Снаружи не было никакой вывески — опознавательными знаками служили мешки с песком и тяжелая стальная дверь. Надо было поступаться: вас осматривали через небольшое окошко и пускали в вестибюль, где происходил обыск. Если вы были молодым афганцем — или во всяком случае выглядели и говорили как таковой, как я, — вас могли спросить, что вам здесь надо. В конце концов вас пускали в сам ресторан. Большая часть таких заведений представляли собой нечто среднее между туристическим кафе в Тайланде и бункером времен Первой мировой.
Я никогда не видел зал пустым. Это был один из редких экспатских ресторанов в Кабуле, где подавали еду, достойную любой точки планеты: тарт-таббуле, хрустящий и обжигающе горячий фалафель, баба-гануш с баклажанами, прожаренными до нужной степени, и много свежего пышного хлеба, с которым все это надо было есть. Владелец заведения ливанец Камель Хамаде любил стоять в уголке, откуда он приглядывал за официантами и отправлял гостям бесплатные закуски и десерты. Уйти отсюда, не переев, было невозможно.
Кроме того, La Taverna была одним из все более немногочисленных мест в городе, где можно было заказать пиво или вино, которые разливали в чайные чашки. Поскольку ресторан находился в хорошо охраняемом районе Вазир-Акбар-Хан, он никогда не покидал бесконечно менявшегося «зеленого» списка мест, куда могли ходить люди, работавшие на посольства и негосударственные организации. Это приносило немалый доход, особенно в пятницу вечером.
Прохладным вечером 17 января, через несколько недель после того, как президент Барак Обама пообещал, что это будет последний год американского присутствия в Афганистане, мужчина подошел к входу в ресторан и взорвал себя, убив охранников и обрушив входную дверь. В ресторан ворвались еще двое мужчин, вооруженных автоматами. Бежать было некуда. Несколько сотрудников сумели спрыгнуть с крыши, но все остальные находившиеся внутри люди были убиты прямо за своими столиками, в том числе Хамаде, пытавшийся отстреливаться из пистолета. Резня продолжалась около двух часов, пока террористы, наконец, не были ликвидированы полицией. В числе погибших были двое молодых американцев — Лекси Кэмермен и Александрос Петерсен, которые работали в Американском университете Афганистана. Петерсен приехал в страну всего за четыре дня до нападения.
Событие потрясло экспатское сообщество Кабула. Почти все из нас ходили есть в La Taverna. Один из моих соседей хотел отправиться туда в тот вечер, но передумал в последний момент. На месте погибших мог оказаться кто угодно из нас, и это усиливало общую тревогу по поводу запланированного вывода войск США и НАТО из Афганистана. Несмотря на все ужасы, которые показывали в новостях по всему миру, для иностранцев Кабул был сравнительно безопасным местом. Теперь все изменилось.
Нападение на La Taverna произошло на фоне роста недовольства присутствием иностранцев в Афганистане. Некоторые афганские политики открыто обвиняли Запад во всех проблемах страны. Завершавший свой срок президент Хамид Карзай был особенно агрессивно настроен, проводя параллели между авиаударами США и терактами талибов в столице. 8 марта, на мероприятии, посвященном Международному женскому дню, Карзай, чья администрация прославилась уголовным преследованием женщин за «моральные преступления», снова прошелся по иностранцам. «Афганские мужчины не должны испытывать свою силу, сражаясь с женщинами, — сказал президент собравшимся. — Если они такие сильные, они должны померяться силами с американцами».
Три дня спустя шведский репортер Нильс Хорнер пришел на руины La Taverna. Ему был пятьдесят один год, у него были седые волосы и спокойные манеры. Хорнер был в столице всего второй день: каждый год он приезжал в Афганистан как корреспондент государственной шведской радиостанции Radio Sweden в Средней Азии. В день приезда он встретился с местным журналистом Сардаром Ахмадом, главой медиакомпании Kabul Pressistan. Хорнер хотел сделать сюжет о нападении на La Taverna, и Ахмад предоставил ему переводчика и водителя. Один из поваров выжил во время нападения — Хорнер надеялся найти его, и отправился вместе с сопровождающими в другой ливанский ресторан неподалеку.
Рядом со зданием, где располагалась La Taverna, проходит широкая дорога, известная как 15-я улица. На ней располагаются офисы международных медиакомпаний и посольства, и по ней постоянно курсируют вооруженные охранники. Казалось, что там можно чувствовать себя в безопасности. Однако когда Хорнер беседовал с охранником второго ливанского ресторана, к нему подошел человек, который поднял пистолет и выстрелил ему в голову. На глазах своего водителя и охранника Хорнер рухнул на землю. Нападавший и его сообщник скрылись. Несмотря на то, что на улице были вооруженные охранники, никто не попытался их остановить. Талибан не взял ответственности за это убийство, и оно остается нераскрытым. «Он не занимался рискованными сюжетами, — говорит Кэролин Зальцингер, заведующая отделом, где работал Хорнер. — Никто не мог быть оскорблен его репортажами».
Это было четкое послание иностранцам: вы больше не можете чувствовать себя в безопасности на наших улицах. Вы не можете чувствовать себя в безопасности в ресторанах. Бойня в La Taverna и убийство Хорнера стали первыми эпизодами целой серии атак на гражданских лиц. Удары падали один за другим: за четыре месяца было совершено шесть нападений. К концу апреля в Афганистане в этом году погибло больше гражданских лиц, чем солдат.
Убийства продолжились летом. В июле были расстреляны двое сотрудников НГО из Финляндии, а 5 августа был убит генерал-майор американской армии Гарольд Дж. Грин — самый высокопоставленный американский офицер, погибший на этой войне. Насилие сделало еще более очевидным общее настроение: всем хотелось сбежать из Афганистана. НГО и посольства, уже сворачивавшие свою деятельность, буквально захлопнулись под грузом новых требований безопасности. Большие огни Кабула остались в прошлом. Однако даже обещание президента не может сделать ход истории гладким и последовательным. Мы оставляем после себя страну, чье будущее еще более туманно, чем когда бы то ни было, где в ходе выборов сразу два кандидата объявили себя законными президентами, где совершенные посреди бела дня убийства остаются нераскрытыми. Американская эра в Афганистане завершается, но что придет ей на смену?
Окруженный высокими горными цепями, чьи склоны усеяны глинобитными домиками, Кабул вечно пропитан пылью. Сухой гималайский воздух насыщен дымом такси, старых автобусов и сверкающих новых джипов. Но горный свет остается чистым и сверкающим, пропуская лучи, которые отражаются от недостроенных небоскребов даунтауна и омывают скучающих на КПП полицейских, которые глазеют на мужчин в традиционной одежде, проезжающих мимо них на велосипедах. В разрезанном толстыми стенами и колючей проволокой городе, где улицы пустеют к десяти вечера, вся настоящая жизнь происходит за закрытыми дверьми.
Я приехал в Кабул в 2008 году. Громко разговаривавшие белые люди в шортах и темных очках ходили с пистолетами на поясе по немощеным улицам, вечно стоявшим в пробках. Если у тебя не было денег и работы, как у меня, ты мог остановиться в Mustafa Hotel, рядом с Министерством внутренних дел, и жить там за двадцать долларов в день в компании сидевших на героине фрилансеров и наемников. У города было очарование фронтира, места, где смелые и отчаянные могли найти свой шанс, в котором им было отказано дома.
Однако вскоре все изменилось. Через год после своего избрания президент Обама съездил в Вест-Пойнт и заявил, что он посылает в Афганистан дополнительные 30 тысяч солдат. Америка повысила ставки в самой длинной войне в своей истории и сделала это в своем фирменном стиле: десятки тысяч солдат и подрядчиков заселились на огромные базы, миллиарды долларов были стремительно распределены между частными компаниями, целью которых была только прибыль.
В 2010 году новый этап войны достиг апогея, и неожиданно Кабул превратился в место, куда хотел попасть любой амбициозный сотрудник НГО, военный корреспондент или дипломат. На верхушке пирамиды были шишки из Министерства обороны и Госдепартамента — эгоманы вроде генерала Дэвида Петреуса и специального посланника Ричарда Холбрука, вокруг которых увивались сотни тщательно отобранных помощников. Можно было приехать туда на год и сделать карьеру.
Однако Кабул притягивал людей всех сортов — в том числе безумцев с Великой Миссией, на которых у США, кажется, есть своего рода монополия. В книжном магазине в Кабуле я встретил белобородого калифорнийца за шестьдесят, который сказал мне, что пытается найти проводника, чтобы тот бесплатно провел его в контролируемую горными народами часть Пакистана, где он захватит Осаму бин Ладена и таким образом привлечет внимание мира к разработанной им программе демилитаризации. Несколько недель спустя уроженец Колорадо по имени Гэри Фолкнер, взявший на себя похожую миссию, был задержан службами безопасности Пакистана в тех самых областях. У него с собой был пистолет и клинок длиной 16 сантиметров.
Кабул превратился в необычную гротескную и полную жизни тусовку, столь же беспринципную и циничную, как и образовавшие ее экспаты. На пике нового этапа войны, в 2010 и 2011 годах, в Кабуле жили тысячи иностранцев. Подавляющее большинство составляли солдаты и военные подрядчики, но хватало и остальных, чтобы поддерживать на плаву несколько десятков ресторанов, баров и гестхаусов — все эти заведения были слишком дороги, а иногда и попросту закрыты для обычных афганцев. Днем можно было спокойно погулять по базарам, а вечером у тебя был выбор из облюбованного сотрудниками посольств Bocaccio, где официантки подавали импортные стейки, Sufi, где стюарды в расшитых кафтанах подавали местную еду по заоблачным ценам, и L’Atmosphere, где проходили вечеринки у бассейна и выступали диджеи. А если ты решил посидеть дома, можно было отправиться на Цветочную улицу, где продавался поддельный «хайнекен»—сначала за два, потом за три, потом за четыре доллара, по мере того как росли аппетиты местных копов.
Каждый вечер четверга — пятница — традиционный день отдохновения и молитвы в мусульманском мире — НГО и посольства устраивали вечеринки с бесплатной выпивкой, которые продолжались до глубокой ночи. Самые престижные тусовки, куда приходили симпатичные девушки-интерны и люди с положением, оказывались предметом бесконечных споров из-за гостевых списков. Эскапизм стал всеобщей идеологией: люди пытались спустить пар после недели, проведенной в охраняемых помещениях. В Кабуле занять себя чем-то кроме работы, выпивки и дешевого гашиша было непросто. К списку можно добавить легкие поиски партнера на ночь — особенно для любящих придурков женщин.
«Люди следовали идее, что правила, по которым обычно функционирует общество, перестали действовать, — говорит Том Э. Питер, журналист-фрилансер, живший в Кабуле в то время. — Ты был в самом центре событий, которые меняли судьбы мира, и странным образом этот образ жизни был их неотъемлемой частью. Это помогало всем чувствовать, что они делают что-то важное». Смесь чувства причастности к чему-то великому, адреналина и алкоголя била в головы и приводила к частым дракам, супружеским изменам и обыкновенному хулиганству.
Разумеется, вся остальная страна в это время погружалась во все более безжалостную войну, и количество погибших, в первую очередь афганцев, стремительно росло. Однако в Кабуле на это было легко закрывать глаза. Были жестокие инциденты, вроде нападения на два гестхауса в 2010 году, в ходе которых погибли шестнадцать человек, в том числе одиннадцать иностранцев, но все быстро вернулось к норме. Может быть, дело было в том, что иностранцы обычно не оставались в стране надолго — большинство людей проводили в Афганистане год-другой, — но в целом мы были похожи на сборище людей, страдающих от амнезии.
Но главным, разумеется, были деньги. Куча наших с вами денег, если быть точнее. С момента начала конфликта в 2001 году Америка потратила на Афганистан 700 миллиардов долларов, и большую часть— в 2010-2011 годах. Из 104 миллиардов, отведенных на восстановление страны с 2002 года, 64 миллиарда были выделены в последние четыре года — и это в стране с годовым ВВП равным 20 миллиардам долларов. В Кабуле было столько денег, что даже, несмотря на растраты и коррупцию — к 2011 году в Ираке и Афганистане из-за афер и плохого менеджмента было потеряно 60 миллиардов, — огромные суммы оставались нетронутыми. Организации отчаянно пытались раздуть статьи расходов, чтобы израсходовать бюджеты до конца года и получить больше денег на следующий. В Кабуле было так легко делать деньги, что казалось, будто мы все граждане государства в Персидском заливе. Если ты мог объединить несколько условно связных предложений в громко звучащую заявку, были велики шансы, что найдется подрядчик, готовый ее поддержать, как бы глупо она ни звучала. Хочешь устроить в Кабуле музыкальный фестиваль? Вот тебе несколько сотен тысяч. Думаешь снять мыльную оперу про местных копов? Вот тебе миллион. Твой сувенирный бизнес поддерживает афганских женщин? Назови свою цену.
Это была прекрасная жизнь. Люди летали на Шри-Ланку на выходные или покупали дома в Штатах. Неплохо жилось даже мне и моим друзьям — представителям второго, а честно говоря, скорее даже третьего ряда экспатов, младшим репортерам и фрилансерам, клеркам из НГО. Дома не было никакой работы, а здесь сбывались наши мечты. Некоторых из нас убивали или похищали, кто-то сходил с ума, но большинство разбогатели или сделали карьеру. А затем все внезапно закончилось.
Сардар Ахмад был потрясен убийством шведского журналиста. Сам Сардар, который одновременно работал на France-Presse и управлял собственным агентством Kabul Pressistan, был важным человеком в кабульском пресс-сообществе. Трудолюбивый человек с предпринимательской жилкой, Ахмад быстро понял, что новый этап американской операции будет означать наступление золотых времен для людей, обслуживающих иностранцев, и Pressistan, славившееся своей надежностью и эффективностью, стало ориентиром для приезжавших в Афганистан журналистов. Хорнер не отличался от остальных. В день его приезда Ахмад встретился с ним, чтобы обсудить сюжеты, которые он хотел охватить — выборы, права женщин, нападения на Кабул. Не прошло и двух дней, как швед был убит. «Я только что встретился с ним, я не могу в это поверить», — сказал тогда Ахмад своему другу, американской журналистке-фрилансеру Кортни Бади.
Сардар был глубоко потрясен бойней в La Taverna — месте, где он часто встречался с клиентами. Талибы раньше никогда не нападали на рестораны — в прошлом они концентрировались на военных базах и посольствах. Экспатские заведения опустели. Ахмад отказывался туда ходить, и казалось, что он одержим мыслью оказаться в неправильное время в неправильном месте. 20 марта был канун персидского Нового года, и Ахмад решил отвести жену и троих детей в ресторан в самом дорогом отеле Кабула Serena. Это было место встречи городской элиты: в тот вечер в зале находились несколько членов парламента. «Только там он чувствовал себя в безопасности», — говорит Бади.
В 2008 году Serena стала объектом нападения группы вооруженных людей, это была один из первых терактов талибов против гражданских объектов в Кабуле. После этого гостиница превратилась в настоящую крепость — с бетонными стенами и укреплениями, способными перенести взрыв спрятанной в машине бомбы. Однако на этот раз повстанцы решили действовать хитростью. Вскоре после того как Ахмад с семьей сели ужинать, четверо хорошо одетых молодых людей прошли сквозь металлодетектор и обыск. Миновав лобби, они сели за столик, заказали сок, а затем все вместе отправились в туалет. Там они вытащили полуавтоматические пистолеты 25-го калибра, которые были спрятаны в их обуви, и вернулись в зал.
Ахмад и его родные стали первым жертвами. Его жена пыталась закрыть детей, но нападавшие расстреляли их в упор, перед тем как отправиться дальше. К тому времени, когда охранники сумели их остановить, они убили девять человек, в том числе четверых иностранцев. Из семьи Ахмада выжил только его двухлетний младший сын Абузар, несмотря на то что ему, как и остальным, выстрелили в голову.
Ужасные убийства потрясли даже самых закаленных членов кабульского журналистского сообщества. Судя по всему, талибы пользовались вниманием мировой прессы к президентским выборам, чтобы доказать, что они все еще могут поражать иностранцев в Кабуле. «Мы буквально чувствовали, что в день выборов город будет охвачен пламенем, — говорит Бади. — Теперь все было по-другому: они специально выбирали иностранцев, специально выбирали детей». Полиция начала закрывать гестхаусы и рестораны, пытаясь заставить экспатов не покидать своих домов, а международные наблюдатели заявили, что прекращают свою деятельность в стране. Когда 29 марта талибы напали на офис избирательной комиссии неподалеку от аэропорта, взлетно-посадочная полоса оказалась перекрыта. Бади должна была в тот день улетать, и аэропорт был заполнен семьями миссионеров, которые пытались покинуть страну. «Все были в панике, самолеты не взлетали, других рейсов не было, — рассказывает мне Бади. — Казалось, что это какая-то безумная эвакуация».
Если в Багдаде иностранцы в основном не покидали хорошо защищенной Зеленой зоны, в Кабуле все считали, что талибы не заинтересованы в иностранцах как таковых и что их настоящими мишенями являются посольства, военные базы и министерства. «Здесь очень легко убивать иностранцев, — говорит Кэйт Кларк, сотрудник Afghanistan Analysts Network, базирующейся в Кабуле исследовательской организации. — Многие из нас не живут в похожих на крепости посольствах. Эта возможность всегда была, но талибы ей никогда не пользовались. Но теперь пути назад уже нет. Раньше талибы были достаточно прагматичны, чтобы не делать вещей, которые происходят в Пакистане, Сирии и Ираке».
Я смог взять телефонное интервью у главного пресс-секретаря Талибана, известного как Забиулла Муджахид, и его ответы были неутешительными. «В прошлом наши операции были направлены против американских солдат, которые базировались в сельской местности, — сказал Муджахид. — Теперь их там больше нет, и мы переместились в города».
Но почему талибы считают себя вправе убивать людей, которые пытаются улучшить положение афганцев? «Вторжение имеет не только военную сторону, это также и гражданская оккупация, — говорит он. — Поэтому граждане вторгшихся стран, работающие здесь, также являются нашими мишенями». Он говорит, что в рамках своей последней операции, получившей название «Хайбар», они планируют увеличить число нападений на иностранцев — примером этой тактики служит террорист-смертник, взорвавший пятерых западных подрядчиков в Кабуле в конце июля. «Все места, где они бывают: отели, гестхаусы и офисы, все они будут атакованы. Это часть нашего плана: мы будем нападать на них и убивать их».
Несмотря на все построенные американцами школы и больницы, иногда кажется, что США удалось лишь нанести демократический лоск на обнаженный и жестокий ландшафт, сформировавшийся в ходе бесконечной борьбы за власть, нескольких десятилетий войны, разгульного бандитизма и циничного подхода Пентагона к выбору союзников.
Обама отчаянно хотел вывести войска из Афганистана. Карзай, с параноидальным упорством отвергавший соглашение с США, и талибы, развернувшие охоту на иностранцев в Кабуле, сделали это неизбежным. Даже после катастрофического развала служб безопасности Ирака Конгресс не моргнул глазом в ответ на предложение президентской администрации сократить там американское присутствие и полностью покинуть страну к 2017 году. Между тем кабульские экспаты собирают вещи. Хорошие времена прошли, но даже те, кто их застал, вряд ли с любовью вспоминают, как все вокруг думали в первую очередь о своих кошельках, а не о людях, которым они обязаны были помогать.
Но что придет на смену этим порядкам? У Афганистана нет денег на армию и полицию, которые к тому же во многом опираются на западных специалистов. Талибан пережил последний этап американской кампании и теперь терпеливо ждет, когда солдаты НАТО покинут страну. Сгорбленные под грузом собственных ошибок, мы не можем решиться определить судьбу Афганистана, но в то же время несем за нее ответственность. Как и в случае с Ираком, вторгнуться в страну оказалось гораздо проще, чем оставить ее.
(с) Мэттью Эйкинс