Кейтлин Моран — известная британская журналистка и писательница, телеведущая, ТВ-критик, постоянный автор газеты The Times, неоднократно удостоенная престижной журналистской премии British Press Awards. Ее яркие, остроумные, полные метких и полезных наблюдений книги посвящены женщине в современном обществе, проблемам, трудностям и радостям, с которыми ей приходится сталкиваться.
Кейтлин Моран делится собственным опытом и с неподражаемым юмором рассказывает, каково это — быть женщиной в наши дни. Подростковые открытия, первая любовь, карьера, роды, аборты, материнство, пластические операции и «убийственные» стандарты красоты — Кейтлин Моран шокирующе откровенна и безжалостна в своих оценках. В книге, немедленно ставшей бестселлером, она потешается над собственными несовершенствами и высмеивает стереотипы современного общества в отношении «женского вопроса».
Почему эта книга достойна прочтения:
- Искренне и задорно о том, что волнует каждую женщину: взросление, любовь, работа, секс, мода, рождение детей, старение и отношение к собственному телу;
- Честно показывает женщин такими, какие они есть без привычных стереотипов;
- Смешная, теплая и очень женская книга, поднимающая серьезные вопросы, волнующие женщин в современном мире.
Глава из книги:
Мой худший день рождения
ВУЛВЕРХЭМПТОН, 5 АПРЕЛЯ 1988 ГОДА.
Сегодня мой день рождения, мне исполнилось 13 лет. И я бегу. Я удираю от шпаны.
— Ух ты!
— Ты, бомжара!
— Ну ни фига себе!
Я мечусь по детской площадке возле нашего дома. Это типичная английская игровая площадка конца 1980-х. Ничего похожего на безопасные формы, эргономичный дизайн или хотя бы деревянные скамейки. Кругом сплошной бетон, мятые жестянки из-под пива и заросли чертополоха.
Я бегу. Я задыхаюсь, меня тошнит. Я видела такое раньше в документальных фильмах о природе. Мне понятно, что происходит. Ясно, что мне отведена роль «слабой антилопы, отбившейся от стада». Хулиганы — это «львы».
Я знаю, что для антилопы такие истории почти всегда заканчиваются печально. Вскоре меня ожидает новая роль — я стану «обедом».
— Эй ты, чучело!
На мне резиновые сапоги, дешевые очки, которые делают меня похожей на ботаника-задрота, и армейское пальто моего отца в стиле актеров-неудачников из фильма «Уитнэйл и я». Надо признать, выгляжу я не слишком женственно. Диана, принцесса Уэльская, женственна. Кайли Миноуг женственна. Я... ни разу не женственна. Так что неудивительно, что хулиганы немного перепутали. Они явно непохожи на тех, кто знаком: а) с иконами контркультуры и б) с вдохновляющими образами радикальных транссексуалов.
Думаю, что они наверняка запутались бы, пытаясь определить, кто из Энни Леннокс и Боя Джорджа мужчина, а кто — женщина. Не будь они так увлечены погоней, я бы, может, кое-что им объяснила — для их же пользы. Может быть, я рассказала бы им, что читала «Колодец одиночества» — роман известной любительницы брюк, лесбиянки Рэдклифф Холл, и что они должны смириться с тем, что каждый волен одеваться как хочет. Может быть, я бы и Крисси Хайнд1 упомянула. Она носит одежду мужского покроя. Мои планы вновь прервал вопль:
— Эй ты, бомжара!
Хулиганы на мгновение останавливаются и, по-видимому, совещаются. Я прислоняюсь к дереву и пытаюсь отдышаться. Я измотана до предела. Я вешу 80 кг и явно не создана для гонки преследования. Я отнюдь не спринтер. Переводя дыхание, я размышляю над сложившейся ситуацией.
Вот было бы здорово, если бы у меня была собака. Хорошо обученная немецкая овчарка, которая набросилась бы на этих мальчишек со всей жестокостью. Пес, который тонко чует страх хозяина и понимает его причину.
И я вижу в 200 метрах свою немецкую овчарку по кличке Рыжик. Она с наслаждением катается на спине по кучке лисьих какашек и сучит лапами от счастья. Она выглядит абсолютно счастливой. Сегодня ей действительно повезло. Прогулка получилась гораздо длиннее, чем обычно, и можно побегать вволю.
Хотя мне сегодня явно повезло меньше, я тем не менее удивляюсь, когда после минутной паузы хулиганы начинают бросать в меня камнями. «Это уж слишком», — думаю я и снова пускаюсь наутек.
«Вам не было смысла так стараться, унижая меня! — негодую я. — Я уже и так достаточно унижена! Вы достали меня с этим “бомжарой”».
На самом деле в меня попало лишь несколько камней — не так уж и больно: это пальто прошло через войну, а то и через две. Подумаешь, камушки. Ему и гранаты были нипочем.
Я по привычке начинаю размышлять. Ведь все это время, потраченное на меня, эти мальчишки могли бы заниматься другими, более стоящими делами — нюхать клей и щупать девчонок, которые на самом деле выглядят как девчонки.
Как будто прочитав мои мысли, через минуту хулиганы начали терять ко мне интерес. Похоже, что я уже несвежая антилопа. Я все еще бегу, но они просто стоят на месте, лениво бросая камни в мою сторону, пока я не оказываюсь вне зоны досягаемости. Но они все еще кричат.
— Ты, конь в пальто! — кричит их предводитель, словно подытоживая неудавшееся преследование. — Ты... дерьмо!
Войдя во двор, я разрыдалась. Если честно, то у нас дома слишком многолюдно, чтобы плакать. Раньше я пыталась. Не успеешь, проливая слезы, объяснить одному человеку, в чем дело, как на середине приходит кто-то еще и хочет услышать историю сначала, а ты уже рассказала самое худшее по крайней мере шесть раз и довела себя до такой истерики, что икота не проходит до конца дня.
Если вы живете в небольшом доме с пятью младшими братьями и сестрами, то на самом деле гораздо разумнее выплакаться в одиночестве.
Я смотрю на собаку.
«Если бы ты была хорошей и верной собакой, ты бы слизывала слезы с моего лица», — думаю я.
Вместо этого Рыжик шумно вылизывает свою промежность.
Рыжик — наша новая собака, и это очень глупая собака. Скажу больше — это еще и очень хитрая собака. Мой отец «выиграл» ее в одном из таинственных пари, которые периодически заключает в пивном баре, пока мы сидим в машине два часа, а он иногда приносит нам чипсы или бутылку колы. Потом он появляется в замешательстве, таща что-нибудь нелепое вроде мешка с гравием или статуи лисы без головы.
Однажды нелепая добыча, с которой он вышел, оказалась годовалой немецкой овчаркой по кличке Рыжик.
— Служила в полиции, — гордо объявил отец, поместив ее с нами на заднем сиденье машины, где она тут же обгадила все вокруг. Дальнейшее расследование показало, что хотя она и была полицейской собакой, но всего одну неделю, пока инструкторы не обнаружили, что она страдает неврозом и боится:
1) громких звуков;
2) темноты;
3) всех людей;
4) всех других собак;
5) ко всему прочему страдает энурезом.
Тем не менее это моя собака и в некотором смысле мой единственный друг.
— Все путем, старушка! — сказала я, утирая нос рукавом и решив снова стать веселой. — Мы запомним сегодняшний день!
Утерев слезы, я вхожу в дом через заднюю дверь. Мама возится на кухне, заканчивая приготовления к «празднику».
— Ступай в гостиную! — говорит она. — Жди там! И не смотри на торт! Это сюрприз!
Гостиная битком набита моими братьями и сестрами. Они везде! В 1988 году нас было шестеро, к концу десятилетия уже стало восемь. Моя мать, словно конвейер, производит маленького, крикливого ребенка каждые два года, регулярно, как часы.
Кэз — на два года младше меня, рыжая нигилистка — лежит на диване. Она не сдвигается ни на дюйм, когда я вхожу. Мне некуда сесть.
— Гм! — говорю я, показывая значок на лацкане пиджака. На нем написано: «Это мой день рождения!!!»
Я и думать забыла о слезах. Жизнь продолжается.
— Это все равно закончится через шесть часов, — безразлично говорит она, не двигаясь с места. — Почему бы нам не покончить с этим фарсом прямо сейчас?
— Только шесть часов веселья и осталось! — говорю я. — Шесть часов веселья в день рождения. Кто знает, что может случиться!
На самом деле я безгранично позитивна. Я обладаю энтузиазмом умственно отсталой.
Мое любимое место в мире — южный пляж Аберистуита, на который выходит канализационная труба.
Я искренне верю, что наша новая, глупая собака — это реинкарнация нашей старой собаки, даже несмотря на то, что наша новая собака родилась за два года до того, как старая собака умерла.
— Разве вы не видите, она смотрит на нас глазами Спарки! — утверждаю я, глядя на новую глупую собаку. — Спарки по-прежнему с нами!
Кэз презрительно протягивает мне поздравительную открытку. Это моя фотография с подрисованным носом — он составляет примерно три четверти лица.
«Помни: ты обещала съехать, когда тебе исполнится восемнадцать, так что у меня будет своя комната, — сказано там. — Осталось всего пять лет! Если ты не умрешь раньше! С любовью, Кэз».
Уине девять лет, и ее открытка, как ни странно, тоже напоминает мне о моем неизбежном отъезде и ее заселении в мою комнату.
Пространство действительно в большой цене в нашем доме, о чем свидетельствует тот факт, что мне до сих пор негде сесть. Я уже почти готова сесть на моего брата Эдди, когда заходит мама, держа в руках тарелку с горящими свечами.
— С днем рождения тебя! — поют все.
Мама наклоняется ко мне, сидящей на полу, и ставит передо мной блюдо.
— Задуй и загадай желание, — радостно говорит она.
— Это не торт, — говорю я. — Это багет.
— Начиненный сыром филадельфия! — бодро заявляет мама.
— Это багет, — повторяю я. — И здесь всего семь свечей.
— Ты все равно уже слишком взрослая для торта, — говорит мама и сама задувает свечи. — И каждая свеча считается за два года! Тогда получается 14.
— Да ладно тебе придираться!
Я ем мой праздничный багет. Это восхитительно. Я люблю сыр филадельфия.
Восхитительный сыр филадельфия! Такой классный! Такой сливочный!
В ту ночь, в постели, которую я делю с моей трехлетней сестрой Принни, я пишу дневник.
«Мой 13-й день рождения!!! — пишу я. — Хлопья на завтрак, колбаса и чипсы на обед, батон на ужин. Всего получила 20 фунтов стерлингов. Четыре открытки и два письма. Завтра мне дадут в библиотеке зеленый (подростковый) билет!!! Сосед спросил нас, не хотели бы мы взять несколько стульев, которые он собирался выбросить. Мы сказали: “Да!”»
Я с минуту смотрю на запись. Я должна записать все. Я не могу опустить плохое.
«Мальчишки на улице грубо обзывали меня, — медленно пишу я. — Это потому, что у них растут пиписьки».
Я прочитала достаточно о половой зрелости, чтобы знать, что пробуждение сексуального желания часто заставляет подростка вести себя грубо по отношению к девочкам.
Я также знаю, что в моем случае это не было подавленным желанием у парней, бросавших в меня камни. Но я не хочу, чтобы в дневнике говорилось о моих разочарованиях. В отношении записей в дневнике у меня была сверхзадача: этот дневник предназначался только для позитива.
Я смотрю на запись в мой тринадцатый день рождения. На миг реальность предстает передо мной во всей своей безжалостной ясности. Вот я делю свою кровать с младшей сестрой и ношу вместо пижамы старое отцовское термобелье. Мне 13 лет, я вешу почти 80 килограммов, у меня нет друзей, и мальчишки бросают в меня камнями. Это мой день рождения, и я в постели в восемь вечера.
Я принимаюсь за последнюю страницу дневника. Это место, куда я записываю «долгосрочные» задачи, которые нужно решить. Например, там есть пункт «Мои отрицательные качества».
Мои отрицательные качества
1) Я слишком много ем.
2) Я не занимаюсь никакими физическими упражнениями.
3) Страдаю вспышками ярости.
4) Все плохо.
«Мои отрицательные качества» были записаны в канун Нового года. Через месяц я написала отчет о проделанной работе:
1) Я больше не ем имбирное печенье.
2) Я выхожу с собакой на прогулку каждый день.
3) Работаю над собой.
Подо всем этим я подвела черту и написала новый список.
К тому времени, когда мне исполнится 18
1) Похудеть!!!
2) Научиться хорошо одеваться.
3) Завести друзей.
4) Выдрессировать собаку.
5) Сделать пирсинг?
О боже. Я понятия не имею — абсолютно никакого, — каким образом я когда-нибудь стану женщиной.
Когда Симона де Бовуар сказала «Женщиной не рождаются — женщиной становятся», она представления не имела, о чем говорила.
За 22 года, которые прошли со времени моего 13-го дня рождения, перспектива превратиться в женщину стала, конечно, менее пугающей. Честно говоря, все значительно улучшилось с тех пор, как я приобрела ноутбук и красивую блузку.
Но нельзя не признать: не существует более жестокого или худшего подарка для ребенка, чем эстроген и вдруг ставшие большими сиськи. Если бы кто-нибудь предоставил мне выбор еще до рождения, то, думаю, что, вместо того чтобы стать женщиной, я бы стала космонавтом или пожарным.
В то время я была, как вы можете видеть, слишком занята борьбой с братьями и сестрами, дрессировкой собаки, для того чтобы освободить место в расписании для превращения в женщину. Но жестокая действительность и гормоны в конце концов взяли свое.
Стать женщиной — это все равно что в одночасье стать знаменитой. Из существа, которое обычно доброжелательно игнорируется — а это базовая линия существования большинства детей, — девочка-подросток вдруг начинает привлекать к себе внимание. Ее засыпают вопросами: «Какой у тебя размер? Ты уже делала это? Ты будешь заниматься со мной сексом? У тебя есть паспорт? Ты хочешь курнуть? Ты с кем-нибудь встречаешься? Ты предохраняешься?»
Умеешь ли ты ходить на каблуках? Делаешь ли ты эпиляцию? Хочешь ли ты замуж? Когда ты собираешься завести детей? Ты феминистка? Ты просто флиртуешь с этим парнем? Чего ты хочешь? Кто ты?
Все эти смешные вопросы задают 13-летнему человеку просто потому, что он вынужден был надеть лифчик. С тем же успехом их можно задавать моей собаке. Я не имела никакого понятия обо всем этом.
Но, как солдат, попавший в зону военных действий, ты должна быстро освоить военную терминологию и приемы боя. Тебе нужен некий план.
Нужно определить цели и двигаться к ним. Потому что, как только гормоны начинают работать, нет никакого способа это остановить. Ты в капкане. В лабиринте, из которого нет выхода. Вы не можете прекратить все это. Это дерьмо происходит, нравится тебе это или нет.
Конечно, кое-кто пытается остановить этот процесс: девушки-подростки, которые пытаются выиграть время, неистово впадая в детство, и останавливаются в районе пяти лет — все в розовом. Их кровати завалены мягкими игрушками, дабы показать, что в них нет места для секса. Они говорят детским языком, чтобы им не задавали взрослых вопросов. В школе я могла видеть, как некоторые из моих одноклассниц определяли собственную судьбу, предпочитая быть не настоящими женщинами, а принцессами, которые просто ждут, чтобы их «нашли» и взяли замуж. Хотя тогда я не анализировала это столь скрупулезно. Я только замечала, что моя одноклассница Кэти Паркс проводит каждый урок математики, рисуя шариковой ручкой сердце на костяшках пальцев и показывая его Дэвиду Морли, которого почему-то возбуждает не сердце, а мой пример деления в столбик.
Есть еще и девушки-камикадзе, которые принимаются за войну с собственным гипофизом, пытаясь уморить его голодом или обжорством.
Но в борьбе с самой собой невозможно выиграть. В какой-то момент, израненная и обессиленная, ты вынуждена признать, что придется стать женщиной, иначе умрешь. Жестокая, но верная истина: быть подростком означает так или иначе изнурять себя. Девочки с сетками бритвенных порезов на руках и бедрах просто напоминают себе, что их тело — поле боя. Если вы не такая смелая, шрамы заменит татуировка или пирсинг. Вы проткнули тело булавкой, чтобы вернуть себя, чтобы напомнить, кем вы являетесь — внутри себя. Где-то. Где-то там.
Как не существует пошагового руководства, как выиграть в лотерею миллион, нет руководства, как стать женщиной. Когда мне было тринадцать, я пыталась найти его. Вы можете прочитать об аналогичном опыте других людей, но такое чтение напоминает ответы в конце задачника. Ответ вы подсмотрите, но сами такую задачу решить не сможете. Это обычно рассказы женщин, которые несмотря ни на что получили право быть женщинами, но в итоге оказались скомпрометированными, несчастными, искалеченными или опустошенными, потому что общество их не приняло. Вспомните Сильвию Платт, Дороти Паркер, Фриду Кало, Клеопатру, Жанну д’Арк — все эти женщины в итоге были раздавлены социумом. Ваши с трудом добытые победы могут быть сведены на нет, если вашу борьбу все вокруг воспринимают как никчемную прихоть. Немногие девушки выбрали бы упорство до последней капли крови... и полное одиночество.
Книга «Как быть женщиной» — это моя история обо мне — неосведомленной, фатально заблуждающейся в отношении себя самой, неправильно понимающей, что значит быть женщиной в XXI веке.
Но просто поделиться собственным опытом недостаточно — нужен анализ, аргументы в пользу того, что быть женщиной — это не мучение, а счастье.
Не стоит забывать и о том, что женщины редко откровенны друг с другом, когда речь идет о таких сложных вещах, как аборт, пластические операции, материнство, секс, работа, дискриминация, страхи, или просто о том, как они чувствуют себя в своей шкуре. Обычно женщины говорят правду друг другу, только если они совершенно пьяны. Может быть, рост женского алкоголизма — это просто попытка современных женщин пообщаться. Ну и, в конце концов, хорошее вино — это действительно здорово. Я согласна с обоими объяснениями.
Итак, есть феномен, который существует ровно затем, чтобы искать и находить такие аргументы. Это феминизм.
Но здесь возникает вторая проблема. Современный феминизм превратился в междусобойчик, своего рода секту, члены которой заняты дискуссиями друг с другом в башне из слоновой кости. Во всяком случае я не могу найти в нем ответы на реально мучающие меня вопросы.
То, что начиналось как настоящая революция, выродилось в пыльный и скучный академизм или в не менее скучный эпатаж. И то и другое не имеет никакого отношения к реальности. Итак, вот что я по этому поводу думаю.
Феминизм — слишком важное явление, чтобы быть обсуждаемым только в научной среде. Я не академический исследователь феминизма, но, ей-богу, проблемы женщин в современном мире требуют безотлагательного решения. А значит, сейчас действительно настало время для того, чтобы знамя феминизма держала над головой не только ученая дама в тяжелых очках, но и беззаботная колумнистка газеты и косноязычная телевизионная ведущая.
Я хочу присоединиться, а не смотреть со стороны. У меня есть что сказать! Тем более что у наших признанных феминисток, судя по всему, и так забот по горло. Камилла Палья исследует феномен Леди Гаги, абсолютно неправильно интерпретируя его, на мой взгляд! Члены феминистской организации Object реально свихнулись на вреде порнографии и выбыли из строя. У Жермен Грир, моей героини, едет крыша по поводу проблем транссексуалов.
И никто не разбирается с журналом ОК!, сумочками за 600 фунтов, стрингами и бразильской эпиляцией. А ведь с этим безобразием давно пора разобраться. Жестко «зачистить» всю эту пакость.
Сторонники традиционного феминизма скажут вам, что это не самые важные вопросы; что мы должны сосредоточиться на таких серьезных проблемах, как дискриминация в оплате труда, женское обрезание в странах третьего мира и насилие в семье. И они, конечно же, совершенно неправы и слишком навязчивы в своей борьбе «за мир во всем мире».
Все эти типично женские каждодневные проблемы, мелкие, глупые и скучные, нередко делают жизнь миллионов женщин безрадостной. Это как в «теории разбитых окон»: если в пустующем здании есть хотя бы одно разбитое окно, которое долго не ремонтируют, то вандалы разобьют все остальные.
Точно так же, если мы живем в мире, где волосы на лобке у женщины считаются чем-то неприличным, а известных и влиятельных женщин постоянно пригвождают к позорному столбу за то, что они слишком толстые, или слишком худые, или плохо одеты, то в конце концов люди начинают вторгаться в их жизнь и разжигать интерес к ней. Женщин начинают шантажировать. Очевидно, что меня это не устраивает. Я заранее доброжелательно отношусь ко всем людям, но я совершенно не хочу однажды утром увидеть у себя в спальне толпу, обсуждающую мою интимную прическу.
Когда в 1993 году Руди Джулиани стал мэром Нью-Йорка, он применил теорию разбитых окон на практике, реализовав политику «нулевой терпимости». Преступность резко снизилась и продолжала снижаться в течение следующих десяти лет.
Лично я чувствую, что пришло время женщинам ввести свою собственную политику нулевой терпимости в отношении «всей патриархальной мути». И главное здесь вот что: не нужно протестовать против нулевого размера моделей, убогой порнографии, стрип-клубов и ботокса. Ни бунтов, ни голодовок. Нет нужды бросаться под лошадь или даже под осла. Мы просто должны посмотреть этим явлениям в глаза, а потом начать их высмеивать. Мы отлично выглядим, когда смеемся. Мы нравимся людям, когда они видят нас умиротворенно посмеивающимися.
И вряд ли мы выглядим привлекательно, когда стучим кулаками по столам, давясь чипсами и бурча: «Чертов патриархат, мать его!»
Я не знаю, можем ли мы все еще говорить о «волнах» феминизма — по моим подсчетам, следующая волна будет пятой, а я подозреваю, что после пятой волны стоит ссылаться не на отдельные волны, а на прилив в целом.
Но если пятая волна феминизма все же нахлынет, я надеюсь, главным в ней станет смех. Не ярость, не скандал, не брызганье слюной. А высмеивание всего того, что делает женщин неловкими, одинокими и несчастными.
Так что, если пятая волна феминизма существует, то эта книга — мой вклад в нее. Мое видение. Подробный рассказ о каждом случае, когда я облажалась — частично или полностью, пытаясь разобраться в том, что такое «быть женщиной».
 | Кейтлин Моран. Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки |