— И всё-таки, сеньор Карамболь, как вы полагаете, кто кого придумал, мы их или они нас?
— Мне кажется, это был обоюдный процесс.
— То есть?
— То есть, обоюдный процесс. Мир не может существовать сам по себе, должен быть кто-то, кто этот мир придумает.
— То есть, некая высшая сила?
— Ну, никаких высших сил не существует, поэтому, чтобы жить, миры должны придумывать друг друга. Обоюдно. Взаимно. И чтобы жил человек, его должен кто-то придумать… за пределами его мира. Отца и матери здесь недостаточно.
— На основании чего вы сделали такой вывод?
— Ну, взять хотя бы пары… двух воображаемых друзей. Если один из них погибает, другому не жить.
— Я раньше думал, что это только если человек умирает, то его друг тоже.
— Не только. Множество примеров, когда…
— Нам, пожалуйста, номер… на двоих, — просит девушка.
Тётенька за стойкой понимающе кивает. Уже привыкла, что приходят люди поодиночке, просят номера на двоих.
— Что-то… особенное в номере?
— Ну, да… свет чтобы приглушённый. И ещё можно так, чтобы луна ночью в окна заглядывала?
— Ой, милая моя, я, что ли, помню, где сейчас луна.
Девушка кусает губы, перекидывает сумку из руки в руку, как будто подумывает, не поискать ли другой отель…
— Постойте-ка! Вроде как со стороны моря… Ну, да! Это вам в западном крыле комнату надо.
Тётенька смотрит на постоялицу. Вернее, не на постоялицу, а на пустоту рядом с ней.
— А вы, простите, с кем?
— С призраком.
— A-а, ясно.
— Он по ночам жизнь из людей пьёт.
— Ой, а…
— Да не бойтесь, не тронет он никого… Кроме меня.
Постоялица выводит в журнале — Инга, и рядом, — Крадущийся. Тётенька кусает губы, зверь, что ли, Крадущийся… или парень молодой, барышни обычно парней себе выдумывают.
А вот… Крадущийся в Сумерках…
— В чём причина развода?
Инга мнётся, не знает, как сказать.
— Ну… не сошлись характерами.
Регистратор пожимает плечами.
— Что ж вы за него… выходили?
— Ну, понимаете… — Инга краснеет до кончиков ушей, — надоел он мне.
— Вот так бы и сказали. А то: не сошлись характерами. Я первый раз вижу, чтобы с этими характером не сошлись.
Инге не по себе. Уже сама жалеет, что ввязалась в это дело, жила бы себе и дальше с Крадущимся, живут же люди…
— Ну, я, понимаете… на работу новую устроилась, всё как-то по-новому стало…
— Понимаем. Все с этим приходят.
— А что, много разводятся?
— Да порядочно. Как у нас в загсе свадьбы-разводы эти стали оформлять, так валом повалили. Ну, что, пошлина с вас тыща. Через месяц приходите, разведём.
— Месяц? — Инга таращит глаза.
— А вы как хотели? По закону месяц на раздумья полагается. Вы-то нашли уже кого-нибудь?
— Да как-то не думала…
Инга снова краснеет. Как-то неловко становится перед Крадущимся, совсем неловко, о нём-то Инга совсем не подумала, как он теперь без неё… Вообще говорят, такие не живут… сами по себе, без человека. Правда, британские учёные уже на тридцать три раза доказали, что живут, ещё как живут, и всё хорошо, только что там вообще британские эти учёные понимают?
Инга выходит в моросящий дождичек, Крадущийся заботливо набрасывает на неё плащ. Инга хочет спросить у Крадущегося, как он теперь без неё будет, и будет ли. Не спрашивает.
Теперь очередь Крадущегося садиться во главе стола. Призраки почтительно расступаются. Здесь, в мире призраков, собираются призраки одинокие, безлюдные, то есть, которые без людей. Которые с людьми, те сейчас сидят в мире живых, или гуляют с людьми по холмам призрачного мира.
— Лот тридцать восемь, — говорит Крадущийся, — девушка, двадцать пять лет. Кличка Инга. Волосы пепельный блонд, от природы темно-русые…
— Рост, вес? — смеется кто-то.
— А вам не всё равно?
— Она, может, страшненькая, — не сдается бестелесный дух.
— Фото могу показать, — обижается Крадущийся, — вот… смотрите…
Бесплотные духи смотрят. Им нравится. Девушка как девушка. С воображением у нее вроде бы все нормально, запросто представит себе призрака…
— А чего отдаёшь? — спрашивает дух, сотканный из лунных лучей.
— Устал я от неё.
Духи понимающе кивают, устанешь тут от этих пустышек со стразами вместо мозгов, ой, миленький, я такой фильм видела, там силы света сражаются с силами тьмы.
— Устал… Ну, и внушил ей, что я ей сам надоел. Кто-нибудь возьмет? — спрашивает Крадущийся.
— Я возьму, — кивает дух из лунного луча.
— Да на кой чёрт, с ней и поговорить толком не о чем, — Крадущемуся становится не по себе.
— Ну и ладно! Мне в материальном мире побывать, и то хорошо. Сколько за нее возьмёшь?
— А сколько дашь?
— Два лунных луча.
— Дёшево.
— А кто за такую больше даст? — фыркает дух, здесь его называют Лунный Луч.
— Тоже верно…
Подписывают договор, Крадущийся наскоро объясняет новому хозяину, как обращаться с Ингой, что любит, чего не любит, чего боится. Крадущийся… что за имя ему дурацкое дала? Крадущийся…
— Номер… на одного, на двоих?
Димка смотрит на администратора. Испепеляюще. Мысленно прожигает в нём дыру. Какой, к хренам собачьим, на одного, не видишь, что ли?!
— …Не видите, что нас двое?
Администраторша смотрит на пустое место рядом с Димкой.
— М-м-м… какой номер пожелаете?
— С вай-фаем… и прочими такими причиндалами.
— Без проблем.
— Да, и чтобы розетки были, всё при всём… ю-эс-би…
Администраторша бледнеет.
— М-м-м… боюсь, нет таких…
Димка снова прожигает тётеньку за стойкой. Что за гостиница у вас, какие, к чертям собачьим, пять звёзд… олл иклюзив…
— А… м-м-м… кто ваш друг?
Димка хочет снова обидеться, а ну да, на что обижаться-то, тётенька же его не видит!
— Виртуал… человек… виртуальный. Хомо виртуалис. Ему вай-фай нужен, чтобы жить. И еще много чего… из области интернета.
— A-а, так это у нас интернет-кафе, — кудахчет тётенька.
— Это мне в кафе теперь жить?
— Ну, что вы… отдельные комнаты, диванчик там, всё при всём…
— Вот это по-нашему, — Димка переводит дух, — пошли, Дата-Крайм.
Бросает сумку в кого-то невидимого, сумка повисает в пустоте, плывёт по воздуху за хозяином.
Дата-Крайм-двести смотрит на Димку. Насмешливо. Холодно. Пристально.
— Не дам.
— Что значит, не дашь, мне что, всю жизнь с тобой теперь мучиться?
Дата-Крайм-двести кивает.
— Всю жизнь.
Дата-Крайм-двести. Тонкий, бестелесный, отдаленно похожий на человека. Хомо Виртуалис.
— Слушай, ну, другого человека себе найдёшь, я-то тебе на что?
Дата-Крайм-двести фыркает. Презрительно. Вот так же он фыркал сегодня в загсе, когда Димка долго объяснял про расставание, ну, со школы с этим Дата-Краймом-двести дружит, сейчас универ кончил, в Москву переехал, как-то уже не до Дата-Крайма-двести, ни до кого, ни до чего… И регистратор за столом терпеливо оформляет документы, и тут на тебе, та-дамм — Дата-Крайм-двести заявляет, что ничего подписывать не будет!
— Я тебя по-хорошему прошу, — не сдаётся Димка, — пусти. Думаешь, если расставаться со мной не хочешь, я тебе и дальше программы писать буду? Хрен дождёшься.
— И будешь.
Дата-Крайм тоже не сдаётся. Дата-Крайму-двести Димка нужен, ещё как нужен, где ещё такого программёра найти, да мало того, что программёра, ещё и чтобы свободный был, сам по себе, чужой для всех, ничем не связан. А одинокий программёр, это редкость, большая редкость, у каждого какой-нибудь дружок, какая-нибудь виртуальная нечисть из Сети.
Так что Дата-Крайм-двести с Димкой не расстанется. Даже не просите. Тут, главное, пару месяцев подождать, привыкнет Димка к Москве, перебесится, там, глядишь, и раздумает расставаться.
— Ой, а я знаешь, такую книжку читала, такую книжку…
Лунный Луч недоверчиво смотрит на Ингу, надо же, она ещё и читать умеет, по ней бы в жизни не сказал.
— Карлсон? Прикольная книжка.
Лунный Луч пытается шутить. Шутить не получается, ничего, лиха беда начало.
— Ну, я читала, что это… раньше друзья только у детей были.
— Да ну.
— Не, правда, там так написано… что раньше только дети маленькие друзей видели… ну таких…
Лунный Луч кивает. Н-да-а, хлопотное это дело, состоять при Инге, выслушивать то, что тридцать три раза слышал, и делать вид, что слышишь в первый раз. Ух ты… да ты что, да быть не может…
Бармен оглядывает ресторанчик — за каждым столиком сидит по одному человеку, отчаянно жестикулируют, говорят что-то в пустоту. Бармен пытается представить себе, как выглядят их друзья. Вон та дамочка вроде как с призраком пришла, у этого парня друг — седой мудрец, вон мальчишка пришёл с каким-то понавороченным супергероем…
— О чём задумался? — спрашивает Говорящий Пеликан. Бармен стряхивает с себя оцепенение. Улыбается своему другу. Бармен может гордиться своим другом, ещё бы, со школы вместе… говорят, теперь за долгую дружбу какие-то премии давать будут, как людям, которые много лет в браке.
— Ты прикинь, что тут в гостинице вчера было, — не унимается Инга.
Лунный Луч навостряет тонкие уши, терпеливо готовится слушать, как вчера какая-нибудь девка плясала голая на столе, и какой-нибудь турист пьяный свалился в фонтан с шампанским.
— Сюда же эти все приезжают…. Кто развестись хочет. Тут единственный загс по стране, где разводят… с друзьями. Так это… Тут парень с каким-то кибером приехал, или не кибером, уж не знаю, с кем… Короче, он расстаться хотел, а кибер сказал — не хочу.
— Ну, ему от этого парня польза была какая-то.
— Ну, вот… А парень сильно хотел от друга избавиться… И это… Вай-фай ему отключил. Или я не знаю там, что… Короче, убил его…
Лунный Луч вздрагивает.
— Это же… криминал голимый… это в полицию надо.
— Да уже заявили, парня, правда, на свободе оставили, но следствие уже возбудили.
Лунный Луч кивает, ишь ты какие мы слова умные знаем… И всё-таки не по себе, очень не по себе, это что же делается, первый раз такое, чтобы один друг другого… вот так… убил… а если мы людей так же будем… убивать… нет, мы людей так же не будем, у нас-то с этим строго, если человек твой погибнет, самому тебе тоже долго не жить.
В зал входит парень. Сидящие за столиками ничего не говорят, только многозначительно переглядываются — тот самый.
Димка и сам чувствует на себе взгляды, отворачивается, а я что, а я ничего, а он сам, кто вообще сказал, что это я его… Поправляет пиджак, специально вышел в трауре, показать, что ему тоже очень жаль…
Заказывает завтрак. Садится так, чтобы не видеть сверлящие взгляды — на этот раз до других постояльцев дошла очередь прожигать взглядами в Димке дыры…
Инга что-то оживленно верещит, Лунный Луч кивает, делает вид, что слушает. Смотрит на Димку, что-то не нравится ему в Димке, что-то, что-то…
Парень за столиком вздрагивает, падает на пол, извивается в конвульсиях. Люди — живые, материальные — мечутся вокруг, орут что-то про скорую и валидол. Димка растворяется в воздухе. Медленно, но верно. Раз, два, три, вот уже просвечивает скелет, пульсируют сосуды, одежда мягко оседает на ковёр, какое-то время ещё мелькает мозжечок, вот уже никого нет…
Инга визжит. Протяжно, жалобно. Лунный Луч обнимает её, бормочет какие-то слова утешения.
— Это… это как это так?
— Так вот… если один друг умер… другому не жить, — говорит Лунный Луч.
Инга не понимает:
— Так это… слушай, ну, извини, конечно… Но это же мы вас придумали! Это же вы исчезаете, когда мы про вас забыва…
Инга буквально напарывается на взгляд Лунного Луча — насмешливый, холодный, пристальный…
— Правда? Я думал, наоборот.
Инга внезапно вскакивает и выбегает из зала — в улицу, в ночь, кажется, напугал её чем-то Лунный Луч… вот, блин… без году неделю в мире людей, а уже всё испортил!..
Лунный Луч бросается за Ингой, хочет позвать, понимает, что забыл её имя…
Отчаянный сигнал! Визг тормозов!..
Лунный Луч высматривает что-то в темноте ночи, это бывает, Челси ему что-то рассказывал, люди ездят на домах на колёсах, иногда дом на колёсах сбивает пешего человека, человек был, и вдруг перестаёт быть…
Как-то так…
Лунный Луч приближается посмотреть, ему интересно увидеть, как это, когда были — и вдруг перестают быть… смотрит на распростёртое на асфальте тело, узнаёт…
Проклятье…
— Мои соболезнования…
Лунный Луч оборачивается. За ним стоит Крадущийся В Сумерках, он видел, что случилось, он всем своим видом показывает, что ему очень-очень жаль.
— Можешь найти себе другого человека, — не унимается Крадущийся. — Пойдём, с девчонкой одной сведу.
— Не надо.
Лунный Луч наклоняется над сбитой.
— Что делаешь, погибнешь!
— Уйди. Не мешай. Дай подумать… подумать…
Лунный Луч думает. Лунный Луч не верит… чёрт возьми, должно же получиться…
Инга поднимается с асфальта. Отряхивается, кусает губы от боли, набрасывается на водителя грузовика: ты смотри, куда прёшь, по людям, блин, как по асфальту!.. Наконец, спохватывается, смотрит на Лунного Луча.
— Крепко он меня сбил.
— Насмерть.
— Да ну. Как же… Я же…
— А я тебя обратно выдумал. Придумал, что ты живая.
— Номер на двоих? — спрашивает тётенька за стойкой.
— Нас же двое, — кивает парень, показывает на свою спутницу.
— Откуда я знаю! С вами, может, ещё человек двадцать.
Посмеиваются. Тётенька за стойкой разглядывает пару, парня и девушку, пытается понять, кто из них из этого мира, кто не из этого, кто настоящий, кто вымышленный. Оба какие-то полуреальные-полупризрачные, ни туда, ни сюда.
— Какие-то пожелания к номеру?
— Вай-фай. Ну, и чтобы тепло было, мы тепло любим.
Тётенька за стойкой не выдерживает.
— А… вы… простите… кто?
— Ну, папа у нас человек был, а мама кибер.
— А что, так бывает, что ли?
— Всяк бывает, — парень разводит руками, а что тут такого…
— Сеньор Карамболь, сегодня мы хотим поговорить о новом уникальном феномене размножения…
(c) Мария Познякова