Кеннеди Уотерс – простая девчонка, которая не верит ни в духов, ни в призраков, ни в демонов. Она прекрасно рисует и обладает фотографической памятью и способностью в считаные секунды запоминать десятки страниц текста, но старательно прячет свои умения от одноклассников и мечтает о любви. Привычная жизнь Кеннеди рушится в одночасье, когда девушка обнаруживает свою мать мертвой. Растерянность и страх ей помогают преодолеть неожиданно обретенные друзья: близнецы Джаред и Лукас Локхарты. Братья открывают Кеннеди, что ее мать, как и они, была членом древнего тайного общества – Легиона Черной Голубки, – организованного с целью защитить мир от мстительного демона. И Кеннеди предстоит вступить в Легион и отправиться на поиски единственного оружия, которое способно остановить силы тьмы.
Глава из книги:
– Мы лишились кучи оборудования, не говоря уже об оружии и боеприпасах.
Прист сидел напротив меня на заднем сиденье фургона и производил инвентаризацию содержимого своей сумки. В разноцветных отблесках светофоров он казался еще младше.
– Новых наделаешь, – не слишком убедительно утешил его Лукас.
– Без инструмента и рабочего места – вряд ли.
Вина камнем лежала у меня на душе. Мне очень хотелось попросить у них прощения, но Джаред то и дело украдкой поглядывал на меня в зеркало заднего вида, безмолвно напоминая держать рот на замке. Может, на это была своя причина, что-то такое, чего я не понимала наряду с красными кругами на карте и полосой из соли.
Я смотрела, как мелькают за окном темные улицы, совершенно безлюдные, если не считать пары-тройки подростков, курящих сигареты под сломанной вывеской винного магазина. Куртки у них были грязные и потрепанные, лица тоже выглядели неуловимо побитыми жизнью. Наверное, сбежали из дома.
Как я.
Алара расстегнула молнию одного из рюкзаков, на бегу собранных Лукасом.
– У меня остался бабушкин дневник с рецептами чар и оберегов, но травы и прочие принадлежности раздобыть будет трудно. Магнитный железняк и раковины каури в магазине не купишь.
– Нам нельзя туда возвращаться, – решительно отрезал Джаред. – Прист наделает нового оружия, а все остальное купим.
Она сердито сверкнула на него глазами:
– Ты хочешь сказать, я куплю.
– Ну, это ведь ты у нас владелица трастового фонда, – подмигнул ей Лукас. – Впрочем, у меня в кошельке есть двадцатка, и она в полном твоем распоряжении.
– Тем не менее это не значит, что у меня неограниченный кредит, – сказала она. – В месяц мне выплачивают строго определенную сумму.
В памяти всплыли слова Алары о том, что Лильберн напомнил ей родной дом. А я-то решила, что она имеет в виду старинные вещицы или люстры, а не собственно особняк.
Прист с сомнением покачал головой:
– Я же не могу заниматься сваркой в чистом поле.
– Не волнуйся. Найдем какое-нибудь местечко.
Джаред выдавил фальшивую улыбку, но ногти у него были изгрызены до мяса.
– Может, послушаем музыку? – предложила я.
Все застонали.
– Даже не начинай, – покачал головой Джаред.
– Ну же, поставь для Кеннеди свой любимый диск. – Лукас с улыбкой обернулся на своем сиденье, будто намеревался открыть мне свой самый мрачный секрет – или самый мрачный секрет брата. – И когда я говорю «диск», я именно его и имею в виду.
Джаред отпихнул его локтем:
– Да ну. Это старый фургон.
– Так и диск тоже не новье.
Лукас пощелкал кнопками, и из динамиков загрохотала музыка в стиле восьмидесятых.
Она показалась мне знакомой.
– Это из какого-нибудь фильма?
Все покатились со смеху.
Джаред свободной рукой нащупал регулировку громкости и попытался приглушить звук, в то время как Лукас настойчиво выкручивал ее в противоположную сторону.
– Уберите это, – простонал Прист. – У меня сейчас уши отвалятся.
В конце концов Лукас сдался и позволил Джареду выключить музыку, но даже Алара не смогла сохранить серьезность.
– Это песня из одного дурацкого старого фильма. «Пропащие ребята» называется.
– Отличный фильм, – огрызнулся Джаред.
Щеки его пылали.
Прист откашлялся и неумело изобразил взрослый голос, который прозвучал очень похоже на голос моего учителя математики:
– Да и саундтрек тоже очень неплох, ребята.
– Твое счастье, что я ничего не понимаю в сварке.
Джаред изобразил раздражение, но уголки его губ неудержимо растягивались в улыбке.
Прист бросил свою паяльную лампу на соседнее со мной сиденье. На металлической рукоятке было выжжено его имя.
– Прист – твое настоящее имя?
Этот вопрос не давал мне покоя с того самого момента, как мы познакомились.
– Нет, – ухмыльнулся он. – Это что-то вроде шутки для своих.
– Еще одна шутка? Не уверена, что пойму ее.
– Это хорошая шутка, – сказал Лукас. – Когда я в первый раз увидел, как он мастерит ружье, я сказал, что это чумовое занятие для потомка священника. Пусть даже расстриженного.
Прист натянул капюшон на голову:
– А я сказал, что изготовление оружия для истребления духов мщения – вполне себе религия, а я ее первосвященник. Только с девчонками могу гулять сколько угодно.
Все рассмеялись. У меня было такое чувство, что все мы разом перестали сдерживаться и вновь стали обычными подростками, которые едут домой с вечеринки, предвкушая набег на холодильник, а не страдают оттого, что у них больше нет дома.
* * *
Прист листал свой дневник, проводя диском над страницами в надежде обнаружить там какое-нибудь зашифрованное послание.
– Ты что-нибудь видишь?
Я ничего не видела, и мы оба это знали.
Мы сидели за столиком в дешевой забегаловке на подъезде к Балтимору. После чашки кофе с корицей и вафлями я снова почувствовала себя человеком.
Лукас поболтал соломинкой в стакане с клубничным коктейлем:
– По-моему, меня сейчас вырвет.
– А ты чего хотел? – закатила глаза Алара. – Будешь знать, как пить на завтрак коктейль.
– Хочешь допить? – Он придвинул к ней стакан.
Она посмотрела на него с таким выражением, как будто он предложил ей автол.
– Ты же знаешь, я не ем ничего розового.
– У тебя что, аллергия на клубнику? – поинтересовалась я.
– Нет. Просто я не ем ничего розового, – ответила она, как будто не могло быть ничего более логичного.
– Но почему?
Алара устремила на меня взгляд и высыпала в свой кофе, наверное, уже десятый пакетик сахара.
– В моей семье розовый цвет символизирует смерть. Я скорее съем крысу.
Прист кивнул на ее кружку:
– С двойным сахаром.
Джаред сидел в одиночестве за барной стойкой и смотрел в окно тем невидящим взглядом, который бывает, когда слишком поглощен своими мыслями, чтобы видеть что-то вокруг. Мне захотелось узнать, почему он сидит один. Почему он все время ведет себя так, как будто он лишний.
Он перехватил мой взгляд, но не отвернулся.
Я подошла к свободному табурету рядом с ним.
– Можно присесть?
– Да, пожалуйста.
Армейская куртка Джареда комом лежала у него на коленях, и он без конца теребил ее.
Некоторое время мы оба молчали. Это молчание протянулось между нами, точно мостик.
– Это все я виновата. – Мне просто необходимо было произнести это вслух.
– Вовсе нет.
Я отвернулась к окну. Живот скрутило узлом. Я не могла смотреть Джареду в глаза.
– Вы были в безопасности в том здании, пока не появилась я.
Он наклонился вперед, уткнулся локтями в колени:
– По-настоящему в безопасности мы не были никогда и нигде.
– По крайней мере, вам было где ночевать.
Я чувствовала себя виноватой во всем, что произошло, – даже в маминой смерти. А вдруг это я каким-то образом навела на нее демона, как навела духов мщения на склад?
Джаред потер глаза, и я впервые за все время осознала, какой усталый у него вид. Это было нечто большее, нежели простой недосып. Это была усталость, проистекающая от необходимости нести какую-то ношу, которую нельзя ни сложить с себя, ни разделить с кем-то еще.
– Тебя никто не предупредил, что подоконники посыпаны солью. Это мой промах. – Джаред уронил голову и наклонился вперед, чтобы я не могла видеть его лица. – И уже далеко не первый.
– Потому что ты мне не сказал?
– Нет. – Он обхватил шею ладонями, как будто пы тался защититься от незримого нападения. – Ладно, проехали.
Он потянулся взять со стойки чашку с кофе, и рукав его футболки задрался, обнажив татуировку в виде птицы на плече. Если я и ожидала увидеть на коже такого человека, как Джаред, вытатуированную птицу, то это был бы ворон или ястреб, но никак не эта хрупкая птаха.
– Что это? – махнула я в сторону татуировки и слу чайно задела его руку.
Джаред шарахнулся.
Я поднялась, пытаясь скрыть неловкость.
Пальцы Джареда сомкнулись на моем запястье. В голубых глазах застыла мольба.
Меня мгновенно бросило в жар, как будто тело получило порцию адреналина. Я застыла, парализованная ощу щением, которое немедленно опознала. Такое чувство я испытывала, когда Крис держал меня за руку, и я не могла думать больше ни о чем, кроме его прикосновения и клубка переживаний в моей душе, который не давал мне взглянуть на него реалистично. Он был моим первым настоящим бойфрендом, с исковерканной и травмированной душой, и наш роман оставил шрамы и в моей душе тоже.
И повторять опыт я не собиралась.
Джаред смотрел на меня, по-прежнему сжимая мое запястье.
– Это черная голубка, – произнес он тихо. – Священники выбрали ее, потому что черные голуби редки и нечасто встречаются друг с другом, как Легион. К тому же голубь – единственная птица, в которую не может превратиться дьявол, а значит, и демоны тоже. – Он смотрел на меня, оценивая мою реакцию.
Я уселась обратно на табурет, и моя рука выскользнула из его пальцев.
– Значит, ты веришь в дьявола?
– Это не имеет значения. – Джаред поколебался. – Главное – что он в нас верит.
Мне очень хотелось думать, что он узнал это от отца, а не испытал на собственном опыте.
– Эй, ребята, вы собираетесь помогать нам или как? – окликнул нас с другого конца пустого зала Прист.
Я перехватила взгляд Лукаса. Вид у него, когда он отвел глаза, был расстроенный. Я почувствовала укол совести. Трудно было найти какую-то золотую середину в общении с братьями, тем более что их отношения то и дело менялись. Только что они защищали друг друга от нечисти, а через минуту уже готовы были вцепиться друг другу в глотки.
Мы с Джаредом вернулись за общий столик, и он замкнулся в молчании.
Алара наконец отвлеклась от злосчастного розового коктейля и вновь занялась обломком куклы.
– Миддл-Ривер. Я уже где-то слышала это название. – Она принялась листать свою тетрадку, пока не наткнулась на страницу с пожелтевшей газетной вырезкой, вклеенной в углу. Над статьей была помещена выцветшая фотография молодой женщины в цветастом платье. Женщина держала за руку маленького мальчика. – С ума сойти. Бабушка сто раз рассказывала мне эту историю, но никогда не упоминала ни имени этой женщины, ни где это произошло.
Прист заглянул через плечо Алары. Он, похоже, был единственным, кого она допускала в свое личное пространство.
– И в чем там суть?
– Один состоятельный доктор завел роман со швеей, которая работала в его поместье. Лет шесть-семь спустя он как-то раз явился домой навеселе и во всем признался своей жене. Та пришла в ярость и потащила маленького сынишку швеи к колодцу.
– Мать пыталась остановить ее, но женщина столкнула мальчика вниз. Он не умел плавать, поэтому его мама прыгнула следом за ним. Падая, она свернула себе шею, и ребенок утонул. Судя по тому, что написано в этой статье, ее звали Миллисент Эйвери.
– Думаешь, часть Орудия спрятана там? – впервые с тех пор, как мы с Джаредом вернулись к столу, подал голос Лукас.
Прист придвинул к нему клубничный коктейль.
– Бабушка Алары – единственный член Легиона, с которым у моего деда была возможность связаться. Если в Лильберне для нее был оставлен ключ, вполне логично, что он указывает на место, о котором она знала.
– Они что, были друзьями? – спросила я.
Алара покачала головой, и ее темные кудри рассыпались по плечам.
– Нет, вся информация была односторонней. Дед Приста знал имя моей бабушки, а она его – нет. Единственным известным ей членом Легиона, с которым она могла связаться, был дядя Лукаса.
– Даже наш дядя не знал в Легионе никого, кроме нашего отца, – добавил Лукас. – Папин контакт и был неизвестным членом Легиона. Он был единственный, кто обладал информацией о двух других членах – своем брате и твоей матери.
Я мысленно представила себе эту схему: дед Приста был связан с бабушкой Алары, ее бабушка – с дядей Лукаса и Джареда, их дядя – с их отцом, их отец – с пятым членом, а пятый член – с дедом Приста. Я поняла, почему этот недостающий член был так важен. Он не просто делал Легион сильнее. Он еще и замыкал цепочку информации.
Я взглянула на Алару:
– Если твоя бабушка и дед Приста не были друзьями, откуда он знал, что диск нужно прятать в Миддл-Ривер?
– Бабушка держала булочную в Эль-Портале, во Флориде, где мы жили. Иногда ей приходили сообщения. Они всегда были зашифрованы и приходили в конвертах без обратного адреса. Она уносила их в свой потайной кабинет, где делала обереги, и там расшифровывала. Может, он прислал ей эту статью про Миллисент Эй вери или каким-то другим образом сообщил, что диск здесь.
Я попыталась представить себе жизнь, полную правил и тайн, которой ни один из них, похоже, не тяготился. Допустим, Джаред с Лукасом всегда были вместе, но как же Алара и Прист? Были ли у них друзья в прошлой жизни?
Алара коснулась пальцем газетной вырезки:
– Бабушка много раз рассказывала мне эту историю. Она говорила, что хорошая мать всегда защищает своего ребенка.
– Может, Миллисент теперь защищает что-то другое, – предположила я.
– Если диск при ней, не нужно объяснять, что это значит.
Прист покачал головой.
– Что он в колодце, – закончил за него Лукас.
Алара набросила на злополучный розовый коктейль салфетку:
– Значит, нам рано или поздно придется туда отправиться.
Джаред кивнул в сторону телевизора, висящего на стене.
– Я за «рано», – прошептал он.
Звук был приглушен, но в нижней части экрана бежала красная строка «Пропала без вести: Кеннеди Уотерс, 17 лет. В последний раз ее видели у ее дома в Джорджтауне». С экрана мне улыбалось моя собственная фотография из школьного альбома.
Я напрягла слух, пытаясь разобрать слова диктора.
– Кеннеди Уотерс, семнадцать лет, рост пять футов четыре дюйма, вес сто двадцать фунтов, длинные каштановые волосы, карие глаза. В последний раз ее видели тридцатого ноября у ее дома на Оу-стрит в Джорджтауне.
На экране замелькали, сменяя друг друга, снятые трясущейся камерой кадры моей улицы. Потом крупным планом показали то, что осталось от моего двора. Повсюду были полицейские: на заднем плане вспыхивали красно-голубые сполохи мигалок.
Джаред вложил мне в ладонь ключи от фургона и молча кивнул на дверь. Потом подошел к кассе и заказал чашку кофе, чтобы отвлечь официантку, а я тем временем прошмыгнула на улицу.
Я сидела на переднем сиденье фургона и смотрела, как Джаред строит глазки женщине, годящейся ему в матери, Лукас в это время небрежно собрал тетради, Алара натянула кожаную куртку, а Прист рассовал свои приборы и отвертки по карманам рюкзака.
Если не знать подоплеки, они выглядели как четыре совершенно обычных подростка, зашедших выпить кофе по дороге в школу: парень, о котором никто ничего толком не знал, потому что он никого не подпускал к себе достаточно близко, вундеркинд, который перескочил через три класса и все равно мог в уме решить любое задание по математике, девушка, встречаться с которой хотели бы все парни, но боялись даже подойти, и парень из соседнего двора, который знал слишком много секретов, но был так обаятелен, что не доверять ему было невозможно. Но я-то знала, что все это одновременно описывает и не описывает их.
Потому что они были частью чего-то большего.
Когда они показались из-за стеклянной двери, я, впервые за все время, представила, что тоже являюсь его частью.
 | Ками Гарсия. Непобедимые |
Электронная книга: Ками Гарсия. Непобедимые