Один из известнейших мировых духовных лидеров Дипак Чопра рассказывает об истории своего успеха. Когда-то он был иммигрантом, одним из сотен тысяч «гастарбайтеров» — и ему удалось не просто «выбиться в люди». Он доказал: иммигрант — это не бич экономики, а человек, за которым стоит мощная духовная традиция, способная стать источником силы и обновления для всех, кто желает следовать своей судьбе.
Глава из книги:
Взявшись за то, чтобы поставлять на Запад пророков, Индия ступила на скользкий путь. Нужно было соблюсти тонкое равновесие между мудростью и чудесами. Некоторые гуру охотно ударялись в ту или иную крайность. Чудотворство — это самая суть индийской атмосферы. В соседнем святом месте всегда найдется праведник, творящий немыслимое — вплоть до того, что оживляет мертвых. Кое-кто не вкушает пищи и питается исключительно праной, жизненной силой Вселенной. И очень многие исцеляют прикосновением.
К несчастью, когда я был маленьким, мне не довелось встретить ни одного человека, который сам, лично был свидетелем чуда. Отец обратился к западной философии еще до моего рождения. Всерьез относиться к чудотворцу для него было просто неприлично. А Махариши подарил мне новую идею: медитация — простой практический прием, позволяющий изменить состояние сознания. Однако к этому времени Запад уже требовал, чтобы гуру приносили ему немедленные результаты. Один циничный наблюдатель прозвал это «карма-колой».
Нас с Ритой пригласили познакомиться с Махариши зимой 1985 года, и мы поехали на машине в Вашингтон на конференцию, куда созвали тех, кто практикует медитацию, со всей страны. Сам Махариши приезжал в США все реже и реже. К этому времени мы занимались медитацией уже четыре года. Я мог поручиться, что трансцендентальная медитация — это весьма действенный метод, потому что у меня накопилось предостаточно доказательств. Наши снисходительные друзья-индийцы пожимали плечами: «Что ж, хорошо, если тебе это подходит». При этом подчеркивалось слово «тебе» — и понятно почему. Они хотели, чтобы их оставили в покое. Однако меня это открытие преисполнило энтузиазма. Да, при помощи мантры, которую мне дали, мне без труда удавалось добиться душевного покоя. Да, я бросил пить и курить. Повседневная жизнь стала проще, стрессов — меньше. К сожалению, одна из причин, по которой трансцендентальная медитация стала лишь временным модным поветрием — по крайней мере, на рынке поп-культуры — состоит в том, что ее польза и результаты оказались недостаточно броскими.
Западные ученики хотели, чтобы гуру показывал им чудеса и сохранял богоподобную безупречность образа, лишенного человеческих слабостей. Соответствовать подобным стандартам невозможно, потому-то и началась обратная реакция. Отчасти это было искушение успехом. Запад обеспечивал преуспевающим гуру роскошную жизнь, а также армию преданных последователей, готовых на все ради своего учителя. Некоторых гуру обвиняли в сексуальном разврате. Слухи о чудесах, которые они творили, оказывались сильно преувеличенными, и их быстро разоблачали.
Как-то раз я оказался в самолете рядом с американской супружеской парой, собиравшейся провести некоторое время в ашраме своего гуру на юге Индии. Несмотря на то что мне тогда страстно хотелось говорить о трансцендентальной медитации со всеми подряд, я все же воздерживался от игры «мой гуру лучше вашего». Однако эта пара рассказывала совершенно поразительные истории.
– Его фотография стоит у нас на камине, — сказал муж. — Мы каждый день совершаем перед ней пуджу, а в ответ приходит… всякое.
– Что всякое? — спросил я.
– В основном священный пепел, — ответил муж. Распространенное в Индии благословение — помазать лоб преданного ученика пеплом.
– Но иногда не только это, — поспешно добавила жена.
– Например?
– Один раз золотая цепочка. Другой — золотые часики.
Это появлялось из ниоткуда, уверяли супруги. Индийские мессии по части чудес не уступали своим христианским соперникам — и даже опережали их, ведь их чудеса происходили прямо у тебя в гостиной, вдали от самого пророка. Преданным последователям подобных гуру не приходилось жалеть, что они не жили две тысячи лет назад и не видели своими глазами, как Христос шел по водам Галилейского моря.
А вокруг Махариши не происходило ничего сверхъестественного, однако наша первая встреча, признаться, была окрашена в подобные тона. Гуру, очевидно, нас узнал. Мы с Ритой стояли в лобби гостиницы на Эйч-стрит, в которой организация последователей трансцендентальной медитации организовала своего рода общежитие для тех, кто посвятил работе на благо этого движения все свое время. Мы подошли к лифтам и поджидали, когда Махариши выйдет к нам из вестибюля. Он шел через толпу, и все вручали ему цветы и бормотали приветствия. И тут он увидел нас, вырвался из толпы и зашагал к нам. Вытащил из охапки цветов красную розу на длинном стебле и поднес Рите, потом достал другую такую же и дал мне.
– Пойдемте со мной, прошу вас, — сказал он. — Поговорим.
Мы не стали спрашивать, почему он так нас выделил. Может быть, просто мы были индийцы или кто-нибудь обмолвился при нем, что я врач. Так или иначе, мы были потрясены. Лишь долгое время спустя я услышал эзотерическое объяснение: говорят, гуру усердно ищут утраченных учеников из прошлой жизни. Не стану отрицать, что и мне показалось, будто мы с Махариши давно знакомы.
Западные последователи относились к Махариши с преданностью и благоговением, и от этого нам с Ритой становилось неловко. И мы были рады, что нам позволили держаться непринужденно и быть самими собой. С самого начала между нами установились спокойные отношения на равных, и Махариши ясно дал нам понять, что нашел в нас своих соплеменников, которые хорошо разбираются в собственном духовном наследии. Однако и это приводило к некоторому напряжению, особенно поначалу, потому что на самом деле лично я знал о собственном духовном наследии довольно мало. Задачу мне заметно облегчило то, что Махариши уже давно взял себе за правило обращаться к западным слушателям на понятном им языке. А следовательно — на языке науки. И меня воспринимали как врача — то есть человека, способного говорить о медитации в своих терминах: реакция мозга, колебания уровня гормонов стресса, снижение артериального давления и прочая польза для здоровья. Если бы моя роль была именно такова, я бы быстро отошел в сторону. Трансцендентальная медитация была широко известна в Америке с начала шестидесятых. Ей занимались уже целые сонмы ученых, в том числе по крайней мере один нобелевский лауреат по физике. И польза медитации, хотя и не до конца понятная, стала вполне приличным предметом для научного изучения. Доктор Герберт Бенсон, кардиолог из Гарвардской медицинской школы, довел научную сторону медитации до логического завершения. В своем бестселлере «Реакция релаксации» (Benson, Herbert. «The Relaxation Response») доктор Бенсон поставил себе задачу доказать, что мозг способен достигнуть состояния медитации — и, следовательно, обеспечить организму всю пользу, которую, как считалось, приносит ему трансцендентальная медитация — безо всякого вздора вроде личной мантры и прочих хитросплетений индийской духовности. При помощи того же стиля медитации, что и трансцендентальная медитация, можно просто повторять про себя какое-нибудь простое слово (Бенсон рекомендовал слово «один») — и в мозге запустится вегетативная реакция. Свою гипотезу Бенсон подкрепляет результатами солидных исследований.
В лагере сторонников трансцендентальной медитации реакция на его книгу была противоречивой, поскольку западных сторонников привлекала в этой практике именно польза для здоровья. Махариши завоевал их доверие тем, что делал основной упор как раз на пользе. Без нее индийская духовность на Западе свелась бы к теплой ванне из околорелигиозных сантиментов и мистицизма. Превратить экзотику в практику — это был блестящий ход. Однако, поскольку Бенсон и другие противники духовности считали, что можно в полной мере получить пользу от медитации без углубления в традицию, духовной составляющей — главным, что есть в трансцендентальной медитации — стали пренебрегать. А я относился к этому совсем иначе: медитация — торная дорога к высшему состоянию сознания и никак иначе. Я понимал, что это противоречит западной точке зрения. При этом я не мог сказать, что такое высшее состояние создания с медицинской точки зрения. Так что было несколько странно, что со мной обращались словно с блудным сыном, вернувшимся в отчий дом — как со специалистом по медицине, стоящим на фундаменте индийской духовности.
За два года до этого, когда мы с Ритой были в Индии, мы вместе с нашим близким другом поехали в академию Махариши в Ришикеше, где учат преподавателей трансцендентальной медитации. (Ни в Индии, ни на Западе учебные заведения, где преподают трансцендентальную медитацию, не принято называть ашрамами — видимо, из-за религиозных ассоциаций, связанных с этим словом.) Постучались в ворота, решив, что там должен быть Махариши. Его не оказалось, однако среди тех, с кем мы беседовали, был Сатьянанд, монах, примкнувший к движению Махариши, которому было поручено руководить центром в Ришикеше. Сатьянанд был гораздо больше похож на традиционного ученика в ашраме, чем на западного приверженца медитации. Подобно Махариши, он носил длинную седую нестриженую бороду и дхоти — традиционное монашеское одеяние, сделанное из одного куска белого шелка. Когда Сатьянанд спросил, медитируем ли мы — при этом он употребил индийское слово «дхьяна», — я объяснил, что мы учились в США, в городе Бостоне. Сатьянанд радостно рассмеялся.
– Индийцы ездят в Бостон изучать дхьяну! Изумительно!
* * *
Почему я вообще принимал знаки благосклонности знаменитого гуру? Со мной и раньше случалось нечто подобное. Много лет назад, в институте, у меня был преподаватель, который интересовался тем, как мозг контролирует простые рефлексы, например, чувство голода. У каждого человека в течение дня наступает множество вегетативных состояний, которые не подчиняются воле — мы едим, дышим, спим, занимаемся сексом, а внезапный стресс вызывает у нас реакцию «бей или беги». Мой преподаватель проделал колоссальную работу по выявлению центра голода в мозге, однако интересовало его и то, насколько можно контролировать рефлексы силой воли. В Индии йоги и свами демонстрируют умение жестко контролировать свой организм в доказательство примата духа над телом.
Известна история о том, как еще в 1850 году одного местного йога заживо погребли в герметично закупоренном ящике без кислорода — и он вышел из-под земли целый и невредимый. Чтобы выдержать подобное испытание, человек должен уметь силой воли замедлять дыхание и сердцебиение: в сущности, йог впадает в состояние анабиоза. В одной статье в журнале «Физиология», опубликованной в 1998 году, рассказывается о том, как семидесятилетний йог прожил под землей в закупоренном гробу в течение восьми дней. Его подключали к монитору, и оказалось, ко всеобщему изумлению, что «частота сердечных сокращений у него была ниже порога чувствительности датчиков». Когда я занимался медициной, меня очень привлекали перспективы исследования сильнейшей связи тела и разума. Мне казалось, что утверждения, что медитация замедляет обмен веществ, имеют под собой совершенно естественные основания и что это, вероятно, лишь вершина айсберга.
Кроме того, я начал задумываться о связи тела и разума, так сказать, с метафизической точки зрения. Еще до знакомства с Махариши я как-то увидел в «Нью-Йорк Таймс» маленькое объявление, где говорилось, что в конференц-зале «Фелт-Форум» в «Мэдисон-Сквер-Гарден» выступит Кришнамурти. Мне сразу стало интересно — ведь об этом знаменитом человеке так долго ничего не было слышно.
Долгая жизнь Кришнамурти подходила к концу, он скончался в 1986 году в возрасте девяноста лет, однако юность его была отмечена настоящими чудесами. Однажды, дело было в 1909 году, он играл на берегу реки Адьяр близ Мадраса (ныне Ченнаи) на восточном побережье Индии. Он был восьмым из одиннадцати детей, пятеро из которых умерли в детстве, а когда ему исполнилось десять лет, умерла и его мать. Среди представителей высшей касты браминов, строго исполняющих все предписания, восьмого ребенка в семье всегда называли в честь Кришны.
Семья жила практически в нищете — теснилась в крошечном домике без водопровода и канализации. После нелеченной малярии Кришнамурти стал болезненным, его считали странным, «витающим в облаках», а может быть, и умственно отсталым. Без материнской заботы он ходил грязный и неухоженный, в волосах кишели вши.
Однако затем события приняли совершенно неожиданный оборот. На берегу оказался бывший англиканский священник за пятьдесят — и он ни с того ни с сего обратил на мальчика пристальное внимание. И стал взволнованно твердить, что у ребенка «идеальная аура». Священник обладал даром ясновидения и провозгласил, что нашел очередного духовного наставника вселенского масштаба.
Кришнамурти понятия не имел, что все это значит, однако вскоре ему пришлось предпринять одно из самых головокружительных духовных путешествий XX века. Бывшего священника звали Чарльз У. Ледбитер, и он взял на себя всю заботу о потрясенном, растерянном мальчике. Юному Кришнамурти сообщили, что он — «сосуд Майтрейи», что у него есть предназначение, миссия в жизни, и что если он ее исполнит, то изменит жизнь на Земле.
Тут, конечно, не обойтись без изрядной доли экзотики. Далеко не все западные люди пренебрегали индийской духовностью и презирали ее. Многих влекли ее тайны. Издавали книги, где говорилось, что в Гималаях в наши дни живут духовные учители, которые мудростью, святостью и творимыми чудесами могут потягаться с Христом. Авторитетнее всего о подобных чудесах заявляла группа под названием «Теософское Общество», основанная в 1875 году в Нью-Йорке. В Викторианскую эпоху оккультизм был в большой моде, и теософы возглавляли это движение. Теософия создала хитроумную систему верований, превратилась в псевдорелигию, которая заводила своих последователей в самые разные мистические лабиринты — от Древнего Египта и иудейской Каббалы до спиритических сеансов и общения с мертвыми. Теософское Общество существует и до сих пор, хотя пик его популярности давно позади: теперь это центр духовных исканий для самых взыскательных мыслителей. Мистицизм не утратил своей притягательности.
Отец Кришнамурти Джидду Нараньян служил клерком в Теософском Обществе в Индии, вот почему его дети ходили играть на реку Адьяр. Он никак не ожидал, что один из его сыновей — причем именно тот, который не подавал никаких надежд — ни с того ни с сего станет мировой знаменитостью. В подобное ортодоксальные индуисты не верят. Теософия была пронизана эзотерикой. Она учила, что существуют высшие существа, так называемые Вознесенные Владыки, просветленные, которые, прожив человеческую жизнь, переходят в новое состояние и возносятся в иной, высший мир.
Ледбитер в числе прочих возглавлял международную штаб-квартиру Теософского Общества в городке Адьяр близ Мадраса, названном в честь той самой реки, и утверждал, что наладил контакт с иным миром. И ожидал скорого появления того, кто станет сосудом (то есть телесным воплощением) следующего вселенского учителя, владыки Майтрейи, преемника последнего Вознесенного Владыки — Будды. Об этой концепции я в то время почти ничего не знал, мне лишь намекали на ее потустороннюю запутанность. (Семьдесят пять лет спустя Кришнамурти вспоминал, что был готов делать все, что ему велят, и дошел чуть ли не до рабской покорности.) Однако я уже знал, что когда-то юного Кришнамурти готовили во вселенские учители и всячески ему поклонялись. Вокруг него сплотилась секта под названием «Орден Звезды Востока».
Эта легенда обладает сокрушительным обаянием. И хотя о Кришнамурти давно забыли, интерес к нему вспыхнул снова, и он собирал полные залы слушателей. Мы с Ритой решили съездить в Нью-Йорк и послушать, что он скажет. От природы Кришнамурти был наделен поразительной красотой, говорят, что его фотографировали чуть ли не чаще всех прочих знаменитостей XX века, и даже когда он уже глубоким стариком поднимался на сцену «Фелт-Форума», то производил сильное впечатление: седая шевелюра, орлиный профиль, манеры настоящего британского джентльмена, костюм-тройка и цепочка от карманных часов.
Разразились громкие аплодисменты. Кришнамурти оглядел слушателей пронзительным взглядом:
– Кому вы хлопаете? Уж не себе ли?
Настала тишина, и Кришнамурти прошел к простому деревянному стулу посреди сцены. И два часа говорил, и я в жизни не слышал подобных речей. Он ни словом не упомянул ни о чем оккультном и мистическом. Стало понятно, что перед нами разум, которому жизненный опыт позволил достичь непревзойденного размаха. Кришнамурти задавал очень глубокие вопросы: откуда берется мысль? Что значит быть свободным? Почему мы постоянно говорим о богоискательстве, но так и не нашли Господа? — а затем приводил логические выкладки, которые наталкивали на неожиданные выводы.
Откуда берется мысль? На этот вопрос нет готового ответа. Каждый должен заглянуть внутрь себя и проследовать по следам мысли. Следы выведут на неизведанную территорию — к источнику твоего бытия. И только там ты с полной определенностью поймешь, откуда берется мысль.
Что значит быть свободным? Свобода — не цель, которой можно достичь. Свобода приходит первой, а не последней. Она приходит, когда ты понимаешь, что единственный путь к свободе — это отрешиться от времени. Пока остаешься в узах времени, свобода — лишь иллюзия.
Почему мы постоянно говорим о богоискательстве, но так и не нашли Господа? Потому что мы живем в ловушке своего ограниченного разума. Господь, которого мы ищем, не более чем проекция мысли. А подобные проекции никогда не бывают реальными, и когда мы говорим о Боге, то имеем в виду лишь собственные пустые идеи: это своего рода околорелигиозные сплетни, передающиеся из поколения в поколение.
Кришнамурти говорил нелицеприятно, иногда даже резко. Он излучал полнейшую серьезность. В его изложении духовность становилась самым достойным призванием, какое только может быть у человека. Когда же два часа истекли, Кришнамурти сверился с карманными часами, извинился, что задержал слушателей на несколько минут, и ушел, однако ощущение его присутствия осталось. Он не был похож на типичных гуру. То и дело умолкал и говорил:
– Ищите это в себе. Не слушайте меня. Не слушайте никаких учителей.
Такие, как он, редкость — непререкаемый авторитет для миллионов последователей, который постоянно твердит, чтобы они его не слушали и следовали своим путем.
Изучая биографию Кришнамурти, невольно задумываешься, почему в 1929 году он отрекся от пути «вселенского учителя», не оправдав упований теософов. Дело было не в простом крушении иллюзий. За семь лет до этого Кришнамурти пережил глубочайшее духовное просветление, связанное с тяжелыми физическими страданиями. Кришнамурти считал, что «процесс» идет своим чередом, однако испуганные наблюдатели видели, что юношу скручивают припадки боли, но сам Кришнамурти говорил, что ощущает необычайную цельность. «Процесс» шел несколько дней, и когда Кришнамурти приходил в сознание, то тонко чувствовал мельчайшие перемены в окружающем мире: «Травинка была поразительного, ярчайшего зеленого цвета, она словно бы переливалась всеми его оттенками, но во всей своей слепящей полноте она была такой маленькой, такой хрупкой»…
Это была трогательная история. Страдания и одиночество Кришнамурти произвели на меня сильное впечатление. И мне, конечно, хотелось бы, чтобы финал оказался иным. Как повернулся бы ход событий, явись Учитель миру до зарождения фашизма, до ужасов ядерной бомбардировки? Вдруг человечество свернуло бы с пути самоуничтожения? (В первые дни в Америке Махариши понимал, что все против него. И часто повторял, что случись современному человеку повстречать на улице Христа, он бы вежливо сказал: «Извините, но сейчас мне некогда с вами беседовать. Спешу в кино. Буду рад послушать вас когда-нибудь потом».)
«Процесс» время от времени повторялся всю жизнь Кришнамурти — и в результате он превратился в иное существо, не вполне понятное даже ему самому. Он вспоминал, как иногда прерывал приятную дружескую беседу на лоне природы и убегал в леса, мечтая лишь об одном — никогда не возвращаться.
– Девяносто девять процентов людей вообще не понимают, что я говорю, а те, кто понимает — всего один процент — уже на девяносто девять процентов решили свою задачу.
Под конец жизни Кришнамурти иногда говорил, что считает себя своего рода биологической аномалией.
А мне казалось, что дело совсем не в этом. Увидев Кришнамурти во плоти, я понял, что мне нужно как-то запустить собственный «процесс», хотя и не совсем понимал, что для этого требуется и к чему это приведет. Знал я только одно — в Индии всегда открыта дорога к внутреннему преображению. Когда я впервые общался с Махариши, то ощутил, что от него исходит не просто благодать-даршан. Я понял, что явился Учитель. Его путь повторял путь Кришнамурти с точностью до наоборот. Известность Махариши стяжал лет в сорок, когда уже был монахом-брахмачари, служившим своему духовному учителю до самой его смерти в 1953 году. Махариши был настоящим монахом, отрешившимся от мира и соблюдавшим обет безбрачия. К тому же он был убежден, что когда посвящаешь себя духовным исканиям, то буквально рождаешься заново, а поэтому даже приблизительные обстоятельства его настоящего рождения остаются неясными.
Родился он примерно в 1917 году и получил имя Махеш. Фамилия его была то ли Варма, то ли Сривастава — у него были родственники с обеими фамилиями. Отец по анкетным данным был государственным служащим, то ли в налоговом ведомстве, то ли лесничим. Иногда Махариши допускал родственников в ближний круг. За годы нашего знакомства мне, помнится, представили двух его племянников, племянницу и двоюродного брата. В прошлом Махариши меня поражало то, что родился он, скорее всего, в Джабалпуре, именно там, где служил мой отец, и в 1942 году окончил Университет Аллахабада, где изучал физику. Так что научный подход к трансцендентальной медитации имеет под собой глубокие личные корни.
Тем, кто видел Махариши воочию, сразу казалось, что прошлое не играет никакой роли, поскольку он воплощал в себе идею второго рождения. Именно так и должен выглядеть просветленный мудрец. К миру он всегда обращался с улыбкой (журналисты прозвали его «гуру-хохотуном») и при этом мог поддержать беседу на любую тему со специалистами в данной области. А если он заводил речь о духовности, сразу становилось ясно, что здесь он непререкаемый авторитет — как будто из глубин истории к нам вышел риши из древних Упанишад. Когда Махариши в 1955 году решился впервые покинуть свое убежище в Гималаях, то сразу прославился выступлениями по всей Индии — а ведь здесь уже давно привыкли к разного рода святым, и подлинным, и мнимым. Не было ни малейших сомнений, что он — настоящий учитель, хотя держался он очень скромно. Его девиз гласил, что великим тебя делают другие, а не собственные притязания на величие. Еще Махариши считал, что когда человек достигает просветления, все, что он говорит и делает, продиктовано стремлением к благу всего человечества, а своего «Я» для него больше не существует, Господь его выжег, а следовательно, у него нет и личных желаний.
В 1959 году Махариши отправился в Сан-Франциско, а перед этим побывал в Южной Индии на одной конференции по вопросам духовности, где необдуманно заявил, что собирается возглавить движение за возрождение мира. Это гипотетическое движение было названо «Движением духовного возрождения» Лишь много лет спустя слова «Трансцендентальная медитация» стали торговой маркой. Первые американцы, влившиеся в это движение, считали, что ведут человечество к духовному преображению. Махариши не оставил подобных честолюбивых устремлений, это было очевидно с тех самых пор, когда он впервые выехал из Индии.
Это подводит нас к перепутью. Махариши считали просветленным учителем, поэтому он взялся за свой масштабный проект безо всякой задней мысли. Он был самоотверженным просветителем, живым воплощением высшего уровня сознания, и думал только о благе человечества. Однако когда он возглавил коммерческую международную организацию, которая делала ставку на харизматическую знаменитость из Индии, его стали считать своего рода духовным предпринимателем — он-де воспользовался экзотическим впечатлением, которое оказывал на западных людей, и снабжал их сильно разбавленными знаниями, которые трудно сравнить с подлинными.
Лично мне первая точка зрения показалась верной, а вторая — циничной, свидетельством духовной пресыщенности. Какой бы ни была цель просветления, мне казалось, что этот человечек с розой в руке и мудрой улыбкой на лице прошел там, где дороги нет — в том смысле, в каком это понимают в Индии. Я познакомился с ним в тот год, когда умер Кришнамурти. И непрестанно думал, что эта нехоженая тропа, насчитывающая тысячи лет, очень напоминает то, что пытался внушить своим последователям-теософам Кришнамурти в 1929 году, когда велел им уходить, искать свой путь: «Я осознал, что истина — это нехоженая земля, попасть туда торной дорогой невозможно, никакая религия, никакая секта этого не даст. Такова моя точка зрения, и я придерживаюсь ее безусловно и безоговорочно».
Разница состояла в том, что мне Махариши не велел уходить. Он хотел, чтобы я остался при нем и научился всему, чему он хотел меня научить.
Ближний круг — он как семья. Кружок Махариши существовал много лет. Нас связывали разные чувства — преданность, честолюбие, потребность в одобрении, общие идеалы и многое другое. Родня съезжалась отовсюду. Сотни тысяч сторонников западной культуры вяло заинтересовались трансцендентальной медитацией, когда она была в моде, — в основном это были студенты, которых привлекала шумиха вокруг «Битлз». Подавляющее большинство со временем бросило это занятие — как правило, это происходило быстро, потому что, как мне постоянно напоминали, медитация рассчитана на всю жизнь, а чтобы ее бросить, достаточно одного дня. Однако, тех немногих, кто всерьез практиковал медитацию, ее значение оказалось так велико, что они посвятили себя ей полностью. Когда Махариши в конце пятидесятых покинул Индию и появился в Калифорнии, то собрал вокруг себя целую свиту. Поскольку я подоспел поздно, первые его сторонники уже успели состариться и не стремились показываться на публике. Похоже, это в основном были искатели духовного пути, готовые принять никому не известного индийского монаха в качестве гуру. И им не очень импонировала та ипостась трансцендентальной медитации, которая возникла позднее — торговая марка, рассчитанная на обширную целевую аудиторию, состоявшую в основном из наивных непосвященных.
Семья, сплотившаяся вокруг Махариши к тому времени, как поблизости оказался я, представляла собой тесный кружок тех, кто считал его по меньшей мере достойным звания вселенского учителя. Они почитали его и ревниво берегли свои тесные отношения с ним. То, что он бросил на меня благосклонный взгляд, было для них равносильно письменному распоряжению. Прихоти гуру материальны, как железо. И если я был не более чем прихотью, все равно ближний круг относился ко мне как к своему. А я старался не слишком смущаться своего невежества.
По коридорам переоборудованной гостиницы на Эйч-стрит молча и бесшумно сновали люди. Верхний этаж был отведен самому Махариши, там была его резиденция — однако вскоре он покинул США и остаток жизни провел в специально построенном для него доме во Влодропе, тихой голландской деревеньке. Интерьер был выдержан в спокойных, светлых, пастельных тонах. Уставленный цветами номер, где жил Махариши, был старомодный, пышно украшенный, вроде номера в отеле «Риц», только в розовой гамме. Гостей Махариши принимал, сидя в позе лотоса на обитой шелком кушетке. Однако кушетка была застелена традиционным ковриком — именно такую подстилку для медитации предписывает «Бхагават-Гита».
Ближний круг любого гуру окружает своего учителя почетом и уважением, и именно поэтому на западе и относятся к гуру так недоверчиво. Однако я даже не ожидал, что меня встретят с такой искренней доброжелательностью. Махариши установил правила поведения в ближнем кругу и сам показывал пример. А поскольку он держался с теплотой и открытостью и легко приспосабливался ко всему новому, а о будущем человечества высказывался с неизменным оптимизмом, все приверженцы трансцендентальной медитации тоже воспитывали в себе эти качества. В одной из первых моих книг я писал, что практикующие трансцендентальную медитацию — единственные подлинно счастливые люди среди моих знакомых, и это художественное преувеличение навлекло на меня множество язвительных замечаний со стороны критиков. Однако в то время мне так и казалось, и не по наивности, а потому, что цель медитации — достичь блаженства (на санскрите блаженство — «ананда»). Блаженство — затасканное слово, и даже если считать, что оно пошловатое и, в сущности, лишено смысла, но все же именно блаженство охватывало меня, когда я начинал медитировать, и я видел, что именно его испытывают те, кто окружал Махариши, а между тем большинство из них были люди преуспевающие на западный манер — примерно как и я. Это были врачи, психотерапевты, бизнесмены, выпускники самых престижных университетов. Никакого «Макдоналдса».
Беспокоило меня только одно — масштабные амбиции трансцендентальной медитации. Махариши обожал делать заявления, согласиться с которыми мне было трудновато. В 1979 году он провозгласил, что добился мира во всем мире. Он не хуже прочих знал, что на планете полно «горячих точек», словом, все как всегда. Однако он делал ставку на пробуждение общественного сознания. Постоянно высматривал признаки поворотного пункта (это стало расхожим выражением лишь через несколько десятков лет, однако Махариши популяризировал его уже в семидесятые). Если элита человечества станет активно практиковать медитацию, то сознание всех и каждого станет умиротвореннее под их влиянием. И люди, сами не зная почему, будут реже прибегать к насилию, а со временем, причем, по мнению Махариши, очень скоро, войны и преступления сойдут на нет. Он решил, что переломный момент настал именно в 1979 году, и — что для него весьма характерно — не стал этого таить.
Подобный идеализм меня умилял, а коллективное сознание всерьез интересовало. Никто не сомневается, что просветленные духовные лидеры вроде Будды и Христа, по сути дела, изменили сознание планеты и толкнули историю в другом направлении. Однако Махариши пытался сделать то же самое при помощи средств массовой информации — и ради этих перемен сделать упор на самом себе и своих стараниях распространить трансцендентальную медитацию по всему миру. Когда появились первые свидетельства, что трансцендентальная медитация полезна для здоровья, Махариши привлек социологов, чтобы собрать данные о снижении уровня насилия во всем мире. Они это сделали, однако к этому времени аудитория, внимавшая подобным заявлениям, сильно сократилась.
А когда прошло тридцать лет, было собрано множество статистических данных, не имевших отношения к трансцендентальной медитации, и они показали, что около 1980 года количество вооруженных конфликтов начало сокращаться и с тех пор резко пошло на спад. Было свергнуто более восьмидесяти деспотов, демократическое движение уничтожило советскую империю и продолжается до сих пор — уже в форме «арабской весны». Можно ли поверить, что все это предсказал какой-то гуру? Ответ — да или нет — требует пристального изучения древнеиндийского мировоззрения, которого и придерживался Махариши. А я лишь стоял на пороге.
А когда я шагнул за него, это было как очутиться в эпицентре духовных приключений, которым не было конца. Деваться мне было некуда, пришлось побыстрее приспосабливаться, а значит, мне пришлось рывком раздвинуть границы собственного кругозора. Махариши постоянно твердил журналистам, что земля стоит на пороге новой Эпохи Просветления. Это была разновидность древнеиндийской концепции исторических циклов, или юг, которые возникают, достигают расцвета, а затем вступают в пору упадка — и все это в масштабе тысячелетий. Махариши обращался с идеей времени крайне вольно и объявил, что человечество вот-вот совершит скачок из Кали-юги, когда люди мучительно выбирались из самых мрачных глубин невежества, в Сатья-югу, когда жизнь каждого станет счастливой и просветленной. А чтобы проложить туда путь, Махариши собрал преподавателей трансцендентальной медитации и создал из них Мировое правительство Эпохи Просветления, чьей задачей было подготовить мир к глобальному переходу на более высокий уровень сознания. Я быстро понял, что подобные заявления, которые на сторонний взгляд кажутся сущей нелепицей, в пределах организации сторонников трансцендентальной медитации следует воспринимать совершенно серьезно. Мгновенное преображение планеты в место, где царит мир и покой, обсуждали и планировали примерно так же, как «Форд» и «Дженерал Моторс» обсуждают новые модели автомобилей.
Поэтому я очутился перед дилеммой. Очевидно, что Махариши хотел вовлечь меня в бурную деятельность, кипевшую вокруг него. Я мог тянуть время и не сокращать дистанцию — по сугубо практическим соображениям. От Бостона до Вашингтона далеко, мне нужно было заниматься медицинской практикой. Однако для Махариши эти препятствия, очевидно, ничего не значили. Раз я в команде, все остальное сложится само собой. Когда я летел домой, то боролся с угрызениями совести. Идею Эпохи Просветления я поддержать никак не мог. От утверждений, будто занятия трансцендентальной медитацией способствуют миру во всем мире, мне становилось неловко. Заговорить на официальном жаргоне, принятом в среде приверженцев трансцендентальной медитации — сами они называли его просто «движение» — для меня было немыслимо.
Как выяснилось, Махариши не ставил мне никаких условий. Говорить я мог как угодно. Выбирать себе поле деятельности я волен был сам. Всяческие требования и стандарты, зачастую весьма строгие для преподавателей-участников движения, ко мне не относились. Мне предлагали карт-бланш, поскольку Махариши решил, что полностью мне доверяет. Мне показалось, что это мало чем напоминает «процесс», преобразивший Кришнамурти. В Индии подчиниться гуру, значит быть преданным ему телом и духом. А Махариши хотел всего-навсего, чтобы я выступал с докладами там, где он укажет, и присутствовал на собраниях ближнего круга. Я прибыл туда, где дороги нет. И, как любой другой смертный, надеюсь, что обрел там истину.
 | Дипак Чопра, Санджив Чопра. Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни |
Электронная книга: Дипак Чопра, Санджив Чопра. Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни