Когда в 1972 г. разнёсся слух, что снят со своего поста министр морского флота Виктор Георгиевич Бакаев (1902-1987), осведомлённые люди отказывались в это верить. Ведь Бакаев был одним из самых крутых, самоуверенных и недоступных советских министров.
Вскоре Лев Скрягин, который много лет работал в системе морского флота и сохранил там знакомства и связи, принёс на хвосте сведения о том, как это было. Оказывается, на одном из заседаний Совета министров под председательством Косыгина министр внешней торговли Патоличев докладывал, что за отчётный период возглавляемое им Министерство заработало для страны столько-то долларов, марок, крон, фунтов и т. д. И вдруг поднимается Бакаев и говорит, что он с недоумением услышал в речи министра Патоличева будто внешняя торговля «зарабатывает» валюту.
— Ничего само Министерство внешней торговли заработать не может, — веско сказал Виктор Георгиевич. — Зарабатывают заводы, фабрики, совхозы и т.д., которые производят продукцию. Без этой продукции МВТ — нуль. А уж если говорить о том, кто действительно зарабатывает валюту, так это Министерство морского флота, получающее валюту за фрахт! Патоличев робко возразил, что и морской флот ничего зарабатывать не смог бы, если бы страна не построила для него суда, причалы, краны и т.д. Тут Бакаев вспыхнул: — Мальчишка! Кто ты такой, чтобы объяснять эти вещи мне, доктору экономических наук!
Встал Косыгин, сказал:
— Товарищи! Мы уже и так затянули заседание. Не нора нам пойти на обед?
Все поднялись и пошли, а к Бакаеву подбежали два человека в белых халатах. «Дорогой товарищ Бакаев! Зачем же так нервничать? Вы устали, переутомились, давайте-ка смерим давление... Батюшки! Вам надо немедленно в отпуск, отдохнуть, подлечиться»...
Они подхватили его под руки, усадили в машину и увезли в Барвиху, где он пролежал под присмотром врачей три месяца, а когда вернулся, то оказалось, что на его место уже назначен другой министр...
А через месяц Лев Скрягин сообщил мне, что Виктор Георгиевич готов принять нас и дать материал для журнала...
* * *
Бакаев жил в доме на Советской площади рядом с Моссоветом. Он принял нас по экстра-классу. Поил коньяком, сам варил турецкий кофе и говорил, говорил, говорил, как будто отговаривался за годы министерского молчания.
— Да, да... Я знаю их всех — и Черчилля, и Мак-Миллана, и Фиделя Кастро... У меня даже есть фотография, где я на могиле Черчилля.
Разговор с ним оказался очень интересный. От него я впервые услышал о странной трагедии знаменитого напанинца II. Ширшова. Его, гидробиолога, в 1946 г. назначили министром морского флота. Он сказал Бакаеву: «Я, Виктор Георгиевич, в транспорте ничего не понимаю. Поэтому давай так: я буду по океанографии, а ты — по транспорту».
Ширшов был четыре раза женат. Последняя его жена — актриса Евгения Гаркуша — кокетливая красавица устраивала в своём доме рауты, на которых бывали иностранцы. В конце концов, её арестовали и отправили в Магадан в одном летнем платьице. Ширшов позвонил Бакаеву во Владивосток, умоляя достать для жены тёплую одежду. В этом месте рассказа Виктор Георгиевич подробно описал всю одежду, которую ему удалось достать и привезти в Хабаровск. Здесь он чудом перехватил самолёт, на котором везли в заключение жену Ширшова и через начальника аэродрома передал ей одежду. Об этом немедленно донесли замминстра МГБ И.Серову, Бакаева вызвали в Москву, и он три месяца оправдывался в Комиссии партийного контроля. «Я написал всё честно, без утайки, — говорил Виктор Георгиевич. — Говорил, что считал своим человеческим долгом достать жене своего начальника и друга одежду, что расплатился за все вещи сполна, представил квитанции и т.д. В конечном итоге мне объявили устное порицание»...
Евгению отправили работать на ртутные рудники, где она потом покончила с собой. Ширшов мучился, писал письма Сталину и другим руководителям о невиновности жены, что закончилось освобождением его от обязанностей министра. В отчаянии он пытался покончить с собой, выпив раствор сулемы, но самоубийство не удалось, он только сжёг себе часть кишечника, врачи, сделав ему операцию, вывели кишечные протоки в область живота. Потрясённый этим рассказом, я спросил Бакаева, как в свете его жизненного опыта он расценивает Сталина, как светлую или сатанинскую личность. Он призадумался и потом твёрдо сказал:
— Светлая. Он жестоко, кроваво расчистил путь для всех последующих успехов. Хотя, конечно, ошибки у него были, и ошибки большие.
— А в чём был источник этих ошибок?
Опять призадумался министр и ответил:
— В доверчивости. Он, знаете ли, слишком доверял людям, а дове-рять-то им было нельзя.
На моём лице, видно, так явственно выразилось сомнение, что Виктор Георгиевич поспешил рассказать в подтверждение своего мнения ещё одну историю.
— После войны состоялось высокое совещание, на котором решался вопрос о месте для будущей базы Северного флота. Одни предлагали одно, другие — другое. Я предложил свой совершенно правильный вариант, который потом и был принят. И вдруг встаёт Берия и говорит, что базу надо строить... И называет место, которое ни в какие ворота не лезет. Я ему говорю:
— Если вы, Лаврентий Павлович, ничего в этих делах не понимаете, так вы хоть не лезьте в них...
Берия нахохлился и замолк. А через некоторое время звонит мне Микоян — у меня с ним очень хорошие доверительные отношения были — и говорит: «Виктор! Я тебе не звонил, ты ничего не слышал — иод тебя Лаврентий копает, у него на тебя плохие бумаги есть». Я так и обмяк. «Анастас Иванович, дорогой, что же делать?» Он опять: «Я тебе не ничего не говорил, ты меня не слышал. Тебе надо бы с товарищем Сталиным поговорить»... Ну, я после какого-то совещания улучил момент, подошёл к Сталину.
— Иосиф Виссарионович! Чем я провинился? Какие-такие бумаги на меня у Лаврентия Павловича есть?
— А ты откуда знаешь, что есть?
Тут врать нельзя, говорю: Анастас Иванович сказал.
— А-а-й! — с досадой сказал Сталин, и вижу, он набирает номер и говорит:
— Лаврентий, это я говорю. Ты Бакаева знаешь? Что там у тебя за бумаги на него? Ага... Ну, ладно, ладно... Собирай, но без моего ведома его не брать...
Потом повернулся ко мне и сказал:
— Идите. Без меня не возьмут...
Вот я и говорю: слишком доверчив был. Доверял таким садистам, как Берия...
* * *
Через несколько лет, готовя Историческую серию, посвящённую судам советского морского флота, мы с Евсеевым нанесли ещё один визит Бакаеву, который стал деятельным и полезным консультантом серии. На этот раз речь зашла о Карибском кризисе.
— Мне, знаете ли, принадлежала решающая роль в тех событиях, — сказал Виктор Георгиевич. — Когда министру обороны маршалу Малиновскому сказали, что надо перебросить на Кубу наши войска, он заявил, что эта затея очень опасная и что он ни под каким видом никакого участия в этой акции принимать не будет. Тогда я сказал Хрущёву, что Минморфлот готов взять реализацию этой операции на себя. Мне выделили в Министерстве обороны восемь комнат, обеспечили радиосвязью. Я связался с капитанами наших судов, рассеянных в Мировом океане, дал указания кому куда идти, где какой груз принять и куда направить. И всё пошло, как по маслу. Ну, вы помните тогдашние события. Американцы всполошились, были переговоры, претензии, требования, по которым наш морской флот также организованно вывез ракеты с Кубы под пристальным надзором флота США...
— Виктор Георгиевич, — спросил Евсеев. — Ну, а если по-честности, не для печати: оставили мы на Кубе пару-тройку ракет?
Бакаев воззрился на него с изумлением:
— Все наши ракеты остались на Кубе. Мы вывозили только муляжи...