Могущественный некромант Нагаш, потерпев поражение на поле боя от рук царей-жрецов, вынужден зализывать раны в горах Неехары. Со временем он восстанавливает силы, найдя союзников в лице крысолюдей, обитающих под землей. Свое новое логово Нагаш обустраивает вокруг обнаруженного ими магического камня, способного сделать некроманта сильнее, чем прежде.
А пока Нагаш набирается сил и строит новую Империю, в Ламии, Городе Зари, пускают корни посеянные им зубы дракона. Страшное наследие колдуна становится основой могущества и проклятием правителей города…
Отрывок из книги:
Холмистые Земли
Ущербный Пик, 76-й год Асаф Прекрасной
(—1600 год по имперскому летосчислению)
Теперь Нагаш понимал, почему варвары так любят эти длинные промасленные плащи. Все дело в дожде — постоянном, надоедливом, неослабевающем дожде.
К северу от большого моря побережье представляло собой плоские болотистые равнины вперемежку с холмами, окруженными чахлыми серо-зелеными колючими деревьями. Большая часть варварских деревень примостилась на этих лысых холмах. Их убогие хижины, слепленные из ила и травы, припали к земле, как кучки поганок под бесконечной пеленой дождя. Более мелкие деревеньки или кланоподобные общины приютились между желтыми водорослями на болотистых равнинах. Их связывали между собой извилистые полузатопленные тропинки, проложенные поколениями охотников и лазутчиков. Нагаш выяснил, что варвары избегают ходить по этим тропам ночью: когда луна стоит высоко в небе, их выбирают не только люди. Некромант много раз слышал из темноты мяуканье больших кошек и рев какого-то свирепого существа. Иной раз, когда Нагаш бродил ночами по этим тропинкам, до него доносились осторожные шаги — кто-то пробирался сквозь водоросли, следя за ним, но не приближаясь.
Узурпатору потребовалось много недель, чтобы пройти от южных болот до северного морского побережья. Он продвигался от одного варварского поселения до другого с большой осторожностью, собирая сведения о них там, где мог. Это был примитивный, подозрительный народ, враждебный к чужакам и способный на любое вероломство и трусливую злобу.
Выживая на той жалкой пище, какую могли собрать со своей земли или поймать в темных горьких морских водах, варвары немногим отличались от животных. Они одевались в грубую кожу и пользовались примитивными деревянными и каменными инструментами, хотя время от времени Нагаш, украдкой заглянув через порог деревенской хижины, вдруг замечал потускневший бронзовый меч или наконечник копья, свисавший с колышка рядом с доморощенным каменным очагом. По неехарским меркам это было плохо обработанное оружие, но вполне годное к делу. Варвары берегли его, как сокровище. Некромант подозревал, что все это военные трофеи, потому что торговать поселянам было нечем. А это значило, что где-то неподалеку есть и другая, более преуспевающая и развитая варварская культура.
Буквально все варвары, каких он видел, имели на себе те или иные отметки пылающего камня. Воды Кислого моря (так Нагаш назвал его, потому что воды его были темными и горькими от минеральных солей, выделяемых абн-и-хат) пропитали и деформировали все в округе. Физические дефекты стали здесь привычным явлением — по большей части незначительные, а некоторые даже полезные. Как-то вечером он подкрался, чтобы заглянуть в жилище деревенского старосты, и с удивлением понял, что смотрит на мальчишку лет восьми, чьи глаза сверкали, как кошачьи, отражая свет очага. Мальчишка отлично видел в темноте и поднял такой крик и шум, заметив Нагаша, что вся деревня поднялась с оружием в руках, пытаясь его поймать. Преследование длилось всю ночь, и несколько раз они едва не схватили некроманта.
Сначала его интерес к варварам был скорее вопросом выживания и в некоторой степени связан с научным любопытством, но чем больше узнавал Нагаш, тем яснее видел открывающиеся перед ним возможности. Здесь находился источник могущества, причем такой, что мог соперничать даже с силой Черной Пирамиды в Кхемри, а примитивный народ легко использовать в качестве солдат и рабов.
Совсем необязательно стремиться в Неехару в неистовом желании вернуть свое владычество. Его империя может заново начаться здесь, на берегах Кислого моря.
Варвары производили впечатление народа капризного, живущего родовым строем. Они имели много общего с племенами пустыни, знакомыми Нагашу по прошлым временам. Ими правил атаман — тот, кому хватало силы и жестокости, чтобы заставить остальных подчиниться. Из родственников и союзников, поддерживающих его, состояла боевая дружина. Для некроманта они никакой угрозы не представляли — даже крупные племена, обитавшие на холмах, жили в изоляции от соседей, так что сломить их можно было по одному. Но куда больше его беспокоили тотемные святыни из отполированного дерева, имевшиеся в каждой деревне, и странствующие жрецы, ухаживающие за ними.
Тотемы представляли собой резные деревянные колонны высотой более пятнадцати футов и очертаниями напоминали высоких, мощно сложенных мужчин и женщин — настоящий подвиг в стране, где деревья походили на скрюченный кулак и не вырастали выше восьми-девяти футов. В каждом тотеме вырезалось от четырех до восьми фигур, всегда парами. Они должны были, как подозревал Нагаш, олицетворять силу, мудрость и процветание.
По неехарским меркам сработано было грубо, и в тотемах не имелось общей иконографии, чтобы предположить наличие своего рода пантеона. Некромант сумел выделить единственный общий фактор — ни у одной вырезанной фигуры не прослеживались дефекты, обычные для тех, кто им поклонялся.
Все тотемы располагались в центре деревень. Поселяне жертвовали святыням еду и простенькие, вырезанные из дерева безделушки. Нагаш предполагал, что возле них устраиваются все самые важные варварские церемонии.
Жрецы, ухаживающие за святынями, переходили от деревни к деревне, никогда не оставаясь на одном месте дольше нескольких дней. Как в свое время жрецы в Кхемри, эти святые люди получали все самое лучшее. Их кожаные юбки были хорошей выделки и нередко украшены кусочками металла или самоцветных камней. Они ходили с деревянными, прекрасно отполированными посохами, используя их и как оружие, и как знак кастовой принадлежности. Все жрецы были одинаково высокими, упитанными и физически развитыми, без малейших признаков уродства.
Путешествовали они группами по шесть-восемь человек. Как правило, пожилого жреца сопровождали двое-трое юных послушников и пара помощников. Остановившись в деревне, ночевали они в хижине атамана. Иногда это означало, что сам атаман и его семья будут спать на улице.
Насколько Нагаш понял, в обязанности жрецов входило помазание тотемов и чтение перед ними молитв, сбор дани в виде еды, пива, одежды и инструментов (все это послушники тащили потом на спинах) и иногда вмешательство в дела жителей. Они решали, кто на ком может жениться, разбирали споры о наследстве, а один раз приказали убить молодого мужчину, чьи бредовые речи заставляли предположить, что пылающий камень лишил его рассудка.
Влияние и авторитет жрецов могут сильно помешать, понял Нагаш. Но что более важно, отсутствие у них физических дефектов заставляло думать, что они научились контролировать пагубное влияние абн-и-хат, в точности как он сам, а значит, это делало их по-настоящему опасными.
Чем ближе подходил Нагаш к большой горе, тем больше и аккуратнее становились деревни варваров. Склоны холмов жители превратили в грубые террасы, ряды хижин с круглыми крышами тянулись по ним вниз через полузатопленные поля, где в лужах горькой воды рос рис и какие-то клубни. Дороги здесь были шире, по ним чаще ходили, а леса не такие густые. Почти нескончаемый дождь оказался некроманту на руку, позволяя прятать лицо под капюшоном плаща и не вступать в разговоры с варварами, встретившимися на грязных дорогах. Иногда безлунными ночами он присоединялся к большой группе путешественников и молча шел вместе с ними многие мили — еще одна неясная, укутанная в плащ тень.
А сейчас с ветвей на него капала вода. Нагаш стоял в небольшой рощице, недалеко от места, где тропа поворачивала на юго-восток, в сторону горы, и наблюдал за странной процессией, прокладывающей себе путь вниз с холма, от самой большой из виденных им деревень.
Вообще-то грубые обычаи варваров не представляли для него никакого интереса, но на этот раз внимание его привлекли дюжины зеленых огоньков, помогавших процессии спускаться в темноте.
Некромант плотнее закутался в промокший плащ и попятился как можно дальше в тень деревьев. Насколько он понимал, процессия должна пройти по грязной дороге мимо того места, где он стоял, а это означало, что направляются они к горе.
Очень длинная процессия. Нагаш прикинул, что находится примерно в двух милях от деревни, а хвост процессии еще спускается с холма. Низкий скорбный речитатив сплетался с шумом дождя. Несколько минут спустя над грязной дорогой появилось знакомое сияние и показались двое юных жрецов в красивой одежде, сжимавших сучковатые деревянные посохи. Послушники с обнаженными головами, подставленными горькому дождю, шли впереди процессии, понурив плечи и распевая похоронным речитативом. Зеленый свет сочился из круглых кожаных мешков, подвешенных на концах деревянных посохов. Мешки, похоже, специально протерли так, что они сделались полупрозрачными, а потом наполнили водой. Внутри плавало что-то светящееся зеленым цветом, время от времени мечась от одного конца своей темницы до другого.
Следом за жрецами с их тяжелыми светильниками шла большая группа поющих речитативом святых мужей с обнаженными головами. Все до единого в грубом облачении из ткани и кожи, украшенном блестящими кусочками металла и драгоценными камнями. Лица они раскрасили светящимся маслом, подчеркивающим красоту их чистых, ничем не испорченных черт.
Следом за фалангой поющих святых мужей шла колонна стонущих послушников, которые несли грубо сработанный деревянный паланкин. В паланкине ехал надменный старик, известный Нагашу как верховный жрец варваров. Закутавшись в несколько тяжелых мантий, украшенных цепями из настоящего золота и чего-то, похожего на полированную медь, он восседал на троне с прямой спинкой. Его голову украшал золотой обруч со вставленным в него овальным светящимся камнем. Этот кусок абн-и-хат по размеру мог сравняться с птичьим яйцом. Нагаш ощущал его потрескивающее могущество на расстоянии примерно дюжины ярдов. При виде камня он стиснул кулаки. Будь у него сейчас больше силы, он вполне мог впасть в соблазн, уничтожить всех этих святых мужей и забрать камень себе.
Верховный жрец проплыл мимо, не подозревая о лихорадочно горящем взгляде некроманта. Следом шли еще двое жрецов с фонарями, а за ними погребальная процессия, неприятно напомнившая те, что Нагаш возглавлял когда-то в Кхемри.
Он постепенно понял — произошло сражение. Варвары шли за жрецами семейными группами в зависимости от положения, занимаемого в деревне. Нарядные одежды они испачкали серой золой, многие женщины в знак скорби обрезали волосы. Своих мертвецов они несли на голых плечах, уложив их в носилки, сотканные из болотных водорослей. Трупы были обнажены, и Нагаш с удивлением отметил, что ни в одних носилках нет трофеев или погребальных даров, чтобы поддержать души умерших в загробном мире. Для выживания племя нуждалось абсолютно во всем, а мертвецам, несмотря на почет и уважение при жизни, придется заботиться о себе самим.
Двое жрецов с фонарями на примерно одинаковом расстоянии шли вдоль процессии, оглашая воздух монотонным речитативом. Нагаш смотрел, как колонна, извиваясь, заворачивает на юго-восток, явно направляясь к холмистой долине у подножия большой горы. Заинтригованный, он дождался, когда вся процессия пройдет мимо, и двинулся следом. Темнота и непрекращающийся мелкий дождь надежно скрывали его.
Варвары шли по каменистой плоской равнине, лишенной каких-либо признаков жизни. К удивлению Нагаша, трона со временем расширилась и оказалась вымощена неровными плоскими камнями. Вдоль этой грубо выложенной дороги на некотором расстоянии друг от друга стояли тотемные святыни. Лица тотемов были раскрашены все тем же светящимся маслом, что украшало и жрецов, придавая этим вырезанным из дерева статуям жутковатое подобие жизни. Тянулись долгие часы. Варвары шли милю за милей в темноте, под дождем, упорно приближаясь к горе. В конце концов Нагаш увидел вдалеке светящийся зеленоватый ореол, висевший в воздухе. Примерно полмили спустя он сумел разглядеть ряд высоких, грозного вида строений. Казалось, что вдоль зданий в воздухе через равные промежутки висят светящиеся сферы, а может, просто сочился свет из щелевидных окон, расположенных по бокам. Вскоре некромант понял, что смотрит на крепость довольно странного вида. Перед ним стояли длинные здания с высокими стенами, построенные из ила, камней и дерева. Они соединялись между собой и тянулись от скалистого отрога на северо-востоке до самого берега Кислого моря, наверное, на две мили на юго-восток. Широкие ворота обеспечивали единственный доступ к деревням варваров. Нагаш в первый раз видел в этих краях настоящую попытку построить некое подобие оборонительного сооружения.
Процессия прошла в ворота. Послушники дожидались, когда мимо пройдут последние скорбящие, чтобы закрыть ворота, и уже начали соединять тяжелые деревянные створки, как из темноты и дождя вынырнул Нагаш. Они обеспокоенно взглянули на фигуру в плаще и капюшоне, но не сделали ни малейшей попытки остановить его.
Нагаш зашагал по длинному, освещенному факелами туннелю между первыми и вторыми воротами с таким видом, словно имел все основания находиться здесь. Он рассматривал вырезанные на поддерживающих балках и арках лики: опять безупречные лица, а иной раз что-то похожее на падающую звезду на фоне темной горы. Выйдя из вторых ворот, Нагаш прошел еще несколько ярдов и повернулся, чтобы посмотреть на крепость. С этой стороны окон было больше, а кроме них — длинные галереи под крышей, позволяющие обитателям видеть гору и широкую равнину. Он разглядел там довольно много жрецов и послушников, стоявших небольшими группами и наблюдавших за процессией, приближающейся к подножию горы. Некромант понял, что громадные строения представляют собой одновременно и крепость, и храм. Отсюда жрецы могли регулировать доступ варваров к горе — и главное, к могуществу, которое она могла дать.
Нагаш посмотрел вверх на жрецов, таких самодовольных, чувствующих себя абсолютно защищенными в своей деревянной крепости, и губы его растянулись в омерзительной усмешке. Однажды он покажет им, что такое настоящее могущество.
Примерно через десять миль процессия покинула мощеную дорогу и вышла на каменистую пустошь, раскинувшуюся между вздымающимися курганами, которые, как наконец догадался некромант, вовсе не были природными холмами.
Сотни рукотворных холмов, они затопили равнину перед горой. Их бесконечные ряды тянулись вдоль восточного берега так далеко, как только мог видеть глаз. Величина курганов разнилась: некоторые не превышали размерами грубую варварскую хижину, а другие были больше естественных холмов. Некромант предположил, что построили их жрецы, ибо больше никто доступа на равнину не имел. Сначала из камней выкладывался фундамент, а затем сверху настилался слой из хитро уложенных камней и утрамбованной земли. Самые старые курганы превратились в настоящие холмы, поросшие желтой травой и даже небольшими деревьями.
Это был своего рода некрополь, чем-то похожий на огромные города для мертвых в далекой Неехаре. Нагаш шел между курганами, мысленно лихорадочно перебирая открывающиеся возможности. Здесь, замурованная в земле и камне, покоилась его армия, его воины. Ему не хватало только могущества и знания, чтобы поднять их.
Покинув дорогу, варвары разбрелись между холмами. Каждое семейство шло к своему кургану вслед за двумя жрецами, несущими фонари. Дальнейшее не интересовало Нагаша. Он поспешил к светящимся сферам через равнину, почти к подножию горы.
Именно туда, где остановились верховный жрец и его свита.
Вокруг жрецов собралось не меньше дюжины семей; несомненно, они представляли собой родню атамана и его дружины. Тела, которые они несли так долго, сейчас лежали рядом перед темным входом в курган. Все трупы были обнажены. Волосы им срезали вплотную к черепу, а физические дефекты засыпали темной золой, так что тела практически сливались с темнотой. На каждом трупе виднелись жуткие раны. Нагаш видел достаточно подобных вещей и сразу распознал раны от копий и топоров, нанесенные умелой рукой. Атаман и его избранные воины сражались с куда более превосходящим их противником и потерпели горькое поражение.
Нагаш держался на расстоянии, прячась в тени старого кургана, и наблюдал за тем, как верховный жрец встал со своего трона и распростер руки над погибшими. Гортанным сильным голосом старик начал говорить. Слов некромант не понимал, но легко узнавал интонации и ритм. Жрец проводил своего рода ритуал. Спустя несколько мгновений вступили старшие жрецы, и Нагаш снова ощутил течение невидимой силы, возрастающей с каждым мгновением.
Речитатив тянулся долгие минуты. Ритуал был простым. Ни магических символов, ни тщательно нарисованных кругов: всего-то потоки энергии, исходящие из ободка на лбу у верховного жреца, и остроумно использованные светящиеся налеты на чешуе рыб в фонарях остальных жрецов. Медленно, неуклонно ритуал набирал мощь — и тут некромант увидел, как один из трупов дернулся.
В толпе поднялся вой. Словно в ответ, дернулся еще один труп. Потом еще один. Скоро все они дрожали, сотрясаемые невидимой энергией.
Затем послышался треск мертвых суставов, и мертвецы один за другим сели. Они двигались, как статуи, неуклюже и скованно, словно их вели невидимые руки. Скорбящие снова зарыдали. Некоторые попытались подползти по мокрой земле и дотянуться до своих близких, родственникам пришлось оттаскивать их назад.
Трупы оставались безучастными. Первым на ноги поднялся атаман, за ним — его соратники. Ни разу не оглянувшись, они медленно направились ко входу в ждущий их курган.
К изумлению Нагаша, жрецы продолжали свой речитатив… И тут до него дошло, что скорбному плачу варваров вторят голоса по всей равнине. Верховный жрец не просто оживил тела вождя и его соратников — он предавал земле всех погибших одновременно. Мысли Нагаша лихорадочно метались. Сколько тут тел? Сотня? Больше? Достаточно, чтобы создать небольшую армию, уж в этом-то он уверен.
Верховный жрец и его последователи не святые мужи. Они такие же некроманты и черпают силу из пылающего камня, чтобы управлять телами мертвецов. И в данное время они куда более могущественны, чем он.
Слово Царей
Ламия, Город Зари, 76-й год Джафа Ужасного
(—1599 год по имперскому летосчислению)
Архану Черному снилась скачка под бесконечным небом пустыни, откуда на него смотрели лишь звезды и сияющая луна. Бхагарский жеребец словно плыл через дюны, его копыта стучали негромко, напоминая биение сердца. Серебряные колокольчики, вплетенные в гриву жеребца, нежно звенели в такт его бегу, сухой ветер, пахнущий пылью и увядшими специями, ласкал кожу Архана.
Не было конца ни пескам, ни пустоте ночи. Он не заслуживал этого благословения, этого дара. И все же, когда грубые руки схватили Архана и затрясли его, мучительная тоска оказалась ужаснее любой раны.
Он лежал на боку, прижавшись щекой к грязному полу тайного убежища царя. Собственные веки казались Архану непослушными и хрупкими, как древняя бумага. Бессмертный с трудом открыл их и взглянул на фигуру в мантии, стоявшую рядом с ним на коленях.
Лысая костлявая голова и длинная шея В’сорана сильно напоминали Архану грифа. Морщинистое лицо с глубоко посаженными глазами, крючковатым носом и скошенным подбородком отлично смотрелось бы на статуе самого бога-стервятника. Когда-то давно он вполне мог быть жрецом Уалатпа. Архан знал, что старик более ста лет назад явился в Ламию из превратившегося в руины Махрака и в конце концов отдался на милость Ламашиззара, поскольку ни один из городских храмов не пожелал иметь с ним ничего общего. Вне всякого сомнения, он обладал тайным знанием и колдовскими способностями, с какими не мог сравниться ни один из союзников Ламашиззара. Именно этим объяснялось то, что он сумел примкнуть к секретной заговорщической клике Ламашиззара.
Холодные черные глаза изучали Архана с бесстрастным интересом.
— С каждой ночью его все труднее будить, — заметил В’соран и сжал плечи и предплечья Архана, проверяя закостенелость мускулов и суставов. — Никаких очевидных признаков болезни, но его жизненная сила определенно убывает, — произнес он с кислым выражением лица.
Архан услышал, как кто-то движется в дальнем конце комнаты. Зажглась масляная лампа, наполнив помещение оранжевым светом и слабым запахом растопленного сала.
— Может быть, мы стали давать ему слишком много лотоса? — послышался голос Ламашиззара.
В’соран что-то буркнул, наклонился ниже и стал всматриваться в глаза Архана, словно искал там признаки обмана.
— Ему дают ровно столько же, сколько и всегда, — категорически отрезал он. — А следовательно, его способность восстанавливаться после лотоса понизилась. Он слабеет. — Его маленькие темные глазки сощурились. — Или…
Архан услышал приближающиеся шаги. На столе звякнула бутылка с вином, зашуршала бумага.
— Что? — раздраженно спросил царь.
В’соран несколько долгих мгновений всматривался в глаза бессмертного, будто мог проникнуть в сознание Архана и прочитать его, как запыленный свиток. Архан уставился на него недвусмысленно хищным взглядом. Будь у меня хоть малейшая возможность, говорил этот взгляд, я бы свернул твою тощую шею.
В’соран видел это каждую ночь в течение долгих десятилетий и не находил тут ничего нового. Вот чего он не знал, так это того, что впервые за прошедшие полтора столетия Архан был достаточно силен, чтобы выполнить свою угрозу.
В’соран выпрямился, его колени громко щелкнули. Еще только появившись в Ламии, он уже был в преклонных годах, а эликсир Ламашиззара не мог полностью остановить неумолимое течение времени. Старик пожал узловатыми плечами.
— Может быть, эликсир становится менее эффективным, когда физическое тело стареет, — пробормотал В’соран, повернувшись спиной к бессмертному. — Его плоти и органам уже четыреста лет. Вполне возможно, что мы приближаемся к пределу твоего колдовского мастерства.
В голосе В’сорана безошибочно угадывались обвинительные интонации. Ламашиззар ничего не ответил, но Архан почувствовал, как между ними возникло напряжение.
— Подойди сюда, Архан, — холодно произнес царь.
Бессмертный сосредоточенно сощурился, подтягивая под себя ноги и пытаясь встать. Его тело сделалось неуклюжим — не из-за черного лотоса, а из-за того, что его много месяцев жалила хикса Нефераты. Яд осы копился в мышцах, а не выводился наружу, как это происходило с живым телом, и затруднял даже самые простые движения. Архан старался обратить этот истощающий эффект себе на пользу, нарочно замедляя движения, чтобы создать у царя и его приспешников впечатление полного изнеможения. Если у Ламашиззара возникнут хоть малейшие подозрения о том, что он больше не может полностью контролировать своего пленника, план Нефераты провалится и Архан уже никогда не станет свободным.
Царь с озабоченным лицом стоял рядом с длинным деревянным столом, расположенным всего в нескольких футах от начерченного на полу ритуального круга, и пытался навести хоть какой-то порядок в кипах бумаг и груде свитков. В тени дальнего конца комнаты передвигались еще какие-то фигуры, что-то негромко бормоча и передавая друг другу кувшины с вином. Сегодня Ламашиззара сопровождала чуть не вся клика: помимо В’сорана Архан узнал высокую мускулистую фигуру Абхораша, царского военачальника, а также расплывающиеся фигуры Анхата и Ушорана, старейших и самых могущественных союзников царя при дворе. Великий визирь Ламашиззара Убайд стоял в стороне от остальных, вежливо отказываясь от предложений выпить и ожидая приказов царя. Молодой Зухрас напротив двери тыкал своим кинжалом в уголь на жаровни, пытаясь заставить его разгореться. Лукаво усмехнувшись, он нанизал уголек на кончик ножа и с его помощью раскурил небольшую глиняную трубку, которую держал во рту. Едкий запах восточного трубочного табака наполнил комнату.
Не хватало только двоих распутников, Адио и Кхенти. Архан подозревал, что они охотятся за шлюхами или швыряют деньгами в игорных трущобах квартала Красного Шелка. Скорее всего, они, шатаясь, ввалятся сюда позже, воняя кислым вином и хохоча, как гиены, чтобы потребовать свою долю эликсира Ламашиззара. Почему царь до сих пор не утратил терпения и не приказал перерезать им глотки, оставалось для Архана загадкой. Он слишком хорошо знал, что Ламашиззар готов обрушить свой гнев на любого, кто мог помешать исполнению его планов.
Звеня железными цепями, едва волоча ноги, Архан подошел к царю и остановился, осторожно его рассматривая. Внешне Ламашиззар слегка изменился — постарел, виски поседели, мясистое лицо говорило о долгих годах потакания собственным желаниям, но держался он по-прежнему с уверенностью молодого человека. Эликсир оставил на царе не один отпечаток, это Архан знал точно. Он замечал приподнятые скованные плечи Ламашиззара, замечал его быстрые хищные взгляды. Бессмертный много раз видел это при дворе Вечного Царя. Жажда бессмертия превращала в скотов даже самых сильных мужчин, делала их беспощадными, подозрительными и непредсказуемыми. Если царица говорит правду, Ламашиззару давно наплевать на судьбу его царства. У него осталась единственная страсть — овладеть ужасными заклинаниями Нагаша, а это превращало его в по-настоящему опасного человека.
Архан свел руки вместе и поклонился. Железный край ошейника впился в его израненную шею.
— Чем могу служить, о великий? — спросил он своего тюремщика. Слова жгли язык, как расплавленный свинец.
— Это правда? — спросил царь, не отводя взгляда от оккультной диаграммы, разложенной на столе. — Эликсир больше не поддерживает тебя так, как раньше?
Бессмертный тщательно обдумал свой ответ. Он знал, что в ту же секунду, как он перестанет быть полезным Ламашиззару, царь прикажет его убить.
— Не буду отрицать, что мне стало труднее стряхивать с себя воздействие лотоса, — произнес Архан. — Возможно, что сведущий В’соран прав. Безусловно, в книгах Нагаша содержится еще очень много знаний. Ты едва прикоснулся к поверхности, под которой скрыта глубина могущества Вечного Царя.
С того мгновения, как он очнулся в подвалах царского дворца, Архан знал, что его единственная надежда выжить заключается в том, чтобы выдавать секреты Нагаша неохотно, выделяя Ламашиззару ровно столько знаний, чтобы лишь раззадорить его аппетит, и искать возможности совершить побег. Царь отнюдь не был дураком, он следил за тем, чтобы Архан не имел доступа к книгам Нагаша, и поддерживал его существование той же самой жидкой болтушкой, которую пил сам вместе со своими приспешниками. У Архана едва хватало сил, чтобы шевелиться, уж не говоря о том, чтобы вырваться из железного ошейника, надетого на него царем. Даже черный лотос почти не приносил облегчения; он так ослаб, что зелье не даровало грез, а всего лишь холодное забытье.
В’соран тотчас подхватил слова Архана.
— Прислушайся к нему, о великий! — воскликнул он. — Мы должны вернуться к первоисточнику и начать все сначала. — Он шагнул вперед и положил руку на одну из книг Нагаша. — Выполнять указания Узурпатора в точности, до последней буквы! Мы знаем, что ритуалы действуют, — Архан живое тому доказательство.
— Однако они привели к падению Узурпатора! — рявкнул Ламашиззар. — Все знают, какие ужасы творились в Кхемри перед войной. Как, по-твоему, долго мы еще сможем ловить дворцовых слуг и преступников, прежде чем люди начнут замечать?
— Ты можешь купить рабов с Востока! — возбужденно предложил В’соран. — Никому не будет дела до того, что ты с ними сделаешь! Или согнать сюда сотни попрошаек, которые толкутся на улицах бедных районов! Ты же царь, или ты забыл?
Слова едва успели сорваться с губ В’сорана, как послышался лязг металла, и внезапно рядом с ним оказался Абхораш, уже вытащивший меч из ножен. На широком, крупном лице военачальника не отражались чувства: он выглядел так, словно собрался убить заползшую к нему в дом змею.
Ламашиззар ничего не сказал ни тому ни другому. Он просто уставился в глаза старику и смотрел до тех пор, пока В’соран не отвел взгляд.
— Приношу свои извинения, о великий, — буркнул В’соран. — Мои слова были несдержанными и опрометчивыми. Я не хотел проявить неуважение.
— Разумеется, — ответил царь, но его натянутая улыбка резко противоречила милостивому ответу. Он искоса взглянул на Абхораша, и воин послушно, хотя и с явной неохотой, убрал меч в ножны. Только тут Архан почувствовал, как сильно он напрягся. Руки сжались в кулаки, обломанные зубы едва не оскалились. В точности как тогда, при дворе Нагаша, подумал он. Мы так же кружили вокруг друг друга, как голодные шакалы, готовые вонзить зубы в слабейшего сразу же, как он подставит нам спину.
Архан заметил, что военачальник слегка расслабился. Ламашиззар снова занялся бумагами на столе. Когда казалось, что инцидент уже исчерпан, лорд Ушоран отхлебнул вина из чаши и небрежно произнес:
— Вообще-то, наш гость из Махрака прав, кузен.
Царь обернулся, Абхораш тоже, оба с негодующими лицами. В’соран сузил глаза, пытаясь понять истинную цель слов Ушорана. Лорд Ушоран давно прославился своими интригами как при дворе, так и вне его. Царь терпел это в основном потому, что Ушоран был отпрыском одной из древнейших семей в Ламии, и ему хватало мозгов не втягивать в свои козни никого из царской семьи.
Несмотря на свое дальнее родство с царской семьей, Ушоран не получил от Асаф благословенных красоты и обаяния. Такое лицо, как у него, легко сливалось с толпой — коротко подстриженные темные волосы и невыразительные карие глаза. Архан предполагал, что Ушорану за последние десятилетия пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть от чужих глаз свое участие в тайной группе.
— А теперь ты подвергаешь сомнению мое право на трон? — недобро усмехнувшись, спросил царь.
Ушоран фыркнул.
— Ну разумеется нет, кузен. Просто хочу подчеркнуть, что за последние пятьдесят лет мы почти никуда не продвинулись. Мы продолжаем стареть, хотя и очень, очень медленно, и не обладаем ничем даже близко похожим на то могущество, которое его племя… — Он ткнул в сторону Архана своей чашей с вином, — продемонстрировало нам во время войны. — Ушоран поерзал на диване. — Сомневаться не приходится, ты следуешь заклинаниям Нагаша не так, как полагается.
— Кровь есть кровь! — рявкнул Ламашиззар, поддавшись гневу. — В ней заключена жизнь, козья она или человеческая! И никто не поднимет шума, если мы решим раз в месяц приносить в жертву животное, скорее, наоборот — нас будут превозносить за благочестие! Так мы вызовем меньше подозрений, и вы все это знаете!
Лорд Анхат, сидевший рядом с Ушораном, выпрямился и опустил ноги с дивана. Он был неменьшим дилетантом, как и Ушоран, хотя принадлежал к роду столь же древнему и уважаемому. Невысокого роста, он тем не менее был в очень хорошей форме, с пронзительным взглядом и острым умом, проявить который в должной мере ему мешала нетерпеливость.
— Я знаю, что эту силу необходимо использовать, иначе она бессмысленна, — заявил Анхат, вперив в царя решительный взгляд. — Обладай мы полным могуществом Узурпатора, мы бы не боялись других городов.
— Не сомневаюсь, что Нагаш думал точно так же, — огрызнулся Ламашиззар, кинув взгляд на Архана, словно ждал от него подтверждения, но бессмертный молчал.
— Сейчас все изменилось, — настойчиво сказал Анхат. — От остальных великих городов осталась лишь тень былой славы, а власть жрецов навеки сломлена. Они не решатся бросить нам вызов.
— Поодиночке возможно, а если все вместе? — Ламашиззар покачал головой. — Союз великих городов уничтожит нас так же, как уничтожил Нагаша.
Анхат презрительно фыркнул:
— И кто возглавит такой союз? Все великие цари мертвы. За исключением тебя, конечно.
Царь проигнорировал неуклюжую лесть Анхата.
— Нам нужно только время, — сказал он. — С каждым годом города Неехары все больше зависят от нашей торговли с Востоком. Наше влияние распространяется вплоть до Зандри и далеко на юг, до самого Ка-Сабара. Еще сто лет, может быть, двести, и никто не решится выступить против нас. Не потребуются ни кровавые авантюры, ни разрушительные войны. Мы просто должны подождать, и все само упадет нам в руки.
Какое-то время все молчали. Даже невозмутимый Абхораш почувствовал себя неуютно. Сама мысль о сдержанности была чужда этим людям, привыкшим получать то, что хотят, по щелчку пальцев. Но ни один из них не мог позволить себе возразить царю. По крайней мере пока.
«Но долго ли они еще выдержат? — подумал Архан. — Скоро ли они почувствуют зловещее течение времени и станут одержимы своей увядающей жизнестойкостью? Когда они поймут, что тщательно обоснованная осторожность Ламашиззара всего лишь маска, скрывающая нечто куда более простое и незамысловатое? Этот человек слаб. Он унаследовал свою власть от Ламашептры и один раз даже попытался пойти на риск, но мгновенно утратил силу духа. Не появись я в его палатке под Махраком, он бы и вовсе не повел свою армию в бой, и Нагаш, скорее всего, победил бы».
Бессмертного до сих пор уязвляло то, что он позволил Ламашиззару взять над собой верх там, в Черной Пирамиде. Даже слабак может стать опасным в определенных обстоятельствах, напомнил он себе. Алчность иной раз может превратиться в отвагу.
В’соран глубоко вздохнул и подбоченился, став похожим на жреца, делающего выговор послушникам.
— Ты упомянул приносимых в жертву животных и благочестие, о великий, — начал он. — Но забыл упомянуть о том, что величайшие священные ритуалы требуют проливать человеческую кровь. — Он раскинул руки. — Если в крови козла могущества столько же, сколько в человеческой, то почему боги делают между ними различие?
Царь повернулся и злобно посмотрел на В’сорана, наморщив лоб в поисках достойного ответа, но так и не смог ничего придумать. Тогда он обернулся к Архану.
— Это правда? — спросил Ламашиззар.
Бессмертный пожал плечами.
— Я жрец не больше, чем ты, о великий, — осторожно ответил он, понимая, что входит в опасные воды. Если бы Ламашиззар хоть раз чуть внимательнее прочитал комментарии Нагаша, он бы сразу понял, что В’соран не ошибается. — Вполне возможно, что В’соран прав, но ведь дело не в этом, верно? Вопрос в том, получится ли эликсир из крови животных достаточно эффективным, чтобы подарить бессмертие. А это нам еще нужно доказать, тем или иным способом. — Архан одарил царя чернозубой улыбкой. — И конечно, у тебя еще есть возможность усовершенствовать чтение заклинаний.
Ламашиззар посмотрел на Архана жестким, пронзительным взглядом, и на мгновение бессмертному показалось, что он перегнул палку. Но тут царь уныло усмехнулся.
— Ну вот, пожалуйста, — произнес он, поворачиваясь к своим приспешникам. — Я во всем виноват.
Ушоран вежливо хмыкнул.
— Слова истинного царя, — сказал он и, салютуя, поднял чашу с вином.
Остальные к нему присоединились, и Архан слегка расслабился. Он подошел к столу и притворился, что изучает ритуальные символы. Он видел, где можно предложить крошечные изменения в геометрии, которые кое-что исправят, но эликсир от этого лучше не станет.
Бессмертный поклонился царю и ощерился своей отвратительной улыбкой.
— Ну что, начнем, о великий? — спросил он.
Резкая, жгучая боль резанула по нервам, разгоняя густой туман, наведенный корнем лотоса. Его мышцы дрожали, как натянутая тетива. Архан застонал в мучительной агонии, оскалив сломанные зубы, и усилием воли открыл непослушные веки.
Она стояла над ним, омытая теплым светом, льющимся из масляной лампы, которую держала в правой руке. В уголках безупречных губ залегли крохотные морщинки.
— Ты не болен? — спросила Неферата.
Голос ее звучал сладко и тягуче, как густой мед. Он притягивал Архана даже в его жалком состоянии. Большие миндалевидные глаза озабоченно сощурились. Она подняла изящную руку, и на мгновение бессмертному показалось, что сейчас она положит ладонь ему на лоб, как мать больному ребенку. Но в последний момент царица спохватилась, и рука ее замерла в нескольких дюймах от его лба.
— Это пустяки, — проскрипел Архан. Даже челюсть словно онемела, несмотря на выпитый чуть больше часа назад эликсир царя.
Бессмертный оторвал взгляд от лица царицы, ухватился за конец железной цепи, подтянулся и встал на ноги. На минутку прислонившись к грязной стене, он попытался взять себя в руки. Казалось, что он только что проглотил горькое вино, смешанное с корнем лотоса, которое заставлял его пить В’соран. Архан поморгал, приспосабливаясь к тусклому освещению. Ему все еще казалось, что сейчас он увидит в комнате царя и его приспешников.
— Сколько времени? — пробормотал он.
— До рассвета чуть больше часа, — ответила царица, и в голосе ее послышалась напряженная нотка. — Царь пробыл здесь дольше, чем обычно. Мне пришлось прятаться в соседней комнате, пока они с В’сораном не ушли. Мне показалось, они ссорились.
Архан с трудом кивнул.
— В’соран теряет терпение, — сказал он. — Старый стервятник жаждет получить не только эликсир Нагаша, но и все его заклинания. И похоже, остальные с ним согласны.
Неферата задумчиво сощурила свои темные глаза.
— Все? — Она повернулась и подошла к заваленному бумагами столу, у которого всего пару часов назад стоял ее муж.
Каждое движение царицы было чувственным и плавным, почти гипнотизирующим. Как одна из священных змей Асаф, подумал Архан. Один вид Нефераты заполнял его приводящим в замешательство сочетанием восторга, голода и ужаса.
Она так похожа на Неферем, думал он, и одновременно так не похожа на нее. Женщины Ламии славились своей соблазнительной красотой, но царские дочери походили на саму богиню. В то время как ошеломительная красота Неферем приглушалась ее ролью Дочери Солнца, очарование Нефераты было более порочным и необузданным, напоминая саму Асаф. Единственного ее взгляда достаточно, чтобы свергнуть царство, подумал бессмертный. Ничего удивительного, что цари Ламии запирают своих дочерей и прячут лица цариц под золотыми масками.
— Абхораш все еще кажется преданным царю, но этого следовало ожидать, — ответил Архан. — С другой стороны, Ушоран и Анхат устали от полумер Ламашиззара. Они были под Махраком и знают, насколько слаб на самом деле эликсир царя.
Неферата стояла у стола и смотрела, как лежат на нем бумаги, старательно запоминая их расположение, прежде чем начать в них рыться. Если хотя бы один листок окажется не на месте, завтра ночью Ламашиззар сразу это заметит.
— А что Убайд?
Бессмертный пожал плечами:
— Должен признаться, не знаю. Ламашиззар пригласил его в свое тайное общество только потому, что ему нужна помощь великого визиря в сохранении секрета. Он очень осторожен и мнения своего не высказывает.
— Как типично, — бросила царица. — Но тем не менее довольно обнадеживающе. А остальные?
Архан хмыкнул:
— Эти юные развратники? Их преданность отдана тому, кто будет снабжать их эликсиром. Честно говоря, тебе лучше бы обойтись без них.
Неферата осторожно переложила несколько листов, пока не нашла давно пожелтевший, с изображением сложного ритуального круга. Это была одна из нескольких версий Заклинания Бессмертия, которое Архан пытался воссоздать из книг Нагаша. К бесконечному негодованию бессмертного, Вечный Царь не доверил бумаге окончательный вариант ритуала — и тайна умерла вместе с ним. Без помощи Архана Ламашиззар толком не мог увидеть разницу между тем или другим листом, но воспитание Нефераты у жриц Асаф наделило царицу проницательностью, которой так не хватало ее брату.
Примерно восемь месяцев назад она начала обучение под руководством Архана, и мастерство царицы в искусстве некромантии стремительно возрастало. Тайком проникая в убежище каждую ночь, следом за царем и его приспешниками, она за несколько украденных часов узнавала больше, чем Ламашиззар узнал за столетие.
Разумеется, помогало и то, что Неферата не была такой щепетильной, когда дело касалось используемой крови.
Царица внимательно изучила написанное, взяла кусок мела из глиняной миски на ближайшей полке и начала вносить точные поправки в круг, начерченный на полу святилища.
— Все происходит быстрее, чем я думала, — произнесла она, не отрываясь от работы. — Должно быть, скоро мы будем готовы.
Архан поймал себя на том, что неотрывно смотрит на царицу, глядя, как движется ее тело в свете лампы. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза.
— Если ритуал пройдет успешно, ты получишь всю необходимую тебе силу, — отозвался он. Вместе они создали несколько вариантов эликсира, в несколько раз превосходящих по действию все, сделанное до сих пор царем. Бессмертный облизал губы. — Конечно, очень многое зависит от качества исходного материала.
Неферата бросила на Архана ледяной взгляд.
— Полагаю, кровь царской прислужницы достаточно эффективна.
Бессмертный усмехнулся.
— Лучше молодая, чем старая, — сказал он. — И конечно, еще лучше живая жертва.
Царица сделала последнюю поправку и поднялась на ноги.
— А почему? — спросила она, проверяя работу.
— Чем моложе кровь, тем больше в ней жизненной энергии, — ответил Архан.
— А использование живой крови в ритуале дает еще больше энергии?
Архан замялся, не зная, как далеко может зайти. Неферата уже успела вытянуть из него куда больше тайн, чем он собирался ей выдать.
— Можно выразиться и так.
— Ну, это подождет до следующего раза, — сказала царица. — А сейчас придется довольствоваться тем, что у нас есть.
Она прошла мимо него к столу в дальнем конце комнаты, стараясь держаться как можно дальше от его железной цепи, невольно отметил Архан. Неферата взяла маленький глиняный кувшин, размером не больше чаши для вина, и поместила его в центр ритуального круга. Бессмертный почувствовал жар. Неферата ни разу не говорила ему, что берет кровь у своих прислужниц, да, по правде сказать, его это и не волновало.
Неферата опустилась на колени рядом с кувшином, сделала вокруг него несколько дополнительных пометок и отступила за край круга.
— Скоро взойдет солнце, — сказала она, воздевая руки к потолку. — Давай начинать.
Архан отошел к дальнему краю круга, следя за тем, чтобы не протащить цепь по колдовским иероглифам, и тоже поднял руки — онемевшие, но все равно дрожащие — в зеркальном отражении рук Нефераты. И они вместе начали читать.
Теперь слова силы легко слетали с уст Нефераты, и воздух начал потрескивать от потоков невидимой энергии, укрощенной волей такой сильной, какой Архан не встречал ни у кого, за исключением самого Нагаша. Бессмертный эхом повторял каждый слог, добавляя свою волю к ее, и наконец ритуальный круг закипел могуществом.
Заклинание было длинным и сложным, прошло много долгих минут, прежде чем Архан почувствовал, как энергия ритуала возросла до неистового крещендо. Кувшин задрожал, его крышка бешено задребезжала — содержимое бурлило, излучая пары энергии. Губы Архана растянулись в омерзительном жестоком рыке — он учуял душистый аромат быстро сгущающегося эликсира. Архан запрокинул голову и выкрикнул последние слова заклинания ликующим голосом. Ему казалось, что внутри его разматываются столетия, и на какое-то мгновение он снова стал могучим воином, мастером магии и победителем, когда-то заставлявшим всю Неехару в страхе трепетать.
Голоса бессмертного и царицы слились, и ритуал завершился фонтаном сверкающих искр, вылетающих из иероглифов, начерченных на стенках кувшина. Неферата покачнулась — ее ошеломила сила, которую она себе подчинила, но чувства Архана оставались обостренными до предела. В одно мгновение он оказался в середине круга и сомкнул ладони на изгибах кувшина, ощущая, как остаточная энергия заклинания прожигает ему кожу.
Бессмертный чувствовал на себе взгляд царицы. Он проникал сквозь его яростную жажду, как кинжал. Архан крепко сжал кувшин, воображая, что ощущает силу эликсира даже через глазурованную глину. Если выпить все до капли, эликсир может дать ему достаточно силы, чтобы разорвать ошейник и наконец-то убежать.
Но может и не дать, и где он тогда окажется? Вряд ли Неферата легко отнесется к его предательству, а она уже сейчас знает больше, чем нужно для того, чтобы продолжать изучение книг Нагаша без его помощи, понимает она это или нет.
Архан медленно опустился на колени и на предельном усилии воли протянул кувшин Неферате, как слуга предлагает хозяину чашу с вином.
— Вот, о великая, — глухо произнес он. — Испей плодов своего труда. Выпей и возродись.
Неферата улыбнулась ему, и Архан втайне устыдился того, как его мертвое сердце подскочило в груди при виде этой улыбки.
Она подошла к нему, грациозная, как змея, и взяла кувшин из рук, не хотевших его отдавать.
Царица поднесла исходивший паром сосуд к губам и сделала большой глоток. Ее изящную фигуру пронзила дрожь восторга.
— О, — шепнула она. — О!
Архан молча смотрел на нее в безнадежном отчаянии. Она выпьет все, он знает. Восемь месяцев назад она поклялась, что разделит с ним каждую порцию созданного вместе эликсира, в точности как когда-то давно пообещал Ламашиззар. Но для царей и цариц обещания не значат ничего, за исключением тех случаев, когда им удобнее их выполнить. Нагаш хорошо преподал ему этот урок.
И поэтому он очень удивился, когда царица наклонилась и снова протянула ему кувшин.
— Возьми, доверенный слуга, — произнесла она с царственной улыбкой на губах, красных от сладкого вина украденной жизни. — Это твоя доля.
Ему пришлось собрать в кулак все остатки воли, чтобы не вырвать кувшин из рук Нефераты. Когда Архан поднес его к губам и глотнул, руки у него затряслись.
Эликсир хлынул в рот, как расплавленный металл, и каждый нерв бессмертного затрепетал, оживая. Он замер, жадно глотая, и почувствовал, как в его истощенные конечности возвращается часть прежней силы. Всего лишь тень того, что он когда-то чувствовал, будучи правой рукой Вечного Царя, но куда больше, чем то, что когда-либо создал Ламашиззар.
Архан допил и, задыхаясь, сел на корточки. Царица изучающе смотрела на него задумчивыми темными глазами. Он решительно встретил ее взгляд, слишком опьяненный в эту минуту, чтобы устрашиться ее сверхъестественной красоты.
— Зачем, о великая? — спросил Архан. — Чего ты хочешь добиться всем этим?
Губы Нефераты искривились в усмешке.
— Помимо вечной юности и могущества? — уточнила она.
— Да.
Улыбка царицы исчезла.
— Ламия в опасности, — ответила Неферата. — А царь слишком слаб и глуп, чтобы защитить ее. Поэтому придется мне. — Она склонила голову набок и оценивающе взглянула на бессмертного. — А ты? Чего ты хочешь сейчас, когда Нагаш мертв и его больше нет?
Архан какое-то время молчал. Чувствуя, как сила струится по его жилам, он глубоко вздохнул.
— Чего я хочу? Хочу снова вскочить на коня и пересечь пески пустыни, залитые лунным светом.
Неферата вопросительно изогнула бровь.
— И все?
Бессмертный усмехнулся плотно сжатыми губами и приподнял железную цепь.
— Сорок семь звеньев, — сказал он. — Что равняется двадцати трем с половиной шагам. За последние сто сорок лет этим ограничивалась длина и ширина всего моего мира. И то, чего я хочу, о великая, для меня больше, чем райское блаженство.
Неферата посмотрела на него и, к огромному изумлению Архана, наклонилась и положила руку ему на щеку. Ее кожа пахла сандаловым деревом и была теплой, как летний ветерок.
Она наклонилась еще ниже, и ее глаза словно поглотили его целиком.
— Я знаю, что такое каждый день быть пленником, — негромко произнесла она. — Сохрани свою верность мне, Архан Черный, и клянусь, твое желание исполнится.
И она исчезла — вышла из круга и положила бумаги с ритуалом туда, где оставил их Ламашиззар. Архан не почувствовал, когда она вынула кувшин из его рук. Он заметил это только через несколько минут после того, как она ушла.
Архан еще долго сидел в ритуальном круге, потом выполз из него и свернулся, как пес, у стены святилища. Когда сознание его наконец немного успокоилось, ему приснились бесконечные, залитые лунным светом пески и мелодия серебряных колокольчиков. Теплый воздух пустыни пах сандаловым деревом и ласкал его лицо.
 | Майкл Ли. Нагаш непобежденный. И нежить восстанет... |