Они - слишком плохи для Дневного Дозора и слишком хороши для Ночного. Они не чтут Договор, они дерзят Великим, они не верят в пророчества. Они - Иные. Но хуже того - они дети! Темные и Светлые подростки, собранные вместе, в спрятанном от людских глаз интернате... Там, где даже простой учитель литературы вынужден стать Инквизитором. Это их последний шанс вырасти, войти в мир Иных, исправить чужие ошибки - и наделать своих. Конечно, если получится.
В новом году редакция "Neoclassic" запускает новый проект Сергея Лукьяненко "Дозоры". Это в некотором роде продолжение старых "Дозоров", но здесь Лукьяненко выступает уже в качестве соавтора, а в некоторых книгах просто как автор идеи. Подробнее о серии рассказывает сам Лукьяненко в своем обращении к читателям:
Читателям "Дозоров"
"Начиная в 1997 году книгу "Ночной Дозор", я и не предполагал, к чему это приведет. И речь даже не об экранизациях, компьютерных играх или переводах более чем в тридцати странах мира - в первую очередь речь о масштабе самой книжной серии.
В моем цикле о "Дозорах" на данный момент пять книг: "Ночной Дозор", "Дневной Дозор", "Сумеречный Дозор", "Последний Дозор" и "Новый Дозор". Открою маленькую тайну - скоро будет шестая, заключительная книга, рассказывающая об Антоне Городецком. Для меня это очень длинный цикл - я обычно ограничиваюсь двумя-тремя книгами в одном цикле.
Но закончится ли на этом мир "Дозоров"?
Нет!
История Ночного и Дневного Дозоров началась не в конце двадцатого века, а гораздо раньше. И противоборство Светлых и Темных происходит не только в России. И именно об этом расскажут книги нового цикла "Дозоры", которые написаны (и пишутся) самыми талантливыми из молодых фантастов России.
В написании первых трех книг я участвовал и сам. И мне очень приятно, что в этой "игре Дозоров" я был больше в роли "тренера", пусть и "играющего" - идеи книг и большая часть труда принадлежит авторам, чьи имена я советую запомнить всем любителям фантастики. Я признателен Аркадию Шушпанову, Алексу де Клемешье, Ивану Кузнецову за энтузиазм и любовь к миру "Дозоров", глубокое знание этого мира, писательское мастерство и умение играть и на Темной, и на Светлой стороне, которое они показали. (Скажу вам по секрету - у них есть и свои увлекательные миры, с которыми вам еще предстоит познакомиться).
"Дозоры" - продолжаются!"
Отрывок из книги:
Пролог
Сначала Федор взял паузу, как хороший тенор берет высокую ноту. А потом заговорил:
— Нарушаем, гражданка Анна Сергеевна. Плохо. Очень плохо.
— А вы... — Гражданка Анна Сергеевна поежилась. — Прокурор?
Если верить «делу», ей через месяц должно было исполниться четырнадцать.
Обстановка комнаты меньше всего напоминала кабинет прокурора. Хотя, если честно, Федор ни разу в прокурорских кабинетах не был, а его «клиентка» — и подавно.
Красочная роспись на стенах выбрасывала гостей на пляж в океанской лагуне. Мягкий ковер на полу не позволял сделать и пары шагов, чтобы при этом не расслабиться. Федора и Анну Сергеевну не разделяло ничего, сидели в креслах друг напротив друга. Кресло Федора располагалось так, чтобы он всегда оказывался справа от посетителей. Предполагалось, так они больше доверяют.
Сквозь прозрачные чехлы спинки и сиденья можно было увидеть, что внутри не поролон и не пружины, а разноцветные, наполовину сдутые воздушные шары. Довольно прочная штука, надо сказать, если специально не прокалывать. В таком кресле любой посетитель быстренько менял свое состояние.
Острые углы в кабинете были только у планшетки, что лежала у Федора на коленях.
— Нет, не прокурор, — правдиво ответил Федор. А потом солгал: — Психолог.
— Я не знала, что мы к психологу... — Девочка выпрямилась. Была она рыжеватой, и в изгибе губ проглядывала хитринка. — Я нормальная.
— Конечно, нормальная! — уведомил Федор. — Иначе не попала бы ко мне. Я же сказал «психолог», а не «психиатр». Понимаешь разницу? А после нашей беседы уже решу, с кем ты познакомишься еще. Может, и с прокурором.
— Я ничего не делала! — повысила голос девочка. — Ничего не воровала!
— Не кричи, — прошептал Федор, слегка наклонившись к ней.
В нем было под два метра, и наклон со стороны чем-то напоминал маневр башенного крана.
Девочка заговорила тише и тоже чуть-чуть наклонилась к собеседнику.
— Я ничего не воровала. Оно само появилось, честно! Только мне никто не верит.
В ее глазах заблестело. Федор понимал, что девочка, какой бы вид на себя ни напускала, испугана и растеряна.
Вот тогда и сказал:
— Я верю.
— Врете вы все! — Анна откинулась на кресле, надувные шарики недовольно заскрипели.
— Я верю, — спокойно повторил Федор, а про себя вспомнил знаменитое «верую, ибо абсурдно». — Все эти вещи ты не брала. Они появились сами по себе.
— Как вы мне можете верить? — донеслось из соседнего кресла. — Вы же не знаете...
— А мне и не надо знать. Я вижу, что ты не обманываешь. Зрачки, дыхание, цвет лица — они все говорят правду.
Девочка завертела головой — скорее всего в поисках зеркала. Убедиться, а заодно проследить, не сболтнут ли зрачки и прочее чего лишнего.
Зеркало было далеко. Вставать Анна Сергеевна постеснялась.
Федор очень не любил врать. Особенно детям. Впрочем, сейчас он не то чтобы обманывал. Всего лишь говорил полуправду. Конечно, отсутствие лжи в словах Анны неплохо выдавала и мелкая моторика, а Федор научился быть очень и очень наблюдательным. Даже без применения магии.
Но еще красноречивее правду демонстрировала аура. Вот только подводить девочку к тому, что такое «аура», следовало очень постепенно. Анна не имела понятия, кто она такая на самом деле, и это было любопытнее всего.
— Вы... скажете, что я ничего не украла?
— Скажу, — ответил Федор. — Если будешь хорошо себя вести.
На наркотики ее проверяли, в группу риска не входила. Нормальный подросток из неполной семьи. Мать — преподаватель музыкального училища. Она же и привела дочь в полицию, когда дома начало регулярно появляться все то, чего на ее зарплату купить было нельзя. Естественно, заверения дочери, что «оно все само», и слушать не подумала.
— Буду, — Анна посмотрела на Федора исподлобья.
— Вот и славно. Как ты это делаешь? Сотовый, например?
— Я рисую. Вообще-то я не умею на самом деле. Лампу гашу, зажигаю свечки и краски размазываю.
— Жалко, что ты ничего не принесла с собой.
— Ну, я же не знала!
— Ладно, — Федор подумал, что нужно будет обязательно изучить ее рисунки.
— Я это зову «малярия».
— Ага. Вы думаете, это бредит «малярия»? — Федор улыбнулся. — Это было, было в Одессе...
— Приду в четыре, сказала Мария. Восемь. Девять. Десять, — отозвалась Анна.
— Знаешь Владим Владимыча? — Федор не удержался и еще раз мельком взглянул в анкетные данные. Все правильно, тринадцать лет.
— Только двухтомник, — не моргнув глазом ответила Анна. — Красный такой...
— Чудеса!
Если совсем честно, то для Федора это были чудеса большие, чем квартира, заваленная добытыми из воздуха предметами, и девочка, сама себя обучившая творить волшебство.
— Ты рисуешь то, что потом появляется?
— Нет. Я же говорю — «малярия». Рисую, что в голову взбредет. Просто цветные пятна. Иногда там какие-то схемы приходят дурацкие... А потом что-то появляется. Я даже не думаю про это, даже и не хочу иногда, а потом смотрю — оно уже есть.
— И все?
— И все! Ведь уже проверяли: ничего из того, что у меня нашли, нету в розыске. Оно ни у кого не пропало. Я могу даже это все отдать. Я ничего не нарушала!
— Нарушала. — Реплика у Федора вышла не резкой, а округлой. — Закон.
— Ну какой, какой закон? — Анна вытянулась в струнку. Фигурка у нее была худосочная, так что сравнение оказалось самым подходящим.
— Ломоносова, Михаила Васильевича. И Лавуазье, Антуана Лорана. Они его независимо открыли.
— А что, за это судят? — спросила Анна не то с удивлением, не то с вызовом.
В чем заключается закон Ломоносова-Лавуазье, она не знала. Так же, как не знала, что даже на современном уровне человеческая физика отнюдь не считает его стопроцентно верным. А вот... хм, скажем так, физике нечеловеческой ограничения этого закона были известны давным-давно.
— Нет еще, — сказал Федор. — Но, как видишь, уже интересуются.
— Я такого не знаю... — подтвердила Анна умозаключения Федора.
— А незнание, дорогая, не освобождает от ответственности. Это так, для справки, из другого закона. Не физического, а юридического.
— Что мне теперь будет? — Положение воздушных шариков под Анной снова изменилось.
— Вижу два варианта событий. Первый — ты продолжаешь свои малярийные опыты и рано или поздно наживаешь болыние-болыние неприятности. А второй — ты следуешь моим рекомендациям. А я рекомендую направить тебя в некое учебное заведение для таких вот одаренных детей.
— Это что, институт какой-нибудь закрытый?
— Вполне открытый, только попасть туда нелегко. Потому что не для всех.
— Так платить, наверно, придется...
— На полный пансион. Еще и стипендию получать будешь.
— А вы возьмете с меня подписку, чтобы я больше не нарушала?
Федору опять захотелось проверить, точная ли дата рождения и возраст указаны в личном деле Голубевой Анны Сергеевны.
— Не требуется. Так какой вариант тебе ближе?
— Второй.
Федор поднялся, скользнул по ковру и открыл дверь в приемную:
— Татьяна!
Повернулся к Анне:
— Я напишу заключение. Придешь в четверг вместе с мамой. Бредить «малярией» не советую. Почитай-ка лучше учебник физики. Можешь за все классы вперед.
— Будь-сделано! — Анна вылетела из кресла. Шарики проводили ее прощальным выдохом.
...Когда дверь закрылась, Федор вытащил из кармана некий предмет. Один из тех, которые произвела на свет «малярия» Анны. Этот, так сказать, артефакт ни у кого не пропал. Его ни у кого и не должно было быть. Максимум, где это могло храниться, — в лаборатории какой-нибудь всемирно известной и очень могущественной корпорации. Вроде той, с логотипом в виде надкушенного яблока. В единственном экземпляре, как прототип. Но и там его никогда не было. Хотя, наверное, могли бы дорого заплатить.
Эксперты Дозора поломали голову и сказали Федору, что такого мобильника, видимо, еще не изобрели.
А девочка тринадцати лет от роду смогла его материализовать. Нет, определенно нужно было посмотреть, что она там рисовала.
Федор прошел к себе в кабинет — готовить направление.
Можно быть Иными, можно не считать себя людьми, а вот от заполнения кучи бумаг все равно никуда не деться.
Глава 1
— Все свободны, — Дмитрий закрыл журнал. — Сочинения жду в понедельник.
Класс загудел, будто по звонку включились моторы. Захлопывались ноутбуки, как створки раковин, только вместо жемчужин в их недрах прятались кристаллы процессоров.
Напичканный электроникой класс вообще можно было принять за детский филиал какого-нибудь наукограда, причем из будущего. Никто в здравом уме не подумал бы, что именно так будет выглядеть школа магии: без сводчатых коридоров, гусиных перьев и мантий. Обычные с виду пацаны и девчонки. Никакой особой школьной формы, главное, чтобы без перегибов. Рюкзаки, джинсы, мобильники с кучей функций, кое у кого — игровые приставки, беспощадно отбираемые на время уроков.
Даже большинство предметов вполне нормальные. Физика, химия, алгебра, геометрия, английский-французский-немецкий. А дальше все по-другому, особенно в старших классах. Вернее, по-Иному.
«Иная история».
«Иная словесность».
«Иное обществоведение».
Еще очень необычная «Безопасность жизнедеятельности», острые языки тут же прозвали ее «Защитой от Темных и Светлых сил». И своеобразная биология, вернее, особый раздел. Физиология вампиров и оборотней, возрастная консервация Иного, элементы целительства... Даже Темные должны уметь что-то лечить.
Дмитрий по-хозяйски окинул взглядом класс. Так, ноутбуки двое все же не выключили, обормоты. Известно кто, Громова и Щукин.
Следовало бы немедленно послать мысленный сигнал, вернуть обормотов и заставить-таки выключить. А если проигнорируют, надеясь потом сказать, что не распознали сигнал в потоке хаотичных мыслей, дослать еще одно заклинаньице. По-простому — «свербилка». Тогда не будет спокойствия ни днем, ни ночью, пока не явятся исправлять содеянное.
Но вместо этого Дмитрий упруго поднялся и отправился выключать ноутбуки сам. У него было правило — где можно обойтись без магии, надо обойтись. Тем более что сейчас не урок, а «окно». А двое нерадивых отдежурят без очереди.
За настоящим окном, выходившим на школьный стадион, дребезжало от ударов многострадальное баскетбольное кольцо. Слышались выкрики. Самый низкий голос принадлежал физруку Борисычу:
— Карасев, с поля! Вторая левитация! А то я не вижу! Брысь с поля, кому сказал!
Нет, в баскетбол тоже играли вполне обыкновенный. Хотя Дмитрий, когда только начал здесь работать, ожидал увидеть немало экзотики из фильмов о Гарри Поттере. Однако соревнований по регби на метлах никто не устраивал. Хотя метла как летательный аппарат оказалась штукой вполне реальной и употребительной в незапамятные времена. Только крайне редкой, потому что куда больше ценилась простая хлебная лопата: сидеть удобнее, и ведьмы умели подзаряжать ее Силой через тепло очага.
Школа стояла за городом, отделенная лесополосой и еще целым рядом магических сфер: Невнимания, Отрицания и далее по списку. Так что могла бы позволить себе и русский квиддич. Но предпочитала виды спорта из олимпиискои программы, ставя задачу научить воспитанников жить в мире, где людей в несколько тысяч раз больше, чем Иных. Тем не менее в играх все понемногу жульничали с помощью волшебства. Темные — для своего удовольствия и тренировки («Авось не заметят!»), Светлые — болея за честь команды. Благо, что и команды, и классы были смешанными. Никакого соперничества Гриффиндора и Слизерина. Это противоречило бы отечественной педагогике, да и вся суть эксперимента иначе потерялась бы.
Самого эксперимента Дмитрий не понимал, если честно. Совершенно бессмысленно с младых ногтей воспитывать толерантность друг к другу у представителей Света и Тьмы. Но с другой стороны, школа давала возможность научиться понимать разницу. Наверное, ради этого он и согласился перейти сюда.
Выключив обе машины, Дмитрий поймал себя на старой, бессмысленной уже привычке — желании стереть с доски. Нет, доска в кабинете на всякий случай висела, но только как рудимент. Дмитрий давно уже пользовался интерактивной электронной, управляя со своего учительского терминала. Однако, повернувшись, он понял, что стирать-таки придется: на зеленом поле доски кто-то между делом успел нарисовать мелом смеющуюся рожицу.
Закрыв на интерактивной доске презентацию урока «Роль Иных в современной литературе», Дмитрий взял мокрую тряпку. Однако стоило поднести руку к рисунку, как тот перетек на другое место. Дмитрий попробовал припечатать рожицу быстрым точным ударом, однако та в последний момент опять вывернулась из-под тряпки.
Шутить изволим, значит.
Дмитрий посмотрел на рисунок через Сумрак. Но расшифровать заклинание все равно не смог. Небось коллективно придумывали. Тем не менее даже на первом слое для обычной реальности двигаешься куда быстрее, и этим стоило воспользоваться. Однако рожица ускользала раз за разом, перебегая по доске и временами даже показывая язык.
Дмитрий вспотел. Плюнуть и бросить глупую охоту мешала гордость (хотя чем гордиться, седьмой уровень...). Да и представить себе, как придет другой класс и будет хихикать весь урок, глядя на доску. Нет, сдаваться было нельзя.
Рожица вдруг сменила гримасу радости на удивление. Потом круги глаз с белыми зрачками расширились, загогулина улыбки превратилась в овал беззвучного крика — и рисунок рассыпался, оставляя облачко меловой пыли.
— Можно к тебе, Дреер? — раздалось за спиной.
Кабинет вновь обрел краски: Дмитрий вышел из Сумрака.
— Присаживайтесь, — сказал он, поворачиваясь.
— Уже, — ответил голос.
На учительском месте за терминалом уселся Одноглазое Лихо. Так острые языки прозвали Лихарева — нового руководителя школьного Надзора. Нет, оба глаза у него были на месте. Только левое веко все время полуопущено из-за птоза. Лихарев раньше был ночным дозорным и заработал птоз, когда получил поражение глазного нерва во время захвата колдуна-нарушителя. Он давно мог бы сделать операцию, но не хотел. Говорил, человеческим врачам не верит, а к целителям не обращается, чтобы не давать Темным повода к восстановлению равновесия. Как люди выражаются, лишь бы у соседа корова сдохла.
А когда Лихарев перешел в Инквизицию, то ему, похоже, и вовсе стало все равно. Кроме того, он утверждал, что так выглядит страшнее, а с его несовершеннолетним контингентом это самое главное.
Но если Одноглазое Лихо кого и пугал, то лишь новичков.
— Разговор к тебе есть, Дреер.
Лихарев почему-то обращался к словеснику только по фамилии. То ли она ему так понравилась, то ли, наоборот, вызывала какие-то подозрения. Дмитрий полагал, у Лиха работа должна быть такая — все время подозревать. Инквизитор, одно слово. И ничего против вот этого «ты» и «Дреер» учитель не имел. Лихо ему чем-то нравился.
Даром что, опять же, Инквизитор.
Впрочем, с недавних пор у Лихарева появилась и другая причина обращаться к Дрееру официально. Ведь именно благодаря Дмитрию Лихо стал руководителем Надзора. И одновременно единственным сотрудником, вдобавок еще ведущим Иное обществоведение.
Дмитрий молча сел за стол напротив. Наверное, Лихарев специально занял единственное учительское место. Теперь, где бы ни поместился Дмитрий, он был в положении ученика, вынужденного отвечать урок.
Впрочем, Дреер был младшим в любом случае. И по уровню Силы, и по внутренней иерархии. Лихо был школьной полицейской властью.
— А дверь лучше прикрыть... — Надзиратель сделал это не вставая.
Ученикам школы вообще запрещалось применять магические воздействия как на уроках, так и вне уроков, кроме специальных занятий. Взрослым при детях тоже не рекомендовалось.
Никто не соблюдал. Это было все равно что запретить бегать на переменах или курить в укромных местах. Однако и нарушали исподтишка, как нарушают правила дорожного движения, пока крупно не погорят.
Бывший начальник Лихарева, надзиратель Стригаль, все-таки погорел. А Дреер, можно сказать, поджег.
— Догадываешься, к чему я тут? — прищурил здоровый глаз Лихарев.
Словесник кивнул.
 | С. Лукьяненко, А. Шушпанов. Школьный Надзор |