Как и многих, Пушкина влекло все таинственное, загадочное. Он видел магическую силу в вещах, суеверно сверял жизнь по предсказаниям... Рационалисты называли его суеверие «ужасным и непостижимым» для образованного человека. Верующие считали это порождением атеизма: место веры заняли суеверия. Ну а мистики хорошо понимали чувствительного и горячего поэта.
У Пушкина в ходу было множество примет, причем некоторые, как подозревали друзья, поэт придумывал сам. Сколько раз он откладывал или вообще отменял из-за них поездки! Бывало, запрягут тройку, а Пушкин не желает ехать из-за какого-нибудь пустяка: например, подаст ему слуга забытую вещь — носовой платок или часы. И все. Дурная примета. Ехать нельзя, пока не пройдет какое-то время, за пределами которого зловещая примета теряет силу.
Впрочем, надо признать, что один раз суеверия спасли поэта от крутого поворота, а точнее, переворота в судьбе.
В декабре 1825 года после смерти Александра I началась смута с престолонаследием, и Пушкин, находившийся в ссылке в Михайловском, решил тайно съездить в Петербург — авось власти не заметят. Уж очень ему хотелось вырваться из псковской глуши, встретиться с друзьями, отвести душу.
Раздумывая о поездке, Пушкин решил сначала заехать на квартиру к поэту Кондратию Рылееву (главе Северного общества декабристов).
Приказав слуге заложить повозку, поэт отправился в Тригорское попрощаться с любимыми соседками Осиповыми-Вульф. Но на пути дорогу перебежал заяц, по возвращении в Михайловское — тоже. Узрев две дурные приметы, поэт сник. А тут еще на слугу вдруг напала белая горячка. Тем не менее расстроенный Пушкин отправился в путь. Но навстречу попался священник — тоже дурная примета. И тут уж поэт не выдержал и возвратился домой.
Последствия поездки могли быть таковы. Пушкин попал бы к Рылееву прямо в канун восстания 14 декабря. А значит, мог оказаться на Сенатской площади вместе с декабристами. Что бы из этого вышло, предугадать нетрудно.
Позже поэт говорил сестре Ольге: «Благо мне, что обратил внимание на зайца. Иначе не на зайца бы наскочил сам, а на 14 декабря, а оно, кстати, как раз пришлось на понедельник — несчастливый день... Смейся после этого надо всем, что называешь суеверием!»
Пушкин признавался всем, что верит многому «невероятному и непостижимому». А от суеверий рукой подать до гаданий, благо представительницы этой древнейшей профессии процветали во все времена.
ОТ КОФЕЙНОЙ ГУЩИ К ОПАСНЫМ ПОСТУПКАМ
В 1818 году, едва Пушкин вышел из лицея, одна известная в Петербурге хиромантка предсказала ему насильственную смерть. То же самое было сказано приятелю — гвардейскому офицеру, с которым поэт зашел к гадалке. На другой день приятель был заколот унтер-офицером.
После этого у юноши возник повышенный интерес к пророчицам. И он заглянул к «кофейной» гадалке.
Та не разочаровала, поведав много любопытного: «На днях вы встретитесь со старым знакомым, который предложит вам хорошее место по службе. Скоро вы получите неожиданные деньги «через письмо», и, наконец, вам грозит насильственная смерть».
Спустя две недели предсказания стали сбываться. На Невском проспекте поэт случайно встретил приятеля, который раньше служил в Варшаве при наместнике, великом князе Константине. Приятель предложил Пушкину занять его место. Конечно, поэт не мог не вспомнить «о кофейной гуще». Вскоре сбылось и второе предсказание: Пушкин получил письмо с деньгами от однокашника по лицею. Получив наследство, приятель прислал карточный долг, о котором поэт давно забыл.
После этого от Пушкина не раз слышали: «Теперь надо сбыться и третьему предсказанию. И я в этом совершенно уверен».
Предсказания питерских сивилл о насильственной смерти были повторены в Одессе каким-то «оракулом»-греком во время южной ссылки поэта.
Кроме того, Пушкину предсказали два изгнания и народную славу. Обо всем этом он позже рассказал друзьям, вернувшись из второй ссылки в Михайловском.
Впрочем, насильственную смерть этой буйной голове пророчили и без гадалок. Декабрист Николай Басаргин, отмечая в Пушкине больное самолюбие и желание осмеять других, вспоминал: «...Многие из знавших его говорили, что рано или поздно, а умереть ему на дуэли. В Кишиневе он имел несколько поединков, но они счастливо ему сходили с рук».
Да, Пушкин постоянно балансировал на грани жизни и смерти, причем из-за бравады, по пустякам. Вот лишь одна из кишиневских историй: как-то на балу Пушкин стал требовать, чтобы играли мазурку, однако офицеры просили вальс. Пушкин нагрубил одному из них. Тогда командир полка подполковник Старов вызвал его на дуэль. Стрелялись на смертельно близком расстоянии, два раза промахнулись из-за метели. К счастью, противников помирили. Но, так или иначе, восходящее светило поэзии могло погибнуть от пули уважаемого человека, героя войны.
ИГРЫ С «БЕЛОЙ ГОЛОВОЙ»
...В предсказаниях гадалок о насильственной смерти была существенная подробность: гибель придет от белой головы или от белой лошади. «С тех пор я с боязнию кладу ногу в стремя и подаю руку белому человеку», — говорил Пушкин.
Иногда доходило до конфузов. На одном балу среди гостей поэт заметил светлоглазого белокурого офицера, который не сводил с него пристального взгляда. Пушкин занервничал и быстро вышел из зала. Тот — за ним, так весь вечер и ходили они друг за другом. Позже Пушкин признался, что порядочно струхнул.
Не менее показателен и случай в гостях у княгини Зинаиды Волконской. Главным украшением ее особняка на Тверской были статуи, у одной из которых отбили руку. Хозяйка расстроилась. Кто-то из гостей вызвался прикрепить руку, а Пушкина попросили подержать лестницу и свечу. Тот было согласился, но вдруг отбежал в сторону: «Нет, нет, я держать лестницу не стану. Ты белокурый. Можешь упасть и пришибить меня на месте».
И все-таки, невзирая на свой «белокурый» страх, горячий поэт как-то не выдержал и написал эпиграмму на блондина Андрея Муравьева. Когда журнал с эпиграммой вышел в свет, Пушкин сказал издателю: «Как бы нам не поплатиться, ведь Муравьев может вызвать меня на дуэль, а он... белый человек».
В 1830 году началось восстание в подвластной России Польше, перешедшее в войну. Пушкин захотел отправиться туда, однако говорил друзьям: «В неприятельском лагере есть какой-то Вейскопф («белая голова» по-немецки), и он непременно убьет меня». Конечно, ни в какую Польшу царь поэта не пустил.
СВАДЕБНЫЕ ПРИМЕТЫ
Вознамерившись жениться, Пушкин, по своему обыкновению, в который раз отправился к гадалке и узнал, что «умрет из-за жены». Однако, потеряв голову от прекрасной юной Натали Гончаровой, поэт махнул рукой на предсказания.
Когда весной 1830 года Пушкин получил наконец согласие будущей тещи на свадьбу, он во многом связывал свою удачу с... фраком своего московского друга Павла Нащокина.
Собираясь к Гончаровым, беспечный поэт даже не подумал о соответствующей одежде. И задушевный друг одолжил ему свой фрак.
Сватовство оказалось удачным, и Пушкин попросил Павла Воиновича подарить ему этот фрак, в котором он и обвенчался.
Незадолго до свадьбы Пушкин, заглянув к Нащокину, застал там цыганок. И попросил знаменитую певунью Таню спеть ему что-нибудь на счастье. Но цыганка пребывала в тоске и запела невесело:
— Ах, матушка, что так в поле пыльно?
Государыня-матушка, что так пыльно?
— Кони разыгралися...
— А чьи-то кони, чьи-то кони?
— Кони Александра Сергеевича...
Слушая, Пушкин зарыдал во весь голос. Нащокин кинулся к нему: «Что с тобой?» — «Ах, эта песня мне все внутри перевернула, — простонал поэт, — она не радость мне, а потерю большую предвещает!» И вскоре уехал, ни с кем не попрощавшись.
Во время церемонии венчания Пушкин, задев аналой, уронил крест. При обмене колец одно упало, затем погасла свечка. Суеверный поэт тут же шепнул одному из присутствующих: «Все дурные предзнаменования».
РОКОВОЙ КАВАЛЕРГАРД
Когда Пушкин вывел юную жену в свет, многие сразу почувствовали, что эта семья похожа на дремлющий вулкан.
Со временем у красавицы Натали, восхищавшей всех и вся, начиная с царя, появился настойчивый ухажер — француз Жорж Дантес, поручик Кавалергардского полка. Но Пушкин вполне дружелюбно относился к поклоннику супруги. Однажды, смеясь, назвал его «трехбунчужным пашой», когда тот привез с бала Натали с двумя ее сестрами. Не раз, обедая в ресторане за одним столиком с Дантесом, Пушкин представлял его своим друзьям.
А ведь Дантес по всем статьям должен был насторожить поэта. Причем не только из-за ревности.
Дантес был «белым» с головы до ног: светлые волосы, глаза, белый мундир. Кроме того, марш кавалергардов назывался «Белая дама». «Целый сундук» опасных примет. Но суеверного Пушкина они почему-то перестали интересовать.
Видимо, поэта вполне устраивал поклонник рядом с женой, который отвлекал ее, пока он кутил, спускал в карты большие суммы и волочился за другими дамами.
...В конце 1836-го у Пушкина вдруг открылись глаза. Оказывается, «возвышенная страсть» Дантеса к его жене уже давно питает светские сплетни. А тут еще прислали анонимку: шуточный «диплом рогоносца»! Правда, с намеком на самого царя. Однако все знали, что «главный герой» — Жорж Дантес.
Кровь бросилась в голову поэту. Дуэль — вот лучший выход!
Он совсем забыл об опасной «белой голове». Тут уж не до воспоминаний о бреднях гадалок!
Друзья всполошились. С большими усилиями дуэль замяли под предлогом, что Дантес добивался руки сестры Натали — Екатерины Гончаровой. Свадьба состоялась, но ничего не решила.
...За несколько месяцев до смерти Пушкина произошло мистическое событие. В тот день поэт, охваченный смутной тоской, бродил по комнате. Затем остановился перед большим зеркалом, стал напряженно всматриваться в него... И вдруг сдавленным голосом позвал жену: «Наташа! Что это значит? Я вижу тебя и рядом с тобой мужчину, темноволосого, средних лет, генерала в свитской форме. Черты неправильны, но недурен, стройный... С какой любовью он на тебя глядит!»
Наталья Николаевна подбежала к зеркалу, но ничего там не заметила. Пушкин еще долго стоял неподвижно...
Лишь через семь лет после гибели мужа Натали вспомнила об этом видении, когда перед ней предстал генерал Ланской, ее второй муж. Все приметы совпали.
Однако до любящего брюнета было еще очень далеко, а блондин по-прежнему находился в опасной близости.
И однажды, угрожая покончить с собой, заманил Натали на свидание, откуда ей удалось сбежать. Пушкин, узнав об этом, взорвался: только кровавая дуэль могла смыть оскорбление.
Накануне поединка он сказал своей старой подруге баронессе Вревской, что намерен искать смерти.
БЕСПОЛЕЗНЫЙ ТАЛИСМАН
...Как-то Павел Нащокин заказал два одинаковых золотых колечка с бирюзой — талисманы от насильственной смерти. Одно кольцо подарил Пушкину, другое носил сам.
Кстати, задушевный друг Нащокин аж из Москвы почувствовал беду.
В конце января 1837-го, вернувшись из Английского клуба, он задремал и вдруг явственно услышал голос Пушкина: «Нащокин дома?» Павел Воинович сразу вскочил, бросился в переднюю и спросил камердинера, не спрашивал ли его Пушкин. Тот лишь удивился. «Это не к добру, — заключил Нащокин, — с Пушкиным что-то случилось!» На следующий день пришла весть о роковой дуэли.
Уже на смертном одре Пушкин подозвал своего секунданта Константина Данзаса, снял с руки кольцо с бирюзой и отдал со словами: «Это талисман от насильственной смерти. Носи его!»
Вот уж поистине странно! Кажется, теперь-то поэт должен был понимать, что не спасло его «волшебное» кольцо.
Кстати, завораживает сходство дуэльных фамилий: убийца — Дантес, секундант — Данзас... Вот такая диагональ. Была и другая: секундант Дантеса виконт Д’Аршиак вскоре погиб на охоте.
И еще одно роковое совпадение: Екатерина Дантес прожила с мужем всего шесть лет, как и Натали с Пушкиным. И тоже родила четверых детей, скончавшись после родов последнего...
СМЕРТЬ ПОЭТА — ФАТУМ ИЛИ ВЫБОР?
Смерть создала вокруг Пушкина мученический ореол. Все обвинения посыпались на «кокетку-супругу».
Так жена ли «убила» великого поэта? Формально она здесь замешана, но по сути — нет. Недаром на смертном одре поэт сказал: «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском».
Пушкин сам накликал на себя такую смерть — всей своей жизнью. Недаром, когда его охватила самоубийственная горячка, забылись все предсказания. Потому что в тяжелых жизненных ситуациях спасает только вера высокая, а не суетная.
«Верующий человек не гадает на изменчивой поверхности этого мира, потому что он в лучшем смысле и плане уже все угадал и знает, что с ним будет. Без благословения или допущения Божьего ничего с ним не случится! — писал архиепископ Иоанн (Шаховской), размышляя о пушкинских суевериях. — Конечно, в жизни есть мудрость Божьего промысла. Он иногда открывает человеку не только неизбежное, но и возможное, зависящее от самого человека, от его нравственного выбора. А Пушкину казалось, что можно самовольно подглядеть будущее, охранить себя своей силой и властью».
Гадание, предсказания — это те удочки, на которые ловит людей темная сила. И потом, к чему же вещания, если нет возможности избежать беда? Они лишь констатируют беду, но не учат, как избежать. Потому-то беда и происходит.
Не «белая голова» важна, а своя собственная жизнь. Не изменишь поведения, будешь жить как попало, безнравственно, забывая о Боге, — накликаешь «белую голову». Причем хоть бегай от нее по городам и весям, хоть пренебрегай.
НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ
...Как гений, получивший дар свыше, Пушкин не мог не размышлять о религии, о высших ценностях.
По собственному признанию Пушкина, важнейшие события в его жизни совпадали с днем Вознесения. «Это не может быть делом случая!» — говорил он.
На закате Пушкин сочинил стихи-молитвы «Мирская власть» и «Отцы-пустынники». Автор богохульной «Гаврилиады» обратился к святым отцам, потому как прекрасно понимал, что его жизнь достойна порицания. Увы, поэт не мог преодолеть пагубных страстей, недаром он писал:
Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам...
Да, видимо напрасно. Всего лишь за три месяца до смерти Пушкин написал: «Религия чужда нашим мыслям и привычкам, к счастью».
Но неисповедимы пути господни. Жестокие предсмертные страдания смирили поэта. И со смертного одра он послал прощение своему противнику. Перед лицом вечности умирающий исповедался и причастился. Позже священник говорил, что такой кончины он желал бы и себе. Значит, покаяние Пушкина было глубоко и искренно.
29 января 1837 года поэт покинул бренный мир.
Религиозный философ протоиерей Сергей Булгаков так оценивал смертельный поединок великого поэта: «Стремясь сделать его самого безответной жертвой, не замечают, что тем самым хулят Пушкина, упраздняют его личность, умаляют его огромную духовную силу... Он достоин того, чтобы самому ответствовать перед Богом и людьми за свои дела!»
(с) Ирина Громова