Как шумят сосны над головой! Мария Сергеевна помнит их столько же, сколько себя. Золотистая сухая хвоя тихо опадает на покрытую мхом шиферную крышу дачи вокруг потрескавшейся печной трубы. Рядом шевелятся красные осенние листья дикого винограда, а из-за конька глядят зеленые ветки жасмина. Как разрослись кусты, даже соседнего участка не видно! Только в одном месте выглядывает серая, осыпанная хвоей крыша соседской бани. Как хорошо, что есть эта дача! Мария Сергеевна живет тут все лето, и Ляля, внучка, может здесь спокойно провести каникулы. А кстати, где она?
В зарослях по ту сторону забора зашуршало и загремело, раздались невнятные возгласы. Мария Сергеевна подошла ближе, раздвигая ветки сирени и спиреи. По ту сторону забора рядом с покосившейся от времени бревенчатой баней стояла круглолицая шатенка средних лет.
— Тамара, вы не видели здесь мою внучку?
— Ляля у нас, мы тут старую баню разбираем. Столько интересного нашли — прямо этнографическая экспедиция! — заулыбалась соседка.
«Постыдилась бы упоминать науку, разговаривая с внучкой этнографа!»
— Бабушка, я здесь! Саня, помоги мне шайку поднять!
— Да ты что, с ума сошла, шайку с камнями таскать? Бери лучше лохань!
«Кто это отвечает Ляле мужским голосом? — Мария Сергеевна заглянула на соседний участок. На покосившееся крыльцо бани выбрался юнец в широченных брюках, держа в руках оцинкованную банную шайку. В ней виднелось несколько круглых камней, смятая соломенная шляпа и пара пыльных ботинок. — Да это же сын Тамары, как он вырос! Впрочем, он же Ляле ровесник. А вот и она сама, тащит за собой что-то тяжелое».
«Как она может поддерживать такое общение? А кстати...»
— Тамара, а что вы собираетесь делать с баней?
— Досками обошьем, крылечко поднимем, — отозвалась соседка со своей стороны забора. — Построить новую баню денег нет, а старую муж сам подправит.
«Ну да, Тамарин муж, кажется, прораб на стройке. Но в обновленную баню он наверняка будет приглашать таких же, как он сам, топить печку, дымить шашлыками, пить пиво, бросать через забор пустые бутылки и материться. Что же делать? Может быть, муж Марии Сергеевны сможет отговорить соседку от этого обновления? Но он приедет только в воскресенье, и дочь с зятем тоже. Но что там кричит этот, как его, Саня?»
— Шикарно! Мам, я трубу прочистил, ботинки отнес в костер, а пол и сиденье мы с Лялькой из шланга помыли. Можно париться!
— Не лотошись! — отозвалась Тамара. — Сначала надо протопить на пробу.
«Ну и словечки! А если Ляля усвоит что-то из этого лексикона?»
— Тогда устроим Навий день! — Саня вытащил из огромного кармана пестрый журнал. — Это, по ходу, то, что надо! «Навьи — духи умерших, иногда враждебные живым. В старину в Навий день было принято ставить для них угощение, топить баню и приглашать духов мыться». Вот я им и натоплю!
— Нет, Саня, это опасно! Ты никогда не топил баню, печка старая, если баня сгорит, новую мы уже не построим
«А что? — В другое время Мария Сергеевна согласилась бы с соседкой, но сегодня... — Ведь после пожара определенно не будет ни бани, ни мата, ни шашлыков с пивом! Как ни неприятно опускаться до такого уровня, однако надо действовать».
— Ну что вы, Тамара, он взрослый мальчик, неужели не справится с печкой? А интерес молодежи к этнографии можно только приветствовать! Если тебя интересуют подробности обряда, Саша, я могла бы дать тебе монографию, написанную моим дедом. Ляля, принеси «Дохристианские воззрения»!
Ляля нырнула в кусты и убежала.
«Как бы еще убедить упрямую Тамару?»
— Мам, а угощение какое им поставим?
— А это еще зачем? Устраивать игры с едой нельзя, ты не ребенок!
«Глупый мальчишка! Теперь Тамара упрется и ничего ему не разрешит!»
— Тамара, но вы могли бы дать для обряда что-нибудь ненужное, наверняка у вас найдется! — вставила Мария Сергеевна.
Тамара с сомнением посмотрела по сторонам:
— Может быть, жамки подсохшие...
— Что?
«Ну и лексикон! Уровень развития виден по одному слову».
— Бабушка, жамки — это пряники, а книга вот! — подбежала Ляля.
«Она уже и такие слова знает? Ну ладно, с этим можно разобраться потом. Но есть ли в книге что-нибудь о Навьем дне?» Мария Сергеевна ее никогда не читала...
— Вот оно! — Ляля нашла страницу. — «Навьим днем принято было считать четверг пасхальной недели, однако имелся и еще один Навий день, в начале осени. В старинном поучении «Слово к неведающим» сказано: «Ставят в Навий день мертвым ясти, И баню топят, и на печь льют, и глаголют: «Мойтесь!» И полотенца вешают, и пепел на пол сыплют. Утром находят следы, как курьи, и говорят: «Приходили к нам навьи мыться».
—Так вы что, и пепел сыпать собрались? В нем же угольки могут быть, а от угольков пожар!
«Ну какая же упрямая! Впрочем, она права, но сейчас об этом ни слова!»
— Не тревожьтесь, Тамара, пепел очень быстро остывает! И никто не будет сыпать угли на пол! — Мария Сергеевна всей душой надеялась, что сыпать как раз будут. — К тому же смотреть следы можно только утром.
— Ну ладно, только осторожно, и ночью в бане не сидеть, — нехотя согласилась соседка. Ну наконец-то!
— Шикарно! — закричал Саня. — Несу дрова и жамки! А потом будем кино по Интернету смотреть...
— Бабушка, а мне можно у Сани фильм посмотреть? — спросила Ляля.
В обычный день ответ был бы отрицательный, но сегодня... «Скорее всего, пепел и уши сделают свое дело и никто не будет виноват, а если нет? Не хотелось бы действовать на таком уровне, но, если придется, Ляля не должна этого видеть».
— Иди, Ляля, иди.
Ожидание затянулось. Вечер перешел в ночь, на участке под соснами стемнело, но даже в половине двенадцатого старая баня стояла, как и сорок лет назад. Ну что ж, это еще не значит, что пожара не будет! Мария Сергеевна начала собираться. Спички и старую газету — в карман, отцовский дождевик на плечи, нырнуть в дыру между досками забора, вот она и на месте!
Свет в доме у соседей чуть виден, участок освещен только луной, неровные тени бегают по крыльцу бани. Мария Сергеевна встала на ступеньку. Что за гадость? Все крыльцо осыпано песком, так и скользит под ногами! А это что? Маленькое, стремительное, хлопающее мягкими крыльями прямо перед глазами. Птица, и не одна! Целое облако маленьких черных птиц — с шумом вылетают из кустов сирени, рассыпают перья, копошатся в рассыпанном песке. Удар холодных крыльев по лбу, ледяные прикосновения на щеках, озноб по спине, руки заледенели. Что здесь происходит?
— Кыш, пошли отсюда!
Мягкие крылья забились вокруг, птицы пронзительно закричали, холодное облако сгустилось, тесня Марию Сергеевну к двери бани. «Что они так кричат, сейчас же кто-нибудь выйдет! И в бане, кажется, кто-то есть. Шуршит, тяжело ступает, ворочается, стонет. Кто это? Ведь не мальчишка же?»
Птичий крик слился в протяжный вопль, удушливый запах мокрого пера мешает дышать, холод как на морозе. Что делать?
— Мойтесь! Мойтесь! — послышался изнутри бани стонущий прерывающийся голос.
Дверь открылась, холодные птичьи крылья забились вокруг; подхватив Марию Сергеевну и с размаху бросая ее в темноту, на лету она схватилась за что-то мягкое и холодное. Что здесь? И почему в бане такой холод, ведь мальчишка собирался ее протопить?
— Живое! Тебя не ждали! Уходи! — снова крикнул стонущий голос.
Холодная, пупырчатая кожа выскользнула из рук Марии Сергеевны, под ногами заскрипело, облако пепла поднялось вокруг, мешая вздохнуть.
Кто это все устроил? Это какой-то нелепый розыгрыш! Сейчас она зажжет бумагу и все увидит!
Мария Сергеевна негнущимися руками вытянула из кармана спички и газету. В свете вспыхнувшей бумаги разлетелись черные, мохнатые, как совы, птицы, взлетела с полу туча пепла.
— Погаси огонь! — стонущих голосов стало два, и Мария Сергеевна увидела огромные, больше человеческих, птичьи головы с раскрытыми клювами и дрожащими в них раздвоенными языками.
— Не жечь! Мойтесь!
Головы были голые, розовые, будто ощипанные, на длинных морщинистых шеях, за ними громоздились покрытые голой складчатой кожей туловища на чешуйчатых ногах толщиной с бревно.
«Так это и есть навьи? Ну да, они ведь души мертвых, а душа отлетает, как птица...»
— Брось огонь! — застонали громадные птицы, складки кожи дрожали, голые крылья влажно хлопали. — Человек не должен видеть!
Черные тени заметались под потолком, обдавая холодом, будто из открытого морозильника. Голые морщинистые шеи потянулись к ней, холодные липкие крылья с влажным шлепком ударили с двух сторон по локтям. Больно! Горящая газета сморщилась, будто под ветром, выпала из руки Марии Сергеевны и погасла на полу. Когтистые лапы рванулись к ее лицу, холодный вихрь взлохматил волосы. Откуда этот зеленоватый свет? Это они, птицы, светятся! От запаха старого пера затошнило, от пепла заслезились глаза, перед глазами мелькнула когтистая лапа, покрытая чешуей. Когти целились прямо в лицо, крылья не давали отстраниться. Удар крючковатого клюва сбил Марию Сергеевну с ног, и страшные лапы заплясали на ее лице и груди, разбрасывая сине-зеленые сполохи по стенам.
— Помогите! — крикнула она, не слыша своего голоса в стонах птиц, и потеряла сознание.
Свежий ветер привел ее в чувство. Дверь в баню была открыта, из нее бил белый свет фонарика. Фонарик держал Саня, а из-за его спины выглядывали Ляля и Тамара.
— Что с вами было? Вам плохо? Сейчас мы вас перенесем в дом! — тараторила Тамара.
Мария Сергеевна, пошатываясь, встала с осыпанного пеплом пола:
— Меня не надо никуда переносить!
Спотыкаясь, она двинулась к забору, Ляля и Тамара подхватили ее под руки и повели домой. Саня задержался у входа в баню, рассматривая при свете фонарика огромные птичьи следы на рассыпанном пепле.
— По ходу, навьи приходили, — проговорил он и, закрывая за собой дверь, обернулся. — Больше мешать не будем! Мойтесь!
(с) Юлия Аметова