Пастухи человечества, всеземной Союз Неизвестных находит способ «перезагрузить» «запрещённую реальность» и вернуть в неё магию, сделав её эффективным инструментом воплощения своих чёрных замыслов. Для этого необходимо отыскать ещё несколько Великих Вещей и, когда их соберётся сорок, активировать магические артефакты, разрушив законы, установленные анархом Матвеем Соболевым. Помешать этому, казалось бы, не по силам никому, но в отчаянной попытке не выпустить Зло из клетки «запрещённой реальности» Василий Котов и его соратники по «Стопкриму», а с ними и другие воины добра и света, выходят на новую битву.
Отрывок из книги:
Карательный батальон «Ганьба» был создан в мае две тысячи четырнадцатого года в Мариуполе. В декабре его передислоцировали в Бердянск, где численность батальона, состоящего из праворадикалов, неонацистов и откровенных бандитов, достигла пятисот человек. Штаб батальона расположился в Залесье, на даче бывшего президента Украины Януковича, и после ухода отряда на фронт дачу, превращённую в нужник, пришлось чистить и ремонтировать.
В две тысячи пятнадцатом году батальон, попавший в один из «котлов», был почти полностью уничтожен, а его командир Анджей Жилецкий, получивший титул «Белый Вождь», сбежал с поля боя в Киев и стал депутатом Рады. Тем не менее командование Минобороны Украины решило не распускать батальон, а доукомплектовать и оставить вблизи границы между Донецкой Народной Республикой и Украиной, в городке Павлополь, находящемся в восьмидесяти километрах к югу от Донецка.
С доукомплектацией батальона ничего не получилось.
В конце две тысячи пятнадцатого года командир роты спецназначения (чистые каратели) Вадим Шмара решил доказать, что он тоже «Белый Вождь», и ночью второго ноября атаковал Широкино, в результате чего рота попала в засаду и перестала существовать. Сам Шмара погиб. А остатки роты и батальона в количестве тридцати семи человек вошли в состав батальона «Правый сектор» под командованием Петра Криворучко, учившегося воевать у «самого Яроша».
В «Правом секторе», известном своей крайней патологической ненавистью ко всему русскому, служили не только украинские неонацисты, но и шведские искатели приключений, и французы, итальянцы, русские, канадцы и даже негры-американцы. Все они приехали не сражаться за идею «единой и неделимой» Украины, а пострелять, поохотиться на людей, простых граждан, желавших жить мирно и нс признавших власть бандеровских недобитков. Но и они уступали украинским ультрарадикалам в ненависти к русским и в применении зверских пыток к захваченным в плен защитникам Новороссии.
Впрочем, пытали эти звери в человеческом обличье не только бойцов армии ДНР. Их жертвами стали десятки мирных жителей «освобождённых районов» Донбасса, в том числе старики, женщины, подростки и совсем молодые девочки, о чём писали в докладах сотрудники комиссии ОБСЕ, напрасно трудившейся во время так называемого «минского перемирия» две тысячи пятнадцатого года на линии разграничения вооружённых сил Украины и армии Новороссии. Для «Правого сектора» вообще не существовало никаких моральных ограничений. Эти ублюдки не знали, что такое совесть, благородство и милосердие, и с одинаковым садистским удовлетворением убивали как пленных бойцов армии ДНР и ЛHP, так и гражданских лиц, причисляя их к «пособникам террористов».
Не прекратили своей жуткой деятельности ультранаци и впоследствии, продолжая в течение нескольких лет устраивать провокации на границах Новороссии и терроризировать местное население «освобождённых» сёл и городков Донбасса. В практику этих «защитников отечества» вошли все методы пыток в отношении подозреваемых в «пророссийской ориентации», в том числе угрозы убийства, утопления, имитации расстрела, пытки с помощью «бандеровской удавки», удушения с помощью пластикового мешка, раздробление конечностей, удары ножом в лицо, в пах, прижигание, уколы психотропных и отравляющих веществ, вызывающие дикие мучения, и удары электротоком.
Доклад Европейского Фонда исследования проблем демократии о военных преступлениях украинских силовиков был представлен в ОБСЕ и ООН ещё в конце две тысячи четырнадцатого года, однако не произвёл на эти структуры никакого впечатления. Командовали «парадом гражданской войны» спецслужбы США, которым был исключительно выгоден конфликт на Украине, и широкая мировая общественность практически ничего не узнала, зомбированная колоссальной системой тотальной лжи, пронизавшей всё человечество. Эта система промыла мозги почти всем жителям Украины, начавшим верить в «агрессию России» и поддерживать ставленников США — президента Украины, премьер-министра, руководителя Службы безопасности, откровенного агента ЦРУ, и чинов пониже — председателя украинского парламента, сформированного из карателей почти на сто процентов, министров МВД и обороны, и руководителей соцслужб. На Украину опустился «чёрный флаг» внешнего управления, инициируемого послом США и сотрудниками американской «демократической системы» — ЦРУ, ФБР и АНБ. Настала долгая жестокая ночь торжества лжи, предательства и мракобесия.
Если бандитами майдана двигало трусливое и подлое ощущение безнаказанности, то их патронами руководили совсем иные идеи, рождённые нацистами довоенной Германии и впитанные с кровью жертв бандеровцами и их последователями.
Шестого октября года юбилейного творения майдана в дом семьи Гордеевых на окраине Павлополя, расположенного в сотне метров от берега речки Кальмиус, впадающей в Павлопольское водохранилище, заглянул патруль общественной безопасности в составе трёх бойцов батальона «Ганьба», вошедшего в ДУРА — Добровольческую Украинскую Радикальную Армию. Одеты они были в жёлто-коричневую форму спецназа натовского образца, но с шевронами «Чёрного корпуса» на рукавах. Все трое были навеселе, и все трое искали, чем поживиться, где выпить, поесть, а если повезёт, то и покуражиться над мирными жителями городка да справить естественные нужды, в которые входил и секс с лицами слабого пола независимо от их возраста.
Один из патрульных был французом по имени Гастон Контан, бывший десантник войск специального назначения французской гвардии, ныне наёмник, двое других служили в нацгвардии с две тысячи тринадцатого года, Петро Мищак по прозвищу Пищак и Демьян Синерезенко — Резвый, командир взвода «Ганьбы», проявивший себя в рейдах по предместьям Донецка в составе диверсионной группы.
Гордеевы собирались ужинать: шестидесяти шестилетний глава семьи Иван Данилович, его жена Марья Константиновна, сын Александр, его жена Наталья и дети — семилетний Ивашка, пятилетний Руслан и четырнадцатилетняя Катя. Младшие уже сидели за столом в горнице — дом у Гордеевых был свой, с огородом и садом, — мужчины умывались, женщины хлопотали у стола, выставляя посуду.
Забрехала собака, с визгом умолкла, и тотчас же в сенях загремело, в дом вошли вооружённые до зубов бравые хлопцы; француз, обзавёдшийся соломенными усиками, нёс через плечо винтовку «М-14» дулом вниз, Мищак поигрывал автоматом российского производства, казавшимся игрушкой в его могучих руках. На его погонах виднелись две красные полоски, соответствующие званию младшего урядника. Синерезенко, худой, чернявый, бородатый, поводил из стороны в сторону дулом новейшего «узи».
Мужчины, выглянув из угла, где пряталась раковина для мытья посуды, застыли, не сводя глаз с непрошеных гостей.
Женщины тоже растерялись, не зная, что делать, перестали ставить на стол горшки, миски и посуду. Мищак закинул автомат за спину, потёр ладонь о ладонь, плотоядно облизнувшись.
— Пожрать угостите? Пахнет вкусно! Да и горилочки выпить не мешало бы, пошукайте в голбце.
Отец и сын Гордеевы переглянулись.
— Нету... горилки, — сглотнул Иван Данилович.
— А ежели я найду? — расплылся в хмельной улыбке Мищак.
— Шо ты с ними как з родiчами балакаешь? — буркнул Синерезенко. — Тащи самогон, старый, если горилки нема. А ты документы покажь. — Ствол автомата глянул на худенького, с болезненным лицом, Александра. — Чего тута сидишь? Почему не в армии? Прятался небось, повестки рвал? С москалями дружил?
— Больной он, — заикнулась жена Александра, круглолицая, полная, коротко стриженная. — Геморрой у него, еле ходит.
— Как детей рожать — не больной, — хохотнул Мищак. — А как служить ридному отечеству — больной.
— Я служил... — тихо произнёс Александр, бледнея. — В погранвойсках.
— Так то небось ще при оккупантах? — хмыкнул Синерезенко. — До майдану? Паспорт кажи!
Александр вытащил ящик комода, дрожащими руками достал синюю книжицу с золотым тиснёным трезубцем, протянул бородачу, на плечах которого красовались ещё два синих шеврона-погона с жёлтой восьмиконечной звёздочкой на лычке; звания в Добровольческой Армии соответствовали украинским казачьим девятнадцатого века, и одна звёздочка на погоне говорила, что владелец — есаул.
Синерезенко развернул паспорт, небрежно пролистал.
— Гордеев Олекса Иванович... украинец... а на вид — чистый москаль. И ты, старый, доставай ксиву, быстро!
Иван Данилович, лысый, с остатками седых волос на голове, полез в голбец.
В этот момент взгляд француза упал на обнявшую младшего брата Катю. Глаза Гастона поплыли, стали маслеными, он облизнулся.
— Яка красуня! — выговорил он по-украински, почти без акцента. — Пан есаул, почему она не радуется нам, не предлагает хлеб-соль? Может, шпионка москальска? Проверить бы надо.
— Проверим, — ухмыльнулся Мищак. — Пусть докажет, что она справна украинка. Документ е?
— Ей только четырнадцать... — пролепетала мать девочки.
— А на вид все двадцать. Говори правду!
Француз шагнул к сжавшимся детям, умело оторвал братца от сестры, рывком за ворот платья поставил Катю на ноги.
Александр бросился к ней с криком: «Не трогай!» — и Мищак ударил его прикладом автомата, отбрасывая к стене. Зацепившись за табурет, он упал. Женщины закричали, метнулись к нему, сделал шаг Иван Данилович.
— Выведите всех! — процедил сквозь зубы Синерезенко. — Шоб не мешали допросу...
Мищак и Гастон под дулами автоматов пинками погнали мужчин и причитавших женщин в сени, туда же вышвырнули заревевших мальчишек.
— В сарае их заприте! — крикнул есаул.
Плачущих женщин и пытавшихся сопротивляться мужчин увели в сарай, где хозяева когда-то, ещё до войны, держали коз. Александр увернулся от рук Мишака, кинулся обратно в хату, но его перехватил француз, дал ему прикладом по голове и запихал в сарай вслед за остальными.
— Иди, я покараулю, — сказал плохо видимый в темноте Мищак. Давно стемнело, а фонари по улице не горели. — Потом заменишь.
— Мерси! — Француз исчез в сенях.
— Ой, да что это будет, Ваня! — запричитала жена Ивана Даниловича. — Они ж её снасильничают!
Гордеев подошёл к двери сарая, собираясь выбраться и учинить драку, несмотря на отсутствие какого-либо оружия, и в этот момент кто-то ухватил его за плечо. Он оглянулся, считая, что это сделал сын, но увидел лишь глыбу мрака за спиной.
— Тихо, отец, свои! — еле слышно выговорила глыба. — Скажи родным, чтобы не паниковали. Пусть продолжают в том же духе.
— В-вы... кто?!
— Потом.
— Маша, Саша... — Иван Данилович передал совет женщинам и сыну, вернулся к двери.
— Много их? — продолжала глыба, не производя никакого шума.
— Трое... двое в хате... с внучкой...
— Понял, сейчас исправим положение. Стучи в дверь.
— Она не заперта...
— Открывай и отвлеки сторожа.
— Да кто вы?!
— Некогда объясняться, действуй.
Старик заворчал на умолкших женщин, и те снова запричитали на разные голоса. Мальчишки, не понимая, что происходит, заревели.
— Батько... — проговорил сидевший у стены сын слабым голосом.
— Сиди, — строго сказал старик, толкая дверь. Заскрипев, старенькая дощатая дверь сарая открылась. Иван Данилович переступил порог.
— Ты шо, козёл старый?! — объявился перед ним массивный Мищак, в темноте напоминая огромного медведя.
Глыба мрака за спиной Ивана Даниловича бесшумно обогнула старика, послышался тихий щелчок, и гигант-бандеровец беззвучно осел на землю.
Из сарая вслед за первым «призраком» выскользнули ещё два.
— Отец, возвращайся в сарай и жди, — шепнул кто-то на ухо Гордееву. — Успокой своих, чтобы теперь сидели тихо.
Все три «глыбы мрака» исчезли. Заскрипела дверь со двора в сени, но это был единственный звук, который донёсся до слуха хозяина дома. Перекрестившись, он скрылся в сарае.
Синерезенко, уже снявший с себя коричневую, в жёлтых пятнах, куртку оглянулся, когда в горницу вошёл Гастон.
— Шо там?
— Та тихо усэ, эвой пью... злякалысь, — ухмыльнулся француз, демонстрируя владение украинским языком. — Я бы и молодуху приспособил, тоже ничего баба, титьки вкуснячи.
— Иди на двор, я тут... позанимаюсь.
— Я бы помог...
— Сам управлюсь, иди.
Гастон кинул хищный взгляд на сжавшуюся в углу между диваном и тумбочкой девочку, подмигнул ей и вышел.
Однако отсутствовал он недолго. Есаул успел лишь снять штаны и вытащить закричавшую Катю из угла, как дверь распахнулась от сильного удара из сеней, и в горницу влетел француз, потерявший на лету берет и винтовку.
Синерезенко выпрямился, ошеломлённый появлением подчинённого, но реакция у него была хорошая, и когда в горницу вслед за французом шмыгнула почти невидимая струящаяся фигура, он развернул девочку спиной к себе и прижал к груди, хватая с тумбочки зазубренный армейский тесак.
Странный призрак — у него была хорошо видна только голова в шлеме — остановился. Из плывущего прозрачными лепестками тела призрака выглянул ствол пистолета, снабжённый длинной насадкой бесшумного боя.
— Стоять! — каркнул есаул. — Я ей голову отрежу! Вы хто?!
— Санитары, — вырос за спиной призрака второй такой же, повыше ростом. — Отпусти девочку!
Француз — у него был сломан нос, и на усы лилась кровь — вскочил, намереваясь ухватить с пола «М-14», но пистолет «призрака» тихо шёлкнул, и бывший «чёрный берет» французской национальной гвардии, бывший десантник, а нынче — наёмник ДУРА, на счету которого числилась не одна сотня убитых по всему свету людей, упал навзничь с пулей в глазу.
Синерезенко проводил своего напарника непонимающим взглядом, вздрогнул, крепче прижал к себе Катю, напряг зрение, но фигуры перед ним по-прежнему были прозрачно-мерцающими, а шлемы и огромные чёрные очки надёжно скрывали головы и лица, не позволяя разглядеть ни одной детали.
— Фамилия, звание, страна! — коротко спросил первый призрак.
— Мищак! — заорал Синерезенко. — Ко мне!
— Он уже на том свете, — равнодушно сообщил второй «призрак». — Фамилия, звание? Страну не надо, и так понятно — Украина.
— Я... ей...
Первый «призрак» наконец выстрелил.
Пуля попала есаулу в левый глаз, отбросила к окну. К счастью, он наткнулся на стол, снёс с него всю посуду и до окна не долетел, иначе разбил бы стекло.
Катя, вырвавшаяся из рук карателя, с криком отскочила к буфету, прижав кулачки ко рту, глядя на призраков огромными потемневшими глазами.
Первый «призрак» спрятал пистолет, успокаивающим жестом снял очки.
— Не кричи, милая, всё в порядке, никто тебя не тронет. Иди к своим, они ждут. Лось, проводи.
Второй «призрак» тоже снял очки, обнажив улыбающееся, заросшее седой щетиной, складчатое лицо, заговорил с девочкой по-украински, повёл к двери, не делая резких движений.
Первый «призрак» подошёл к телу Синерезенко, обыскал карманы, вытащил удостоверение есаула, прочитал вслух:
— Синерезенко Демьян Остапович, есаул ДУРА, заместитель командира батальона «Ганьба»... Ох, не вовремя ты здесь объявился, есаул.
В карманах француза он обнаружил пачку презервативов, какие-то порошки, понюхал, презрительно сунул обратно в карман наёмника. Достал удостоверение, прочитал, шевеля бровями.
В горницу вошёл спутник первого «призрака», заметил в руках первого синие книжечки с жёлтым тиснением.
— Кто?
— Батальон «Ганьба», заместитель командира Синерезенко и его телохран-француз.
— Оба-на! Они же в наших списках!
— Повезло.
