После исчезновения писателя Оуэна Куайна его жена обращается к частному сыщику Корморану Страйку. Полагая, что муж просто скрывается от родных, как случалось уже не раз, Леонора Куайн поручает Страйку найти беглеца и вернуть в лоно семьи. Но в ходе расследования Страйк понимает, что дело обстоит куда серьезнее, чем кажется Леоноре. Оуэн Куайн забрал с собой рукопись нового романа, где выставил в неприглядном свете едва ли не всех своих знакомых, включая весьма известных и влиятельных лиц. Писатель сломает их судьбы, если не откажется от публикации. Неудивительно, что многие хотели бы заставить его умолкнуть. Вскоре Страйк выясняет, что Куайн стал жертвой чудовищного убийства. Теперь необходимо просчитать мотивы неслыханно жестокого, изощренного преступника.
Увлекательный детектив с неожиданными поворотами сюжета, «Шелкопряд» – второе произведение из цикла романов о Корморане Страйке и его решительной помощнице Робин Эллакотт.
Глава из книги:
К счастью, пятьсот фунтов, полученных наличными в качестве аванса за нападение на мальчишку-школьника, еще лежали у Страйка в бумажнике. Назвав таксисту адрес Элизабет Тассел, он внимательно отслеживал маршрут и добрался бы до ее дома на Фулем-Пэлас-роуд буквально за четыре минуты, если бы не увидел из окна аптеку. Он попросил водителя остановиться и очень скоро стал владельцем регулируемой по высоте трости, которая заметно облегчила его передвижения.
По его прикидкам, женщина в хорошей физической форме проделала бы такой путь пешком меньше чем за полчаса. Элизабет Тассел жила дальше от места преступления, чем Кэтрин Кент, но Страйк, довольно хорошо знавший этот район, не сомневался, что она могла бы добраться к себе домой переулками (и на своих двоих, и на автомобиле), не попадая в камеры видеонаблюдения.
В этот унылый, холодный день ее дом выглядел обшарпанным и безликим. Рядовая викторианская постройка из красного кирпича не шла ни в какое сравнение с величественной, оригинальной архитектурой Тэлгарт-роуд. Дом стоял на углу; сад заполонили разросшиеся кусты ракитника. Страйк разглядывал садовую калитку, прикрывая сигарету ладонью, потому что опять повалил мокрый снег. И палисадник, и задний двор были скрыты от посторонних глаз темной живой изгородью, отяжелевшей от наледи. Окна верхнего этажа выходили на кладбище; в преддверии зимы вид был удручающий: голые деревья тянулись костлявыми руками к блеклому небу, старые надгробья уходили в бесконечность.
Мыслимо ли было представить, чтобы кипящая от нескрываемой ненависти к Оуэну Куайну Элизабет Тассел, в черном деловом костюме, с алой помадой на губах, тайком возвращалась сюда под покровом тьмы, в пятнах кислоты и крови, да еще с пакетом кишок?
Холод злобно щипал шею и пальцы. Затоптав окурок, Страйк попросил водителя, с любопытством и подозрением наблюдавшего, как странный пассажир изучает дом Элизабет Тассел, отвезти его в Кенсингтон, на Хэзлитт-роуд.
Ссутулившись на заднем сиденье, он глотал обезболивающее и запивал минеральной водой – все это было куплено в той же аптеке.
В такси удушающе пахло застарелым табаком, въевшейся грязью и старой кожей. Дворники шуршали, как приглушенные метрономы, ритмично расчищая мутную картинку широкой, оживленной Хаммерсмит-роуд, где перемежались короткие ряды скромных офисных зданий и шеренги жилых домов. Страйк обратил внимание на дом сестринского ухода «Назарет-хаус»: безмятежное, похожее на собор здание из того же красного кирпича, только с проходной, надежно отделяющей тех, кому обеспечен сестринский уход, от всех прочих.
Сквозь запотевшие окна Страйк разглядел Блайз-Хаус{18}: величественный, как дворец, с белыми куполами, он напоминал гигантский розоватый торт в серых лужах слякоти. Насколько помнилось Страйку, сейчас в этом здании размещалось фондохранилище какого-то крупного музея. Такси свернуло прямо на Хэзлитт-роуд.
– Какой номер дома? – спросил водитель.
– Остановите прямо здесь, – ответил Страйк, чтобы не светиться перед домом, и вспомнил, что транжирит деньги, хотя на нем еще висит долг.
Тяжело опираясь на трость со спасительным резиновым наконечником, обеспечивающим надежное сцепление со скользким тротуаром, он расплатился с таксистом и пошел дальше по улице, чтобы с близкого расстояния присмотреться к жилищу Уолдегрейва.
На этой улице стояли типичные таунхаусы из золотистого кирпича, четырехэтажные, каждый с цоколем и классическим белым фронтоном, с резными венками под окнами верхнего этажа и с коваными балюстрадами. По большей части они были преобразованы в обычные многоквартирные дома. Палисадников перед ними не было; к цокольным этажам спускались каменные ступеньки. Здесь ощущалась атмосфера какой-то непродуманности, едва заметной обывательской небрежности: на одном балконе – разномастные цветочные горшки, на другом – велосипед, на третьем – мокрое, готовое заледенеть белье, оставленное на морозе после стирки.
Дом, который занимали Уолдегрейв с женой, был в числе тех немногих, что избежали дробления на квартиры. Окидывая его взглядом, Стайк размышлял, сколько же может зарабатывать ведущий редактор, и вспоминал слова Нины о том, что жена Уолдегрейва – «из очень денежной семьи». На балконе второго этажа (чтобы его рассмотреть, Страйку пришлось перейти на другую сторону) стояли два намокших парусиновых стула с рисунком, имитирующим старые книжные обложки издательства «Пингвин», а между ними – железный столик, какие попадаются в парижских бистро.
Закурив следующую сигарету, Страйк вернулся к дому, чтобы заглянуть в цокольный этаж, где проживала дочка Уолдегрейва, а сам думал, не обсуждал ли Куайн с редактором сюжет «Бомбикса Мори» перед сдачей рукописи. Что мешало ему поделиться с Уолдегрейвом своими мыслями насчет заключительной сцены? И не мог ли милейший человек в роговых очках восторженно покивать и дать ряд советов по совершенствованию этой кровавой белиберды, которую сам решил воплотить в жизнь?
У входа в квартиру цокольного этажа громоздились черные мешки для мусора. Можно было подумать, Джоанна Уолдегрейв вознамерилась разом избавиться от лишнего хлама. Страйк повернулся спиной к дому и прикинул, что с противоположной стороны улицы на оба входа в дом семейства Уолдегрейв смотрят по меньшей мере полсотни окон. Чтобы при таком обзоре выбраться на улицу и вернуться незамеченным, Уолдегрейву требовалась сказочная удача. Но загвоздка в том, угрюмо размышлял Страйк, что даже показания бдительных соседей, которые могли засечь Джерри в два часа ночи, когда тот украдкой подходил к дому с подозрительным объемистым мешком в руках, вряд ли убедят присяжных, что Оуэна Куайна тогда уже не было в живых. Слишком уж большие разногласия вызывало время смерти. Теперь выходило, что у преступника было целых девятнадцать дней – более чем достаточно, чтобы избавиться от улик.
Куда могли подеваться кишки Куайна? Каким способом, спрашивал себя Страйк, можно избавиться от полновесных, свежевырезанных человеческих внутренностей? Закопать? Бросить в реку? Вынести вместе с мусором на ближайшую помойку? Сжечь было бы трудновато…
Входная дверь дома Уолдегрейвов распахнулась, и по трем ступенькам крыльца спустилась черноволосая женщина с глубокой морщиной на переносице. Одетая в короткое алое пальто, она явно злилась.
– Я вас давно заметила! – выкрикнула она, идя к Страйку, и он узнал в ней Фенеллу, жену Уолдегрейва. – Что вам здесь надо? Почему такой интерес к нашему дому?
– Да у меня тут с риелтором встреча, – не моргнув глазом сочинил Страйк. – Это у вас квартира в цокольном этаже сдается?
– Ах вот оно что. – Такой ответ застал женщину врасплох. – Нет… это через три дома, – указала она в нужную сторону.
Хозяйка дома уже собралась извиниться, но передумала. Она прошагала мимо на каблучках-шпильках – совершенно не по погоде – к припаркованному невдалеке «вольво». Страйк успел заметить отросшие седые корни волос; на какой-то миг его обдало дурным запахом изо рта, смешанным с алкогольными парами. Поскольку она могла проследить за ним, глядя в зеркало заднего вида, Страйк похромал в указанную сторону, убедился, что женщина отъехала, чудом не зацепив стоявший впереди «ситроен», а потом осторожно дошел до конца улицы и свернул в переулок, где сумел рассмотреть поверх стены длинный ряд небольших задних двориков. Во дворе Уолдегрейвов не было ничего примечательного, разве что старый сарай. В дальнем конце неухоженной, с проплешинами, лужайки уныло примостился комплект садовой мебели – похоже, всеми забытый. Разглядывая этот неопрятный участок, Страйк мрачно размышлял, что осмотрел далеко не все: у людей могли быть еще бытовки, земельные наделы, гаражи.
Мысленно застонав от перспективы долгой дороги по сырому, мерзлому тротуару, он перебрал в уме разные варианты. Ближе всего была станция метро «Кенсингтон-Олимпия», однако нужный ему переход на линию Дистрикт открывали только по выходным. На «Хаммерсмит», где поезда выходили на поверхность, передвигаться было проще, чем на «Бэронз-Корт», поэтому он предпочел более длительную поездку.
Как только он дошел до Блайз-роуд, содрогаясь от каждого шага правой ноги, у него зазвонил мобильный: Энстис.
– Что ты затеял, Боб?
– В смысле? – на ходу переспросил Страйк, морщась от резкой боли в колене.
– Ты ошиваешься вокруг места преступления.
– Ну и что? Имею право. Ничего противозаконного.
– Ты пытался допросить соседа…
– Его никто не заставлял открывать дверь, – заметил Страйк. – И про Куайна я не сказал ни слова.
– Послушай, Страйк…
Сыщик без малейшего сожаления отметил, что собеседник переключился на обращение по фамилии. Ему никогда не нравилось прозвище, которым наградил его Энстис.
– Я же предупреждал, чтобы ты держался подальше от этого дела.
– Не получится, Энстис, – будничным тоном ответил Страйк. – Моя клиентка…
– Забей на свою клиентку, – прервал его Энстис. – Она вот-вот будет переквалифицирована в обвиняемую – у нас на нее достаточно фактов. Мой тебе совет: остерегись, ты наживаешь врагов. Мое дело предупредить…
– Считай, что предупредил, – сказал Страйк. – Открытым текстом. Ни у кого не повернется язык тебя упрекнуть, Энстис.
– Я не для того тебя предупреждаю, чтобы прикрыть свою задницу! – взорвался тот.
Страйк молча шел вперед, неловко прижимая к уху мобильный. После короткой паузы Энстис вновь заговорил:
– Получены результаты фармакологической экспертизы. В крови незначительное количество алкоголя и больше ничего.
– Ясно.
– А сегодня после обеда кинологи выедут на Макинг-Маршиз. Чтобы опередить погоду. Говорят, надвигается сильный снегопад.
Территория Макинг-Маршиз, как было известно Страйку, служила крупнейшей мусорной свалкой, куда уродливыми баржами свозились по Темзе бытовые и промышленные отходы со всего Лондона.
– Вы там думаете, что внутренности были выброшены в мусорный бачок?
– В большой контейнер. За углом от Тэлгарт-роуд идет капитальный ремонт дома. Вплоть до восьмого числа там стояли два контейнера. В такой холод человеческие внутренности могли не привлечь мух. Мы проверили: весь строительный мусор вывозится в Макинг-Маршиз.
– Ну, тогда удачи вам, – сказал Страйк.
– Стараюсь сберечь твои силы и время, дружище.
– Ага. Ценю.
Натужно поблагодарив Энстиса за вчерашнее гостеприимство, Страйк отсоединился. Потом сделал остановку и прислонился к стене, чтобы удобнее было набирать номер. Крошечная азиатка с детской коляской, бесшумно семенившая сзади, вынужденно вильнула в сторону, чтобы избежать столкновения, но ругаться не стала, в отличие от того пассажира в Западном Бромптоне. Трость, равно как и паранджа, обеспечивала неприкосновенность; проходя мимо, женщина робко улыбнулась.
Леонора Куайн подошла к телефону только после третьего длинного гудка.
– Полицейские, черти, опять тут отираются, – буркнула она вместо приветствия.
– Что им надо?
– Хотят прямо сейчас осмотреть весь дом и сад, – ответила Леонора. – Разве я обязана их впускать?
Страйк колебался.
– Наверное, правильнее будет позволить им сделать все, что они считают нужным. Скажите, Леонора, – он без угрызений совести переключился на армейскую прямоту, – у вас есть адвокат?
– Это еще зачем? Меня покамест не арестовали.
– Думаю, он вам понадобится.
Наступила пауза.
– А у вас на примете есть толковый? – спросила Леонора.
– Конечно, – ответил Страйк. – Позвоните Илсе Герберт. Я вам сейчас пришлю ее номер.
– Орландо нервничает – полицейские суются…
– Я пришлю вам эсэмэску с ее номером. Вы должны позвонить по нему сию же минуту. Это понятно? Сию же минуту!
– Ладно, – ворчливо согласилась она.
Страйк нашел телефон своей бывшей одноклассницы и отправил его Леоноре, а затем сам позвонил Илсе и с извинениями объяснил ситуацию.
– Можешь не извиняться, – бодро сказала она. – Мы любим тех, у кого на хвосте полиция, это же наш хлеб с маслом.
– Возможно, она имеет право на бесплатного адвоката.
– Льготных категорий населения уже почти не осталось, – возразила Илса. – Будем надеяться, она малоимущая.
У Страйка мерзли руки и от голода подводило живот. Опустив мобильный в карман пальто, он похромал в сторону Хаммерсмит-роуд. На другой стороне улицы показался довольно уютный с виду паб с черным фасадом и круглой металлической вывеской, изображавшей летящий на всех парусах галеон. Страйк ринулся через проезжую часть, заметив про себя, что автомобилисты проявляют намного больше терпения, если ты опираешься на трость.
Два захода в паб за два дня… но погода стояла мерзкая, а боль в колене не отпускала. Страйк не чувствовал за собой вины. Внутри «Альбион» оказался таким же привлекательным, как и снаружи. В торце длинного, узкого зала горел камин; наверху – галерея с балюстрадой, всюду полированное дерево. Под черной винтовой лестницей виднелись два усилителя и стойка для микрофона. Одна стена, выкрашенная в кремовый цвет, была увешана черно-белыми фотографиями знаменитых музыкантов.
Все места у камина были заняты. Страйк взял пинту пива, прихватил с собой меню и направился к выходившему на улицу окну, где стоял высокий стол, окруженный барными стульями. Не успел он сесть, как в глаза ему бросилось висевшее между портретами Дюка Эллингтона и Роберта Планта изображение его родного отца: тот, длинноволосый, еще потный после концерта, вроде как шутил с басистом, которого, если верить матери Страйка, однажды попытался придушить. («На спидах у Джонни всегда сносило крышу», – по секрету говорила Леда ничего не понимавшему девятилетнему сыну.)
В кармане опять задребезжал мобильный. Не сводя глаз с отцовского портрета, Страйк ответил.
– Привет, – сказала Робин. – Я уже в конторе. А ты где?
– В «Альбионе» на Хаммерсмит-роуд.
– Тебе был странный звонок. Оставили сообщение на автоответчике.
– Продолжай.
– Это Дэниел Чард, – объявила Робин. – Хочет с тобой встретиться.
Нахмурившись, Страйк перевел взгляд с кожаного прикида отца на огонь в камине.
– Дэниел Чард хочет со мной встретиться? Откуда Дэниел Чард знает о моем существовании?
– Я тебя умоляю – ты же нашел тело! Об этом трубили по всем каналам.
– А, да, в самом деле. Он не сказал, что ему нужно?
– Говорит, у него есть к тебе предложение.
У Страйка в мозгу на мгновение вспыхнул проектор, услужливо подсказавший ему яркий образ голого, лысого человека с торчащим гнойным пенисом.
– Мне казалось, он застрял в Девоне со сломанной ногой.
– Так и есть. Поэтому он просит тебя приехать к нему.
– Вот как?
Страйк обдумал этот вариант, перебрав в уме дела и встречи, запланированные на текущую неделю. В конце концов он сказал:
– Если отменить Бёрнетт, я бы мог освободить пятницу. Но какого черта ему так приспичило? Мне понадобится взять напрокат машину. Причем с автоматической коробкой передач, – добавил он, остро чувствуя пульсацию в колене. – Устроишь?
– Без проблем, – сказала Робин; он услышал чирканье ручки.
– У меня масса новостей, – продолжил Страйк. – Может, пообедаем вместе? Тут вполне приличное меню. Если на такси, ты будешь здесь через двадцать минут.
– Второй день подряд? Мы не можем постоянно разъезжать на такси и обедать в пабах, – смутилась Робин, но по ее голосу было ясно, что она не против.
– Не сомневайся. Бёрнетт любит сорить деньгами своего бывшего. Я повешу это на ее счет.
Страйк дал отбой и, выбрав для себя стейк и яблочный пирог, похромал к стойке, чтобы сделать заказ.
Вернувшись на прежнее место, он рассеянно пробежал глазами по фотографии отца: затянутая в черную кожу фигура, худощавое смеющееся лицо, облепленное волосами.
Жена про меня знает, но претворяется что нет… она его не отпустит, хоть это было бы лучше для всех…
Я знаю, куда ты собрался, Оуэн!
Страйк обвел взглядом черно-белые фотографии мегазвезд, взиравшие на него со стены.
Неужели я заблуждаюсь? – молча спросил он у Джона Леннона, который саркастически смотрел сверху вниз сквозь круглые очки на тонком носу.
Почему, вопреки косвенным уликам, так трудно было поверить, что Леонора – убийца? Почему в нем засело убеждение, что она пришла к нему в офис не для того, чтобы обеспечить себе прикрытие, а просто потому, что искренне разозлилась на Куайна, который сбежал, как обиженный мальчишка? Страйк готов был поклясться чем угодно, что мысль о смерти мужа даже не приходила ей в голову… Погрузившись в свои раздумья, он даже не заметил, как прикончил пинту.
– Привет, – сказала Робин.
– Быстро ты! – удивился Страйк.
– Да я бы не сказала, – возразила Робин. – Повсюду пробки. Я закажу?
Пока она шла к бару, мужские головы поворачивались ей вслед, но Страйк ничего не замечал. Его мысли занимала Леонора Куайн: тщедушная, невзрачная, седеющая, загнанная.
Вернувшись за столик с пинтой пива для босса и стаканом томатного сока для себя, Робин показала Страйку сделанные на мобильный фотографии городской резиденции Дэниела Чарда. Это была оштукатуренная белая вилла, с балюстрадой и с колоннами по обеим сторонам от сверкающей черной двери.
– Там есть необычный внутренний дворик, с улицы его не видно, – прокомментировала Робин один из снимков, изображавший кустарники в пузатых греческих урнах. – По-моему, в такую емкость Чард вполне мог спрятать внутренности, – осмелев, добавила она. – Вытащил куст да и закопал их в землю.
– Трудно представить, чтобы Чард занимался таким трудоемким и грязным делом, но мысль интересная, мы ее проработаем, – сказал Страйк, вспоминая безупречный костюм и вызывающий галстук издателя. – А что в Клемент-Эттли-Корте – я правильно помню, там тоже есть подходящие места?
– Полно, – ответила Робин, демонстрируя следующую серию снимков. – Муниципальные помойки с бачками, кусты и прочее. Только я не представляю, как там что-нибудь спрятать без свидетелей или решить, что туда не сунется кто-нибудь другой, и притом очень скоро. Место слишком людное, кругом десятки окон. Можно было бы провернуть такое дело ночью, но там есть камеры. Правда, я заметила кое-что еще. Ну… это только предположение…
– Говори.
– Прямо напротив жилого дома находится медицинский центр. Не исключено, что оттуда выносят…
– …медицинские отходы! – подхватил Страйк, опуская стакан. – Черт, а ведь это мысль!
– Давай я этим займусь? – предложила Робин с плохо скрываемой радостью и гордостью. – Выясню, каким путем, в какое время…
– Обязательно! – сказал босс. – У Энстиса версия куда более хилая. Он считает, – объяснил Страйк, видя недоумение Робин, – что потроха выкинули в контейнер для строительного мусора вблизи Тэлгарт-роуд: якобы убийца просто отнес их за угол – и дело с концом.
– А что, вполне возможно… – начала Робин, но Страйк нахмурился точно так же, как это делал Мэтью, когда она упоминала какие-нибудь идеи или мнения Страйка.
– Убийство было просчитано от начала до конца. Это не тот случай, когда злодей взял и выкинул сумку с кишками за углом от того места, где остался труп.
Они помолчали; Робин с иронией размышляла о том, что неприязнь Страйка к версиям Энстиса объясняется скорее духом соперничества, чем объективной оценкой. О такой вещи, как мужское самолюбие, она знала не понаслышке, насмотревшись на Мэтью и троицу своих братьев.
– А что примечательного там, где живут Элизабет Тассел и Джерри Уолдегрейв?
Страйк рассказал ей, как жена Уолдегрейва подумала, будто он следит за ее домом.
– Прямо затряслась.
– Странно, – заметила Робин. – Если бы я увидела, что кто-то глазеет на наш дом, мне бы и в голову не пришло, что человек… ну, ты понимаешь… следит.
– Эта дама – алкоголичка, под стать мужу, – сказал Страйк. – Она на меня дыхнула. А что касается дома Элизабет Тассел, это мечта убийцы.
– В каком смысле? – улыбнулась, но вместе с тем и насторожилась Робин.
– Место уединенное, скрытое от посторонних глаз.
– Нет, я все-таки не верю…
– …Что это сделала женщина. Ты уже говорила.
Пару минут Страйк молча потягивал пиво и обдумывал план, который, по его расчетам, должен был взбесить Энстиса, как никакой другой. Да, он не имеет права допрашивать подозреваемых. Да, ему было сказано не путаться под ногами у полиции. Покрутив в руках мобильный, он все же набрал номер издательства «Роупер Чард» и попросил, чтобы его соединили с Джерри Уолдегрейвом.
– Энстис тебя предупреждал! – забеспокоилась Робин.
– Ага, – сказал Страйк, пока линия молчала, – и не раз, только ты не знаешь и половины того, что происходит. Потом расскажу…
– Алло? – раздался в трубке голос Джерри Уолдегрейва.
– Мистер Уолдегрейв… – Страйк представился, хотя уже назвал свое имя секретарю. – Вчера мы с вами встретились у миссис Куайн.
– Как же, как же, – сказал Уолдегрейв с вежливым недоумением.
– Полагаю, миссис Куайн с вами поделилась: она прибегла к моей помощи в связи с тем, что ее подозревают в убийстве.
– Это ошибка, я уверен, – быстро отреагировал Уолдегрейв.
– Что ее подозревают или что она убила мужа?
– Ну… и то и другое, – выдавил Уолдегрейв.
– В случае смерти женатого мужчины прежде всего проверяют его супругу, – сказал Страйк.
– Это понятно, но я не могу… знаете, просто в голове не укладывается, – сказал Уолдегрейв. – Невероятная, жуткая история.
– Вот именно, – поддакнул Страйк. – Я тут подумал, что нам с вами надо бы встретиться – у меня есть пара вопросов. Буду рад, – он покосился на Робин, – если вы разрешите мне зайти к вам домой… после работы… в любое удобное для вас время.
Уолдегрейв ответил не сразу.
– Естественно, я сделаю все, чтобы помочь Леоноре, только не понимаю, что вы надеетесь от меня узнать?
– Меня интересует «Бомбикс Мори», – сказал Страйк. – Мистер Куайн вывел в этом романе множество своих знакомых в очень нелестном свете.
– Да уж, – подтвердил Уолдегрейв. – Так оно и есть.
Страйк не хотел спрашивать напрямую, пришлось ли Уолдегрейву отвечать на вопросы полицейских и объяснять, как ему видится содержимое пропитанного кровью мешка и что символизирует утопленная карлица.
– Хорошо, – решился Уолдегрейв, – давайте встретимся. Только на этой неделе у меня все расписано. Вам удобно… сейчас посмотрю… в понедельник, во время обеденного перерыва?
– Конечно, – сказал Страйк, уныло прикидывая в уме сумму счета; куда предпочтительнее было бы встретиться в доме Уолдегрейва. – Где?
– Поближе к издательству – во второй половине дня у меня еще будет много дел. Вас устроит «Симпсонс-на-Стрэнде»?
Страйка удивил такой выбор, но делать было нечего; он переглянулся с Робин.
– Тогда в час? Я поручу своему секретарю заказать столик. До встречи.
– Он согласился прийти? – уточнила Робин, как только Страйк отсоединился.
– Угу, – ответил Страйк. – Даже подозрительно.
Робин усмехнулась и покачала головой:
– Судя по тому, что я услышала, он не жаждет этой встречи. Тебе не кажется, что его согласие – признак чистой совести?
– Нет, не кажется, – сказал Страйк. – Я же тебе говорил: вокруг нашего брата крутятся самые разные люди, чтобы разнюхать, как продвигается расследование. И при этом у них прямо зуд: снова и снова объясняться. Оставлю тебя на минуту… подожди… я тебе еще кое-что расскажу…
Пока Страйк шел к дверям, опираясь на новую трость, Робин тянула томатный сок.
За окном опять разыгралась метель, но вскоре немного утихла.
Подняв глаза на черно-белые фотографии, Робин даже вздрогнула: она узнала отца Страйка, Джонни Рокби. Сходство между отцом и сыном ограничивалось высоким ростом; для установления отцовства потребовался анализ ДНК. В Википедии Страйк числился в списке потомства рок-идола. Робин со слов босса знала, что тот за всю жизнь встречался с отцом дважды. Задержав взгляд на узких до неприличия кожаных брюках, она приказала себе переключиться на снегопад за окном, чтобы Страйк не застукал ее за разглядыванием ширинки его отца.
Как раз когда Страйк вернулся за стол, им подали горячее.
– У Леоноры сейчас делают обыск, – сообщил он, берясь за вилку и нож.
– Зачем? – Робин застыла с вилкой в руке.
– А сама-то как думаешь? Ищут окровавленную одежду. Проверяют, нет ли в саду свежих ям, где закопаны внутренности ее мужа. Я нашел для нее адвоката. В данный момент полицейским нечего ей предъявить, но они не отстанут.
– Ты даже не допускаешь, что это ее рук дело?
– Не допускаю.
Страйк подчистил тарелку и лишь потом заговорил:
– С кем мне нужно побеседовать, так это с Фэнкортом. Хочу выяснить, почему его потянуло в «Роупер Чард», если в этом издательстве печатался ненавистный ему Куайн. Ясно же, что там им было бы не разминуться.
– По-твоему, Фэнкорт прикончил Куайна, чтобы не встречаться с ним на издательских тусовках?
– Мысль интересная, – саркастически усмехнулся Страйк.
Осушив свой стакан, он опять взялся за мобильный, набрал номер городской справочной службы, и вскоре его соединили с «Литературным агентством Элизабет Тассел».
На звонок ответил помощник, Раф. Когда Страйк назвался, в голосе юноши зазвучал страх, смешанный с восторгом.
– Ой, даже не знаю… Сейчас выясню… А пока переведу вас в режим ожидания…
Но он, как оказалось, был не в ладах с техникой: после громкого щелчка линия осталась открытой. Страйк услышал, как Раф где-то поодаль сообщает начальнице, кто ей звонит, а та отвечает с раздражением, на повышенных тонах:
– Какого черта ему опять приспичило?
– Он не сказал.
На том конце застучали тяжелые шаги; чья-то рука схватила со стола трубку.
– Алло!
– Элизабет, – ласково произнес детектив, – это я, Корморан Страйк.
– Да, Раф мне сказал. В чем дело?
– Просто хотел попросить вас о встрече. Я по-прежнему работаю на Леонору Куайн. Она убеждена, что полицейские подозревают ее в убийстве мужа.
– А от меня что вам нужно? Я понятия не имею, кого она там убила, а кого нет.
Стайк представил себе перекошенные от ужаса физиономии Рафа и Салли, слушающих этот разговор в душной, обшарпанной приемной.
– У меня появилась еще пара вопросов насчет Куайна.
– Господи, сколько можно? – с досадой бросила Элизабет. – Ну ладно, постараюсь выкроить время завтра в обед, если вас это устроит. Или уже после…
– Нет-нет, завтра – отлично, – сказал Страйк. – Причем совсем не обязательно в обед, я бы мог…
– Мне удобно в обед.
– Отлично, – тут же согласился Страйк.
– В «Пескатори» на Шарлотт-стрит, – сказала она. – В половине второго. Если у меня что-то изменится, я сообщу. – И бросила трубку.
– Что за публика: лишь бы пожрать, – огорчился Страйк. – Может, они боятся впускать меня в дом, чтобы я не нашел у них в морозильнике кишки Куайна? Или это слишком большая натяжка?
Улыбка Робин погасла.
– Послушай, ты рискуешь потерять друга, – сказала она, надевая пальто, – если будешь названивать свидетелям и задавать вопросы.
Страйк хмыкнул.
– Тебя это не волнует? – спросила Робин, когда они вышли из тепла на пронизывающий холод и почувствовали на щеках колючий снег.
– Друзей у меня хватает, – честно и без рисовки сказал Страйк. – Надо нам с тобой взять за правило в середине рабочего дня пить пиво, – добавил он по пути к метро, тяжело опираясь на трость и пряча лицо от белой мглы. – Для разнообразия.
Робин улыбнулась, приспосабливаясь к его шагам. За все время работы у Страйка сегодняшний день принес ей, пожалуй, самое большое удовлетворение, только нужно было держать язык за зубами, чтобы Мэтью, который все еще занимался организацией маминых похорон в Йоркшире, не прознал, что она два дня подряд ходила в паб.
 | Роберт Гэлбрейт. Шелкопряд |
Электронная книга: Роберт Гэлбрейт. Шелкопряд