Макс Фрай - писатель, сравнимый с котом Шрёдингера, ведь он издаётся, но в то же время его и нет. Можно без устали гадать, кто такой Макс — плод писательского воображения, наваждение или, если верить Светлане Мартынчик, человек, что некогда оставил на столике в кафе рукопись первой книги. Мы встретились с этим загадочным автором прямо перед презентацией новой книги «Мастер ветров и закатов», открывающей новый цикл о Ехо.
«... СЭР МАКС - ЭТО ПРИЗРАК...»
- Давайте поговорим о Ехо. Один из протагонистов описывает его как город, где люди погрязли в лени, тщеславии и чревоугодии. Большинство фанатов считает его безоблачной радужной сказкой. У кого-то складывается впечатление, что Ехо — это город, кажущийся милым, но скрывающий за собой довольно жестоких людей и жестокие поступки...
Все правы. Понимаете, что такое город? Это город сам по себе плюс зритель. То есть житель города или турист. Мы никогда не видим город в чистом виде, мы всегда видим его через фильтр своего восприятия. На что восприятие настроено, то мы и увидим. То же самое можно сказать и о любой книге: никто не читает книгу «в чистом виде», каждый читает её через собственный фильтр. Поэтому всё, что сказано о любом городе, всё, что сказано о любой книге, всегда является правдой. Но с учётом того, что это очень индивидуальная правда. Для одного конкретного человека.
- Оттуда же берутся и отсылки, которые читатели находят в ваших произведениях? Они пропускают ваши книги через свою призму восприятия и находят что-то знакомое...
Конечно. Я думаю, книги особенно интересны тем, что через них мы читаем самих себя. Есть вещи, глубоко спрятанные в нас, и, читая книгу, мы увлекаемся, расслабляемся и находим в себе какие-то новые интересные подробности.
- Вы не пробовали не только писать Ехо, но и рисовать его?
Лично я - нет. Я не рисую уже очень много лет. С тех пор, как пишу. Это был честный обмен.
- Ехо, Тихий Город, Городок в горах...
Безымянный, который в последней книжке «Хроник» всё-таки получает имя Шамхум.
- Были ли у них какие-либо прообразы?
Они сами себе прообразы. Совершенно реально существующие города, просто в других мирах. Я суровый реалист, практически писатель-деревенщик, только деревни у меня в странных местах.
- При описании персонажей вы ссылаетесь на известные образы. Так, сэр Джуффин предстаёт нам с лицом Рудгера Хауэра...
Вы знаете, это не я, а Макс. Когда он только попал в Ехо, у него было настоящее информационное отравление: слишком много впечатлений. И он в минуту слабости описывал новых знакомых, опираясь на известные ему образы. Такое происходит с очень многими людьми - попытка объяснения чего-то нового через знакомые образы. Это первая и естественная реакция любой здоровой психики. То есть это рассказ не столько о внешности его новых знакомых, сколько о состоянии самого Макса.
- Расскажите, пожалуйста, побольше о Меламори. О своего рода «жене декабриста», что не побоялась оставить привычный Ехо и отправилась искать своего человека в другом Мире.
Сравнение с «жёнами декабристов» имело бы смысл в том случае, если бы среди упомянутых жён имелась хотя бы одна, посвятившая свою жизнь, скажем, научным исследованиями нравов и обычаев жителей Сибири, да всё не решавшаяся перейти от теории к практике. То есть оторвать задницу от мягкого дивана и поехать изучать оные обычаи на месте. И тут вдруг такое удачное совпадение: мужа как раз в ту самую Сибирь сослали. Ура-ура, собираю чемодан и еду с любимым! Чтобы, пока он там целыми днями точит на каторге, заниматься своей прекрасной и интересной научной работой.
Я хочу сказать, что Меламори прежде всего интересует магия. В противном случае ей бы не нашлось места среди Тайных Сыщиков. Джуффин всё-таки очень умело подбирает кадры.
И ясно, мне кажется, что отправилась она вовсе не в «ссылку», а в неведомое. Которое и без всяких там распрекрасных Максов притягивало и манило её всю жизнь. Хотя бы потому, что там, откуда она родом, путешествия между Мирами -удел самых могущественных колдунов и высшая, часто недостижимая, но всегда желанная цель их юных коллег.
Просто прежде Меламори для подобных экспериментов не хватало ни решимости, ни умения, ни могущества. А тут такой прекрасный дополнительный повод попробовать. Очень ей в этом смысле повезло. Ну и она сама большая молодец, не упустила шанс.
- Ещё вопрос про Макса: он был тщательно продуман или как наваждение к вам пришёл?
Ну разумеется, сэр Макс - это призрак, который сидел на вилле Вальберта в красном кресле. Всё правда. Нет, я понимаю смысл и значение вашей улыбки, но тем не менее я всегда говорю гораздо больше правды, чем могу себе представить. Тщательно сказанная правда звучит как милая выдумка. И это прекрасно.
- На самом деле это была улыбка узнавания. Многие критики считают книги про Ехо апологией эскапизма. Решение Макса принять приглашение сэра Халли — это подвиг или трусость? Считать себя «чужим» в мире, где ты живёшь, не значит ли просто сложить руки и ничего не делать? И его «эмиграция» в Ехо - не предательство ли, не отступление?
Очень странная, мягко говоря, постановка вопроса. Какой «подвиг»? Какая «трусость»? «Предательство» — чего именно?!
Речь в книге идёт об удачной попытке человека совершить переход между Мирами (то есть действие, с общепринятой точки зрения, которую он сам в целом разделял, совершенно невозможное). Он сделал это, следуя инструкции, полученной во сне. Если уж необходимо всё это с чем-то сравнивать, то разве что с мужеством и/или легкомыслием энтузиастов, отправляющихся на край света, чтобы принять участие в диковинных шаманских обрядах. Только в случае Макса не надо было покупать билеты — это здорово упрощает ситуацию. А всё остальное её, напротив, усложняет. Потому что существование шаманов само по себе не подлежит сомнению, их даже по телевизору иногда показывают, а сэра Джуффина Халли - нет. И практически никаких шансов, что этот приснившийся человек действительно где-нибудь есть. А обещанный им трамвай не окажется галлюцинацией, которая приведёт к краю пропасти или, скажем, под колёса самосвала. Например.
А по большому счёту дела обстоят так. Мы с вами — потомки той самой рыбы, которая однажды предала родной океан и вышла на сушу. Гадина такая. Эмигрантка нехорошая.
Не то чтобы я в таком уж восторге от результата её поступка - в смысле, от нас с вами. Но как промежуточный ладно, сойдёт. И из элементарного уважения к предку-рыбе, которая не стала сидеть на заднем плавнике там, где родилась, нам не следует даже в шутку, в рамках милого окололитературного щебета, употреблять слово «предательство», когда речь идёт о развитии и получении нового опыта, об исполнении предназначения, наконец.
Тем более что мы сами неизбежно начинаем свою жизнь с повторения её (предка-рыбы) подвига и предательства, вероломно покидая материнскую утробу. Хотя могли бы побороться за какие-нибудь светлые идеалы прямо там. Вместо того чтобы трусливо бежать в полную неизвестность.
- Вы нас убеждаете, что в рассказывании историй от вас ничего не зависит. Но ведь что-то вы всё равно делаете?
Моя главная задача — не бросать это дело. Я же могу радостно попрокрастинировать и пойти дальше собирать цветочки. Но мне нужно сидеть на стуле и собирать эти разрозненные истории, видения, мысли, догадки. Если мне дарят коробку с пазлом — она уже есть. Моя задача - собрать этот пазл.
- Вспомним «Ключ из жёлтого металла». Почему некоторые истории не умещаются в Ехо?
Потому что некоторые истории, которые произошли в Москве, технически не могут произойти в Нью-Йорке. Специфика действия. То, что произошло в Лондоне, не может произойти в Тирасполе, потому что это разные культуры, разные ментали-теты, разные законы и поведение в общественных местах. Место определяет очень многое. Пространство определяет многие сюжетные ходы.
- Вы рассказали много историй про Вильнюс, много про Ехо... А какие истории, какие сказки, сюжеты характерны для Питера? Москвы? Усреднённого нестоличного российского городка?
Ну так зачем рассуждать теоретически, когда можно просто взять и почитать? Есть такая идеальная московская история, как «Альтист Данилов» Орлова. У меня есть «Жалобная книга» — тоже очень московская. И немалая часть «Энциклопедии мифов», как ни крути, надиктована именно Москвой. Петербургу, мне кажется, повезло ещё больше, его истории рассказывали Гоголь, Александр Грин («Крысолов», «Фанданго») и, скажем, Олег Постнов («О толщине стен», «Фараон», «Господин Ашер, архитектор» и так далее), у Елены Хаецкой есть прекрасный очень питерский цикл «Пришельцы и единорога»; список этот наверняка можно продолжать и продолжать.
А «усреднённого российского городка», разумеется, не существует. Как такое вообще в голову могло прийти? Почитайте - ну вот хотя бы «Карбид и амброзию» Лоры Белоиван, просто для начала. Там не город даже, деревня. Южнорусское Овчарово. Мало не покажется.
- Когда вы заканчивали «Лабиринты Ехо», вы действительно думали, что история рассказана, или надеялись ещё к ней вернуться?
Скорее первый вариант. Я была совершенно уверена, что всё закончится. А вот с «Хрониками» всё было совсем наоборот. В последней хронике все это прямо в лоб объясняется - «ша, ша, всё будет».
- А будут ли «Сновидения» настолько же большим циклом?
Я надеюсь. Хотелось бы, чтобы они были бесконечно длинными и интересными.
«ЛЮДИ ПРЕКРАСНО УМЕЮТ БОЯТЬСЯ И БЕЗ МОЕЙ ПОМОЩИ»
- Один из самых интересных и важных моментов в любом произведении — эволюция персонажа. Какие, на ваш взгляд, были самые важные, ключевые этапы в развитии личности Макса? Даже, можно сказать, «точки невозврата»? И что главное изменилось в нём к моменту возвращения в Ехо?
Весь цикл историй о Максе — это одна большая история взросления мага. И эта история пока не закончена.
От взросления обычного человека этот увлекательный процесс отличается степенью сложности и ответственности.
Вообразите на секунду, что от любого движения мизинца вашей левой руки происходит, скажем, наводнение. Что придётся предпринять в этом случае? Одно из двух; или постоянно дёргать мизинцем, упиваясь своим всевластием, пока вся планета не скроется под водой, или, если вы не совсем несчастный безумец, срочно научиться не шевелить мизинцем ни при каких обстоятельствах. И во сне тоже не шевелить. Довольно велик будет соблазн вовсе отрезать негодный мизинец, но приглашённые специалисты говорят разное; например, что это может привести к досрочному концу света или просто к вашей гибели. Или всё-таки операция пройдёт хорошо и даст желаемый результат. Но, возможно, через сорок лет этот мизинец понадобится вам, чтобы спасти мир (и лукошко пушистых котят в придачу) от страшной засухи. Никто заранее не знает!
В общем, оставляем мизинец и начинаем тренироваться им не шевелить. Чтобы через несколько лет упорного труда выяснить две вещи. Во-первых, с безымянным пальцем теперь ровно такая же беда. А во-вторых, обещанная всемирная засуха всё-таки началась, и теперь нам придётся спешно учится ответственно и аккуратно шевелить соответствующими пальцами таким образом, чтобы наводнение происходило в специально выбранных нами местах и строго в необходимом объёме.
Когда мы научимся справляться и с этим, выяснится, что средний палец левой ноги теперь отвечает за бури, а указательный правой руки - за воскрешение мертвецов на соседнем кладбище. И привет, снова начинаем обучаться с нуля, причём без права на ошибку.
Так вот, для мага любое его действие, мысль и даже настроение - ровно такое же движение левого мизинца. Он весь — один большой левый мизинец, и поди ещё разберись, чей.
А взросление мага - это бесконечный процесс обнаружения в себе всё новых и новых «могущественных мизинцев». И спешное их освоение. И бесконечное внутреннее усилие, чтобы не обезуметь от постоянно растущего разнообразия возможностей и сопутствующих им ответственностей.
А вы говорите - «точка невозврата».
Да у него практически каждый день — очередная такая точка.
С точки зрения рядового читателя, который сам никогда не оказывался в подобном положении, все эти чудесные сверхспособности, которыми стремительно обзаводится Макс, это такие приятные бонусы, как конфетку получить. Ура, теперь я ещё более велик! А на самом деле каждая такая новая способность - это в первую очередь изменение твоего собственного внутреннего устройства, вынуждающее тебя заново осваивать собственный организм, как новый гаджет. Только, если вдруг ошибёшься, взрываться первым - тебе.
А вообще, отвечать на такие вопросы - работа читателя. Автор уже рассказал в книгах абсолютно всё, что хотел рассказать. Давать какие-то дополнительные разъяснения означало бы проявить неуважение к собственному труду и недоверие к читателю. И лишить его огромного, ни с чем не сравнимого удовольствия, известного науке под названием «умственный труд».
- Если взять сюжетную арку первого цикла, то получится, что вы взяли героя, поместили его в абсолютно пластичный, комфортный мир, и начали накачивать колоссальным, совершенно бесстыдным могуществом. А потом, когда казалось, что ему уже совершенно всё по плечу, взяли и несколько раз подряд макнули его с головой в ситуации, где его могущество оказалось никчёмно и бесполезно... Это всё и не могло получиться иначе?
Не могло. Более того, так происходит с любым человеком по мере набора сил. Для этого не нужно попадать в какой-то волшебный мир к Джуффину. Люди, которые занимаются, например, цигун, рассказывают, что по мере практики с ними происходят примерно такого рода вещи. Они безудержно и нагло набирают силу, их регулярно обламывают. Это какой-то естественный процесс. Так нас здесь учат.
- И никакие умения сэра Макса вроде метания смертных шаров или власти над Тёмной Стороной не помогли ни с Тихим Городом, ни с Книгой огненных страниц.
Да. И Книга огненных страниц — это прекрасный урок для всех нас, чего следует ждать. Как бы силён ни был каждый из нас, в любой момент может померещиться что угодно, в том числе и минуты нашей полной слабости. Опасность для личности, пусть даже и условная опасность - она есть и внутри нас, и в окружающем мире. И в любой момент собственного могущества мы должны помнить, чего это могущество может стоить.
- Книга Огненных страниц - это, по сути, персональный Максов страх, который был только извлечён с помощью артефакта, а вот Тихий Город - это совершенно независимое место, ситуация, где Макс уже не сам себя страшил...
Всё-таки Книга Огненных страниц - тоже внешняя «страшилка», потому что её сделали посторонние люди...
- Но это всё равно работа с собственными страхами?
Да, да. И поэтому Из Книги Огненных Страниц Макс смог выбраться только с чужой помощью, если бы друг его не вытащил, то он бы там так и помер.
- А с Тайным Городом он справился сам.
Именно. И это очень о многом говорит. О том, на что хватает наших сил. То есть нам никто не страшен, кроме нас самих.
- Давайте затронем другую книгу, даже книжный цикл. Кажется, в жанре страшилок всё уже было придумано. Фольклор сформировался. и писатели очень редко могут добавить что-то своё. Накхи из «Энциклопедии мифов» и «Жалобной книги» - именно городская страшилка, плоть от плоти города. Но - совершенно новая, ранее не встречавшаяся.
А просто о них раньше никто не знал. Но у меня есть разные знакомые (загадочно улыбается). И я умею дружить с нужными людьми.
- И как бороться с теми, кто стоит над тобой в пищевой цепочке?
Я думаю, что своей волей можно отменить что угодно. Можно просто начинать день с мысли «Я ни для кого не буду пищей». И это сработает. Потому что человеческая воля - невероятное орудие. Есть библейская фраза «Да не убоюсь я зла». На одной этой фразе можно выйти изо всех пищевых цепочек и никогда в них больше не входить.
- Но в то же время в «Сказки старого Вильнюса» ничего похожего не попало.
Да, я уверена, что тему страшилок надо закрыть. Мы же с опытом начинаем понимать больше. Что из того, что мы умеем делать, нам не стоит делать. Страха в мире и так достаточно. Люди умеют прекрасно бояться и без моей помощи. Страшилки -это только способ рассказа. О любом предмете можно рассказать так, что собеседник испугается и побежит в кладовку прятаться. А можно о том же самом рассказать с других сторон. И собеседник скажет: «Вау, как интересно». Я стараюсь рассказывать о вещах, которые не пугают, а если всё же о таком говорю, то даю и рецепт, как с этим страхом бороться.
- И ещё вопрос о «Сказках старого Вильнюса». Очень важный момент в повествовании - сквозные персонажи, общие для разных рассказов элементы реальности...
Конечно. Вильнюс - это Вильнюс. Мы показываем разные его фрагменты, разные улицы, разные сюжеты. И это естественно, что какие-то условные духи-хранители будут «бегать» и не будут сидеть на одном месте. Понятно, что какие-то персонажи, центральные в одной истории, вполне могут быть эпизодическими в другой и спокойно попивать кофе за столиком кафе. Эго жизнь, это нормально. Литература в этом смысле ничем от неё не отличается.
«Я ОДИН НА ЛЬДИНЕ»
- В Риге в своё время существовал трактирчик «Джуффинова дюжина». Вы там бывали?
Был такой. Более того, его хозяева в своё время спрашивали у меня разрешения его так назвать.
- Как вы относитесь к тому, что предметы, названия из ваших книг попадают в нашу реальность?
Понимаете, это нечто неизбежное, это естественный процесс. Не сказала бы, что мечтала об этом всю жизнь, не то чтобы этого хочу, не то чтобы этому сопротивляюсь. Но так есть, и это нормально. Каждый из нас, каждый человек влияет на окружающую реальность, писатель, возможно, влияет чуть-чуть больше, чем все остальные, но это не принципиально. Единственное, мне хотелось бы, чтобы люди относились к этому более ответственно. Те же владельцы «Джуффиновой дюжины» не вняли совету сделать тринадцать столиков. Они сказали, что заведение слишком маленькое и тринадцать столиков не поместятся. Я им посоветовала поставить игрушечные на подоконнике, поставить скульптуру. Сказала: их должно быть тринадцать, или у вас ничего не получится. Они решили, что всё это ерунда, столиков было не тринадцать, и заведение просуществовало недолго. Я не против, но это было предсказано. Надо делать хорошо.
- А кроме «Джуффиновой дюжины», были ли ещё прорывы реальности?
Честно говоря, я не знаю. Хозяева «Джуффиновой дюжины» спросили разрешения. Я подозреваю, что куча народу делает такие вещи самостоятельно.
- Как-то вы сказали о Харуки Мураками. что ваши с ним книги - как одни и те же сновидения, которые видят два разных человека и по-разному воспринимают. О ком из писателей вы можете сказать что-то похожее?
Разве я такое говорила? Не припомню уже. Вот знаете, сейчас, в данный момент, я думаю, что таких писателей нет. фишка в том, что в другой день мне может прийти в голову несколько имён. Сейчас, прямо с утра, у меня нет «духовных братьев и сестёр», я чувствую леденящее одиночество. Но это я не выспалась (улыбается). Нет, мне сейчас в голову никто не приходит. Было выражение в годы моей молодости, которое говорили суровые мужчины, выпятив подбородок; «Я один на льдине». Вот я сейчас «один на льдине».
- Каждое время требует своего героя. Когда-то кумиром становился Вертер, когда-то — матрос Железняк, когда-то — Одинокий Рейнджер... Какой герой, на ваш взгляд, нужен людям сейчас?
Мне кажется, герои, позарез необходимые сейчас русской литературе, у неё давным-давно есть. Я говорю о персонажах Александра Грина, писателя, в своё время не просто непонятого, но понятого совершенно превратно и трагически недооценённого.
- Существует ли фантастика? А реализм? Если да - то как их различать? Если нет - то зачем возникло такое разделение?
Существует вообще всё, о чём можно поговорить, - для тех, кто об этом говорит, пока продолжается разговор. Как минимум.
А разделение на жанры всегда возникает по причине несовершенства и лености человеческого разума, склонного к созданию разного рода классификаций и обобщений, облегчающих ему работу. Мой ум в такие игрушки играть не очень любит, но я прекрасно понимаю тех, кто пытается подобным образом хоть немного облегчить себе жизнь. И слова дурного о них не скажу.
Потому что жизнь - действительно трудная штука.
- У Сергея Лукьяненко в романе «Фальшивые зеркала» цитировались ваши книги. Как говорит сам автор, он создал персонажа, близкого по духу к вашим, и решил вложить в его речь несколько цитат, хотя сам вашим поклонником не является. Как вы относитесь к подобным отсылкам?
Я никак к этому не отношусь. Это, опять же, естественная часть литературного процесса (разводит руками). Как я отношусь к погоде - она есть.
- То есть не задевает ваши чувства, не радует...
Как это может задевать мои чувства? Чему тут радоваться?
- И нет ни ощущения неприязни за ущемление авторских прав, ни обиды за что-то выдернутое из контекста...
Вполне возможно, что такие заимствования могут выглядеть глупо. Но если это звучит глупо, то это - проблема автора, который это сделал, это не проблема цитируемого. Предположим, я - Пушкин, я лежу мёртвым уже много лет, и вряд ли меня может задевать, что некоторые люди цитируют пушкинские стихи, когда это будет звучать дико и глупо. Некоторые люди будут переписывать их с матерными словами, но это не мои проблемы, а их. Меня это не касается.
- И никакой кинетической энергии от вращения в гробу.
Нет. Я надеюсь, что мир не настолько жестоко устроен (смеётся).
- Известно, что вы очень негативно относитесь к межавторским проектам.
Что вы имеете в виду? Соберётся несколько человек и будут писать под именем Макс Фрай? Я вообще-то человек не злой, но такое мне терпеть сложно.
- Вы же однажды человека с таким предложением чуть ли не с лестницы спустили?
Нет, я его с лестницы не спускала, а вытолкала из машины, с пассажирского сиденья. Именно это он мне и предлагал. Я же в большой степени ответственна за эту реальность, за это надпространство. Это моя личная и очень большая ответственность. И пустить туда кого-нибудь я не могу по той же причине, как и пограничник не может пустить нарушителя. У меня, ребята, присяга. Я могу отвечать за каждый свой поступок, за каждую свою строчку, за дыхание. Я могу делать ошибки, и я за них отвечаю.
- Но не за другого.
Да, безусловно. Я в этом плане индивидуалист.
- В какой ситуации начинался проект ФРАМ, что творилось в это время в литературе? Каким, на ваш взгляд, стал его главный итог? И вопрос-симбионт: а какова литературная ситуация сейчас? Какой литературный проект был бы нужен сейчас?
Проект ФРАМ начинался и развивался в ситуации моего маниакального энтузиазма, вот и всё.
Я очень не люблю, когда хорошие вещи пропадают зря. Ненавижу тщетность усилий. Тщетность — это форма смерти, которой я противостою всеми силами. И ясно, что у меня никаких шансов, человек всегда проигрывает свою битву со смертью, это - условие задачи. Но другое, куда более важное условие - прежде этого окончательного поражения необходимо победить столько раз, сколько получится. А потом хоть трава не расти, где мой конь прошёл.
Поэтому по-настоящему важный итог работы ФРАМа для меня - не изменение литературной ситуации и прочее абстрактное бла-бла-бла. А тот факт, что благодаря моим усилиям несколько сотен очень хороших текстов попали к нескольким десяткам тысяч читателей. Всё.
За этой нехитрой формулой стоит чёрт знает сколько моментов озарения, улыбок, слёз, телефонных звонков друзьям, хлопков дверью, объятий, смеха, воя на луну и прочих удивительных событий, которые иногда случаются с людьми от взаимодействия с хорошей литературой. Если бы не мои усилия, большая часть рукописей осталась бы гнить в архивах своих авторов. А жизнь читателей была бы на несколько духоподъёмных мгновений бедней.
«Это грандиозный результат», — говорит мой практический ум, прекрасно осознающий, что для человека на этой земле невозможным является почти всё.
«Это вообще не результат», - говорит моя мания величия, ежедневно призывающая меня, вывернуть мир наизнанку сразу после завтрака, а потом завоевать Марс.
Оба правы.
Что же касается внешних условий, они, как мне кажется, оказались совершенно неподходящими для такого рода деятельности. Поэтому о проекте ФРАМ очень громко и выразительно молчали все, кому следовало бы говорить (писать) об этом удивительном явлении, не покладая языков и рук. Зато большие издательства старательно копировали наши идеи, передирая иногда даже оранжевый цвет обложек. Что само по себе не обидно; обидно, что до нашего уровня не удалось подняться никому. И мир заполонила куча бессмысленных сборников на тему «а вот у нас тут ещё рассказики из интернета для родственников и друзей авторов». Вот это очень, очень жаль. Когда тыришь чужую идею, надо преображать её и поднимать на недосягаемые высоты. Смысл как человеческой жизни в целом, так и любого дела - в развитии и совершенствовании Деградация преступна.
А что касается сегодняшней литературной ситуации, так у нас на глазах во всём так называемом «цивилизованном мире» стремительно возрастает число людей, утрачивающих желание, а потом и способность читать длинные тексты. О гаснущей способности воспринимать сложносочинённые предложения даже говорить не хочу. Очень печальная тема.
И всё, что можно в такой ситуации сделать, - писать очень интересные книжки. Чтобы люди читали их вопреки этому своему свежезаработанному в соцсетях «нимагу».
А там поглядим.
- Какие произведения попадали в сборники ФРАМа? Есть ли что-то их объединяющее, что-то обязательное? Какие-то критерии, кроме литературного качества?
У меня по поводу ФРАМа был когда-то разговор с умнейшим собеседником Дмитрием Дейчем. И он тоже спрашивал меня о критериях отбора текстов для фРАМовских сборников.
И вот таков был мой ответ.
Фритьоф Нансен считал, что само по себе достижение Северного полюса не имеет большого значения. «Основная задача, - писал он, - заключается в том, чтобы исследовать обширные неизученные пространства, окружающие Северный полюс». Вот оно, лучше не скажешь. Исследовать обширные неизученные пространства - именно этим в той или иной степени занимаются все авторы ФРАМа. Исследуют и описывают полученные данные, всяк на свой лад.
В нашем случае речь идёт об исследовании обширных неизученных пространств, пролегающих между небытием и небытием, точнее, между беспамятством и беспамятством. То есть о человеческой жизни.
Тенденция воспринимать и описывать её как пространство обжитое и понятное кажется мне одной из самых опасных составляющих нашего общего культурного контекста, потому что нет ничего опасней тупика.
Так называемый реализм (то, что принято называть реализмом, хроники душного замкнутого мира без намёка на выход наружу, без единого шанса даже на сквозняк извне) на поверку обычно оказывается мошенничеством, преднамеренным или нет - иной вопрос. А так называемая сказка исполнена подлинной, живой правды гораздо чаще, чем может показаться. Даже не потому, что иносказание - единственный известный мне способ говорить правду, просто всякая жизнь при должном к ней подходе — это terra incognita, восхитительная, страшная, сложная, многоцветная, непредсказуемая, где может случиться всё что угодно, и слава богу, что так, потому что предсказуемые варианты вряд ли нам понравятся.
- Есть ли авторы, которых вы бы хотели раскрыть, но не успели?
Время идёт, многие фрамовские авторы стали совершенно самостоятельными. Дмитрий Дейч, Таня Демировская - я всех и не вспомню. Они ведут взрослую писательскую жизнь. Надеюсь, мы договоримся с издательством ACT и нам удастся познакомить их с новыми интересными писателями. Тот же ФРАМ — его пришлось закрыть, но, как понимаете, лучше закрыть проект на взлёте, чем ждать. Прошло несколько лет. Может быть, получится сделать что-то новое. Люди никуда не делись, книжки они пишут. И я об этом знаю. И не могу это игнорировать.
- Иногда, если делаешь что-то серьёзное, мир начинает словно бы сознательно помогать. Иногда — всеми силами мешать. Понятно, что это в любом случае сигнал: дело это важное, значительное, вызывает реакцию среды... Но всё же как интерпретировать эту реакцию? Или на сигналы мира вообще лучше не обращать внимания, чтобы не путать самого себя?
Мне кажется, следует признать, что договариваться с реальностью довольно непросто. Она сложный собеседник, до которого нам расти и расти.
Попытки дорасти до этого собеседника ценны сами по себе. А когда со временем начинаешь понимать хотя бы одну его реплику из дюжины, от этих бесед появляется и практическая польза.
Однако самое важное, что следует знать о реальности, частью которой мы являемся, - она инертна. И всегда будет сопротивляться действиям, которые могут привести к серьёзным её изменениям. И, напротив, будет помогать действиям, способствующим сохранению текущего статуса. На том месте, где у нас обычно наивные представления о «добре» и «зле», у реальности - стремление к покою.
Но если бы это было всей правдой, картина получилась бы довольно унылая. Поэтому вот нам с вами ещё одна часть правды, более оптимистическая: случается, что реальность можно переубедить - волей, обаянием, красотой и смелостью игры. И тогда, как, наверное, любой из нас, реальность может поступиться своими шкурными интересами — ради любви.
Хотя иногда я, как майор Бригс из «Твин Пикса», боюсь, что любви может оказаться недостаточно.
А иногда не боюсь.
«МУЗЫКА ПОПАДАЕТ В КНИГИ В МОМЕНТЫ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ВЛЮБЛЁННОСТИ»
- Макс постоянно сталкивается с поэзией. То его догоняет Тарковский, то Хименес, то на пути попадается Андэ Пу, то оказывается, что лучший друг - знаток и ценитель стихов... А какое место поэзия занимает в вашей собственной жизни?
Поэзия в моей жизни лежит на полке, отведённой под заклинания. Поэзия, не обладающая силой заклинания, в моей жизни никакого места не занимает.
- Пополняли ли вы библиотеку короля Мёнина?
Да там, подозреваю, добрая четверть книг - мои. Я каждый день что-нибудь придумываю. Это как нервный тик. Можно было бы обеспечить бесперебойной работой довольно большую фабрику, если бы уважаемое человечество потрудилось изобрести текстописательные станки.
- Давайте поговорим о чём-нибудь более приятном. В ваших книгах периодически проскальзывают музыкальные композиции, как. например, Tir Na Nog - Time like a promise из книги «Мой Рагнарёк». Как вообще музыка попадает в создаваемые вами миры?
Музыка попадает в книги в моменты эмоциональной влюблённости. Как у молодых поэтов, которые помещают образ возлюбленной во все свои стихи. Так и в момент влюблённости в музыку можно вставить её в свои книжки. Это абсолютно эмоциональный момент признания в любви. Это совершенно не принципиальная позиция, и она даже кажется мне слабостью, но слабостью простительной.
- А вообще есть ли какое-либо направление в музыке или какие-либо песни, которые помогают вам писать?
Мне кажется, чем больше ты во что-либо влюблён, например в музыку, тем ты всеяднее, тем больше список того, что ты любишь, и в моём случае этот список бесконечен. Я не люблю шансон, какую-то эстраду. Я не люблю музыку, искалеченную словами, не люблю простые ритмы, но люблю почти всю остальную музыку, в те или иные моменты. Для меня это важно. Как кислород, как витамины, как жизненная субстанция, из которой черпаются силы. Мне очень жаль, что я не музыкант, но я очень благодарный потребитель.
А как вы относитесь к восточной культуре в целом и к японской в частности? Не ограничивается же всё анимацией?
К восточной культуре в целом? Прекрасно отношусь. Как можно плохо относится к культуре? Японская культура интересна в целом, а анимация - лишь следствие многовекового культурного развития, становления. Это всё безумно занимательно. Можно в большей или в меньшей степени интересоваться японской культурой, но нельзя не понимать её значения, её величины, её глубины.
- И контраста с западной и европейскими культурами.
Да, конечно. Особенно интересно, что последнее время происходит слияние. В той же самой анимации мы можем наблюдать, как на японскую культуру накладывается некоторое европейское влияние. Никто не рисовал таких красивых городов, как тот же Миядзаки. Европа в представлении японца - это рай земной. Япония ведь долгое время была закрытой, изолированной страной.
И как в эту изолированную страну стала приходить внешняя культура, и как японская культура стала её адаптировать... Это безумно интересно, и это отдельная тема. Зачем я не учёный-культуролог?
- Вы любите кофейни... Вполне себе волшебные места. Какое самое интересное чудо случалось с вами в кофейнях?
Мне вовсе не кажется, будто кофейни - это непременно «волшебные места». Это просто такие специальные заведения, где можно выпить кофе, назначить встречу с друзьями или просто сделать паузу. Посидеть, подумать, помолчать, посмотреть на других людей, послушать, что они говорят.
В некоторых кофейнях мне удавалось помолчать и подумать целый час кряду. И мне совершенно никто не мешал. И даже телефон не звонил. Если это не чудо, то что тогда оно?
Ясно при этом, что некоторые кофейни вполне могут быть так называемыми «волшебными местами». И даже не так называемыми, и даже без кавычек. Но это целиком зависит от людей, которые там работают. И от людей, которые туда заходят. Ну так в этом смысле кофейни не уникальны, при правильном подборе кадров и магазин электротоваров может «волшебным местом» стать.
- Ваши поклонники многократно пробовали найти местный аналог камры. Один из рецептов включает в себя смесь очень сладкого кофе с очень крепким чаем - гадость редкостная. У вас есть какой-нибудь совет для подобных зельеваров, кроме «даже не пытайтесь»?
Если «даже не пытайтесь» не годится, ладно, будет другой совет.
Для начала попробуйте сварить кофе, не имея в своём распоряжении ни единого кофейного зерна, ни огня, ни даже инструментов для его разведения. Когда начнёт получаться, приходите, поговорим про камру.
На этом этапе вам, возможно, будет уже проще понять, что для приготовления всякого напитка нужны совершенно определённые ингредиенты и конкретные технологии. Когда они недоступны, следует отыскать себе какое-нибудь другое развивающее занятие. Например, сварить компот.
- Сны - вы много раз это подчёркивали - один из важнейших аспектов жизни. Что бы вы посоветовали тем, кто не запоминает свои сны?
Для начала - высыпаться. И спать в то время суток, когда требует ваш организм, а не внешние обстоятельства. И просыпаться самостоятельно, без будильника и воплей членов семьи, трясущих и требующих немедленно вставать. И хотя бы час после пробуждения молчать, не включая ни компьютер, ни телевизор, ни плеер с музыкой. И чтобы другие люди вокруг тоже молчали.
Только последовать этому простому совету никто не сможет. Для этого придётся полностью перекроить свою жизнь. Современный человек обычно совершенно не властен над режимом своего дня. И с детства так искалечен принудительными подъёмами и чувством вины за каждый «лишний» час сна, что шансов разобраться со своими сновидениями у него исчезающе мало.
Но «исчезающе мало» всё-таки не означает «нет вовсе».
- Что сейчас, на ваш взгляд, важнее всего для молодого человека живущего в русскоязычном пространстве, со всеми его противоречиями, социальной запутанностью, дефицитом доброжелательности и надежды, кризисом идеалов? Понятно, что быть собой, реализоваться... Но что вот именно сейчас важнее всего на этом пути?
Важнее всего сейчас, как и в любое другое время, научиться правильно дышать. Пока человек не властен над собственным дыханием, нет смысла говорить о чём-то большем.
«УРОВЕНЬ ЭКРАНИЗАЦИИ ДОЛЖЕН ХОТЬ ОТЧАСТИ СООТВЕТСТВОВАТЬ УРОВНЮ НАПИСАНИЯ»
- Были ли предложения об экранизации цикла о Ехо?
Смешной вопрос. За всю мою сознательную жизнь не было ни одного стоящего предложения об экранизации.
- И при этом многие фанаты видят Ехо именно в анимации, в рисованном виде.
Я тоже вижу только в анимации, художественная экранизация видится гораздо слабее. Хаяо Миядзаки - наш кумир.
- И именно в таком стиле видится экранное воплощение?
Конечно. Это должно быть очень красиво, это должно быть круто. Уровень экранизации должен хоть отчасти соответствовать уровню написания.
- Один из форматов, в котором можно познакомиться с миром Ехо, - это аудиокниги, которые долгое время озвучивал Денис Веровой. Знакомы ли вы с ним лично и почему последние проекты обходятся без него?
Прежде всего, Дениса Верового выбрали с моей лёгкой руки, потому что мне присылали голоса пробующихся актёров. Было очевидно, что он лучше всех, и выбор этот был очень хороший. Далее. Проект записи аудиокниг «Амфора» прекратила, потому что книги воровались. Если какие-то книги писались без Дениса, то не уверена, «Амфора» ли это делала. Есть в сети огромное количество всяких пиратских аудионачиток, где очень безграмотно делают ударения, а у Дениса Верового был список правильных ударений. Если у нас всё получится, мы с друзьями приступим к записи новых книжек, и читать будет Денис Веровой, но это пока надежды, а не обещания. Очень уж хочется, чтобы он всё дочитал. Он это хорошо делает, лучше всех, если найдётся способ это сделать — мы это сделаем.
- Он и в самом деле лучший. «Амфора» выпустила аудиокниги «Чуб земли» и «Туланский детектив», которые озвучила Маргарита Захарьина...
Женщина озвучила? Ужас-то какой! Это уже без меня выбирали, никакой ответственности за это не несу, но, по-моему, это странно.
- Помнится, вы очень долго ругались на первые «азбучные» обложки, потом обложки стали более абстрактными. «Амфора» эту традицию поддержала, а недавно снова вышли книги с цветными, пышными иллюстрациями, чем-то напоминающие первые «азбучные»...
Да. Я, конечно, от них тоже не очень в восторге, но смотрятся они гораздо приличнее. Да и мне к тому времени стало уже всё равно. Обложки Игоря Степина мне нравятся, очень хороши обложки Люси Милько. Совершенно изумительная новая обложка у ACT. А все эти картинки мне нравятся гораздо меньше, но я не конечная инстанция. Моё мнение не отменяет существования людей, которым нравятся эти цветные картинки.
- Может быть, напоследок расскажете и о будущем конкурсе иллюстраций?
В следующем году исполнится - страшно сказать - двадцать лет с тех пор, как первая книжка начала писаться, 1 ноября 1995 года. За это время много людей читали эти книжки, много народу рисовали, как они себе это представляют. Кто-то лучше, кто-то хуже. И пришла идея: устроить конкурс, собрать все эти картинки, выбрать из них разные и сделать юбилейное издание, оформленное читательскими иллюстрациями — самых разных видов, в самых разных стилях. И создать некую объективную картину мира, мост между людьми и текстом. Мне кажется, это будет трогательно и очень интересно. И мы делаем огромный подарок читателям, и они делают подарок авторам.