После двух часов гонки от Москвы через многочисленные полицейские кордоны наша машина застревает на въезде в деревню Псарево: здесь нужно дожидаться Ивана Охлобыстина, который прибудет в качестве почетного гостя на реконструкцию Бородинского сражения, которая традиционно проходит в этих местах. В этом году кроме Охлобыстина на мероприятии ждут эксминистра обороны самопровозглашенной Донецкой народной республики Игоря Стрелкова, и, возможно, особая активность полиции связана как раз с его визитом. «Поскольку сейчас некоторые во мне видят много инфернального, это очень уместным мне показалось, — позже будет смеяться Охлобыстин, когда я поинтересуюсь, какие функции выполняет почетный гость реконструкции битвы. — Немного готики на бородинском поле не помешает. Мы же здесь собрались поговорить о моем превращении в цепного пса кровавого режима?»
Три года назад Иван Охлобыстин готовился к выступлению на стадионе «Лужники» с ораторской программой «Доктрина 77», напоминающей кризисной России о необходимости взяться за ум и оружие. Тогда Охлобыстину удалось собрать 28-тысячую аудиторию, чтобы на вершине светящейся пирамиды «обратиться к нации». Желтые очки, светлый китель, пар изо рта — в таком виде Иван навсегда попрощался с теми, кто воспринимал его как юморного креативщика из 90-х.
«Общий смысл был несложный, — рассказывает Охлобыстин. — Чего скрывать? Все понимают это — западный мир агрессивен к нам, он хочет спровоцировать войну с нами. К войне надо готовиться всей нацией. Национальный дух поднимать, не делать дикостей. Всегда должна присутствовать жертвенная любовь». Иван напоминает, что три года назад ему удалось спрогнозировать все, что сейчас творится в России. «Впереди развал Украины, появление других государств, — продолжает анонсировать будущее Охлобыстин. — Мне вся эта история вокруг Новороссии напоминает фильм Алова и Наумова «Тиль Уленшпигель». Борьба Фландрии против Испании. Болезненный эволюционный процесс. Они же тоже сепаратисты были, и они отвоевали свое. Я поддерживаю Новороссию. Я выбрал свою позицию много лет назад и оперирую личным опытом и предсказаниями старцев, которых великое множество и которые признаны святыми. Нам вообще сейчас не нужно думать, что говорить и как. Позиция уже давно есть почти по всем вопросам. Кто хотел, тот определился».
Историческая реконструкция сражения в Бородино и деятельность Охлобыстина в отношении пропаганды «рашизма» (официально термин фигурирует только в украинской Википедии и обозначает «название идеологии и социальной практики правящего режима Российской Федерации начала 21 века, которая основана на православии как моральной доктрине») по своей сути очень близки. И то и другое напоминает о связи времен и необходимости «большого взрыва» (Иван намекает, что в 1914, 1814 и 1714 году мир тоже серьезно потряхивало) . Пока мы дожидаемся Охлобыстина в Псарево, тут все намекает, скорее, на известный сериал «Настоящий детектив», идеологическая подоплека которого построена на вредности «головных» идей, порожденных гордыней, по странному мистическому стечению обстоятельств в плейлисте нашей машины играет песня The Black Angels «YoungMen Dead», а по канавам шныряют нервные полицейские, вставшие ради охраны реконструкции ни свет ни заря. Развернувшись, мы проезжаем мимо гиганта в подтяжках с косой в руках.
Всю эту инфернальную идиллию нарушает звонок директора Охлобыстина — оказывается, Иван Иванович уже прибыл, а черный «туарег» припаркован у каменного креста, установленного в память героям Бородинского сражения. Именно там Охлобыстин и планирует провести общение, а также съемку — по словам Ивана, он ценит Инстаграм, и наметанный глаз в выборе подходящей натуры его не обманывает. «Хорошее фото — чаще парадокс, — говорит 48-летний Охлобыстин, выскакивающий с переднего сиденья. — На дворе серый день стоит, ты его пропустишь через фильтр и превратишь в какой-то таинственный клубок-паутину в желтых оттенках». «Люблю теплый камень, — довольно осматривает изваяние Охлобыстин. — И металл. Настоящие материалы. Короче, почти Harley-Davidson по эстетике, так я рассуждаю. Ваш читатель будет доволен».
«Я всегда был категорически логичен, — говорит Охлобыстин, прижимаясь к камню на фоне креста. — ВГИК приучил меня, что самое верное—это самое простое. Однажды в жизни наступает момент, когда тебе необходимо обозначить свою гражданскую позицию. В противном случае это неприлично по отношению к аудитории. Она сделала тебя публичным, люди автоматом тебе доверяют, ты резонируешь на одной ноте с ними. Ты их полномочный представитель». Чтобы напитаться энергетикой граждан, Охлобыстин колесит по России, встречаясь с простыми людьми, и мысленно формулирует внятные ответы на их вопросы, доводя личную идеологию до нужного ему идеала. Нужный идеал Охлобыстин тоже попытался спрогнозировать: сегодня он в розовой рубашке, из-под которой выглядывает майка с надписью «ЛСД» («Подарок Михаила Ефремова, расшифровывается как «Любовь, семья, дети»), штанах защитного цвета и массивной куртке Harley-Davidson («Фотографировать надо осторожно, предательски бликует на солнце»).
Закончив с памятником, мы отправляемся на живописное поле, которое от шоссе отделяет пролесок. Заняв позицию на фоне пронзительного подмосковного пейзажа, Охлобыстин с удовольствием рассуждает о хаосе. Время от времени Ивану и мне приходится отмахиваться от непонятно откуда взявшегося шмеля («Посланник мировой закулисы, шмель-бандеровец»), который назойливо атакует пахнущих коллекционным одеколоном «Black afgano» пришельцев в черных очках. «Ты к людям можешь выходить только с абсолютной убежденностью, что идешь служить им,—говорит о своем предназначении Охлобыстин. — Никогда не думал, что буду работать командировочным. Не люблю переезжать, я люблю на месте сидеть. Либо сам ездить за рулем и тоже недалеко. Но к людям идти надо — чтобы принести им пользу и быть при этом органичным, не скатываться в самолюбование. Люди всегда должны быть важнее себя любимого».
Вспоминая о своем ораторском опыте на «Доктрине 77», Иван говорит, что там, в «Лужниках», под дождем, он в полной мере познал, что такое погружение в массовое бессознательное. «Ощущение было такое, будто входишь в море: сначала теплая вода, потом холодная по ногам начинает бить, а потом опять теплая. Слоистая вода. Мурашки по телу». По словам Охлобыстина, примерно то же самое происходит с ним во время гастрольных заездов по России, где его встречи с поклонниками сводятся к формату «вопросы и ответы». «Люди, принимая твой ответ на вопрос, делают его абсолютной истиной, — сообщает Иван. — И у тебя возникает эйфория от того, что ты думаешь с людьми одинаково. Обычно на встречах это чудо происходит где-то минуте на десятой».
В разговоре об участи ораторов ожидаемо всплывает фигура Алексея Навального, идеологического врага государственника Охлобыстина. Как и Иван, во время выступления перед большим количеством людей на Болотной площади в 2013 году Алексей тоже наверняка испытывал прилив эйфории. «Посмотрел я его выступление, не умеет «качать», — отворачивается Охлобыстин. —Хорошо, кстати, что не дает Бог либералам нужного уровня харизмы». Однако одной холодностью отношения Охлобыстина и Навального не ограничиваются — был у ораторов и опыт личного столкновения на телепередаче Андрея Васильева и Михаила Ефремова, эфир которой состоялся в Прощеное воскресенье. «Я говорю ему: «Алексей, прости меня, но, если б я пришел к власти, то расстрелял бы тебя», — вспоминает Иван. — Снял бы все вопросы сразу. А он ответил: «Бог простит», чем, кстати, заслужил мое глубочайшее уважение. Он в своем сегменте существует, может, он так и должен? А иначе как объяснить, что Путин его не расстрелял? Алексей же откровенный враг России! Тут либо ВВП — человек очень высокого уровня нравственности, либо Алексей работает на ВВП».
Позируя перед камерой, Охлобыстин демонстрирует фирменный жест «тремя перстами» — что-то между крестным знамением и символом «окей». «Знак «рашиста», — комментирует один из самых востребованных русских актеров и спорных мыслителей современной России. Рассказывая о своей увлеченности термином, Иван сообщает, что прекрасно понимает, что в первую очередь слово рифмуется с «фашизмом», но относительно служения гигантской стране даже такая параллель не выглядит оскорбительно. «Россия — это не только сырьевой объект, — рассуждает о судьбах родины Охлобыстин, — Россию надо рассматривать в глобальном метафизическом смысле. Есть, например, швейцарец, он — гражданин нации десяти землекопов. А есть россиянин. Он — представитель 140 миллионов, живущих интересами одной шестой части планеты. И поэтому мы все думаем глобальнее, чем это пригодилось бы нам в практической жизни. Для нас это вполне естественная вещь. Сидят, допустим, деды, рассуждают. Мимо идет доярка беременная. Нет чтобы спросить: «Доярка, от кого понесла-то? Нет же на ферме мужиков-то». А они спрашивают: «У вас радио работает, как дела в Уганде?» Эта притча частично объясняет загадку русской души. Она состоит в том, что мы всегда рассуждаем категориями глобального порядка, немного иначе, чем представители других народов. Мы — особенные, мы — избранный народ. Мы даже сейчас с вами разговариваем на богослужебном языке, созданном святыми для храмового служения. Сейчас нам очень не хватает внятной идеологии, способной объяснить простому русскому человеку, что не просто «Крым наш», а «Все — наше». Но это «все» не наше, просто русские обязаны сохранить это «все» для будущего человечества».
«Я всегда придерживался монархических воззрений, — развивает картину идеальной России Охлобыстин. — Но будучи человеком реальным, я понимал, что сейчас нет такого механизма, чтобы можно было воссоздать монархию. Пока нет.
Разве что — сижу я дома, жена моя Оксана сделала борщ. Приезжает Шойгу и говорит: «Владимир Владимирович уехал на Валаам, плюнул, говорит: «Не хочу больше политики, изжога от этих сытых, бессовестных рыл!», прыгнул на мотоцикл и уехал. Так что давайте, Иван Иванович, как договаривались, царствовать и тиранить!» Я говорю: «Сергей Кужугетович, сначала борщ, тирания не убежит». Он меня спрашивает: «А борщ не украинский?» Я ему — «Помилосердствуйте! Наш, люберецкий борщ». Пока Сергей Кужугетович кушает, я напоминаю: все знают, как все должно произойти, потому что я раньше уже об этом в «Лужниках» докладывал. Кто хотел, тот разобрался. Утверждаем сроки восхождения на трон, потом проводим быстро интернет-голосование, абсолютно доверяемся электронным системам. Труп Ленина, само собой, перед коронацией, тихим ходом на кладбище, к его маме. Государственный флаг меняем на имперский триколор. Армию приводим в полную боевую готовность, Кремль украшаем белыми розами, главные площади больших городов усиленными нарядами полиции, так же в белоснежных мундирах. Запад, само собой, недельку послабит от уровня нашего величия, а потом все наладится. Эта схема при всей своей дурости хотя бы красивая. Вполне подходит для новой «повести временных лет».
Иван Охлобыстин считает, что во времена хаоса Россия становится особенно прекрасной, поскольку в действие приходит самоактивирующаяся модель выживания. «Бум!» — русский человек очнулся от земного морока, — описывает схему работы национальной идеи Иван. — Всех облагородил, инвалида через дорогу перевел, кошку вычесал. И все его любят. Сразу начинается после этого единомыслие, финал эволюции — из гиблых топей, непроходимых лесов поднимаются, доселе неказистые, не обремененные салонным обаянием, розовеют на глазах широкоплечие богатыри. Женщины, соответственно, наливаются как матрешки — так, что любо-дорого посмотреть. Рожают по десять штук. А потом агрессору по мордасам. Бонапарт, Адольф — без разницы. И назад в болота, предаваться печоринщине. В разные века это по-разному происходило, но суть та же. Нам всегда нужен резкий контраст тому, что составляет сладкий шлейф жизни».
«Я бы всех гомосексуалистов живьем в печку запихал» — заметок с такими цитатами Ивана Охлобыстина в интернете можно сыскать великое множество. Отец шестерых детей и человек, который лично проводил службы и исповеди, по сути, стал еще одной парадоксальной фигурой в линейке русских борцов с гомосексуализмом, куда входят Виталий Милонов, Елена Мизулина и Дмитрий Энтео. Состав достаточно пестрый для того, чтобы в него захотел влиться кто-то еще. Однако Охлобыстина соседство с упомянутыми личностями в деле борьбы за идеалы русской семьи не смущает. «Как меня ругали за эти печки с гомосексуалистами! — восклицает Охлобыстин. — И мне, правда, тяжело об этом говорить, ведь тема борьбы с содомией для нас так нова! И она до такой степени неприлична для обсуждения, что только такой тип резидентов, который сейчас откомандирован бороться с содомией, уместен на этом историческом этапе. Может быть, дальше мы увидим представительного господина а-ля Лавров, но сегодня себе такое сложно представить». Прохаживаясь по сентябрьскому желтоватому полю, Охлобыстин рассуждает о том, что русские сегодня слишком заражены чужими мнениями. «Например, говорят, что нужно уважать все свободы, — произносит Иван. — Надо, но не в ущерб главной свободе — свободе от греха, от зависимости. Если мы станем потворствовать всем свободам, это закончится педофилией, расчлененкой, сменой органов и убийством. В общем, будет нехорошо. Содомия не нравится ни одному отцу, ни одной матери. Это противоестественно природе. Тут заложен агрессивный фактор. Вот обратите внимание: «фашизм», «гомосексуализм», это очень близко. Это укладывается в «гегемонию одного».
Охлобыстин, который родился в деревне Поленово, а все детство и юность провел в московском районе Тушино, называет себя «деревенским человеком» и утверждает, что в его мировоззренческой позиции не было разрыва. «Я еще во ВГИКе был членом общества «Память», — рассказывает он. — Меня за это сильно ругал еврей Рома Качанов, мой лучший друг (автор прорывных фильмов нулевых «ДМБ» и «Даун Хаус», картин неоднозначных, но сделавших Качанова и его сценариста Охлобыстина исключительно востребованными медийными персонажами). Он очень сердился, что я так архаично мыслю. Но мне мои взгляды никогда не мешали ни радоваться в жизни, ни иметь друзей, ни мечтать». С православием, по словам Охлобыстина, его сроднила «васнецовская вязь русского богословия», под впечатлением от которой он в студенческие годы одолел 78 километров пешком от Собора Василия Блаженного до Троице-Сергиевой лавры. Предварительно из костюмерной были одолжены игровые рясы. «До Лавры поле пройти одно оставалось, — вспоминает Охлобыстин. — Но мы пришли к полю и просто рухнули на теплую землю без сил. Когда проснулись, в соборе уже убирали с лотков все. Только пластинки с песнями богослужебными купить удалось. А потом, со сбитыми в кровь ногами, прыгнули в электричку». По словам Ивана, он свято чтит свои обязательства перед обществом и никогда не отказывает желающим сфотографироваться вместе (за время нашего общения у шоссе к нам подъезжали трижды, причем один раз — польщенные вниманием полицейские). «Православный храм построен как воронка, позволяющая небу спуститься на землю, — продолжает Охлобыстин. — Нам важно вернуть Рай. Вот католики — это экстраверты, им важен личный отрыв. А нам интересно, принимать радость, красоту. В разумных пределах, конечно. В контролируемых. Потому что дьявол — в крайностях. А Бог, наоборот, — в мелочах».
Как и любой характерный воспитанник ВГИКа, Охлобыстин прошел через все возможные соблазны мира, и даже нет нужды перечислять, какие именно. Достаточно упомянуть, что в круг его друзей входят Михаил Ефремов и Гарик Сукачев. «У меня сейчас своя ниша, — говорит образцовый семьянин Охлобыстин, методично подтверждающий свой статус идиллическими снимками в Инстаграме. — Гарик тоже не любит, на самом деле, шумные мероприятия. Он устает всегда сильно, полностью выкладывается. Мишка же — это классический актер, он всегда на людях. Я вот совсем не классический. Актер — это театральная величина, который помимо красных дорожек знает еще и что такое театральное общежитие». Охлобыстин утверждает, что скептически настроен, когда дети начинают с ним заговаривать о выборе актерской профессии. «Было дело — Анфиса решила стать актрисой. Я ей объясняю: «Если хочешь стать актрисой, ты вынуждена смириться с позицией, по которой ты, будучи примой на красной дорожке и выходя на сцену в тридцать лет играть морковку или баклажан, должна быть одинаково счастлива. Если чувствуешь в себе этот жертвенный потенциал, значит ты — актриса. В итоге Анфиса пошла учиться на режиссера телевизионных программ».
Охлобыстин говорит, что дружит не по цеховому признаку, и его круг общения шире, чем можно предположить. «Хотя кино много друзей принесло», —оговаривается Иван (впрочем, собственно отечественными фильмами он особенно не интересуется, а последнее, что посмотрел— «Поддубный», «твердаячетверка»). Часть друзей Охлобыстин приобрел в детстве, «с кем-то пересеклись в городе — велики, мотоциклы». Общение Ивана с байкерами — это тема для отдельного исследования, но сам он готов сжать его до одной формулы. «У байкеров русских распространено каноническое охранительное православие, — говорит он о мотодеятелях из России и предполагает, что «четвертый гуманитарный конвой на Украину вполне может быть байкерским, как в фильме «Безумный Макс». — Для любого рок-н-ролльщика в российском варианте православие — это самая правильная точка развития. Если бы существовал русский Сид Вишес, он был бы православным».
Тема хранителей, которые должны оберегать покой православного человека, — это сквозная линия в личной философии Охлобыстина, который сам признает, что она близка поэтике комиксов Marvel. «У карательных подразделений есть только один минус—они все время карают, — продолжает развивать мысль Охлобыстин. — Потому что они на зарплате. Как только не остается кого карать, они начинают карать кого попало. Вот с этим надо разобраться. Чтобы за людьми, пресекающими биологические ереси, следили бы другие, дабы те не перегибали палку. Все должно остаться. Бетховен должен на остаться на своем месте. Никола Тесла должен быть понят. Гюнтер Грасс зачитан до дыр». Встречная реплика о том, что байкеры и герои комиксов Marvel, о которых идет речь, даже с визуальной точки зрения все же ближе к геям, чем к православным ортодоксам, капеллан «Ночных волков» отвечает, что наши байкеры — явление отдельное даже по отношению к американским героям дорог. «Ангелы ада», возможно, и грешили содомией, — говорит Иван, который в точности не помнит сюжет книги Хантера Томпсона. — По-моему, они всем грешили. Это посттравматический шок, вьетнамский. Но наши смурные бородатые мотоциклисты имеют к американским байкерам очень опосредствованное отношение. Это оторванная и довольно целомудренная структура. Они не умеют говорить велеречиво, байкер обязан быть немногословен. Им удобно быть агрессивными внешне, чтобы сохранить внутренний комфорт».
«С чем мы еще там не разобрались? — улыбается Охлобыстин. — С кружевным бельем? Но я думаю, что настоящий «рашист» может себе позволить не иметь мнения относительно чужого нижнего белья». Иван делает паузу, разводит руками и демонстрирует голливудскую улыбку. «Вообще я считаю, что кружевное белье — это красиво, — наконец говорит он. — Просто оно должно делаться из здоровых хлопчатобумажных тканей, чтобы никто не болел. Красота не должна вредить здоровью. Когда ты начинаешь жить рядом с другим человеком, ты начинаешь его рассматривать. И приглядываешься. И остается только то, что словами нельзя выразить. Потом ты живешь с этим «невыраженным» всю оставшуюся жизнь. А со всем остальным ты живешь — ну от силы месяца три».
Возвращаясь к дороге и оставив шмеля-бандеровца искать новых жертв, Охлобыстин сожалеет, что еще снимается в кино, а поэтому не может пока выполнять обязанности капеллана «Ночных волков». На эту должность Ивана в свое время назначил покойный патриарх Алексий. «По исповедальному опыту работы с байкерами могу сказать, что они научили меня терпению в отношении людей», — говорит Охлобыстин. «А ты чего красоту-то российскую не хочешь? — вдруг заявляет фотографу Иван, снова обращая взор на остающееся позади поле. — Дорогу не потеряй. Поверь мне как инстаграмщику. Если я в этой идиотской рубашке встану здесь, можно сказать, что я в космос хотел улететь, но график не позволил».
Сделав еще несколько кадров, мы продолжаем путь к кресту, разглядывая готическую татуировку Охлобыстина на руке. «Я сформулировал, что Крест Святого Константина, наколотый на венах, — это правильно, — говорит он. — Это идентификатор человека с такими же взглядами, как у тебя. И такие мелочи очень важны, когда государство пребывает в форс-мажорных обстоятельствах.
Лично мне оставаться модным и внеклассовым кинематографистом было бы несправедливо. Это было бы своего рода предательство по отношению к тем людям, которые доверили мне внимание».
Вопрос предательства — это интересный момент в биографии Ивана, которого после его резких высказываний по национальным вопросам либералы оперативно признали окончательно обезумевшим и враждебно настроенным. При этом Охлобыстин сам являлся творческой интеллигенцией и представителем «креативного класса». Он занимался журналистикой в журнале «Столица»: например, выпрашивал милостыню с парадоксальными табличками и делал об этом репортажи. Число его идей для рекламы не поддается подсчету, ну а венцом подъема Охлобыстина в медиа стала его высокая должность в компании «Евросеть» — с поста креативного директора он уволился, мотивируя это тем, что не хочет, чтобы компания пострадала от его позиции «по поводу «мужеложства». «Все мои взаимоотношения с русским арт-миром были случайной ситуацией, — обрисовывает путь в медиа Иван. — Я недоволен своим режиссерским фильмом «Арбитр», который получил какие-то призы и которым я достойно отчитался перед поколением. Я остался только сценаристом. И самое большое удовольствие мне доставляло, что, сидя в каком-то кинотеатре на заднем сиденье, ты слышишь, как люди на экране говорят твоими словами, но живут уже своими жизнями».
Возвращаясь к «туарегу», Охлобыстин натягивает байкерскую курку, чтобы принять более рок-н-ролльный образ и отправиться делать крупные планы с фотографом. «Как махровый «рашист», я говорю, что надо брать все лучшее, — заявляет Иван. — «Рашизм» глубоко интернационален. Японцам Бог дал талант к компьютерам, немцам — к машинам, англичанам — к обуви. И надо все собрать. Помните первые две минуты фильма «Рок-н-ролльщик» ? «Настоящий рок-н-ролльщик не хочет что-то по отдельности. Он хочет все и сразу». Фильм, кстати, хулиганский, но дико поучительный. И нам нужна такая же эстетика оформления. Я один из немногих, кому эта тема близка. В самое ближайшее время, зная изменчивую сущность масс-медиа, ко мне подтянется еще несколько сотен. И мы создадим прекрасный с эстетической точки зрения мир, в котором все будет. Все, что нам нравится. Со вкусом все будет сделано, с привлечением лучших специалистов. Мы создадим для этого мира понятную сказочную базу. Вы зайдите ко мне на страницу Вконтакте, я уже там отдельные тезисы выкладываю — проект называется «Третий Рим».
По словам Ивана, он уже вовсю вел строительство собственного утопического мира. И не только на личном примере — с построением идеальной православной семьи, занятиями восточными единоборствами и ножевым боем. Однажды Охлобыстин поставил перед собой задачу снять некий продукт, который вечен. Чтобы он не заканчивался, как в детстве — любимая сказка, в подростковом возрасте — мушкетеры, а во взрослом — «Доктор Хаус». «Я придумал проект бесконечной телесаги, — говорит Охлобыстин. — История заключалась в том, что существует некий лубочный сериал из 50-х об идеальном мире, где русские добились абсолютной добродетели, величия и благородства. И у этого винтажного сериала по всему миру есть фэн-клубы, число их участников 200 миллионов человек. Эти фэн-клубы объединяют всех русских за границей. И русскими называют всех, кто отсюда. И там постоянно какие-то интриги, баталии, их Джеймсы Бонды, наши Джеймсы Бонды, круговая система, тысячи эпизодов». Охлобыстин утверждает, что полностью готовы сценарии первых десяти серий, а еще на сто сорок существуют расширенные синопсисы. «И я периодически их Вконтакте выкладываю,—говорит Иван.—Там есть рассказ про девочку и пирожки, рассказ о правильном отношении к женщине. Рассказ о том, как надо хулиганов учить не быть хулиганами. Это могло бы стать такой сказочной базой для всех людей наших взглядов». Впрочем, проект такого уровня должен был иметь и мощное финансирование. «На нем нельзя было экономить, — говорит Охлобыстин. — И я был готов к нему. Я никогда не воровал в кино денег. Мало того, от кино я никогда не зарабатывал. От сериала — да. А в кино, как правило, все шло к личному разорению, включая продажу машины. Всегда же вкладываешься по полной, с криками: «Пропади все пропадом!» и «Не держи меня, Люся, за руку». И я договорился о бюджете на этот проект с Януковичем. Точнее, не с ним лично, а с его людьми. Я хотел перевернуть представление людей о телевизионном продукте. «Третий Рим» должен был в октябре этого года уже войти в каждый третий дом на территории всей Евразии. И тут бахнул Майдан!»
«Ко мне все время приходят с вопросами, почему я думаю именно так, — разбирается в себе Иван. — Предположим — санкции. Нам хочется и рыбку съесть, и попу не ободрать. По фуа-гре внезапно все затосковали. Но это же глупость. Двадцати процентам людей у нас все равно, запретили фуа-гру или нет, она у них при любых санкциях будет на столе. Как они ее ели, так и будут, скорее всего, есть. Остальные восемьдесят до конца жизни так и не узнают, что это такое. Это суровый закон жизни, работающий во все времена одинаково. Никогда не было равенства между людьми и никогда не будет. Только в Боге мы равны!»
«Вас не смутит, если я одену очки? — спрашивает Охлобыстин. Водрузив очки на нос, Иван следует указаниям фотографа и параллельно рассказывает, как сильно его раздражает пассивность деятелей нашего искусства, которые сторонятся любых связей с темой патриотизма. «Они надеются, что сейчас все закончится, и они дальше поедут на чес, — продолжает Охлобыстин. — В вопросе чеса многие игнорируют свою меру ответственности перед аудиторией. Иван Охлобыстин считает, что Россия проигрывает информационную войну Украине, потому что среди творческих людей мало заинтересованных лиц, чтобы в ней участвовать. «А украинцы пишут песни, у них там целые ансамбли, — расстраивается Иван. — Что-то я в ответ слышал только от Кинчева, от «25:17 Иезекиль». Но по уровню художественного соответствия нет никого, кто мог бы защитить нашу правду. Правду русских. Пока не появится художник, который споет, как все на самом деле, мы будем в этом информационно-эстетическом сегменте беззащитны. Потому что вышел Макаревич и спел песню, в которой он нас, русских, называет теми, кем он нас называет (имеется в виду песня «Моя страна сошла сума»), и некому ему возразить. А у рэперов и Кинчева достаточно своеобразный жанр с ограниченной аудиторией. Нам нужно что-то большее! Вот есть кинокомедия, мелодрама, а есть просто кино. Как фильм Иоселиани «Фавориты луны». Нам нужна «просто песня». По силе воздействия Шевчук близко к этому находится, но он не будет. Гарик мог бы, но ему надо разбираться в ситуации, и он тоже не захочет вмешиваться. Тут такой момент: мы всю жизнь прожили рядом с Макаревичем. А тот же принцип «рашизма», в котором нас укоряют, не поощряет осуждение близких людей. Мы бессильны перед родными. Я понимаю, что Макаревич не прав. Я понимаю, что все это омерзительно. Это нельзя выносить на люди, потому что то, в чем он меня обвиняет, делает меня другим».
Не меньшей проблемой, чем неспособность патриотично настроенных деятелей культуры написать сильную песню, кажется Охлобыстину и то, что у правящих сил в России нет внятной идеологии. «Если в ближайшее время этой идеологии не появится, мы обречены на десятилетия кровавого хаоса», — с горечью говорит Охлобыстин. «В обществе сейчас очень сумбурное понимание того, что такое «рашизм», — продолжает Иван, направляясь к черному джипу, который унесет его в Бородино. — Многие могут на этом спекулировать и использовать в провокационных целях, а я считаю, что это надо внятно сформулировать, собрать воедино—и я буду этим заниматься. Мне просто деваться некуда — кто-то должен декларировать интересы русской нации окружающему, увы, чаще враждебному миру. Для него я, конечно, представитель тьмы. Кстати, в православном богословии есть понятие — «светлый мрак». Это одна из высших форм единения человеческого духа с чудом Божественного Присутствия. Вот из-за этого меня и демонизировали. А на самом деле, блин, я же когда-то марки собирал!»
(с) Александр Кондуков