«Будь загадочной!», «Если хочешь, чтобы что-то было сделано правильно, ты должна сделать это сама», «Не думаю, что в мире есть хоть один мужчина, верный своей жене», «Женщины делятся на две половины: одним нужна власть над миром, другим – только в постели» – так говорила ЖАКЛИН КЕННЕДИ.
Ее величали «Королевой Америки», «иконой стиля» и «прекраснейшей из Первых леди США». Ей приходилось жить под прицелом фото– и кинокамер – но свою душу она не открывала никому… Пока не вышла эта книга, в которой Жаклин предельно откровенно рассказывает о самом сокровенном: о темной изнанке своего первого брака и бесчисленных изменах мужа-президента, о «проклятии Кеннеди» и его гибели у нее на глазах, о своем поспешном бегстве с детьми из США и романе с греческим миллиардером Онассисом. По ее собственным словам, она «вышла замуж за деньги», но после его смерти осталась «у разбитого корыта» и была вынуждена работать в издательстве простым редактором…
Эта книга – исповедь загадочной женщины, которая слишком долго была игрушкой судьбы, но в конце концов нашла в себе силы заявить: отныне я буду жить и любить не так, как велят, а по-своему, на своих собственных условиях! «Единственное правило для меня – не следовать правилам!»
Отрывок из книги:
То, о чем намерена написать, я скрывала много лет. Скрывала от окружающих, от своих детей, хотя при жизни Джека слухи ползли во все стороны, а после его смерти немедленно стали появляться самые разные откровения тех, кто пользовался его вниманием.
Пытаясь защитить своих детей, сохранить у них светлую память об отце, я внушала и внушала Каролине и Джону, что мы с их отцом очень любили друг друга, что все домыслы действительно только домыслы, люди просто пытаются таким образом поправить свои финансовые дела.
Я не лгала детям, это была правда, но не вся правда.
Мы с Джеком любили друг друга, я больше, он меньше, дети рождены в любви, и сам Джек их тоже очень любил, но это не мешало ему быть неверным мужем. Думаю, откровений его многочисленных любовниц мы еще увидим много. Я их не читаю, если прощала тогда, то к чему узнавать подробности сейчас?
Нелегко признавать, но многочисленные похождения Джека доставляли мне очень-очень много боли.
Белый дом превратился в настоящую резиденцию президента, в которой не стыдно принять руководителей других стран, где приятно провести вечер и во время большого приема с сотней гостей, и в узком кругу друзей, где удобно работать и хорошо растить детей.
Но при этом он стал кошмарным местом лично для меня.
Обещая, что после избрания Джека наша жизнь сильно изменится, Джозеф был прав во всем, кроме одного – характер человека изменить нельзя ни за год, ни за четыре, ни за десять лет. Натуру не изменят никакие обстоятельства и окружающая действительность. Джек оставался бабником.
А потому все стало в тысячу раз хуже. Пока он спал со своими секретаршами, будучи сенатором, задерживался допоздна и открыто флиртовал с дамами нашего круга у меня на виду, это были проблемы нашей семьи, и мне удавалось их скрывать. В том числе в надежде на скорое исправление мужа, я помнила слова Джозефа, что сенатор Джек может быть бабником, президент Джон – нет.
Джозеф ошибся, возможно, первый раз в жизни. Президент Джон Фицджеральд Кеннеди тоже смог, только теперь все это творилось не в кабинете сенатора, куда репортеры заглядывали крайне редко, а в Белом доме, то есть практически на виду у всей страны.
Жена сенатора могла жить от него отдельно, появляясь лишь на время очередных выборов. Могла даже подать на развод.
Первой леди такого не дано. Что бы ни случилось, какими бы ни были ваши отношения, все вплоть до окружающих не должны ничего замечать. Конечно, это невозможно, все всё видели, но делали вид, что не видят, а я делала вид, что не вижу, что они видят.
Потому что главная семья Америки должна быть идеальной, она должна быть вне подозрений, сплетен и слухов.
Через несколько лет после гибели Джека Бобби признался, что иногда просто не понимал брата, когда видел, с кем тот крутит романы.
– Джеки, поверь, это не была любовь. Джек не любил ни одну женщину!
Я расхохоталась:
– Ты даже не подозреваешь, насколько прав!
Бобби уже понял свою оплошность и горячо добавил:
– Кроме тебя.
– А вот это неправда. Джек вообще не был способен любить. Это не его вина и даже не беда, поскольку ему отсутствие любви ничуть не мешало. Любил Джек только Каролину с Джоном и свою семью. Но не женщин, Бобби.
Бобби был прав, большинство тех, с кем Джек крутил романы, не были даже хорошенькими. Это очень обидно. Если соперница хороша собой, если хотя бы внешне стоит внимания, например, как Мэрилин Монро, то мучает ревность. Но если и этого нет, если недалекая барышня с кривыми ногами и зубами обладала единственным спорным достоинством – доступностью – меня охватывала досада.
Прошло много лет, я могу вспоминать об этом, хотя и не без боли, уязвленная гордость уже не так саднит, но вытаскивать это на свет для обсуждения перед всем миром при своей жизни все равно не намерена.
Я очень любила Джека, очень. Несмотря ни на что, на многочисленные измены, на его откровенную холодность, временами даже жестокость, я любила Джека. Все, кто испытывал это чувство, знают, что оно не подвластно ни доводам рассудка, ни даже гордости. Гордость может заставить уйти, развестись, отомстить наконец, но любовь от этого никуда не денется. И лучшее, что можно сделать для своего спокойствия – действительно расстаться и любить на расстоянии.
И бывали моменты, когда я не была вполне уверена, что не ошиблась, не поступив именно так.
Измены на стороне – это измены на стороне, при желании о них можно и не знать. Но когда это происходит в твоем доме, пусть даже таком большом, как Белый дом…
Роуз не зря поселилась в отдельном коттедже в Хайаннисе, она просто не смогла больше выносить откровенной близости Джозефа с его «горничными» у нее на виду.
Мне пришлось терпеть.
Убирая утром спальню президента, горничная обнаружила под подушкой дамские трусики. Чтобы не смущать господина президента, она быстро подхватила предмет туалета и сунула в карман, решив возвратить их мне тайком.
– Мадам, вы оставили у мужа в спальне…
Я подцепила кружево пальцем, стараясь не касаться интимной его части, слишком неприятно, и понесла обратно.
– Джек, это было под твоей подушкой. Разузнай, чье. Размер явно не мой.
Он почти выхватил трусики и швырнул их в дверь ванной, искал слова, но не для оправданий, а для нападения. Стало смешно, я округлила глаза в притворном ужасе:
– Она ушла отсюда голой?! Джек, ты явно рискуешь здоровьем своих любовниц, сегодня прохладно.
Джек буквально заскрипел зубами, но даже тогда не произнес ни слова извинений. Ничего не изменилось, ничего. Ничего и не могло измениться, нелепо было надеяться, Кеннеди не меняются.
У меня просто не было другого выхода, как стать звездой не менее яркой, чем сам Джон Кеннеди. Я стала, именно меня замечали во время наших визитов в первую очередь, сыпали комплиментами, обо мне писали, я действительно многое сделала для имиджа первой пары Америки и для преобразования Белого дома.
Я могла сделать в тысячу раз больше, могла стать настоящей героиней и любимицей миллионов, но поведения моего мужа это не изменило. Он так воспитан с детства. Он видел, как отец привез Глорию Свенссон и как мать молча с почестями принимала у себя любовницу мужа. Он все это впитал дома, это то, что невозможно уничтожить, изменить, исправить.
Я терпела, я очень долго терпела. Те, кто знал истинное положение дел, уверяли, что Джек меня любит, просто он холоден по натуре, как и я сама, а все романы не романы даже, а просто секс, без которого все Кеннеди не могут прожить и дня.
Возможно, но есть еще гордость, можно жить не любя, но зачем же унижать?
Каково это, когда тебе звонит любовница мужа – грудастая блондинка, секс-символ, у которой, кроме секса, ни единой мысли в голове, которая неспособна не только написать слово без ошибок на одном-единственном языке, но говорить без ошибок тоже неспособна – и сообщает о своем намерении стать первой леди, причем почти незамедлительно.
Больше всего меня потрясло то, что она позвонила по закрытой линии. Это означало, во-первых, что у нее есть прямая связь с президентом, во-вторых, что она где-то в Белом доме! То есть в том доме, который я ремонтировала, обставляла, в котором продумывала каждый уголок, который для меня так много значил, нашли комнату для женщины, которую обнаженной видел весь мир, в постели которой перебывали все, кто только чего-то стоил в Америке и за ее пределами, чьи снимки ню висят на стенках в барах, как услужливо сообщил один из репортеров.
Женщина, от которой из-за ее откровенно развратного поведения сбежали один за другим два мужа, и даже Фрэнк Синатра, которого, кажется, удивить вообще ничем невозможно, считала, что взяла в свои руки президента?
В ту минуту мне было обидно даже не за себя, а за Джека, за его неспособность удержаться от вот таких связей, не давать повода подобным женщинам на что-то надеяться. А еще обидно за Америку, в которой безграмотная любительница выпить и обнажиться прилюдно может считать себя вправе претендовать на роль первой леди.
Можно быть гениальной актрисой, иметь лучшую в мире фигуру, быть безумно сексуальной и желанной всеми мужчинами мира, включая президента Соединенных Штатов, но это не дает права считать себя достойной стать первой леди и справиться с такой должностью. Грудь не заменит воспитания, красивые ноги – образования, а потрясающие ягодицы – хорошего вкуса. О достоинстве упоминать вообще не стоило.
Но высказывать все это пьянице с торчащим бюстом значило бы унизиться самой. Я только вздохнула:
– Хорошо. Возьмите блокнот и запишите… Надеюсь, писать вас научили?
– Что записать? – растерялась она.
– Перечень встреч и мероприятий на ближайшую неделю, которые предстоит провести, если вы намерены быть первой леди. Пишите!
Не давая ей опомниться, я довольно быстро продиктовала десяток мероприятий, благо передо мной как раз лежал блокнот с расписанием. По ходу отмечала:
– Здесь желательно говорить по-французски, здесь хорошо знать испанскую живопись эпохи Возрождения, к этой встрече изучите историю женского движения в Америке XIX века, к этому дню обсудите с Рене Верноном меню и особенно винную карту предстоящего на следующей неделе ужина, обращаю внимание, что вино должно быть французским, никакого шампанского и не увлекайтесь сухими винами, есть несколько гостей, которые их не любят, список вам передадут, к пятнице не забудьте подготовить и выучить речь на испанском…
Она буквально взвыла:
– Но я не знаю испанского!
Я мгновение помолчала, словно была озадачена, потом осторожно поинтересовалась:
– А французский?
– Нет…
Эту дурочку даже не имело смысла ставить на место. Я и без ее ответов знала, что она ничего не знает, не владеет никакими языками и не слышала о правилах поведения и даже приличия.
Разговор надоел, он был унизителен и глуп, укорив себя за недостойную беседу с женщиной, состоящей лишь из бюста, вечно приоткрытых губ и того, что ниже талии, я поспешила закончить:
– Ну, это ваши заботы. Хотите стать первой леди, многое придется выучить уже к понедельнику. Я передам президенту о вашем намерении заменить меня на посту первой леди. Остальное обсудят наши секретари, только поторопитесь прислать своего, потому что завтра суббота, к понедельнику должен быть готов костюм для верховой езды и нужно просмотреть три тома…
Я назвала тома «Истории Америки», которые лежали на моем столе.
– За… зачем?
– Мисс Монро, у меня нет намерения проводить инструктаж, если вы изъявили желание заменить меня в качестве первой леди и президент на такую замену согласен, то пусть он и объясняет.
Больше разговаривать не стала, попросту положив трубку. Но тут же сняла снова, выговорив телефонистке:
– Если эта дама будет снова просить соединить со мной, пошлите ее к черту или еще подальше настолько грубо, насколько сможете!
Телефонистка, никогда не слышавшая столь грубых слов из моих уст, буквально потеряла дар речи.
Я отправилась к Джеку.
– Извини, дорогая, я занят, если не срочно, я бы еще поработал, ведь предстоит уик-энд.
У Джека было мирное настроение, что редкость, в другое время я бы этим обязательно воспользовалась, но сейчас мирным оно не было у меня.
– О, вас, господин президент, развлекут во время уикэнда.
Мой тон подсказал, что не все в порядке. Джек отпустил помощника и осторожно поинтересовался:
– Что-то случилось?
Дождавшись, пока за помощником закроется дверь, я сообщила:
– Мне только что звонила твоя любовница.
Джек отшвырнул бумаги, которые держал в руках:
– Поговорим дома.
Домом он иногда называл Восточное крыло, где находились наши личные комнаты.
– Почему ты не спрашиваешь, какая именно? Мисс Монро. Она была так любезна, что сообщила мне новость, которую вы, господин президент, сообщить не удосужились – вы разводитесь со мной и госпожа Монро становится первой леди. Я зачитала мисс Монро список ее обязанностей на предстоящую неделю, едва ли она запомнила и вообще поняла, что предстоит делать…
Договорить не успела, Джек, как и следовало ожидать, взорвался:
– Какая Монро?! Какой развод?! Ты с ума сошла?!
– Я – нет, а вот ты определенно. Поселить любовницу, да еще и такую наглую в Белом доме… Похоже, репутация тебя не заботит совсем. Меня не будет на твоем сорокапятилетии, Джек. Я найду куда уехать и, думаю, нам предстоит развод. Дети поймут меня, когда вырастут.
Он был настолько потрясен моим спокойствием и моей холодностью, что даже не остановил. И вот это было самым обидным.
В ту минуту я действительно была готова развестись.
Я понимала и прощала все, зная, что Джек просто не может без секса, что это сильней его, сильней доводов разума, просто порядочности, даже инстинкта самосохранения, ведь от некоторых его любовниц можно было заразиться чем угодно. Я буквально покрывала измены мужа, никогда не старалась его подловить, не возвращалась «вдруг», если удавалось сократить какую-то поездку, чтобы поскорей увидеть детей, обязательно сообщала об этом заранее, но главное – я и по Белому дому передвигалась шумно и с предупреждениями. По комнатам, холлам, коридорам, которые сама же переделывала, обставляла, украшала, старалась сделать уютными и домашними, двигалась не иначе как со звуковой сиреной, мол, жена идет! Это чтобы красотки успели ретироваться.
Я терпела все романы с секретаршами и помощницами, хотя иногда искренне недоумевала: ему все равно с кем спать? Не только красавицами, но и просто симпатичными большинство любовниц не были, говорить об интеллекте не стоило вовсе…
Но, похоже, Джеку у любовниц вовсе не нужна голова. Женщина в постели начиналась ниже ключиц.
Все же никогда и никто из них не заявлял мне, что желает попасть на мое место, не требовал его освободить. Хватало ума соблюдать дистанцию и чувство такта хотя бы отводить глаза при встрече. А еще понимания, что супруга президента Соединенных Штатов это не просто супруга Джека Кеннеди.
У Монро ни ума, ни такта не хватило, да и откуда им было взяться?
Могу признаться честно: я завидовала красивой фигуре мисс Монро, завидовала ее обаянию и раскованности, к сожалению, далеко не всегда уместной, признавала ее успех в Голливуде. Но этот же успех меня огорчал, нет, не из зависти. Мисс Монро хороша на экране только своей сексуальностью, но не более. Я не видела все фильмы с ее участием, но расспрашивала тех, кто видел. И опытные кинозрители не сумели назвать ни одного фильма, в котором бы кинодива действительно играла, а не только демонстрировала свои потрясающие формы.
Из того, что видела лично я, а это самые популярные фильмы с участием мисс Монро, следовало бы сделать вывод, что она вообще не актриса. Ни актерского таланта, ни даже простого мастерства, только самоуверенность, вернее, уверенность в том, что стоит приоткрыть губы и повилять бедрами, и мужчины, как голодные щенки на косточку, начнут вилять хвостиками, пускать слюни и встанут на задние лапы. К сожалению, так и происходило. Увидев выдающийся бюст и роскошные бедра, мужчины, включая президента Соединенных Штатов, забывали о своем уме, достоинстве и положении, они пускали слюни и вставали на задние лапки.
Пока это касалось только любовных похождений, которые я старательно не замечала, чтобы Джек мог хоть как-то скрыть их от страны, можно бы терпеть. Однако этой сексопатке оказалось мало президента в постели, она решила стать первой леди, словно пост супруги президента Соединенных Штатов можно завоевать, раздевшись прилюдно, словно алкоголичка, наркоманка и психопатка, не способная внятно произнести двух десятков слов даже по-английски, не имеющая ни образования, ни воспитания, ни понятия о приличиях, может представлять страну на международных встречах.
Через несколько лет Аристотель Онассис рассказал мне, что пытался устроить брак князя Монако Ренье с этой красавицей, вернее, просто познакомить их. Ренье ужаснулся самой мысли о том, что его спутницей жизни может стать женщина, прелести которой доступны всем для обозрения и почти каждому для потребления. Знакомство не состоялось, Монро не стала даже любовницей князя Монако, он женился на очаровательной, блестяще воспитанной умнице Грейс Келли – прекрасном примере того, что у актрисы великолепными бывают не только фигура и лицо, но и содержимое головы.
Князь Монако отказался, а вот президент США дал повод этой особе думать, что она может быть первой леди. Мне было очень обидно за Джека, который опустился до того, чтобы обещать алкоголичке, побывавшей в психиатрической лечебнице, должность хозяйки Белого дома.
Мисс Монро не виновата, что не получила ни образования, ни воспитания, но разве это повод, чтобы предлагать всему миру только свое тело? Разве мало в Америке, да и в мире актрис, также не видевших в детстве ни богатства, ни родительской заботы, не получивших образования, не менее красивых, но при этом не потерявших чувства достоинства, не скатившихся к алкоголю и наркотикам?
Я пыталась общаться с ее супругом, вернее, бывшим супругом Артуром Миллером, пригласив его на обед в числе прочих писателей и даже усадив за стол рядом с собой. Сейчас уже можно признаться, что я преследовала две цели: во-первых, хотелось самой себе доказать, что в мисс Монро есть нечто, кроме бюста, чем может увлечься даже очень умный мужчина, во-вторых, понять, что же привлекает к ней мужчин.
Большее разочарование я испытывала редко. Неприятно сознавать, что даже у самых умных и амбициозных мужчин инстинкт легко берет верх над всеми остальными чувствами. Лишь услышав имя Монро, ее бывший муж встал за задние лапки и закапал слюной, как терьер Каролины, выпрашивая лакомство. Еще более неприятно, что немного позже Миллер выплеснул негодование, выставив в своем произведении бывшую супругу не в лучшем свете…
Я отсутствовала на том знаменитом концерте (хвалю себя за предусмотрительность), когда мисс Монро вышла на сцену практически обнаженной и заплетающимся от алкоголя языком спела поздравление президенту с днем рожденья.
– Джеки, я порвал с Монро. Совсем порвал, поверь.
Я смогла лишь пожать плечами:
– Какая разница, не она, так другая. Заметь, я не спрашиваю, кто на сей раз – я знаю. И если мисс Пинчот станет метить на мое место, предупреди ее, что оно предусматривает множество не всегда приятных обязанностей, чтобы мне не пришлось объяснять это самой. И прошу, Джек, предупреждай сам о серьезных намерениях твоих любовниц, а то они, кроме спальни, стали претендовать на весь Белый дом.
Я не желала общаться с Джеком вне камер и официальных мероприятий, моя спальня оказалась для него не просто закрыта, а запечатана. Фил Грехэм старательно муссировал слухи о том, с кем теперь спит президент и почему первая леди так часто отсутствует в Вашингтоне. Для меня действительно разделились семейные и официальные обязанности.
Я отправилась с Джеком в Мексику, для этого даже подтянула свой испанский, в котором не практиковалась довольно давно. Так что я не блефовала, когда говорила мисс Монро о необходимости владеть несколькими языками, а не только тем, что во рту.
Пришлось участвовать и в поездке по стране, чтобы поднять рейтинг президента и поддержать Тедди в его попытке занять кресло сенатора от Массачусетса (третий Кеннеди выходил на политическую арену). Вообще-то, я не очень любила «домашние» поездки, предпочитая помогать мужу за рубежом. Стоит ли объяснять, почему? Во Франции или в Мексике, в Индии, Пакистане или в Канаде даже журналисты в те годы едва ли задали бы вопрос о романе президента с мисс Монро, Джулией Экснер или сестрами Пинчот… или вообще с помощницами или секретаршами Белого дома, не стали бы выяснять, действительно ли Джек до нашего брака был женат на Дьюри Малком, что брак с ней не расторгнут, а потому наш не может считаться действительным (боже, какой подарок был бы для мисс Монро, будь она еще жива!)…
Мне казалось, что в Америке все знают о похождениях Джека, что каждая если не третья, то двадцатая женщина подходящего возраста может припомнить вечеринку, на которой Джек кого-то соблазнил. Чувствовать на себе не только заинтересованные и восхищенные, но и любопытные взгляды (как чувствует себя первая леди со столь ветвистыми рогами на голове?) невыносимо. Это очень трудно – с достоинством носить ветвистые рога, делая вид, что не подозреваешь о них, и при этом не выглядеть глупой.
Вероятно, мы все-таки развелись бы, потому что за Монро последовала Пинчот, не были разорваны и любовные связи в самом Белом доме. А тут еще всплыла на поверхность история с первой женитьбой Джека. Я сама еще зимой написала Кларку Клиффорду, нашему адвокату, с просьбой урегулировать все вопросы, связанные с неприятными слухами.
Что услышала в результате его расследований? То, что не совпадало с путаными рассказами Джека.
Джек утверждал, что Дьюри была девушкой его старшего брата Джо, а он всего лишь пару раз с ней поужинал и сходил на футбольный матч. Мне все равно, но репортеры раскопали фотографии, на которых Джек с Дьюри выходили из ночного клуба в январе 1947 года, а ведь Джо погиб в 1944-м!
Мы были девять лет вместе, это, конечно, не круглая дата, но все же – у президентской четы годовщина свадьбы. Чем не повод для большого приема?
Я получила «блестящий» подарок – газеты вдруг одна за другой запестрели статьями на тему законности нашего брака. Ведь если первый брак был, то наша свадьба недействительна, а дети незаконнорожденные!
Спасло то, что венчания между Джеком и Дьюри никогда не было, она дала показания под присягой, что и дня не была замужем за Джоном Фицджеральдом Кеннеди, со стороны президента было опубликовано опровержение «нелепым слухам»… Мне оставалось только улыбаться перед камерами.
– Джеки, этого не было, клянусь!
– Достаточно. Я уже устала от бесконечных неприятностей, которые обрушиваются из-за твоей любвеобильности. А теперь оказывается, что мы вовсе не были с тобой женаты?
Почему я немедленно не подала на развод, почему не ушла, забрав детей, ведь общественность встала бы на мою сторону? Но это было бы признанием справедливости сплетен и слухов. Представляю заголовки газет в таком случае! Это больно ударило бы не только по Джеку и мне, но и по нашим детям.
 | Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой |
Электронная книга: Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой