"Станция Университет" читается взахлеб от первой до последней странички. Она с юмором рассказывает об авантюрной и полной открытий студенческой жизни начала 90-х (МГУ) на фоне лихорадочно-грандиозных перемен, происходивших в то время в стране. Эта книга, бесспорно, поможет родителям вспомнить уже забытое время во всех красках, а детям – лучше понять своих родителей.
Глава из книги:
Поднебесная и Страна восходящего солнца
Вскоре вместе с большой группой студентов я приземлился в Пекине. Футбольный мундиаль к тому времени уже стал историей, его выиграли немцы. Выйдя из самолета, мы чуть не задохнулись. Было очень жарко и влажно. Нас сразу повезли по бескрайним полям на Великую китайскую стену, и по пути из окна автобуса мы кричали китайцам «Нихао» [28] , а они радостно махали нам в ответ. К моему изумлению, в густонаселенном Китае оказалось очень много свободной земли. В дороге не умолкал Дима Быков, сотрудник «Собеседника», ставший позже писателем и телеведущим. Он выстреливал анекдоты один за другим. Еще на общем фоне выделялся седовласый взрослый мужчина, явно не студент, – Вася Нестеренко, в будущем народный художник России, прославившийся своими монументальными историческими полотнами и церковными росписями. В гостинице, в которой мы очутились лишь поздним вечером, меня поселили в номере с высоким и представительным Боряном из МГИМО. Ложась спать, мы разговорились.
– Ну и как тебе в МГИМО? – спросил я.
– Нормально. Интересно.
– А я слышал, что вам на занятия надо в костюмах ходить.
– Да. Так и есть. Ходим в костюмах.
– А зачем?
– Чтобы привыкали. Нам же так всю жизнь ходить. Это наша униформа. Мы ж дипломаты будущие.
– Неудобно.
– Да нет. Я привык. Наоборот, без костюма себя чувствую некомфортно. А ты первый раз за границей?
– Когда учился в школе, ездил в Чехословакию. А ты?
– Я был в Аргентине, Бразилии. На Островах Зеленого Мыса. С родителями.
– Ничего себе! И как?
– Понравилось, конечно. Знаешь, что я думаю? Как же по-настоящему круто, что мы в Китае! Я даже в самых смелых мечтах не мог такого себе представить. Я – в Китае! А через три дня буду в Токио! Не верится даже!
Мне тоже казалось это невообразимым. Я-то уж точно оказался в Китае по чистой случайности. Счастливо вздохнув, я заснул глубоким сном.
Утром, выйдя на улицу, чтобы оглядеться и подышать воздухом Поднебесной, я был потрясен. В небольшом парке, окружавшем гостиницу, занимались ушуисты. Их было много. Они совершали медленные, плавные движения руками, ногами, головой. Выглядело это как в замедленной съемке. Как будто я оказался в другом измерении.
– Это у них вместо утренней зарядки, – подошел Борян.
– Впечатляет. Смотри, тут и стар и млад.
– Китайцы, что ты хочешь! За ними будущее! Хорошо, что «русский с китайцем братья навек», знаешь эту песню?
– Нет.
– В ней еще такие слова: «В мире прочнее не было уз, в наших колоннах ликующий май, это шагает Советский Союз, это могучий Советский Союз, рядом шагает новый Китай».
Потом мы пошли на площадь Тяньаньмынь, глазели на Мавзолей Мао, обедали сушеными кузнечиками в уличном ресторане, дивились на армию велосипедистов. Подъезжая к аэропорту, чтобы вылетать в Японию, я разглядел три ярких красных иероглифа на основном здании и спросил Лexy Попова, изучавшего китайский язык, что они означают. Леха озадаченно хлопал глазами. Я устал ждать ответа:
– Я знаю, что там написано.
– Что?
– Пекинский аэропорт, – угадал я.
– Ну да, – кивнул Леха. – Точно. Пекинский аэропорт.
В Токио жара была еще сильнее. Нас посадили в гигантские автобусы. Высокие, длинные, с разноцветной рекламой на боках. В них работали кондиционеры и стояли холодильники с бесплатной водой в банках! «Кока-кола», «Фанта» разных оттенков, Уир! Таких волшебных автобусов я в Москве не видел. Рядом с водителем сидела миниатюрная японочка в красном элегантном костюме. Я решил, что она – гид-переводчик, но ошибся. Это была помощница водителя. Ее задачей было вставать позади длинного автобуса, когда тот совершал маневры задним ходом, и пищать, если вдруг автобус не вписывался в узкие проемы улиц. Как сказали бы сейчас, японка служила парктроником.
Привезли в какую-то школу и завели в огромную, с низкими потолками, комнату, где в четыре плотных ряда стояли двухъярусные кровати – там мы должны были жить следующие четырнадцать дней. Условия спартанские, но меня устраивали – все-таки за плечами была школа детсадов и пионерлагерей. Я расположился на верхнем ярусе рядом с Лехой Поповым. Разместившись, мы пошли осматривать школу. В одном из больших холлов стоял космических размеров холодильник, в котором можно было бесплатно брать газировку в банках. В первую же ночь Леха стащил большую часть банок и запрятал их себе под матрас.
– Зачем? – спросил я.
– Как зачем? Не понимаешь, что ли? Они же сейчас закончатся, а новые не привезут! Халявы много не бывает!
– Думаешь, не привезут?
– Конечно, не привезут. Уверен!
– Так ведь спать на банках неудобно.
– Ничего. Удобно. Потерплю. Хочешь, кстати? – Лexa протянул мне холодную банку «Кока-колы». Я с удовольствием взял.
Следующий день начался с того, для чего нас и привезли в Японию, – с наискучнейших религиозных семинаров, проповедовавших учение Муна. Все эти увещевания я пропускал мимо ушей. К счастью, для нас была составлена и другая программа. Она включала экскурсии на автомобильный завод Isuzu, на красивую телевизионную башню, с верхнего этажа которой виден вулкан Фудзи, а потом к императорскому дворцу и в буддийский храм в центре города. Были запланированы посещения фантастических ультрасовременных концертов и экзотических ресторанов. В одном из них мы чуть не сели в калошу, когда к столу подали маленькие кусочки мяса в пальмовых листьях. Никто не знал, надо ли есть пальмовые листья. После мучительных раздумий решили не есть и правильно сделали.
Особняком стояли походы в парламент и редакцию ведущей газеты «Асахи Симбун», а также встреча с экс-премьером Ясухиро Накасонэ и беседа с министром финансов. К министру, седовласому очкарику крупной комплекции, я отправился в составе небольшой, тщательно отобранной группы под присмотром прикомандированного представителя посольства СССР. День был исключительно жарким. Я был, как и требовала ситуация, в костюме. Но, к сожалению, не в летнем, а в зимнем шерстяном, сшитом для морозной русской зимы и купленном еще для выпускного школьного бала по талонам в салоне для новобрачных «Гименей». Талон был подарен маме кем-то из коллег-журналистов. Этот костюм фабрики «Большевичка», как обычно, покупался на вырост, что особенно сильно отразилось на пиджаке – плечи были широкими, а рукава длиннющими. Они полностью закрывали кисти и этим раздражали. В конце концов я, не выдержав, подвернул их так, что получились рукава с манжетами. Выглядело это, конечно, странно. Но мне уже было все равно.
Министр принял нас в своем просторном кабинете. Пожимая нам руки, он уставился на мои манжеты, оцепенел на минуту от удивления, а потом, переборов его, учтиво предложил нам сесть и тут же, глядя на меня, задал ритм беседы:
– Как вам, ребята, нравится капитализм?
Это был отличный вопрос. Потому что я знал, как на него отвечать, – все-таки студент идеологического факультета. К тому же как раз перед Японией я бегло пролистал Бердяева.
– Капитализм – это религия золотого тельца, – отчеканил я. – Он угнетает неимущих, но прежде всего угнетает человеческую личность. Даже личность самого буржуа угнетена и раздавлена буржуазным капиталистическим строем.
В комнате повисло напряжение. Особенно озадачился представитель нашего посольства. Я продолжил:
– Другое дело социализм. Правда, тут надо различать. Есть социализм коллективистический, когда государство подавляет личность, а принцип равенства – свободу. Человек в этом случае получает хлеб, но его лишают свободы и совести. А есть социализм персоналистический. Он ценит личность. Личность торжествует над обществом и государством, свобода над равенством. Хлеб есть у всех, и свобода тоже есть у всех!
Министр поправил очки и угрюмо уставился в пол. Подали зеленый чай с японскими пирожными из рисовой муки, но на угощение я не отвлекся, слишком был увлечен ответом.
– В этом смысле я выступаю за социализм, но социализм персоналистический. Некоторые страны, по-моему, приблизились к этой модели ближе, чем СССР. Например, Швеция. Япония тоже преуспела, – добавил я для политкорректности.
Министр совсем повесил нос. Я готов был развивать мысль, но представитель нашего посольства незаметно подмигнул мне, дав понять, что достаточно, можно закругляться. Я закончил.
После утомительных встреч с высокопоставленными япошками страшно хотелось спать. По возвращении на нашу спартанскую базу я немедленно забрался на свой второй ярус и тут же отключился. Отдохнуть, однако, не удалось. Разбудил грохот. В нашу тесную казармочку заносили целую партию телевизоров. Делали это изрядно запыхавшиеся члены нашей студенческой делегации.
– Что случилось? – сквозь сон спросил я. – Ночь уже. Почему никто не спит?
– Все проспишь! Мы же телевизоры на улице нашли!
– Какие телевизоры?
– Настоящие! Вот дураки японцы! Выкидывают на помойку работающие телевизоры!
– А где эта помойка?
– Помойка – это условно сказано. Они выставляют их на улицу возле своих домов.
– И что?
– Ты даешь! Не понимаешь, что ли? Мы уже шесть телевизоров нашли – вот они, – мой собеседник указал на проход между кроватями. – Это теперь наше. «Панасоники», «Сони», «Джей-Ви-Си». Все – с диагональю 54 сантиметра. И все в рабочем состоянии – включай и смотри.
– А что вы потом с ними делать будете?
– Привезем в Москву и продадим в комках. Заработаем кучу денег. Что, идешь с нами?
– Нет, буду спать.
– Ладно.
Я задумался. В Москве телевизоры, особенно японские, были не то что дефицитом – роскошью были. Тогда дачи с участками в ближнем Подмосковье меняли на видеомагнитофоны. Ребята знали, что делали. Но у меня не было ни сил, ни желания составить им компанию, и я снова заснул. Через полчаса я проснулся от того, что меня сокрушительно тряс за плечо Леха Попов.
– Вставай, я телевизоры нашел.
– С ума вы тут все посходили? – пробурчал я.
– Помоги донести. Тут в двух кварталах – шикарный телек.
– Тебе банок под матрасом, что ли, мало?
– Прошу, помоги, один не дотащу. Где я в Москве такой телевизор куплю?
Делать было нечего. Пришлось идти выручать Леху. На ночных улицах мы постоянно натыкались на знакомых «грибников», которые, сверкая глазищами, пролетали мимо в поисках электроники либо уже тащили подобранные изделия домой.
– Лех, долго еще? Где твой квартал?
– Сейчас, сейчас.
Мы шли уже минут десять. Кстати, по дороге попадались еще и холодильники, и велосипеды. Глаза разбегались. Вдруг Леха застыл как вкопанный. Вокруг было пусто.
– Черт! Вот же это место. Здесь он стоял. Мой телевизор! Уже сп…ли, гады!
– Кто?
– Ну не японцы же!
– Что делать теперь?
– Искать другой.
Остаток ночи мы провели в поисках телевизора для Лехи. Нам повезло только с третьей попытки. Первые два телевизора, которые мы отыскали и притащили в нашу комнату, при подключении к розетке не включались. Третий, наконец, включился. Леха был очень доволен. Утомленные, мы заснули беспробудным сном.
Утром на меня налетел Шакир. Шакир был возрастным «студентом» Ташкентского университета, ему было за 35. «Хоть раз в жизни на мир глазком взгляну», – делился он со мной заветным по дороге в Японию.
– Дима, помоги!
– Что случилось?
– Ты же говоришь по-английски!
– Что надо?
– Я в аптеке был, через дорогу. Целая очередь за мной выстроилась, а я объяснить продавцу не могу, что хочу купить. Так и не объяснил, пришлось уйти.
– А что ты хотел купить?
– Презерватив с усиками.
– Зачем?
– Да эта такая штука… О ней весь Ташкент говорит, никто не видел. Я привезу, такое будет! Все девушки захотят попробовать.
– А что ты аптекарю говорил?
– Говорил, дай мне презерватив. С антеннами. Вернее, так говорил: «Презерватив с антенн». Я даже нарисовал его на листочке, но получился спутник космический какой-то. Он меня не понял.
– А ты попробуй сказать condom. А потом добавь «with antenn». И рисунком своим проиллюстрируй.
Через десять минут Шакир вернулся довольный с нужной покупкой. За день до отъезда объявили, что японская сторона дарит нам по 100 долларов каждому. Царский жест. Я готов был простить им Цусиму. Теперь вместе с захваченными из Москвы пятьюдесятью долларами можно было рассчитывать на потрясающий шопинг в последний день! Он и вправду получился! Купил синие кроссовки Nike с серебристой «соплей» за 27 долларов, джинсы Edwin за 45, пару маек, спортивные носки, а остальное пустил на сувениры. Мог ли я о таком мечтать? Нет! Ведь в моей далекой Москве в это же самое время за носками стояли трехчасовые очереди, и многим не доставалось. За бюстгальтерами в ЦУМе сражались столько же, получая в руки только по одному. Впрочем, бюстгальтеры меня не интересовали. Еще нам подарили туристические сумки, плеер с аккумуляторами, носовые платки, шампуни, кондиционер для волос, ручки, майки. По тем временам, одели с ног до головы. А из самолета я прихватил безразмерные носки и одноразовую зубную щетку! С кондиционером, правда, вышел конфуз. Этот неизвестный в моей стране продукт я принял за шампунь и долго не понимал, почему он так плохо мылится.
В «Шереметьево», пока по ленивой чешуйчатой ленте транспортера неохотно выплывал наш багаж, мы зашли в зловоннейший, грязный туалет, который живо вернул нас к советской действительности. Здравствуй, родимый край!
 | Дмитрий Руденко. Станция Университет |