Не стоит рассчитывать, что наличие бизнеса на стороне делает полицейских честными.
В современной российской художественной литературе встречается фигура так называемого честного мента. Это такой сотрудник органов внутренних дел, который не берет взяток, не занимается рэкетом или крыше-ванием. При этом он расследует преступления и ловит преступников. Недоумевающему читателю объясняют, что у этого сотрудника есть свой бизнес. Наличие бизнеса типа бензоколонки помогает сотруднику сводить концы с концами и быть «честным ментом».
Фигура полицейского «с бензоколонкой» овладела общественным сознанием. Действительно, если снять юридические ограничения на занятия бизнесом для сотрудников МВД, то, может быть, и коррупцию получится радикально уменьшить? Может быть, став легальными предпринимателями, сотрудники МВД вольются, скажем, в «Деловую Россию» или даже РСПП? И вместе со штатскими начнут отстаивать права бизнес-сообщества? Ровно такие дискуссии мне приходилось слышать.
Увы, «честного мента с бензоколонкой» нет. Это миф. Профессор Высшей школы экономики Леонид Косалс и исследователь ВШЭ Анастасия Дубова установили, что чистые типы «абсолютный упырь, награбленное пропивает» и «честно работает, но после работы немножко шьет» в природе отсутствуют. Полицейские могут различаться степенью вовлеченности в неформальные виды экономической активности, но в этой активности всегда присутствуют как преступная, так и предпринимательская составляющая. Просто есть регионы (и подразделения), где всего понемножку, есть такие, где всего даже слишком много.
В общих чертах механизм таков. Первоначально бизнес приобретается вполне себе преступным путем, в виде взятки, либо просто отнимается. Поскольку владение бизнесом сотруднику МВД не позволено, возникает номинальный собственник. Сотрудники МВД — люди, знающие жизнь, поэтому в качестве номинального собственника в основном используют людей, связанных с ними узами родства (в том числе отдаленного), либо проверенных временем пенсионеров — бывших сослуживцев, либо сексотов. Понятно, что номинальный владелец не способен обеспечить эффективное управление. В результате «ментовский бизнес» проигрывает обычному. Однако катастрофы не происходит, поскольку такой бизнес обладает сравнительным преимуществом — он не платит или почти не платит административную ренту. То есть «ментовский бизнес» сверхвыгоден при высокой административной ренте, которая покрывает разрыв в эффективности менеджмента.
Проходившая в 2008-2012 годах кампания «Не надо кошмарить бизнес» принесла плоды — административная рента резко сократилась. «Ментовский бизнес» был поставлен на грань выживания. Откуда же брались средства на докапитализацию фирм с непрозрачной структурой собственности и показательно неэффективным менеджментом? Да прямо от преступной деятельности. То есть взятки и «отжим» инвестировались в бизнесы, а не в потребление (если кто заметил, бум строительства коттеджей вокруг крупных городов закончился).
Способна ли такая инвестиционная политика спасти «ментовский бизнес»? До тех пор пока экономика растет, но ожидания (в широком смысле этого слова) ухудшаются, возможно. Собственно, весь период 2011-2012 годов — это резкое расширение воровства из бюджетов на уровне региональных и муниципальных администраций, что и обеспечивает «кормовую базу» для сотрудников МВД. Но что будет, когда «кормовая база» начнет сужаться (в том числе и за счет более энергичного вывода средств за рубеж)?
Ответ прост и банален: нужно расширить масштабы надзора (ну и неплохо было бы ужесточить законодательство). В этом случае административная рента для «гражданского» бизнеса увеличится и сравнительное преимущество будет восстановлено. Собственно, восстановление права открытия уголовных дел по неуплате налогов без участия ФНС — шаг именно в этом направлении. Посмотрим, будет ли этого достаточно или придется принимать и другие меры по повышению административной ренты. Например, расширяя полномочия ФАС с помощью так называемого «четвертого антимонопольного пакета».
(с) Сергей Павленко