вторник, 15 октября 2013 г.

Иван Максименко. Persona Non Grata

Действие разворачивается в 2002 году. В одной из европейских стран вспыхивает громкий скандал после того, как одна из газет выясняет, что в стране несколько лет безнаказанно орудует развитая сеть исламских радикалов. Также становится известно, что местные спецслужбы знали об исламистах, но по какой-то причине бездействовали. Постепенно общественность узнает все больше об исламистах – что они связаны с международными террористами, с терактами 11 сентября, событиями на Балканах начала 1990-х годов, и даже боевиками на Северном Кавказе. Все ищут ответ на вопрос, почему террористов никто не пытается остановить, понимая, что в любую секунду может произойти самое ужасное.

Отрывок из книги:

Первые дни июля 2002 года

В длинном коридоре одного из этажей Министерства Обороны Имагинеры на диване из искусственной коричневой кожи, у двери кабинета Министра обороны, сидели, точнее, ерзали, двое мужчин и ждали приглашения зайти в кабинет. Лица и движения рук и ног обоих мужчин выражали одинаковую степень нервности.

Имея в виду, что их ожидал разговор с самим министром, причем они не имели никакого представления, чем был обусловлен этот разговор и что, собственно, от них хотел услышать Месчек, было не трудно понять, откуда бралась эта нервность.


Мужчина крепкого телосложения, ростом под метр восемьдесят, сидевший ближе к двери, правой рукой, положив ее на мягкий подлокотник, подпирал подбородок и смотрел сосредоточенным взглядом на стену, время от времени смахивая пылинки с брюк или поправляя воротник рубашки. Его звали Михаэль Каман, и он был сотрудником отдела анализа информации в агентстве внешней разведки Министерства обороны.

Мужчину, сидевшего рядом с Михаэлем, звали Денис Хорх, и он также был сотрудником Минобороны и так же, как и его коллега, был выпускником военной академии, но был агентом не внешней разведки, а контрразведки. Он был немного выше ростом Камана и казался худее. Хорху было тридцать восемь лет, то есть на два года меньше чем Каману. Они знали друг друга и раньше благодаря общим знакомым в двух ведомствах, хотя и не были близкими друзьями, кроме того иногда засекались в ведомственной столовой или в каком-нибудь случайном баре или ресторане.

Ни тот, ни другой, пока не догадывался о чем пойдет речь в кабинете главы министерства, хотя, если отмотать ленту назад, это было не первое загадочное событие в последнее время — недели за три до сегодняшнего дня нескольких не связанных между собой сотрудников внешней и внутренней разведки Минобороны, без дополнительных разъяснений, вызвали к их начальникам и предложили заполнить какие-то анкеты, в которых выделялись два очень озадачивающих вопроса: «Согласились ли бы Вы участвовать в операции на территории иностранного государства?» и «Согласились ли бы Вы участвовать в операции, если при этом возникнет непосредственная угроза вашей личной безопасности?».

Конечно же, участники анкеты отлично понимали, что именно подразумевает витиеватое сочетание «непосредственная угроза вашей личной безопасности». Было непонятно только о какой такой операции идет речь, и почему руководство, явно затевавшее какое-то ответственное дело, так скупится на детали. Разумеется, не все из анкетируемых изъявляли желание добровольно рисковать жизнью неизвестно где и некоторые отвечали на вопрос об угрозе личной безопасности отрицательно. Каман и Хорх, у которого в послужном списке значилось участие в миротворческой миссии ООН в Иллирии (одного из субъектов бывшей Югоравии) в середине девяностых, однако, были в числе смельчаков, ответивших положительно.

В какой-то момент дверь кабинета открылась и в коридор, мягко стуча набойками шпилек по зеленому ковру, выстланного вдоль всего коридора, вышла одетая в строгий черный костюм и сиреневую рубашку секретарша министра.

— Господин Каман, вы можете пройти к господину Месчеку, — мягким деловым голосом сообщила секретарша, глядя на двух мужчин, сидевших на диване.

Каман сразу вскочил на ноги и, кивнув в ответ, исчез за дверью следом за секретаршей. Хорх проводил молчаливым взглядом своего коллегу и, вставая время от времени с дивана, чтобы немного размять конечности, продолжал томительно ждать момент, когда его наконец тоже пригласят к министру и объяснят в чем дело.

Время ожидания тянулось так медленно, что Денису в какой-то момент начало казаться, что оно вовсе решило остановиться. Прошел почти час с того момента, как Каман очутился в кабинете, при этом никаких других изменений не наступило. Хорху уже совсем надоело сидеть на одном месте и он начал расхаживать взад-вперед возле дивана, временами напрягая слух, надеясь услышать стук каблуков секретарши.

Еще минут через десять-пятнадцать ручка двери скрипнула и на пороге, бросая длинную тень в коридор, появился знакомый женский силуэт.

— Господин Хорх, господин Месчек ожидает вас.

Хорх принял приглашение, не раздумывая, и зашел в приемную к секретарше, затем, предварительно постучав, зашел во вторую дверь, находившуюся по правую руку, ведущую в просторный, со вкусом обставленный кабинет главы министерства.

Первое, что бросалось в глаза вошедшего, был длинный переговорный стол с лакированной столешницей, в центре которой блестел хрустальный графин с водой, и массивными ножками, украшенными резьбой, окруженный стульями с высокими спинками. Вдоль правой стены располагался шкаф с томами книг, аккуратно разложенными в соответствии с цветом переплета, и встроенным телевизором. Слева, почти в углу, стояло рабочее бюро министра, тоже из дорогой породы дерева, омываемое солнечным светом из трех больших окон, спускающихся с потолка и почти соприкасающихся с полом, прикрытых шелковыми занавесками с электрическим приводом. Дополнительно, в дальнем углу, имелся черный диван, два кресла того же цвета и маленький столик со стеклянной столешницей.

— Господин Хорх, здравствуйте, присаживайтесь, — Месчек жестом руки пригласил вошедшего занять стул напротив Камана, сидевшего за приставным столом перед министерским бюро.

— Спасибо… — тихо ответил Денис и выдвинул приготовленный для него стул.

— Итак, недавно мы проводили одну анкету среди некоторых сотрудников нашего министерства, — министр взял в руки анкету, заполненную Денисом, — вы ее тоже заполняли, помните?

— Да…

— На вопрос о возможности участвовать в операции за пределами Имагинеры, вы ответили положительно. Ваш ответ остается в силе?

— Ну… если говорить в принципе, то необходимость поехать за рубеж не вызывает у меня беспокойства. Я, конечно, хотел бы подробнее узнать, в чем состоится суть задачи, чтобы ответить утвердительно.

— Я вижу, что вы участвовали в миротворческой операции на Балканах. Вам доводилось попадать там в какие-либо критические ситуации?

— Критические ситуации? — задумался Хорх. — Один или два раза мы попали под минометный обстрел в Иллирии. Так же нас несколько раз обстреливали снайперы. Это были самые критические ситуации.

— В анкете вы записали, что готовы принять участие в операции, даже если возникнет угроза вашей безопасности. Если, например, условия будут как в Иллирии, это вас не остановит?

— В принципе нет. Если речь идет об очень важном задании, я думаю, что я приму этот риск.

— Если, например, операция будет проводиться в бывшей Югоравии?

— Думаю, что я бы согласился участвовать, — кивнул Хорх.

— Хорошо, — удовлетворенным голосом произнес министр, продолжая разглядывать анкету, — вы указали, что владеете немецким и английским языками. Можно поинтересоваться на каком уровне вы ими владеете?

— Немецким языком я владею отлично, у меня отец немец. Английский у меня на среднем уровне, но общаюсь на нем свободно.

— А у вас немецкий с сильным акцентом?

— Ну… нет. Акцент у меня почти незаметен.

— Понимаю. Дело в том, господин Хорх, что мы подбираем людей для одного очень ответственного задания. Мы, — Месчек говорил «мы», не уточняя кого кроме себя, он имеет в виду, — обратили внимание на ваши профессиональные умения и предыдущий опыт и хотели бы предложить вам принять участие в этом задании. Вашей задачей будет осуществить непосредственный контакт с одним человеком, который находится в розыске. Вам нужно будет только встретиться с ним, за все остальное будут отвечать ваши коллеги. Они и подготовят встречу. Операция будет проведена на территории бывшей Югоравии. Оружие применять вам не понадобится. Пока, к сожалению, я не могу вам дать более исчерпывающую информацию. Я хотел бы знать согласитесь ли вы участвовать в операции? Если вы не готовы ответить прямо сейчас, я дам вам время подумать.

— То есть, я только должен буду встретиться с этим человеком, а в задержании участвовать не буду?

— Да, задержанием займутся другие.

— А по характеру это будет войсковая или полицейская операция?

— Полицейская.

— Если возможно, я хотел бы сначала обдумать ваше предложение…

— Пожалуйста. Думаю, сутки вас устроят? Я буду ждать ваш ответ послезавтра.

— Да… — робко согласился Хорх.

— Я только попрошу вас держать наш разговор в строжайшем секрете. Ни одно слово, сказанное в этом кабинете, не должно выйти за его пределы.

— Да, конечно…

Через несколько минут собеседование закончилось, и Денис вышел в тишине из кабинета, оставив Камана и Месчека наедине. Спускаясь по лестнице, он не переставал рассуждать над словами министра: «Раз мы говорили в присутствии Камана, значит, он тоже будет участвовать в операции, и наверняка уже согласился. Но причем здесь я? Раз операция заграницей, это дело должна бы курировать внешняя разведка. Операция будет в Югоравии? Но в какой из республик? Иллирия, Живица, Копродина? В Иллирии, вроде, война давно кончилась, но в Живице и Копродине все еще неспокойно. О Живице, кстати, часто вспоминают в прессе. Может, операцию там будут проводить? Ну ладно, потом будем думать…»

Хорх, наверное, мог бы сразу ответить согласием на предложение министра, так как возможность схлопотать пулю его беспокоила не так сильно. По характеру он был человеком решительным, риска и острых ощущений не боялся, за что некоторые из тех, кто знал его ближе, даже считали его авантюристом. Немало острых ощущений и риска ему принесла служба в имагинерском миротворческом контингенте (хотя Хорхом двигала не столько жажда приключений, сколько возможность дополнительного заработка — за месяц миротворцем он получал в три раза больше, чем на своей обычной работе), исполнявшем миссию ООН в Иллирии во второй половине 1995 года. Минометные обстрелы, о которых Денис вспомнил во время беседы с министром, произошли накануне подписания мирного соглашения между иллирийцами и мизийцами (подписанного, кстати, на одной военной базе на территории Вест Лендс).

В то время основной задачей миротворцев было не допускать новых вспышек насилия против мирного населения и заботиться о соблюдении прекращения огня перед подписанием мирного соглашения. Перемирие, особенно на начальном этапе, оказалось довольно шатким, так как обе враждующие стороны регулярно нарушали его. Непосредственным свидетелем двух провокаций стал сам Хорх, когда его патруль чуть не накрыло минометным огнем иллирийцев, обстреливающих позиции мизийцев.

Однако, голубым каскам покоя не давали не только мины, но и снайперы-одиночки, имевшие противную привычку по ночам обстреливать лагерь миротворцев. Как ни странно, зарубежная пресса, черпавшая информацию лишь из иллирийских источников, сваливала всю вину за эти обстрелы, во время одного из которых тяжелое ранение получил сослуживец Хорха, на мизийцев, хотя чаще всего пули долетали в лагерь с позиций именно иллирийцев.

Дениса больше смущала не возможность снова очутиться на неспокойных Балканах, а загадочность, окружавшая задание, в котором ему предложили участвовать. Во-первых, почему его пригласили прямо к министру обороны, а, скажем, не к его непосредственному начальнику — главе контрразведки? Означало ли это, что руководство контрразведки не связано с операцией? Может быть, операция находилась под контролем внешней разведки, и это объясняло присутствие Камана в кабинете у Месчека? Но почему тогда им понадобился человек из контрразведки? И вообще — была ли эта операция одобрена Президентом? Сам себе ответить на эти вопросы Денис не мог, а надеяться, что руководство станет делиться своими секретами, было бессмысленно.

Так или иначе, на раздумья и сомнения отводились еще сутки, после чего нужно было дать окончательный ответ, хотя, судя по тому, как был настроен министр, было очевидно, что кроме согласия от Хорха другого не ждут.

Между тем, слово «терроризм», после недолгого перерыва, снова вернуло себе прежнюю актуальность в Имагинере, отбив у остальных скандальных новостей внимание журналистов. В конце июня в городском суде Калиопы одновременно началось рассмотрение нескольких нашумевших дел. В одном в роли обвиняемых выступали Осман Фарид (главарь контрабандной группы, высланный из Австрии по запросу имагинерской прокуратуры), его сообщники в Имагинере: Яшар Тахир, Рикард «Рик» Эль (который заключил сделку со следствием и согласился дать показания против Фарида и Тахира, за что ему гарантировали максимально снисходительный приговор) и несколько помощников Тахира и Эля более низкого уровня. Саллех Абдулла тоже был в списке обвиняемых, но так как он продолжал находиться на свободе, а арестовать его пока не представлялось возможным, несмотря на все попытки имагинерцев добиться содействия со стороны иностранных служб и властей Живицы (которые упорно игнорировали запросы из Имагинеры), его судили заочно.

Второе дело было связано непосредственно с имагинерскими исламистами во главе с имамом Мансуром, получившим медийную известность после ночной погони по столице, в которой он неудачно пытался на своем микроавтобусе скрыться от полицейских, приехавших в мечеть его задерживать. Вместе с имамом на скамью подсудимых сели и человек двадцать (впрочем, в розыске числились еще почти столько же экстремистов, хотя некоторым из них удалось заблаговременно покинуть Имагинеру) из числа членов террористического подполья.

Дела против всех них были объединены в общее производство, хотя преступления, которые им вменялись, были разной тяжести — имаму предъявлялись самые серьезные обвинения, начиная с призывов к религиозному экстремизму и отмывания денег, и заканчивая организацией канала для незаконных мигрантов и подделкой документов.

В адрес его сообщников звучали такие обвинения, как попытка покушения на полицейских, распространение экстремистских материалов, вербовка молодых людей, некоторые из которых разными способами отправлялись воевать с «неверными» в Африку, Афганистан, бывшую Югоравию и даже Чечню, махинации с кредитными картами (большинство денег, похищенных с чужих счетов, потом шло на нужды джихада, но немалую долю главари тихо присваивали), незаконное хранение оружия и материалов для изготовления взрывчатки, в том числе, как было записано в материалах дела, грабежи дорогих магазинов.

Имя Саллеха Абдуллы фигурировало и во втором деле, но прокуроры проявляли завидное упорство, отказываясь давать прямые ответы на назойливые вопросы корреспондентов о неуловимом иорданце. Во-первых, пока Абдулла оставался на свободе (благодаря прессе его имя стало популярнее, чем даже имена некоторых имагинерских знаменитостей), это означало, что над Имагинерой, как проклятие, продолжала нависать террористическая угроза, не позволявшая обществу освободиться от чувства тревоги. Во-вторых, неуклонно росло количество тех, у кого складывалось впечатление, что полиция и специальные службы не способны (или некомпетентны) справиться с опасностью, и что правительство в лице Президента Одеста (которому, по стечению неудачных для него обстоятельств, пришлось решать пренебрегаемый годами вопрос с террористами) работает плохо.

Оправдания, что терроризм сейчас проблема во всем мире, уже тоже не воздействовали на население, которое устало от разговоров и хотело окончательно увидеть террористов или надежно упрятанных за решеткой, или похороненных. Однако ни одно из этих желаний властям пока не удавалось удовлетворить полностью.

Возвращение религиозного экстремизма на первые полосы газет оказалось неприятным явлением далеко не для всех — для газеты «Нюз Ляйнер», чей хозяин пару недель назад оказался в центре скандала после того, как несколько желтых изданий опубликовали фотографии, на которых он был изображен в обнимку с любовницей, это был шанс выйти из-под удара.

Расчет спецслужб оказался правильным, хотя первоначально они надеялись, что эффект от компромата будет длиться дольше — любовный скандал с участием Алекса Кофмана действительно притянул к себе все внимание, отбросив в тень громкие разоблачения «Нюз Ляйнер». Почти все вопросы, задаваемые Кофману, тем или иным образом касались его любовных авантюр и реакции семьи; его репутация была подпорчена, здорово досталось и его газете, не имевшей к его похождениям никакого отношения.

Но, постепенно, как это всегда бывает, интерес к скандалу вокруг владельца «Нюз Ляйнер» пошел на убыль, и публике захотелось новых впечатлений, к тому же на днях должен был начаться процесс против имагинерских террористов, который никто не мог позволить себе пропустить. Газета Кофмана тоже не собиралась оставаться в стороне от этого события, несмотря на громкую пощечину, которую ей влепила желтая пресса.