Самый богатый и самый ненавистный человек своего времени. Нефтяной магнат и первый долларовый миллиардер XIX века. Гениальный, но неразборчивый в средствах делец. Джон Дэвисон Рокфеллер до сих пор остается олицетворением дикого хищнического капитализма
Если есть на свете культ порядка, то его жрец — Джон Дэвисон Рокфеллер. Каждое утро ровно в четверть девятого он входит в офис компании «Стандард Ойл» в Кливленде, штат Огайо. Он не терпит, когда подчиненные допускают ошибки. И образ жизни его служащих тоже должен быть безупречным. За супружескую неверность он штрафует. А за членство в профсоюзе увольняет.
Любовь к порядку у Рокфеллера, видимо, от матери. Бережливая и набожная, она воспитывала в сыне дисциплину березовым веником.
Хотя вполне возможно, что он сам развил в себе аккуратность и пунктуальность, чтобы не быть похожим на отца — коммивояжера-афериста, который то прикидывался глухонемым, чтобы продать втридорога всякие безделушки, то выдавал себя за натуропата, сбывая доверчивым деревенским жителям «чудодейственные» эликсиры.
Впрочем, другие черты характера, унаследованные от отца-шарлатана, Джона нисколько не смущают: он так же любит деньги и в случае необходимости не брезгует вести нечестную игру против конкурентов.
Джон Дэвисон Рокфеллер родился в 1839 году. И с детства мечтал стать богачом. «Я хочу, чтобы у меня было сто тысяч долларов, когда я вырасту, — говорил он. — И я их получу».
Тогда все потешались над грандиозными планами мальчишки из простой семьи. Но он стал самым богатым человеком своего времени и по сей день остается главным символом хищнического капитализма.
Однако ассоциировать имя Рокфеллера только с безудержным стремлением к наживе не вполне справедливо. Благодаря ему в конце XIX века начались преобразования в американской экономике, которая стала самой крупной в мире. И это он первым начал строить гигантскую монополию, придумав идеальную для нее форму собственности — трест.
Ему же принадлежит с десяток парадоксальных откровений. Например, слова о том, что никто в Америке не может держать капитализм в узде так надежно, как сам капиталист. И что безграничная свобода торговли гибельна для настоящей конкуренции. А в конце жизни он даже станет сторонником плановой экономики с сохранением частной собственности.
С ДЕТСТВА ДЖОН ХВАТАЕТСЯ за любую бизнес-идею. Перепродает сладости с наценкой братьям и сестрам. Торгует самостоятельно выкормленными индюшками, которых выводит из яиц, найденных в лесу. И усваивает в воскресной баптистской школе, что долг христианина— не только милосердие, но и зарабатывание денег.
Протестантский моральный кодекс становится для юного Рокфеллера руководством к действию. Любое отвлечение от поставленной цели — грех. Алкоголь — мерзость. Танцы — от лукавого. Театр — «рассадник порока». Джон так старательно избегает соблазнов, что зарабатывает прозвище «дьякон». И гордится этим.
ЗА ДЕНЬГАМИ ОН ГОНИТСЯ не ради удовольствий. Для него это способ выслужиться перед богом. Позднее Рокфеллер будет хвалиться, что его никогда в жизни не тянуло к «табаку, чаю и кофе». Да и вообще у него «никогда не было никаких пристрастий».
Зато амбиций у Рокфеллера — хоть отбавляй. Возможно, именно это причудливое сочетание самоограничений, диктуемых религией, и невероятной амбициозности помогло ему добиться успеха. С одной стороны — дисциплина, прилежание и бережливость на грани скупости. С другой — почти провидческая способность предугадывать будущее целых отраслей. И перекраивать их по своим меркам.
В 15-летнем возрасте Рокфеллер бросает колледж, записывается на бухгалтерские курсы и устраивается на работу в небольшое агентство недвижимости в Кливленде. Работа с цифрами приводит его в восторг. Для него это торжество «методичности и системности». Сначала ему платят 15, потом 50 долларов в месяц. Большую часть жалованья Джон откладывает, скопив за три года 800 долларов. Но потом у его работодателя начинаются финансовые трудности, и 18-летний Рокфеллер решает вложить накопленные деньги в собственное дело.
Заняв у отца еще 1000 долларов под десять процентов годовых, он в 1858 году вместе с однокашником открывает в Кливленде торговую компанию «Кларк и Рокфеллер».
Через три года начинается гражданская война между Севером и Югом, и дела молодой компании резко идут в гору. Из-за тотального дефицита, вызванного войной, растет спрос на провиант и сельхозмашины, которыми торгуют Кларк и Рокфеллер. За год после начала гражданской войны прибыль компании увеличивается в четыре раза — до 17 тысяч долларов.
Джону Дэвисону Рокфеллеру еще нет и 25-ти, а он уже состоятельный человек. Но он разительно отличается от богатеньких сверстников своими сдержанными манерами и железной волей.
Джон почти никогда не улыбается — разве что после удачной сделки. По вечерам он в одиночестве читает Библию. Его единственный настоящий друг — подушка. Ей он доверяет перед сном свои деловые секреты. «Эти задушевные разговоры с самим собой сильно повлияли на мою жизнь», — признается позже Рокфеллер.
У его компании есть еще одно важное конкурентное преимущество — удачное географическое расположение. Из-за войны торговые маршруты по реке Миссисипи заблокированы. Зато поток товаров по водным путям с востока на запад вырастает многократно. Через порт Кливленда на берегу озера Эри идет уголь из Пенсильвании, железная руда с озера Верхнее, соль из Мичигана. И новое ценное сырье — нефть.
Долгое время эта черная вязкая субстанция считалась лишь бесполезной примесью, от которой приходится очищать растворенную в воде каменную соль, выкачанную со дна озер. «Черным золотом» нефть становится только в 1855 году, когда в Йельском университете научно подтверждают горючие свойства керосина — продукта, полученного из очищенной сырой нефти.
Новое топливо появляется очень кстати. Большинство американцев все еще освещают свои жилища коптилками с животным жиром. Или фитильными лампами с растительным маслом. Лучшее топливо — ворвань, китовый жир. Он и горит ярче и не коптит. Но и стоит дорого: кашалотов в Атлантике уже почти не осталось, и китобоям приходится плыть за добычей аж к мысу Горн на краю Южной Америки.
Заменить чадящие коптилки можно керосиновыми лампами. Но для этого нужно много нефти, а не те капли, которые сами просачиваются из пенсильванских недр и всплывают на поверхность озер, где их собирают тряпками.
Нью-йоркскому адвокату Джорджу Бисселу приходит в голову идея: а почему бы не выкачивать нефть из-под земли теми же буровыми вышками, которые используются в соляном промысле? Чтобы испытать новый метод, Биссел и один из его компаньонов нанимают авантюриста по имени Эдвин Дрейк.
После полутора лет безуспешных поисков 27 августа 1859 года из пробуренной Дрейком скважины на ручье у города Тайтусвилл в Пенсильвании забил первый в Америке фонтан нефти. Русские инженеры еще за 11 лет до Дрейка пробурили на Апшеронском полуострове неподалеку от Баку первую в мире нефтяную скважину. Но в неповоротливой Российской империи эта технология не получила развития.
НОВОСТЬ ОБ УСПЕХЕ Дрейка распространяется молниеносно. За ночь население Тайтусвилла увеличивается в несколько раз. «Кажется, сюда устремился весь американский Запад. Участки земли под бурение продаются по баснословным ценам», — записывает в дневнике жена Биссела.
Вскоре на этих наделах вырастает лес буровых вышек. Всего через 15 месяцев в Тайтусвилле уже добывают нефть из 75 скважин.
Вся Америка взбудоражена историями сказочного обогащения. Возникает даже своеобразный «эпос» о невероятных взлетах и падениях искателей нефти. Чтобы начать бурить скважины, достаточно 1200-1500 долларов. А если наткнешься на богатое месторождение, то будешь выручать по 450 долларов в день. Больше, чем многие американцы зарабатывают за год. При самом удачном раскладе можно за два года получить по 15 тысяч на каждый вложенный доллар.
Нефтяной бум порождает города вроде Питол-Сити. В 1865 году в этом крохотном поселке неподалеку от Тайтусвилла находят «черное золото», и захолустное местечко в считанные месяцы становится «нефтяной столицей мира». 12 тысяч жителей, 50 отелей, театр с хрустальными люстрами. Но уже через пару лет месторождение иссякает, и Питол-Сити превращается в город-призрак.
В 1862 году в офис к Рокфеллеру и Кларку заходит человек по имени Сэмюэл Эндрюс. Он предлагает компаньонам построить нефтеперегонный завод. Чтобы превратить сырую нефть в горючее, ее сначала нужно дистиллировать (разделить на отдельные фракции), а потом рафинировать (очистить от примесей). Пока перегонкой нефти занимаются мелкие компании — либо прямо в местах добычи нефти, либо неподалеку, в Питтсбурге. Эндрюс первым в Кливленде дистиллировал керосин из сырой нефти. И теперь хочет на этом заработать.
Рокфеллер уговаривает своего компаньона Мориса Кларка вложить 4000 долларов в совместное предприятие «Эндрюс, Кларк и Ко».
Поначалу нефтяной бизнес для Рокфеллера не более чем «хобби». Но все меняется, когда в конце 1863 года на вокзал Кливленда торжественно прибывает первый паровоз из Нью-Йорка. Теперь Кливленд становится идеальным местом для производства и продажи нефтепродуктов. Ведь рельсы связывают его и с многочисленными покупателями керосина в мегаполисах на Восточном побережье, и с нефтяными полями Пенсильвании, единственного крупного района нефтедобычи в мире.
Одна проблема: в нефтяном бизнесе нет и намека на благочестие, которое столь дорого набожному Рокфеллеру. Промысловые поселки наводнены неотесанными мужланами, ошалевшими от легких денег. Нарядившись в высокие сапоги и фетровые шляпы, щеголяя бриллиантовыми украшениями и золотыми часами, они шляются по борделям, кабакам и игорным притонам.
Бородатые извозчики доставляют бочки с нефтью через дикую пустошь на ближайшую станцию, до которой 20 миль. После дождя дороги превращаются в грязное месиво, в котором увязают повозки. На обочинах валяются разбитые бочки и трупы загнанных лошадей.
Падение нравов удручает Рокфеллера. Но еще больше его огорчает непредсказуемость нефтяного рынка. С 1860-го по 1862 год объем добычи увеличивается с 450 тысяч до трех миллионов баррелей (в нефтяной отрасли баррелем называют бочку объемом около 160 литров). Из-за этого цена бочки нефти падает в сто раз — с десяти долларов до десяти центов. Сотни нефтедобытчиков терпят крах.
НО ЧЕМ ДЕШЕВЛЕ НЕФТЬ, тем проще ей завоевывать потребительский рынок, вытесняя с него конкурирующие виды топлива. Спрос на нефть начинает резко расти, и к 1863 году она снова дорожает — до 7,25 доллара за баррель. Торговать нефтью в то время — все равно что кататься на «американских горках».
Нефтеочистных заводов уже так много, что они в состоянии переработать в три раза больше сырой нефти, чем добывается в стране. Скупщики нефти носятся от одной скважины к другой, чтобы опередить конкурентов. Отчаянно торгуются на стихийно возникающих сырьевых биржах, спекулируют фьючерсными контрактами на поставки, надеясь сорвать солидный куш. И рискуя потерять все.
К середине 1863 года в окрестностях Кливленда работают двадцать нефтеперегонных заводов. В 1866-м — уже 50. Из-за их едких испарений на местных фермах скисает молоко, а в пивоварнях портится сусло.
Владельцы заводов ожесточенно сражаются за выгодные транспортные тарифы. Боссы железнодорожных компаний тоже ведут ценовые войны. Жизнь заставляет Рокфеллера разувериться в идеях шотландского экономиста и теоретика капитализма Адама Смита, который считал, что рынок способен регулировать себя сам.
Позднее Рокфеллер будет утверждать, что именно в эпоху «губительной конкуренции», которая в итоге стала угрожать и его собственным прибылям, он выработал свою ключевую бизнес-концепцию, чтобы остановить перепроизводство, стабилизировать цены и реорганизовать отрасль по рациональным принципам.
РОКФЕЛЛЕР ПОНИМАЕТ: если ему удастся ограничить конкуренцию, то это оградит его от превратностей экономической конъюнктуры. Проще говоря, освободит от диктата свободного рынка.
Первый шаг к цели — вертикальная интеграция. Централизованный контроль за максимальным количеством производственных процессов должен стать гарантией от произвола недобросовестных поставщиков. Поэтому Рокфеллер скупает дубовые рощи и начинает сам производить нефтяные бочки и вагоны-цистерны. Обзаводится собственными складами в Нью-Йорке и кораблями на Гудзоне. Организует химическую лабораторию, где специалисты бьются над совершенствованием технологии очистки нефти.
Второй шаг — экспансия. Вместе с новым компаньоном Генри Флаглером, который вкладывает в проект 100 тысяч долларов, Рокфеллер строит второй нефтеперегонный завод. Благодаря этому суммарный объем производства нефтепродуктов быстро достигает трех тысяч баррелей в сутки. И вскоре Рокфеллер уже владеет крупнейшей в мире компанией по очистке нефти. На его предприятиях трудится более тысячи рабочих. Он контролирует десятую часть всех нефтеперерабатывающих мощностей США.
О причинах такого стремительного взлета экономисты спорят до сих пор. Но все они сходятся в одном: ни вхождение в нефтяной бизнес, ни внедрение новых технологий очистки не могли стать решающими факторами молниеносного успеха Рокфеллера. Скорее всего, он добился этого за счет контроля над транспортировкой нефти.
Благодаря своей экономической мощи Рокфеллер может не только получать крупные кредиты в банках, но и гарантировать железнодорожным компаниям загрузку 60 вагонов в день. И требовать в обмен скидки.
С портами на атлантическом побережье США Кливленд связывают три крупные железнодорожные магистрали. Их обслуживают три компании: «Эри», «Центрально-Нью-Йоркская» и «Пенсильванская». Рокфеллер без зазрения совести сталкивает их лбами.
Первым делом он выторговывает себе огромные скидки на перевозку нефти у «Эри» и ее филиала — железнодорожной компании «Атлантик энд Грейт-Вестерн». А затем добивается льгот и от «Лейк-Шор Рейлроуд» — филиала Центрально-Нью-Йоркской железнодорожной компании.
В итоге Рокфеллер получает возможность возить сырую нефть из Пенсильвании в Кливленд и уже очищенный керосин оттуда в Нью-Йорк по 1,65 доллара за баррель при официальном тарифе 2,40 доллара. И продавать керосин по демпинговым ценам, разоряя конкурентов.
Позднее Рокфеллер будет с гордостью называть такую схему снижения стоимости услуг в интересах самых сильных игроков на рынке своим изобретением.
Пострадавшие компании и сторонники честной конкуренции яростно критикуют эти уловки, справедливо указывая на то, что по-настоящему свободный рынок возможен только при равных транспортных тарифах для всех заказчиков. Но придраться им не к чему: Рокфеллер и его партнеры не нарушают ни одного действующего закона.
ТРЕТИЙ ШАГ Рокфеллера по защите от превратностей рынка — поглощение конкурентов.
Чтобы подготовиться к массовой скупке компаний, он начинает наращивать собственный капитал. И 10 января 1870 года вместе с Генри Флаглером и другими партнерами создает акционерное общество «Стандард Ойл Компани», на что с трудом наскребает миллион долларов — около 18 миллионов по нынешнему курсу. На тот момент это крупнейший уставный капитал в американском бизнесе.
Вскоре после этого Рокфеллер начинает операцию, которая войдет в историю экономики под названием «Кливлендская резня».
30 января 1871 года Рокфеллер, Флаглер и представитель железнодорожных магнатов заключают секретный пакт в Нью-Йорке. Объединение трех крупнейших железнодорожных компаний и нескольких нефтеперегонных предприятий под вывеской «Саут Импрувмент Компани» должно укрепить их власть. Более четверти акций нового объединения достаются боссам «Стандард Ойл».
При этом железнодорожные компании берут на себя два обязательства: во-первых, повысить транспортные тарифы для конкурентов Рокфеллера; во-вторых, предоставить 50-процентные скидки на перевозки участникам картеля. По идее этот маневр позволит не только расчистить нефтяной рынок, но и положить конец ценовым войнам между железнодорожными компаниями. Ведь теперь они могут просто поделить между собой транспортные потоки фиксированными долями.
Кроме организационных преимуществ, которые дает сотрудничество с крупными заказчиками, железнодорожные компании получают в свое распоряжение несколько сотен вагонов-цистерн, принадлежащих Рокфеллеру. Он великодушно предоставил их альянсу.
Новость о двойном повышении железнодорожных тарифов приводит конкурентов Рокфеллера в ярость. На улицы нефтяных поселков выходят демонстранты с факелами и транспарантами «Долой заговорщиков!» Трехтысячная толпа штурмует оперу Тайтусвилла. Газета «Ойл-Сити-Деррик» публикует список с именами участников сговора, сравнивая их с отвратительным спрутом.
Нефтяники берут в осаду офисы «Стандард Ойл», рисуют на синих бочках компании черепа с перекрещенными костями. Рокфеллер на всякий случай держит в прикроватной тумбочке револьвер.
Через пару недель под давлением жителей Тайтусвилла «Саут Импрувмент Компани» идет на попятную. Но в других местах маневр срабатывает. Пока в нефтяном регионе Пенсильвании бушует народный гнев, «Стандард Ойл» поглощает 22 из 26 конкурентов в столице нефтепереработки Кливленде. Рокфеллер и его люди обставляют все с подчеркнутой вежливостью. «Вы сами видите, наш метод эффективен, — убеждают они бизнесменов. — У тех, кто не с нами, нет шансов. Но мы каждому даем возможность войти в наше дело».
При этом в большинстве случаев «Стандард Ойл» скупает предприятия по цене оборудования. За торговую марку, репутацию и клиентуру Рокфеллер не дает и ломаного гроша.
Классическая схема «очищения рынка» в зависимости от спроса и предложения уходит в прошлое. На смену стихийному саморегулированию в духе Адама Смита приходит «планирование» Рокфеллера: целенаправленное устранение конкурентов путем уговоров, психологического прессинга и прямого принуждения, но строго в рамках закона.
Еще недавно, в 1871 году, «Стандард Ойл» владела лишь десятью процентами общенационального рынка очистки нефти. Через год после «Кливлендской резни» ее доля достигает 30-40 процентов.
ЭПИДЕМИЯ ГИГАНТОМАНИИ охватывает весь американский бизнес. Ее подхлестывает стремительный экономический рост.
За четыре десятилетия после окончания гражданской войны американская экономика вырастает в пять раз. Промышленный бум подстегивается и ростом населения США, которое с 1865-го по 1900 год удваивается — в том числе и благодаря постоянному притоку эмигрантов. Железные дороги и телеграф укрепляют связи между регионами страны. И обеспечивают бесперебойный сбыт продукции.
Бурному экономическому росту способствуют и богатые запасы полезных ископаемых — железной руды, угля, нефти и золота, и огромные земельные ресурсы. Ну и конечно, новаторский дух самих американцев. Подтверждение — полмиллиона промышленных патентов, зарегистрированных в США с 1860-го по 1890 год. Среди них — изобретения Томаса Эдисона и основоположника телефонии Александра Белла.
Но купить новое оборудование по карману лишь крупным корпорациям. Они же могут выторговать себе льготные цены на сырье и транспорт.
В 1880-е годы бывшие конкуренты во многих отраслях объединяются в неофициальные пулы. Они согласовывают объемы выпуска продукции и цены и постепенно становятся хозяевами рынка.
Вскоре начинает укрупняться и система управления. Тут первопроходцами становятся железнодорожные компании. И к началу XX века в результате слияний их количество сокращается на две трети. За один только 1880 год крупные железнодорожные пулы поглощают 115 компаний-конкурентов.
Владельцы бизнеса все чаще передают директорские полномочия наемным управляющим и командам менеджеров. Но переход к монополизму — процесс не быстрый, поэтому старые методы предпринимательства еще долго сосуществуют с новыми.
Развитие монополий в XIX веке объясняется не столько стремлением отдельных магнатов к власти, сколько внутренней логикой самого капитализма. В таких отраслях, как тяжелая промышленность и транспорт, которые обычно требуют колоссальных вложений, поглощение конкурентов — не проявление агрессии, а самозащита. Чтобы выжить, нужно либо расти, либо найти особую нишу.
Этот закон экономического развития выявил еще Карл Маркс: в эпоху монополизма предприятия неизбежно укрупняются, потому что их владельцы вкладывают все больше денег в оборудование и технологии. И сами стремятся к росту, чтобы контролировать рынок. А рост производства, в свою очередь, почти всегда ведет к его удешевлению.
НИКТО НЕ ДИРИЖИРУЕТ процессом укрупнения бизнеса так методично, как Рокфеллер. Наступает эпоха «социального дарвинизма», когда недавно открытые механизмы эволюции — приспособление, наследование, естественный отбор, выживание сильнейших, вытеснение слабых — переносятся на общественные процессы. И считаются двигателями прогресса. А любую попытку государственного регулирования объявляют преступлением против природы.
После биржевого краха 18 сентября 1873 года, который вошел в историю как «черный вторник», цены на нефть резко падают. Кое-где она стоит дешевле воды. Естественный отбор принимает еще более жестокие формы.
Но у Рокфеллера для таких случаев припасена финансовая «подушка безопасности». Теперь он может скупать компании конкурентов по бросовым ценам. Его концерн растет. То и дело Рокфеллер склоняется над картой страны в поисках новых жертв. Он называет своих менеджеров «посланцами света». Но свою миссию те выполняют под покровом секретности. Могущественный нефтяной магнат понимает, что общество все еще верит в свободный рынок. Поэтому он старается замаскировать свою агрессивную экспансию. Да так старательно, что для вида даже оставляет пару десятков независимых нефтеперегонных заводов конкурентам.
Переговоры о покупке Рокфеллер обычно ведет через посредников. Новые вассалы обязуются не афишировать утрату своей независимости: не менять почтовые бланки, вести тайные счета, шифровать переписку с руководством «Стандард Ойл», использовать кодовые имена. А тот, кто противится рокфеллеровскому «кнуту и прянику», однажды утром вдруг обнаруживает, что в округе не осталось ни одной свободной бочки или цистерны для нефти. Их скупила «Стандард Ойл».
Перед очередным наступлением Рокфеллер проводит тщательную разведку. Для этого он держит целую сеть осведомителей. Его шпионы подслушивают разговоры мелких дилеров и работников железной дороги. Отслеживают каждую бочку нефти, которую продают оставшиеся «независимые» компании. Рокфеллер платит служащим чужих компаний по 25 долларов в месяц, чтобы они отправляли внутрикорпоративную информацию на абонентский ящик номер 164 в Кливленде.
К 1877 ГОДУ РОКФЕЛЛЕР, которому еще нет и 40 лет, производит почти 90 процентов «чистой» американской нефти. А к 1879 году становится владельцем почти всех нефтепроводов. Собственный же парк вагонов-цистерн, которые сдаются в аренду железнодорожным компаниям, обеспечивает ему контроль над американской транспортной сетью.
Мировой рынок тоже под властью «Стандард Ойл». Потому что 70 процентов американской нефти в 1880-е годы идет на экспорт. «Стандард Ойл» освещает не только жилые дома в Европе, но и создает новые рынки: например, бесплатно отправляет миллионы керосиновых ламп в Китай (или распродает их за пару центов себе в убыток), чтобы стимулировать спрос на керосин.
Благодаря крупным инвестициям Рокфеллер подминает под себя не только нефтяную индустрию, но и банки, страховые агентства, железорудные и угольные шахты. Даже электрические лампочки накаливания, которые к концу века начинают вытеснять керосинки, не могут уменьшить прибыли Рокфеллера. Ведь почти тогда же появляются и первые автомобили, которым нужно много топлива. И спрос на нефть взмывает до небес.
Антиконкурентная модель Рокфеллера все популярнее среди крупных американских промышленников. Когда твой бизнес надежно защищен от капризов рынка, остается лишь следить за тем, чтобы не слишком задирать цены. Иначе есть риск своими руками вырастить новых конкурентов, которые предложат более выгодные условия.
Укрупнение компаний укрепляет корпоративный дух и солидарность. Как выражается сам Рокфеллер, создает «гармонию между послушными подчиненными и хорошими начальниками». Если на одном предприятии начинается забастовка, производство просто переносят на другое. Концентрация капитала облегчает автоматизацию производства и снижает зависимость бизнеса от непредсказуемого человеческого фактора. Наука того времени приспосабливается под новые реалии и поет дифирамбы корпорациям. «Конкуренция — это далеко не всегда благо», — утверждает в 1889 году ведущий экономист того времени Илайша Бенджамин Эндрюс. Только «большой формат» бизнеса позволяет «оценить предполагаемый спрос и определить график и географию производства с такой обстоятельностью, какая была невозможна в эпоху безудержной конкуренции».
В свое время невмешательство государства в экономику породило дикий капитализм. Теперь оно же помогает уничтожить дикий капитализм во имя торжества монополий.
ДОЛГОЕ ВРЕМЯ законодатели не осмеливаются лезть в дела корпораций. Ведь неприкосновенность частной собственности — один из основополагающих принципов американской демократии, наряду с личной свободой и правом на жизнь. Частная собственность настолько священна, что ее оберегают аж две поправки к конституции.
К тому же с увеличением экономической мощи концернов растет и их политический вес. Железнодорожные, медные и сталелитейные магнаты становятся губернаторами, членами сената, входят в правления государственных компаний.
«Стандард Ойл» тоже внедряет своих людей в законодательные органы. И «подкармливает» многочисленных «независимых» конгрессменов. Агенты Рокфеллера занимают ключевые посты в комитетах конгресса по экономическим вопросам, где лоббируют интересы своего босса.
Но коррупция все чаще вызывает негодование у американцев. Журналисты клеймят воротил бизнеса в разоблачительных репортажах. Карикатуристы изображают их в виде пауков, людоедов и кукловодов.
Против концентрации власти в руках крупных промышленников выступает «Движение прогрессистов» — мощное реформаторское объединение представителей городского среднего класса. Они отстаивают права потребителей, требуют улучшения условий труда и борются за социальную справедливость. Их энтузиазм заставляет перейти в наступление и политическую элиту США.
ВОЗМОЖНОСТИ ВЛАСТЕЙ ограничены, хотя во многих штатах действуют антимонопольные законы. Например, местным бизнесменам запрещено владеть собственностью за пределами штата.
Но для юристов крупных корпораций не составляет труда находить лазейки в законах. Еще в 1882 году поверенный Рокфеллера Сэмюэл Додд придумывает новую форму собственности — трест, который позволяет обойти антимонопольные запреты. В каждом штате регистрируется местная компания «Стандард Ойл», акционеры которой передают свои полномочия неформальной контролирующей группе — так называемому совету доверенных лиц. То есть Рокфеллеру и его партнерам.
Эти «попечители» управляют общими активами всех 40 компаний. По сути дела, трест Рокфеллера — это тайный союз, виртуальное объединение, которое работает без договоров и общей бухгалтерской отчетности, но при этом полностью контролирует 40 входящих в него компаний.
Трест — гениальный способ сохранить и власть, и секретность. Рокфеллер контролирует 90 процентов нефтеперегонных заводов, но не владеет ими официально. И может с честным видом заявлять на публике, что у входящих в трест компаний просто «хорошие взаимоотношения», благодаря чему они могут «слаженно» работать.
Доля в каждом предприятии принадлежит не самой компании «Стандард Ойл», а ее отдельным акционерам.
Система комитетов треста планирует и координирует деятельность в целых отраслях промышленности, поскольку его предприятия производят не только керосин и мазут, но и еще около 300 сопутствующих товаров.
В структуре треста есть комитеты по внутренней и внешней торговле. Комитет, отвечающий за переработку нефти. За трубопроводы. За смазочное масло. А венчает пирамиду власти руководящий комитет, который де-юре может лишь «давать рекомендации» и «выражать пожелания». Но де-факто обладает абсолютной властью.
Модель Рокфеллера служит примером для других предпринимателей. И это начинает серьезно беспокоить власти страны. В 1888 году комитет сената Нью-Йорка с большой тревогой констатирует, что первый трест, созданный Рокфеллером, породил новую волну бизнес-поглощений: «Это поветрие распространяется как заразная болезнь, поражающая всю экономическую систему страны».
В 1890 году сенатор от штата Огайо инициирует принятие федерального антимонопольного закона. Отныне «объединение в форме треста или иное препятствование свободе торговли» считается преступлением, за которое грозит штраф до 5000 долларов или год тюрьмы.
Но закон сформулирован слишком расплывчато. Да и судьи не торопятся возбуждать дела против крупных корпораций, предпочитая использовать новый закон для подавления рабочего движения. Ведь забастовка — это тоже «ограничение свободной торговли».
Поэтому тресты и картели продолжают множиться как грибы после дождя. Чем могущественнее они становятся, тем больше штатов хотят «приобщиться» к их богатству. В 1889 году власти штата Нью-Джерси в расчете на сотни тысяч долларов налоговых сборов принимают закон о так называемых держательских компаниях, действующих за пределами Нью-Джерси. Пользуясь случаем, владельцы «Стандард Ойл» создают в штате холдинг под названием «Стандард Ойл Компани оф Нью-Джерси», который отныне может совершенно легально приобретать акции отдельных фирм.
У РОКФЕЛЛЕРА К ТОМУ ВРЕМЕНИ из-за какой-то загадочной болезни выпадают все волосы на голове, брови и ресницы. И без того бледная кожа становится белой как полотно, голова кажется еще меньше, губы истончаются как нить. В 1897 году из-за сосудистой недостаточности он вынужден отойти от дел, сохранив за собой дивиденды — десять миллионов долларов в год.
Теперь Рокфеллер может увековечить свое имя на другом поприще. Еще до первых крупных успехов в бизнесе он регулярно жертвовал деньги баптистской церкви. Со временем дары Рокфеллера становятся все более щедрыми — в полном соответствии с его жизненным принципом, который гласит: «Честно заработать все, что можно, и отдать все, что сможешь».
Джон Дэвисон Рокфеллер решает войти в историю крупным меценатом и благотворителем. Тем более что с толком потратить такое огромное состояние на себя одного все равно невозможно.
61 миллион долларов он жертвует на создание Рокфеллеровского института медицинских исследований в Нью-Йорке. 35 миллионов — на университет в Чикаго, открытый в 1890 году баптистами. Акции стоимостью 50 миллионов долларов он отдает собственному благотворительному «Фонду Рокфеллера».
В общей сложности Рокфеллер тратит на благотворительность 530 миллионов долларов. Из них 450 миллионов — на развитие медицины. Человек, презирающий государственную машину, сам создает подобие государства. И как министр финансов, распределяет деньги по всей стране. С той лишь разницей, что за его тратами не следит сенат. Но государство, которое решает наконец взяться за тресты, уже не задобрить никакими щедротами.
В 1901 году новым президентом США становится энергичный 42-летний республиканец Теодор Рузвельт. Именно он — первый по-настоящему серьезный противник Рокфеллера. Поначалу Рузвельт заявляет, что будет стремиться к достижению разумного компромисса между крупными корпорациями и их оппонентами. Но при этом требует повысить штрафы за тарифные сговоры на железнодорожном транспорте. И инициирует не менее 45 антимонопольных судебных исков. А также предлагает создать специальное агентство для расследования махинаций крупных промышленников.
Те принимают вызов и делают ответный ход, пытаясь подкупить противника. Но проверенное «оружие» на сей раз дает осечку. Тогда сын Рокфеллера, Джон-младший, от имени правления «Стандард Ойл» отправляет шести настроенным против трестов сенаторам телеграмму: «С вами свяжется наш юрист». Рузвельт в ответ сообщает об этой депеше журналистам.
Пресса — новый союзник президента США в войне, которую он объявил трестам. Молодые репортеры, которых сам Рузвельт пренебрежительно называет «разгребателями грязи», разоблачают тайные махинации всемогущих трестов и коррупцию. И публикуют результаты своих расследований в дюжине газет общим тиражом около трех миллионов экземпляров.
Самая влиятельная американская газета того времени — «Макклурс Мэгэзин». Ее главный редактор Ида Минерва Тарбелл — плоть от плоти той индустрии, которая вскормила Рокфеллера. Она дочь одного из нефтедобытчиков, пострадавших в 1872 году от тарифной войны Рокфеллера с мелкими бизнесменами.
В ноябре 1902 года Тарбелл публикует первую серию статей о махинациях «Стандард Ойл». Рокфеллер в мгновение ока становится самым ненавистным человеком в стране.
Сам Рокфеллер искренне не понимает, в чем он виноват. Разве его труды не принесли больше пользы, чем вреда? Разве он, в отличие от других акул капитализма, не нажил свое состояние без насилия, обмана и биржевых спекуляций? Недоумение Рокфеллера сменяется яростью, когда 18 ноября 1906 года федеральное правительство подает судебный иск против «Стандард Ойл оф Нью-Джерси» и 65 подконтрольных ей компаний по обвинению в создании нефтяной монополии. Не последнюю роль в этом деле играют журналистские расследования Иды Тарбелл и других «разгребателей грязи».
РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ САМАЯ ожесточенная схватка между властью и бизнесом в истории США. Вместе с федеральным правительством судебные иски подают власти 21 штата — от Техаса до Коннектикута. Суд выслушивает 444 свидетелей, материалы дела насчитывают 21 том общим объемом в 21 тысячу страниц.
Когда Рокфеллер появляется на одном из судебных слушаний в Чикаго, он едва не становится жертвой разъяренной толпы. Двадцать полицейских с дубинками отгоняют от всемогущего магната людей, которые хватают его за пальто, отрывая пуговицы. Рокфеллер даже бровью не ведет, сохраняя ледяное спокойствие. На вопросы судьи он отвечает расплывчато, с отсутствующим видом, словно все это происходит не с ним.
15 мая 1911 года в четыре часа пополудни, после четырех с половиной лет тяжбы Верховный суд США выносит вердикт: «Стандард Ойл» в шестимесячный срок обязана отделиться от своих филиалов. Менеджерам поручено раздробить концерн на 34 независимых предприятия.
Но на самом деле этот приговор оказывается благословением и для крупного бизнеса, и для самого Рокфеллера. Запрет распространяется не на все организационные формы корпораций. И фондовая биржа, вздохнув с облегчением в радостном предвкушении будущих прибылей от растущего автомобильного рынка, задирает до небес курс акций новых компаний, отделившихся от «Стандард Ойл». За десять лет их стоимость увеличивается в пять раз.
Некоторые из них даже после раздробления остаются гигантами. «Стандард Ойл оф Нью-Джерси» — все еще самая крупная нефтяная компания в мире. Ее наследником становится концерн «Эксон». «Стандард Ойл оф Нью-Йорк» превращается в «Мобил», «Стандард Ойл оф Индиана» — в «Амоко». А «Стандард Ойл оф Калифорния» — в «Шеврон». Весь двадцатый век выходцы из рокфеллеровского треста доминируют на американском нефтяном рынке.
Тесные связи между ними сохраняются и после раздела. Еще долго их руководители регулярно встречаются в центральном офисе на Бродвее, чтобы скоординировать общие действия. Свою долю собственности сохраняет и Рокфеллер, которому принадлежала четверть акций старого треста.
Его состояние с 1911-го по 1913 год увеличивается с 300 до 900 миллионов долларов — по нынешнему курсу это примерно 22 миллиарда долларов.
Теперь у него почти вдвое больше денег, чем у сталелитейного короля Эндрю Карнеги. Джон Дэвисон Рокфеллер — самый богатый человек в мире.
23 мая 1937 года, за шесть недель до своего 98-летия, Рокфеллер умирает от инфаркта. Но его дело не умрет. Клан Рокфеллеров, который сейчас возглавляет 100-летний внук основателя династии Дэвид Рокфеллер-младший, по сей день остается одним из самых влиятельных семейств в американском бизнесе. Под управлением «Рокфёллер Файнэншл Сервисез» находятся активы на 34 миллиарда долларов, в том числе доли в «Джонсон энд Джонсон», «Делл», «Проктер энд Гэмбл», «Оракл», лидирующих на мировом рынке в своих отраслях.
Начатая Джоном Дэвисоном Рокфеллером революция расчистила путь и для других крупнейших бизнес-игроков нового тысячелетия: мультинациональных концернов «Юнилевер», «Нестле», «Водафон», интернет-гигантов «Гугл» и «Амазон».
Но была ли эта революция делом рук гениального бизнесмена-одиночки? Сам Рокфеллер считал ее скорее неизбежной закономерностью. «Настало время концернов, — сказал он еще в 1917 году. — Индивидуализм остался в прошлом и никогда не вернется».
В 1908 году Джон Дэвисон Рокфеллер опубликовал свои мемуары, которые сразу стали бестселлером. В 1909 году они были переведены на русский язык, а совсем недавно издательство «Альпина Паблишер» выпустило 216-страничный репринт этого издания.