Голливуд с самого своего начала усвоил нехитрую истину: новые истории сочиняет только тот, у кого старых нет. А старых, слава богу, человечество к началу XX века накопило предостаточно - и кинематографисты (и не только голливудские на самом деле) рьяно взялись за экранизации всего на свете, от Толстого до бульварных романов о сыщиках и от Библии до стихов модных поэтов (благо формат немого кино и малая длительность тогдашней «фильмы» вполне располагали к такому ходу). Впрочем, почти до конца 1930-х экранизации считались «низким классом, грязной работой», как сказал бы Остап Бендер. Истинный творец должен был придумать и воплотить идею с начала и до конца, в идеале в чаплинской манере - будучи и сценаристом, и режиссером, и звездой. Удавалось это, конечно, немногим - да не все и стремились. Перенос на экран уже известного зрителю произведения практически гарантировал успех и приличную кассу без особых усилий на предмет творческого переосмысления литературного первоисточника. К тому же действовавший тогда в киноиндустрии кодекс Хейса предписывал весьма щепетильное отношение к языку и поведению киногероев - герои классики, хоть русской, хоть английской, изъяснялись благопристойно; персонажи бульварных романов, как ни парадоксально, тоже с трудом позволяли себе в то время жалкое Goddamn! Авторы треш-чтива в отличие от буйных модернистов заботились прежде всего о продажах, а читатель (как, впрочем, и зритель) тогда был едва ли не более консервативен, нежели цензура.
Правила игры поменялись в 1939 году, когда на экраны вышел фильм Виктора Флеминга «Унесенные ветром». Роман Маргарет Митчелл, по которому была поставлена получившая в общей сложности десять «Оскаров» картина, был опубликован тремя годами раньше и произвел в чопорной Америке времен Депрессии приличный скандал: конечно, Скарлетт О’Хара и Ретт Батлер не изъяснялись языком героев Джойса и не предавались утехам в духе «Тропика рака» Генри Миллера, но, к примеру, нью-йоркское общество противодействия пороку выразило протест против распутного поведения главной героини - подумать только, она была замужем больше одного раза! Остальные претензии были в том же духе, но и этого хватило, чтобы роман запретили в нескольких штатах. И вот эта ужасная безнравственная книга вдруг оказывается первоосновой для блокбастера. Неудивительно, что режиссеры и сценаристы бросились искать вдохновения в текущем литературном процессе. Цензурные ограничения, впрочем, продолжали сказываться: экранизацию того же «Тропика рака» сумели осуществить лишь в 1970-м.
Мешали, однако, не только цензоры и ханжи. Привыкшие к линейному изложению событий режиссеры не знали, с какой стороны подойти к потоку сознания Миллера или Джойса; еще пуще боялись новшеств зрители, желавшие за свои деньги получить внятную историю, а не малопонятную череду призрачных образов. Пришлось дожидаться 1960-х - времени сексуальной революции, свободы выбора и отрицания авторитетов.
Вероятно, первой ласточкой, возвестившей, что мир меняется и рискованные эксперименты больше не у дел отчаянных аутсайдеров вроде Кеннета Энгера, стала «Лолита» Стэнли Кубрика. При всей своей «травоядности» с точки зрения сегодняшнего дня сама идея перенести на экран столь скандальную книгу была в 1962 году на грани кощунства - битлы еще не то что спели про Революцию, но даже не успели толком стать знаменитыми, а она уже началась. В 1967 году кодекс Хейса был упразднен окончательно и бесповоротно - и экранные герои смогли наконец всласть нацеловаться и выражаться языком улицы, а не салона XIX столетия.
Свобода одновременно породила и дефицит оригинальных сценариев - что режиссеры бодро компенсировали обращением к миру книжных новинок. «Ребенок Розмари», «Крестный отец», «Челюсти» и многие другие экранизации тогдашних бестселлеров оказались в результате куда более долгоживущими, чем их литературные первоисточники, - видимо, с тех пор пошло поверье, что из плохих книг часто получается великое кино. Но не только бульварными бестселлерами пробавлялись режиссеры 1970-х. Великий Тарковский перенес на экран «Солярис» великого Лема. Милош Форман обессмертил Джека Николсона в «Полете над гнездом кукушки» по классике нонконформизма Кена Кизи. Британец Кен Рассел экранизировал практически документальных «Луденских бесов» Олдоса Хаксли и сделал один из самых шокирующих, богохульственных и вызывающе красивых в своем непотребстве фильмов в истории кинематографа, «Дьяволы», с Ванессой Редгрейв в роли одержимой сестры Иоанны и абсурдистски-эстетскими декорациями еще не знаменитого Дерека Джармена. Всех перещеголял вообще любивший экранизации Кубрик, умудрившийся попасть под раздачу даже в условиях сильных цензурных послаблений. После выхода на экраны его «Заводного апельсина» (1971) книгу Энтони Берджеса, впервые опубликованную еще в 1962-м, запретили в нескольких штатах Америки, а сам фильм в Великобритании был полностью показан только через 30 лет после мировой премьеры.
Экранизации интеллектуальных бестселлеров на какое-то время вошли в моду, но скоро выяснилось, что для переноса на экран цветущей сложности, царящей в творениях даже самых «читабельных» современных классиков нужна не всем доступная сноровка. «Имя розы» Жан-Жака Анно имеет столь малого общего с романом Умберто Эко, что об этом честно сообщается в прологе к фильму. Жестокий социальный роман «Любимая» нобелевской лауреатши Тони Моррисон вылился в одноименную слащавую мелодраму 1998 года. Разве что Терри Гиллиам, выпустивший в том же году адаптацию гонзо-эпоса Хантера Томпсона «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», сумел выдержать марку. Но на то он и гений...
Ныне же культурный ландшафт оккупирован киноверсиями комиксов и компьютерных игр - так что самый факт экранизации Полом Томасом Андерсоном не кого-нибудь, а Томаса Пинчона, одного из самых сложных американских писателей XX века, иначе как героизмом не назовешь. Впрочем, выбранный Андерсоном роман 2009 года считается литературными критиками «Пинчоном-лайт» - это более или менее доступная история о таинственных исчезновениях людей в Лос-Анджелесе конца 1960-х, густо замешанный на черном юморе детектив из эпохи хиппи и свободной любви. Что ж, лиха беда начало - и если «Врожденный порок» ждет успех, то можно надеяться, что мода на интеллектуальные экранизации еще вернется.
(с) Владислав Крылов