воскресенье, 25 января 2015 г.

А. Дж. Риддл. Ген Атлантиды

А. Дж. Риддл. Ген Атлантиды
Люди, называющие себя Иммари, – живая память о тысячелетиях существования человечества. Нет племени древнее их. Все эти тысячелетия они хранили тайну происхождения своего рода, не открывая ее никому. И все это время искали следы своего древнего заклятого врага, противостояние с которым некогда чуть не уничтожило всех людей на планете, – атлантов, внезапно исчезнувших давным-давно. Но сейчас эти поиски закончились. А вместе с ними подошел к концу и очередной виток человеческой истории – грозя будущему небывалым катаклизмом. Ибо то, что обнаружили Иммари – наследие атлантов, – они хотят обратить на уничтожение всех слабых и неполноценных, неготовых к новому этапу эволюции. Останутся жить лишь те немногие, в ком есть уникальный ген, способный уберечь своего носителя от жуткой смерти и возвысить его над обычными людьми, – ген Атлантиды…

Глава из книги:

Мило перенес фонарь за спину, осветив каменные ступени.

– Уже недалеко, доктор Кейт.

Они спускались по каменной спиральной лестнице, казалось, уже целый час. Женщине пришло в голову, что они уже где-то в сердце горы или на милю ниже монастыря. Мило скакал вниз по ступенькам, размахивая фонарем, как сорванец мешочком сладостей в вечер Хэллоуина, не уставая, ни разу не приостановившись для отдыха. Мышцы ног Кейт уже пылали. Она еще не восстановилась после вчерашних нагрузок и с ужасом думала о возвращении вверх по этой лестнице.

Мило впереди остановился снова, поджидая ее, но на сей раз он стоял на ровной поверхности – большой круглой площадке у основания лестницы. Наконец-то! Отступив назад, он поднял фонарь повыше, осветив деревянную дверь в форме надгробного камня с закругленным верхом.


Кейт остановилась на секундочку, решив, что он снова ее поджидает.

– Пожалуйста, входите, доктор Кейт. Он вас ждет.

Кивнув, доктор Уорнер открыла дверь, за которой обнаружилась тесная круглая комнатка. Стены покрывали карты и полки со стеклянными бутылками, статуэтками и металлическими поделками. Вид у комнаты был… средневековый, будто древняя лаборатория в башне замка, где мог бы работать какой-нибудь Мерлин. И чародей в комнате находился – во всяком случае по виду. За ветхим деревянным столом, читая, сидел старик. Он медленно повернул голову, словно у него болела шея. Азиат, лишившийся волос в незапамятные времена, а такого количества морщин на одном лице Кейт не видела еще ни разу в жизни. Ему запросто может быть больше ста лет от роду.

– Доктор Уорнер. – Голос его прошелестел, как шепот. Встав, он заковылял к Кейт, тяжело опираясь на свой деревянный посох.

– Мистер…

– Здесь нет мистеров, доктор Уорнер. – Старик помолчал. Задача ходить и говорить одновременно была почти непосильна для него. Он спокойно смотрел в каменный пол, ожидая, когда удастся отдышаться. – Зовите меня Цянем. У меня есть нечто для вас. Я семьдесят пять лет ждал, чтобы отдать это вам. Но сперва я должен показать вам нечто. Вы можете помочь мне с дверью? – указал он на деревянную дверцу не более четырех футов в высоту, которую Кейт прежде не приметила.

Открыв ее, доктор Уорнер с облегчением увидела, что коридор за ней куда выше, чем дверной проем. И ждала у двери, пока Цянь проследует мимо нее, останавливаясь каждые пару футов. Сколько же времени уйдет, прежде чем он доведет ее до места?

Выглянув в коридор, Кейт не без удивления обнаружила, что он освещен современными светильниками – короткий, не более пятнадцати футов в длину, упирающийся в каменную стену. Цяню потребовалось несколько минут, чтобы добраться до двери, где он указал на кнопку на стене.

Кейт нажала на кнопку, и каменная стена начала подниматься. Женщина почувствовала, как по ногам в ту сторону потянуло сквозняком. Должно быть, помещение было плотно запечатано.

Она вслед за Цянем вступила в комнату, оказавшуюся удивительно просторной – примерно сорок на сорок футов – и совершенно пустой, не считая большого квадратного ковра в центре пола. В ковре футов тридцать, никак не менее. Поглядев на потолок, Кейт увидела тонкий ажурный полог, накрывающий всю площадь комнаты. Над пологом виднелся еще один такой же, над ним еще – и так далее, сколько видел глаз, будто слои противомоскитной сетки, уходящие к вершине горы. Способ поглощения влаги? Возможно. Но тут Кейт разглядела кое-что еще – крохотные комочки земли и камешки, пойманные тканью.

– Мы защищаем здесь это сокровище, – кивком указал Цянь на ковер. – Наше наследие. Мы заплатили за него дорогой ценой. – Откашлявшись, он продолжил медленно вещать: – Когда я был юн, в мою деревню пришли люди. На них были военные мундиры. В то время я этого не знал, но это была нацистская форма. Эти люди искали группу монахов, живших в горах за моей деревней. Никто не хотел говорить об этих монахах. Я был глуп и невежественен. Эти люди заплатили мне и некоторым другим отрокам за то, чтобы мы отвели их туда. Монахи не испугались этих людей, хотя должны были. Эти люди, в нашей деревне представлявшиеся добрыми, в горах обернулись беспощадными. Они обыскивали монастырь, пытали монахов и в конце концов подожгли гору.

Цянь снова помолчал, чтобы перевести дух.

– Мои друзья погибли, и солдаты обшаривали монастырь, разыскивая меня. А затем разыскали. Один из солдат поднял меня на руки и понес через монастырь в тоннель. Там ждали три монаха. Тот человек сказал им, что я единственный выживший. Он дал мне дневник и сказал, чтобы я оберегал его, пока не придет время. Те три монаха ушли в ту ночь только со мной, в чем были, унося сей гобелен. – Цянь опустил взгляд на грандиозное произведение искусства – какой-то библейский сюжет с богами, героями, чудовищами, небесами, светом, кровью, огнем и водой.

Кейт стояла молча, гадая, какое все это имеет к ней отношение и борясь с желанием сказать: «Выглядит прекрасно, а теперь можно воспользоваться вашим компьютером?»

– И теперь вы гадаете, какое это имеет к вам отношение.

Залившись краской, Кейт дернула головой к плечу.

– Нет, то есть он красивый… – Она отнюдь не кривила душой. Яркостью и живостью цветов гобелен ничуть не уступал фрескам католических церквей, а переплетение нитей придавало изображению объем. – Но человек, с которым я прибыла сюда, – мы с ним в опасности.

– Не только вы с Эндрю.

Прежде чем Кейт успела раскрыть рот, Цянь продолжил неожиданно сильным и звучным голосом:

– Ваш враг – та же самая группа, которая сожгла тот монастырь семьдесят пять лет назад, и та же, что весьма скоро выпустит на свободу немыслимое зло. Это то, что запечатлел гобелен. Чтобы остановить их, нужно понимать это и располагать дневником. Я семьдесят пять лет цеплялся за жизнь, выжидая, уповая, что приспеет день, когда я исполню предначертанное. И вчера, узнав о случившемся в Китае, я понял, что он настал.

Пошарив в рясе, Цянь протянул Кейт хрупкую руку с небольшой книжкой в кожаном переплете.

– Что ты видишь, дитя мое? – указал он на гобелен.

Кейт вгляделась в красочные образы. Ангелы, боги, огонь, вода, кровь, свет, солнце.

– Какое-то религиозное изображение?

– Религия – наша отчаянная попытка постичь собственный мир. И собственное прошлое. Мы живем во тьме, окруженные тайнами. Откуда мы пришли? Каково наше предназначение? Что будет с нами после смерти? Религия также дает нам нечто большее – нравственный кодекс, представления о том, что хорошо и что плохо, руководство по добропорядочности. Как и любое другое орудие, она может быть использована не по назначению. Но сей документ был создан задолго до того, как человек отыскал утешение в своих религиях.

– Как?

– Мы полагаем, что он создан по изустным преданиям.

– Легендам?

– Возможно. Но мы считаем, что это документ, запечатлевший и историю, и пророчество. Образ событий до пробуждения человека и грядущих трагедий. Мы зовем его эпосом четырех потопов. – Цянь указал на левый верхний угол гобелена.

Взглянув в указанном его пальцем направлении, Кейт увидела нагих животных – не людей – в редколесье или африканской саванне, бегущих, спасаясь от тьмы, нисходящей с небес – пелены пепла, удушающего их и убивающего растительную жизнь. Чуть пониже они уже в голой, мертвой пустыне. А потом появляется свет, ведущий их оттуда, и предстатель глаголет дикарям, вручая им чашу, полную крови.

Цянь откашлялся.

– Первая сцена изображает Огненный Потоп. Наводнение, почти погубившее мир, почти похоронившее человека под пеплом и отнявшее у мира все пропитание.

– Миф о Творении, – шепнула Кейт. Все важнейшие религии в том или ином виде повествуют миф о Творении – историю о том, как Бог создал человека по собственному образу и подобию.

– Сие не есть миф. Сие есть исторический документ, – мягким увещевающим тоном, будто наставник или родитель, поведал Цянь. – Заметьте, что люди существовали уже до Огненного Потопа, живя в лесу, как звери. Потоп погубил бы их, но спаситель их оградил. Но он не может всегда быть рядом, чтобы спасать их. И он дает им величайший дар из всех – собственную кровь. Дар, который убережет их.

В голове у Кейт пронеслось: катастрофическое извержение Тоба и Большой Скачок Вперед. Кровь. Генетическая мутация – изменение связей в мозгу, давшая человечеству эволюционное преимущество, которое позволило ему не дрогнуть перед морем пепла, выброшенного супервулканом Тоба семьдесят тысяч лет назад. Огненный Потоп. Может, это он и есть?

Кейт переместила взгляд ниже по гобелену. Следующая сцена выглядела странно. Люди из леса будто преобразились в ниндзя или духов. Облачились в одежды и начали избиение животных. Сцена стала кровавой, ужасы нарастали с каждым дюймом гобелена. Рабство, убийства, войны…

– Сей дар сделал человека умным и сильным, уберег его от вымирания, однако человек заплатил за него огромную цену. Впервые он узрел мир таким, каков тот есть, и узрел окружающие его опасности – исходящие от зверей лесных и от собратьев-людей. Будучи зверем, он жил в блаженном неведении, повинуясь инстинктам, думая только когда приходилось, никогда не видел себя в истинном свете, не тревожился о своей нравственности, никогда не пытался обмануть смерть. Но теперь им стали править его мысли и страхи. Он впервые постиг зло. Ваш Сигизмунд Фрейд очень близко подошел к описанию этих концепций со своими идом и эго. Человек преобразился в доктора Джекила и мистера Хайда. Он сражался со своим животным рассудком, своими инстинктами зверя. Страсть, ярость – как бы сильно мы ни эволюционировали, избавиться от этих инстинктов, нашего животного наследия нам не дано. Мы можем лишь уповать обуздать зверя в себе. А еще человек вожделел постичь собственный пробудившийся рассудок с его страхами, мечтами и вопросами о том, откуда он пришел или каково его предназначение. А более всего он мечтал обмануть смерть. Он строил селения на берегу и вершил несметные злодеяния, дабы заручиться безопасностью, и искал бессмертия в своих деяниях или через посредство какой-нибудь магии или алхимии. Побережье – естественное место для человека; так мы пережили Огненный Потоп. Когда земля была опалена, нашим источником пропитания стала морская живность. Но правление человека оказалось недолговечным.

Кейт оглядела нижний левый угол гобелена: грандиозная стена воды чуть позади колесницы на море, которая вывезла приносящего чашу спасителя из огненного потопа.

– Спаситель возвращается и говорит своим народам, что грядет великое наводнение, и велит подготовиться.

– Что-то знакомое, – заметила Кейт.

– Да. Миф о потопе есть в каждой религии, древней и юной, по всему свету. И потоп – это факт. Около двенадцати тысяч лет назад окончился последний ледниковый период. Ледники таяли. Ось планеты сместилась. Уровень моря поднялся почти на четыреста футов за все это время, порой повышаясь постепенно, а порой вздымаясь разрушительными волнами и цунами.

Кейт изучала образы – города, поглощаемые волнами, тонущие толпы людей, правители и богатеи, стоящие и улыбающиеся водам, а в самом конце – небольшая кучка людей, облаченных в рубища, бредет вглубь суши, к горам, неся какой-то сундук.

Цянь дал Кейт на созерцание гобелена долгую минуту, после чего продолжал:

– Люди пропустили предупреждение о потопе мимо ушей. Человек возобладал над миром – то есть так им казалось. Они были заносчивы и испорчены. Они показывали грядущей катастрофе нос, цепляясь за свои пороки. Некоторые говорят, что Бог наказывает людей за смертоубийство своих братьев и сестер. Одно племя, вняв предостережению, строит ковчег и отступает от моря в горы. Пришедший потоп уничтожает города вдоль моря, оставив только первобытные деревни в глубине суши и рассеянные племена кочевников. Расходится слух, что Бог умер, что человек теперь бог на земле. Что земля принадлежит ему и он может творить что заблагорассудится. Но одно племя сохранило веру. Оно придерживалось лишь одного убеждения – что человек ущербен, что человек не Бог, что дабы стать человеком воистину, надо познать смирение.

– Этим племенем были вы.

– Да. Мы вняли предостережению спасителя и сделали, как он повелел. Мы отнесли Ковчег в горы.

– И этот гобелен был в Ковчеге? – спросила Кейт.

– Нет. Даже мне неведомо, что было в Ковчеге. Но он должен быть реальным; предания о нем живы и по сей день. И предание сие весьма могущественно. Оно невероятно сильно влечет всякого, кто его слышит. Это одно из преданий, коренящихся в душе человеческой. Мы видим, что это правда, как узнаем и различные версии мифа о творении. Эти предания были всегда и всегда будут в наших собственных умах.

– Что случилось с этим племенем?

– Его члены посвятили себя отысканию истины гобелена, постижению допотопного – то есть существовавшего до потопа – мира, открытию, что же произошло. Одна группа думала, что ответы лежат в человеческом сознании, в понимании нашего существования через созерцание и самопостижение. Они стали горными монахами – Иммару, сиречь Светом. Я – последний из Иммару. Но некоторые монахи потеряли терпение. Они искали ответов в миру. Как и мы, они были группой верующих – по крайней мере поначалу. С ходом времени и странствий они мало-помалу утратили веру – в буквальном смысле, обратившись к новому чаянию ответов – науке. Они устали от мифов и аллегорий. Они жаждали доказательств. И начали отыскивать их, но заплатили за это высокую цену. Науке недостает кое-чего очень важного, чем наделяет нас религия – нравственного кодекса. Выживание наиболее приспособленных – научный факт, но это этика жестокости; это образ жизни зверей, а не цивилизованного общества. Законы могут довести нас лишь до определенной черты, и они должны строиться на чем-то – общем нравственном кодексе, возникающем из чего-то. И когда этот нравственный фундамент рушится, рушатся и ценности общества.

– Я не думаю, что нужно быть верующим, чтобы блюсти высокую нравственность. Я ученый, и я не… так уж религиозна… но я – во всяком случае, мне так кажется – человек нравственный.

– Вы также куда умнее и куда чутче, чем огромное большинство людей. Но когда-нибудь они до вас дорастут, и планета будет жить в мире, не нуждаясь в аллегориях или уроках нравственности. Боюсь, день этот куда дальше от нас, нежели все полагают. Я говорю о состоянии дела на сегодня, о массах, а не о меньшинстве. Впрочем, мне не следовало об этом говорить; я проповедую то, что меня интересует, как заведено у стариков, особливо одиноких. Вы, несомненно, угадали, кто были эти монахи, отколовшиеся от Иммару невесть когда.

– «Иммари».

Цянь кивнул.

– Мы полагаем, что примерно в эпоху греков раскольники поменяли свое название на Иммари. Быть может, так поступили, чтобы звучало более по-гречески, дабы их восприняли греческие ученые, совершившие столь много переворотов в нарождающейся сфере науки. Летопись истинной трагедии и истины о том, как эта секта преобразилась навеки, находится в дневнике. Вот почему вы должны прочесть его.

– А как же остальная часть гобелена – два других потопа?

– Эти события только грядут.

Кейт разглядывала вторую половину гобелена. Море, поглотившее мир в Водном Потопе, вливаясь в нижний правый угол гобелена, из синего обратилось в алое море крови. Над морем крови группа сверхлюдей истребляла простой люд. Мир обратился в пустыню; тьма снизошла на землю, и кровь каждого мужчины, женщины и ребенка стекала в алое озеро. Кровавый Потоп. А над сечей герой сражается с чудовищем, убивая его и возносясь в небеса, где дает волю Потопу Света, омывающему мир и освобождающему его. Если окинуть весь гобелен одним взглядом, от черных и серых тонов Огненного Потопа он переходит к синеве и зелени Водного Потопа, потом к алым и малиновым оттенкам Кровавого Потопа и наконец – к белизне и желтизне Потопа Света. Он прекрасен. Пленителен.

– Теперь мне надо отдохнуть, – прервал ее раздумья Цянь. – А вы должны выполнить свое домашнее задание, доктор Уорнер.

А. Дж. Риддл. Ген АтлантидыА. Дж. Риддл. Ген Атлантиды

Электронная книга: А. Дж. Риддл. Ген Атлантиды