Далекое будущее… На космической станции, принадлежащей галактической расе эхайнов, произошла катастрофа. Случившийся поблизости патрульный корабль землян подобрал спасательную капсулу, в которой оказался младенец-эхайн. Было установлено, что генетически эхайны относятся к неандертальцам. Командир патруля Елена Климова узнает, что ее находкой заинтересовался земной Департамент оборонных проектов. Женщина отваживается на нетривиальный шаг. Она уходит в отставку, меняет имя и усыновляет младенца. Теперь его зовут Северин Морозов. Но Департамент не оставил надежды заполучить в свои лаборатории инопланетянина, который почти ничем не отличается от своих сверстников…
Глава из книги:
– Не понимаю, за каким чертом мы это делаем, – проворчал Оберт.
– А мне нравится, – сказал Руссо.
– Мне тоже, – откликнулся де Врисс.
– По вам не скажешь, – усмехнулся Оберт.
– Просто я себя неважно чувствую. Но мне нравится смотреть, как вы все работаете.
– Труд облагораживает, – сказал Руссо. – Мы, историки, все еще придерживаемся гипотезы, что труд превратил древнюю обезьяну в древнего человека.
– Современного человека он превращает в лошадь, – возразил Оберт сварливым голосом.
– Один старинный русский поэт писал: все мы немножко лошади, – заметил де Врисс. – Вам не повредит, если вы станете лошадью чуточку больше остальных.
Оберт прекратил копать и выпрямился, опершись о лопату.
– Вы говорили с доктором? – спросил он деловито.
– Точнее, он со мной. Бедняга Сатнунк уж и не знает, как меня ублажить.
– Так помогите ему. В конце концов, никому не лучше оттого, что вам хуже.
– Недурная антитеза, – улыбнулся де Врисс. Он сидел на пригорочке, подставляя лицо яркому солнцу и бессознательно удивляясь, что оно совершенно не припекает. – Но я действительно не понимаю, что со мной. Я же не медик и не обязан это понимать. А доктор Сатнунк не человек и тоже не обязан…
– Обязан, – веско сказал командор Хендрикс. – Коль скоро он взялся за эту неблагодарную работу – лечить нас, то должен соответствовать. Ничто не мешает ему обратиться за помощью к земным специалистам.
– Я предлагал, но он боится, – пояснил де Врисс.
– Чего же? – засмеялся Оберт.
– Что зловредные земные спецслужбы тотчас же спеленают его по рукам и ногам, заточат в каземат и нечеловеческими… то есть, конечно, неэхайнскими… пытками выведают у него Самый Страшный Секрет Эхайнора.
– Это какой? – удивленно дернув себя за бороденку, осведомился подошедший Ниденталь.
Оберт посмотрел на него как на идиота, но промолчал.
– Наше местонахождение, – ответил Руссо.
– Глупости, – проворчал командор Хендрикс.
– Вот именно, – согласился де Врисс. – Приходится все сваливать на старые раны. Ничего, если я лягу? – Стиснув зубы от внезапной боли в груди, он медленно опустился на травку. – А ведь доктор Сатнунк даже мог бы прихватить с собой пару-тройку наших специалистов с надлежащим диагностическим оборудованием!
– И вообще им стоило бы договориться с Федерацией о нашем медицинском обслуживании, – оживился Оберт. – Мы оставались бы в заложниках, но у эхайнов перестала бы болеть голова о нашем здоровье.
– А у нас перестало бы болеть все остальное, – подхватил Руссо.
– Могли бы организовать визиты родственников, – ввернул Ниденталь. – Я читал, в прежние времена в местах заключения такое полагалось.
– А на уик-энды и праздники нас отпускали бы домой, – прибавил Оберт.
– Такое тоже полагалось, – с серьезным видом кивнул Руссо. – Но не повсеместно, а только в самых цивилизованных на ту пору странах.
– А еще… – начал было Оберт, но командор Хендрикс остановил его жестом.
– На отдых нам положено десять минут, – сказал он. – Из них добрую треть мы стоим и ржем, как последние глупцы.
– Отчего же последние… – промолвил Руссо в сторону.
– Извините, командор, – смутился Оберт. – Но ведь кое-кто хотел поведать нам кое-что любопытное.
– Не кое-кто, а я, – сказал Ниденталь. – Постараюсь быть лапидарным.
– Каким?! – не понял де Врисс.
– Очень кратким, – поморщился Ниденталь. – И если меня не станут перебивать…
– Никто не станет, – обещал командор Хендрикс. – А кто рискнет, того я отправлю дальше копать лунки.
Проходившая мимо с корзинкой рассады Клэр Монфор улыбнулась им и спросила:
– Что это вы тут секретничаете?
– Кто, кто секретничает?! – вскричал Оберт. – Да мы открыты, как просторы небес!
– У вас у каждого на лице написано, – сказала Клэр.
– Что именно, дорогая? – спросил Руссо.
– Ну что-то вроде: «Я – член тайного общества и замыслил ужасное», – ответила женщина.
Когда она, провожаемая гробовым молчанием, удалилась на достаточное расстояние, де Врисс поинтересовался:
– Вы по-прежнему намерены держать наших женщин в неведении?
– Это не обсуждается, – отрезал командор Хендрикс. И тут же счел необходимым добавить: – Если у нас вдруг возникнет некий план… не стану загадывать наперед, какой именно… в колонии достаточно мужчин, чтобы его воплотить. В конце концов, это мужское дело.
– Еще минута долой, – проговорил Ниденталь, ни к кому специально не обращаясь.
– Ну так начинайте, Франц, – сказал Оберт. – Хотя сразу оговорюсь: в домыслы о нашем дискретном бытии я не верю.
– Хорошо, – сказал тот со вздохом. – Буду краток. Очень краток. – Не обращая внимания на смешки, он продолжил: – Кто-нибудь видел за последние дни человека по имени Хоакин Феррейра?
– А кто это? – спросил де Врисс.
– Один из пассажиров, – сказал командор озадаченно. – Я даже его помню – он еще поразил меня своим обликом.
– Что в нем было такого удивительного? – спросил де Врисс.
– Среди довольно-таки бледнокожих европейцев он выделялся своим интенсивным тропическим загаром. У него были пышные черные усы…
– И от него было много шума, – промолвил Оберт. – И весь он был такой… ажитированный. Чересчур энергично жестикулировал, громко смеялся.
– А еще при разговоре потешно таращил глаза, – добавил командор Хендрикс. – И надувал щеки.
– То есть разнообразно пытался выглядеть объемнее и солиднее, чем есть на самом деле, – пояснил Оберт. – Как многие люди невысокого роста и с завышенной самооценкой.
– Я не помню, – сказал де Врисс удрученно.
– Это-то и странно, – заметил Ниденталь. – Кого бы я ни спросил, либо не помнят, либо давно не видели.
– Это же легко проверить, – сказал командор.
– Уже, – сказал Руссо. – Франц поделился со мной, и я взял на себя ответственность… Например, заглядывал к нему в окно. В комнате идеальный порядок, постель слегка примята, на столе кружка с водой, цветы на подоконнике вполне живые. Такое впечатление, что хозяин только что отлучился и вот-вот вернется.
– Может быть, он был в душевой, – предположил командор Хендрикс.
– Его там не было вовсе, – поморщился Руссо. – Иначе, учитывая его темперамент, постель выглядела бы не смятой, а скомканной. И на полу что-нибудь валялось. Вот у вас, командор, при всей вашей любви к порядку, всегда что-нибудь да валяется.
– Думаете, он умер? – мрачно спросил командор Хендрикс.
– Думаю, вам стоит спросить об этом Ктелларна, когда он придет в гости, – сказал де Врисс.
– Нет, – возразил Оберт. Все посмотрели на него. – Ни в коем случае. Они хотят, чтобы мы не знали, что случилось с этим человеком. Пускай продолжают хотеть дальше.
– Но я тоже хочу знать, что с ним случилось, – сказал командор. – Черт знает что! Потеряли человека… В чьей он был группе?
– Думаю, ни в чьей, – сказал Ниденталь. – Идея с группами возникла после того, как он исчез.
Это была одна из удачных придумок командора: разбить все население поселка на группы по десять человек, по числу пальцев на руках, назначить старшего и благодаря этому иметь полную картину происходящего с пассажирами «Согдианы». Были и неудачные, но поскольку их никто не воплощал в жизнь, они скоро забывались.
– Черт знает что, – повторил командор сердито. – Как я мог?!
– Вы же не Ниденталь, чтобы помнить обо всем, – сказал Руссо.
– А мне и не нужно помнить обо всем…
– Когда мы определимся, есть ли у нас планы или нет, – сказал де Врисс и посмотрел в сторону Клэр Монфор, которая на дальнем конце делянки высаживала в лунки свою рассаду, – когда мы на что-то решимся, у вас будет возможность задать все вопросы.
– А у нас есть планы? – спросил Оберт.
– И, кстати, у нас есть время? – в тон ему откликнулся Руссо.
– Ни того, ни другого, – промолвил командор. – Давайте расходиться и думать. А то наш добрый капрал Даринуэрн начинает нервничать.
– Пускай нервничает, – криво усмехнулся Оберт. – У него работа такая. Впрочем, пойдемте уже копать эти чертовы лунки.
– Вы же сами просили устроить всем какое-нибудь занятие на свежем воздухе, – пожал плечами командор. – Чтобы не спятить от праздности и одиночества. Эхайны нашли нам такое занятие…
– Я удивлен, – вдруг сказал Ниденталь.
– Чем именно? – с живым интересом спросил де Врисс.
– Что у нас нет планов.
– Видите ли… – начал командор.
– Ведь нам постоянно шлют сигналы, – продолжал Ниденталь, – а мы делаем вид, что нас это не касается.
– Какие, к дьяволу, сигналы?! – сдавленным шепотом вопросил Оберт.
– Ну как же! – удивился Ниденталь. – Можно сказать, открытым текстом!
– Сейчас не лучшее время для интриг, – сказал Руссо. – Со мной вы могли бы поделиться заранее…
– Это не интриги, – сказал Ниденталь обиженно. – Вот еще! Да я постоянно вижу эти сигналы. Вначале, почти два года назад, в сериале, который так любит наша молодежь, на тридцатой минуте двенадцатой серии на стене дома, где живет протагонист, появились тангутские иероглифы. Они были совершенно не к месту, выглядели так, словно кто-то стряхнул здесь кисть с краской…
– Вы сумели их прочесть? – недоверчиво спросил командор.
– Конечно. Я могу прочесть надписи на всех живых и восьмидесяти двух мертвых языках. И говорить на сорока пяти живых…
– Ниденталь, я вас сейчас придушу за ваше тщеславие, – процедил сквозь зубы Руссо. – Почему вы даже мне об этом не сказали?!
– Потому что я думал, что все видят эти сигналы.
– Что там было написано, мать вашу? – спросил Руссо.
– Примерно следующее: «Дайте нам знать».
– Что мы должны дать знать? – нахмурился командор Хендрикс. – И, главное, кому?
– Так вот, – сказал Ниденталь. – В следующей серии эта же надпись появилась в заголовке новостей, которые смотрела на большом видеале одна из девушек сериала. Но на двадцатой минуте и русскими буквами.
– Та же самая? – переспросил де Врисс.
– Только по-русски, – кивнул Ниденталь. – Мне не составило труда экстраполировать ситуацию, и я не ошибся. На десятой минуте очередной серии какой-то случайный прохожий обратился к главному герою со словами: «Эраман-ро!» Тот еще, помнится, слегка удивился, но не придал значения и продолжал болтать со своей девицей. – Он помолчал. – Видимо, вы тоже не придали значения.
– Ну еще бы, – сказал Оберт.
– А, между прочим, было сказано: «Дайте нам знать!» на ломаном айнском языке.
– Что, есть такие языки? – спросил де Врисс недоверчиво. – Тангутский… айнский…
– Есть, – вздохнул Ниденталь. – А еще грузинский. На первой минуте новой серии. Красивая такая вязь на борту одного из гравитров, что опустился рядом с аппаратом нехорошего парня. Потом еще старовьетнамская письменность «тьы ном», иврит, катакана, азбука Морзе… – Он вдруг встрепенулся. – Если бы мы все знали азбуку Морзе или хотя бы шифр Полибия, он же «тюремная азбука», то могли бы постоянно общаться хотя бы даже и в присутствии эхайнов!
– Пижон, – сказал Руссо с неудовольствием.
– Выводы! – потребовал командор. – И быстрее, Франц, вы же аналитик!
– Извольте. Эти надписи – сигналы, адресованные нам. Они возникают в каждой серии однажды и на минутах, кратных десяти, в убывающей последовательности. Они закодированы средствами земных языков, которые не являются родными ни для одного из нас. Я убедился несколько раз, что это правило соблюдается. Экзотические языки выбраны в рассуждении, что среди эхайнов не найдется ни одного специалиста по земной лингвистике.
– Но ведь и среди нас нет лингвистов, – вставил Оберт.
– Вот сейчас-то я почти уверен, что все делалось в расчете на меня, – сказал Ниденталь упавшим голосом. – Мне как-то и в голову не пришло, что эти сигналы могу прочесть только я. Я что, один это видел? Простите…
– Удовлетворение тщеславия – наивысшее наслаждение для людей, – ядовито проговорил Руссо, – но возможно оно лишь через сравнение себя с другими. Шопенгауэр.
– Будет вам, – сказал Оберт. – Как беден был бы человеческий дух без тщеславия! Ницше. Выводы, коллега Ниденталь, выводы! К нам уже идут…
– Это обратный отсчет, – сказал тот печально. – Он повторяется с постоянной периодичностью. И в День Ноль, то есть в день, совпадающий с сигналом на первой минуте серии, от нас ждут каких-то ответных действий.
– Не каких-то, – сказал де Врисс, страдальчески морщась. – А ответного сигнала. Чтобы знать, куда прийти на помощь. Информационные перехваты, право на просмотр которых эхайны любезно позволяли нам выигрывать, наверняка были нафаршированы сигналами. Отель «Тайкунер-Маджестик»… этот сериал дурацкий… Все это время спасатели висели в открытом пространстве на расстоянии броска от всякого эхайнского обитаемого объекта и ждали от нас хотя бы малейшей поддержки. А мы бездарно хлопали ушами. Лунки, изволите видеть, выкапывали для цветочков…
– Простите, – повторил Ниденталь, нахохлившись.
– Вы ни при чем, Франц. Вы обычный самодостаточный феномен, что с вас взять.
– Я обычный больной, – возразил тот. – Только недуг у меня особенный. И, чтобы уж у всех было скверное настроение, а не только у меня – в той серии, что вы, херр Оберт, выиграли у капитана вчера, сигнал был на десятой минуте.
Оберт окинул его медленным задумчивым взглядом.
– Я начинаю вам завидовать, – промолвил он. – Помнить все! Просто здорово. Должно быть, с вашими воспоминаниями вы никогда не испытываете одиночества.
– Еще бы, – хмыкнул Ниденталь. – До одиночества ли в окружении старинных металлических стеллажей с пыльными амбарными книгами в три ряда?!
– Получается, нам осталось дней пять, чтобы на что-то решиться? – спросил де Врисс.
– Получается так, – подтвердил Ниденталь.
– Я, конечно, не слишком верю в эту заумь, – сказал Оберт в некоторой растерянности. – Но что же мы теперь станем делать?
– Расходиться, – ответил командор Хендрикс. – Причем быстро. И думать, господа, думать!
– Ах, да, – сказал Оберт. – Вы это уже говорили. Кстати, добрый вечер, господин капрал!
– Я вас приветствую, – сумрачно откликнулся подошедший капрал Даринуэрн. – Что происходит? Почему вы постоянно нарушаете правила? Вам это доставляет удовольствие?
– Нисколько, – ответил Оберт. – Правила нужно соблюдать. Они придают нашей жизни иллюзию реальности.
– Что вы имеете в виду? – спросил Даринуэрн с подозрением.
– Не сердитесь, господин капрал, – сказал де Врисс. – Я почувствовал себя нехорошо, и друзья пришли мне на помощь.
– Тогда вам следует немедленно вернуться в свой дом, – строго сказал Даринуэрн. – И я, как обычно, приглашу доктора.
Он знаком подозвал привычно безмолвствующих громил из своего эскорта. Так же без единого звука те сцепили пальцы рук, соорудив нечто вроде висячей скамейки.
– Прошу вас, господин первый навигатор, – пригласил Даринуэрн.
– Не проще ли вызвать какой-нибудь транспорт? – спросил Руссо.
– Вы же знаете, – сказал эхайн. – Использование транспортных средств, равно как и других высокотехнологичных устройств, на территории поселка запрещено.
– Да, разумеется, – промолвил Оберт. – Вдруг мы попытаемся их захватить!
– Дирк! – одернул его командор Хендрикс.
– И вообще, – сказал капрал Даринуэрн, – время позднее, на сегодня развлечений достаточно. – И он зычно возгласил: – Оставьте инвентарь на поле и возвращайтесь в свои дома, досточтимые господа и дамы!
Де Врисс в это время трясся на руках у эхайнов, испытывая громадную неловкость от своей слабости и одновременно из последних сил одолевая приступы тошноты. «Не хватало еще осрамиться перед потенциальным противником», – думал он сконфуженно…
Вечером де Врисс не смог подняться на ужин. Вызванный капралом доктор Сатнунк застал его лежащим почти без чувств.
– Что же с вами происходит, господин первый навигатор? – спросил доктор. За отсутствием практики у него был жуткий акцент, хотя слова он подбирал достаточно точно. – Чем же вы больны?
– Я не болен, – не размыкая губ, прошептал де Врисс. – Я умираю.
 | Евгений Филенко. Вектор атаки |
Электронная книга: Евгений Филенко. Вектор атаки