В 1811 году Лондон был потрясен убийствами на Рэтклифф-хайвей, где в течение недели подверглись зверской расправе две семьи. Почти полвека спустя в город возвращается Томас Де Квинси, ярко описавший эту трагедию в своем эссе "Убийство как одно из изящных искусств".
Через несколько дней после его прибытия еще одну семью постигает такая же ужасная смерть. Складывается впечатление, что кто-то вдохновился книгой и пользуется ею в качестве руководства к действию. Подозрение падает на самого Де Квинси. С помощью своей дочери Эмили и двух детективов Скотленд-Ярда он должен узнать правду, прежде чем прольется еще больше крови, и остановить убийцу, жестокостью соперничающего с самим Джеком Потрошителем.
Глава из книги:
В первые годы семнадцатого столетия игра с клюшкой и мячом, известная как пэлл-мэлл, получила такое распространение в районе Вестминстер, что в честь нее была даже названа улица. К 1854 году улица Пэлл-Мэлл, расположенная к северу от парка Сент-Джеймс, приобрела несколько иную репутацию. Здесь разместился целый ряд роскошных клубов английских джентльменов, где люди одного круга и одинакового мировоззрения могли покушать, выпить бокал-другой, выкурить хорошую сигару, насладиться тишиной и покоем библиотеки и даже найти себе на время свободную комнату. И если некоторые джентльмены приходили сюда, чтобы отдохнуть от семей, большинство все же привлекали азартные игры.
Существовали клубы для сторонников тех или иных политических партий, религиозных групп, актеров, писателей, художников; практически на любой вкус — лишь бы их члены согласны были заплатить двадцать гиней в качестве вступительного взноса, а потом ежегодно уплачивать по десять гиней. То, что членство в клубах оценивалось именно в гинеях, служило свидетельством их исключительности. Если в свое время гинеи имели хождение в качестве полноправных монет, то теперь они использовались только при выплате гонораров за оказанные профессиональные услуги да как форма оплаты за предметы роскоши. И если человек просил гинею, ему вручали две монеты: один фунт и один шиллинг — чтобы подчеркнуть, что гинея (хотя такая монета уже не находилась в обращении) стоит дороже фунта.
В общей сложности на улице Пэлл-Мэлл разместилось ни много ни мало четыре сотни клубов на самые разные вкусы. Как следствие, отдельным клубам нетрудно было соблюдать анонимность и избегать внимания к себе со стороны соседей. Кроме того, джентльмены, не желавшие, чтобы кто-то видел, как они приезжают в клуб или покидают его, могли воспользоваться занавешенными проходами, протянувшимися от проезжей части до входа в некоторые клубы. Подъезжала карета, ее пассажир нырял в такой проход, карета отъезжала, и ни одна живая душа на улице не могла определить личность прибывшего.
В два часа пополудни в понедельник ничем снаружи не примечательная карета (хотя внутри она выглядела весьма роскошно: там имелись ящички с сигарами и несколько бутылок бренди) отъехала от Королевского аграрного клуба и влилась в непрерывный поток экипажей на Пэлл-Мэлл-стрит. Над входом в клуб висела табличка «Закрыто на ремонт».
В задрапированном проходе стояли трое мужчин: лорд Палмерстон, глава его службы безопасности полковник Бруклин и один из людей Бруклина. Последний остался в проходе наблюдать за улицей, а полковник приблизился к человеку, одетому в форму швейцара, который на самом деле также входил в команду, охраняющую лорда.
— Ничего необычного не замечено, — доложил он Бруклину.
Полковник прошел в помещение клуба, осмотрел холл, отделанный полированным мрамором, и оценил стратегические позиции, которые заняли два других его агента. Оба поочередно кивнули, давая понять, что ситуация находится под контролем. Кроме них, в холле никого больше не было.
— Все готово, ваша светлость, — сказал Бруклин.
Палмерстон вошел в холл и прошествовал мимо пустующей конторки — клерку строго-настрого велено было остаться сегодня дома.
Слева дверь с витражами вела в бар, а прямо по ходу призывно манил к себе ресторан. Однако Палмерстон и Бруклин повернули направо и поднялись по мраморной лестнице. Невзирая на возраст и крупное телосложение, Палмерстон двигался уверенно, как человек, сознающий полноту своей власти.
Лорд решительно зашагал по коридору и остановился возле второй двери по правую руку. Подошел полковник и постучал особым образом: трижды, а потом еще раз.
Дверь открылась, и на пороге возникла симпатичная молодая женщина в соблазнительном платье.
— Благодарю вас, полковник, — произнес лорд. — Возвращайтесь через полтора часа.
— Слушаюсь, ваша светлость.
Палмерстон улыбнулся женщине, прошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
Слабость лорда Палмерстона в отношении женского пола была настолько хорошо известна, что слухи о его любовных приключениях ходили не только среди высшего света, но распространились повсеместно, и со временем его страсть сделалась предметов скабрезных шуток даже среди лондонской черни. «Таймс» наградила его титулом «господин Купидон».
Сам Палмерстон всячески поддерживал эту репутацию, поскольку она служила ширмой для некоторых его занятий. Женщина, впустившая лорда в комнату, — завербованная полковником Бруклином актриса — не таилась и позволила всем желающим проследить, как она входит в задрапированный проход Аграрного клуба. Бруклин не сомневался, что клуб находится под наблюдением. Таким образом, появление в мужском клубе, да еще закрытом на ремонт, смазливой актрисы должно было стать убедительным объяснением для появления здесь же пятью минутами спустя лорда Палмерстона. Даже люди полковника находились в неведении относительно настоящей причины приезда сюда государственного мужа. Если неведомый, но явно недружественный наблюдатель опознает актрису — что ж, тем лучше, ибо это только укрепит репутацию Палмерстона как любителя экзотических красоток.
Лорд запер дверь и отвесил актрисе едва заметный поклон.
— Вы в порядке?
— Спасибо, ваша светлость, все хорошо.
— У вас есть чем занять себя?
— Да, у меня с собой сценарий новой пьесы, который надо выучить.
— В нем много крови?
— Да, ваша светлость. Там есть удар кинжалом в пруду и два взрыва.
— С нетерпением буду ждать премьеры.
Палмерстон оставил актрису в гостиной, а сам прошел в спальню. Он запер дверь и отодвинул в сторону гардероб, за которым оказалась лестница, ведущая на следующий этаж.
Поднявшись по лестнице, лорд вошел в комнату, в которой стоял длинный стол. За ним сидели шестеро мужчин, но трое с каждой стороны. Все были одеты в грязную рабочую одежду. Прибыли они поодиночке около семи утра и проникли в здание незамеченными через вход для слуг. С собой они принесли сумки с инструментами — любой сторонний наблюдатель решил бы, что это рабочие, нанятые проводить в здании ремонт, о котором гласило объявление над входом.
— Андре, со времени нашей последней встречи ты похудел.
Человек, к которому обращался Палмерстон, на самом деле был англичанином, но лорд предпочитал называть его на французский манер.
— Но не от болезни, ваша светлость.
— Конечно нет. У тебя ведь новая подружка.
Андре выглядел озадаченным.
— Ее зовут Анжелика, — сообщил Палмерстон. — Ей двадцать лет. Она из Реймса. Любит танцевать. Отец — краснодеревщик.
— Ваша светлость, я очень внимательно слежу за тем, что ей говорю. Она — часть моего прикрытия и не посвящена в мои секреты.
— Не нужно тревожиться. Я убежден, что она не представляет для нас угрозы. Я упоминаю такие подробности, просто чтобы подчеркнуть: хоть мы и встречаемся только дважды в год, я ежедневно думаю о каждом из вас.
— Ваша светлость, — быстро произнес англичанин, который тем не менее называл себя Джованни, — если вы слышали, будто я пью, то знайте: я притворяюсь и на деле выпиваю не так много. Это нужно, чтобы итальянские власти не воспринимали меня всерьез.
— Мне это известно, — кивнул Палмерстон. — Ни в одном из вас я не разочарован.
Присутствовавшие за столом заметно расслабились.
— Я верю, что вы меня не подведете. И я действительно всегда о вас помню.
Палмерстон по очереди обвел взглядами всю шестерку, подолгу всматриваясь в каждого. Выглядел он донельзя величественно — не приходилось удивляться тому, что этот человек на протяжении многих лет занимал посты секретаря по военным делам, секретаря по иностранным делам и главы министерства внутренних дел.
— Мы собираемся раз в шесть месяцев и убеждаемся, что связь наша крепка. Мы смотрим друг другу в глаза и понимаем, что я могу рассчитывать на вас, а вы всецело можете полагаться на меня. Это так? Я могу рассчитывать на вас?
— Вы же знаете, что можете, ваша светлость, — заверил лорда Нильс.
— Ансельмо, Вольфганг, Михаил?
Палмерстон снова использовал имена, под которыми британские агенты работали каждый в своей стране.
— Ваша светлость, вы можете мне полностью доверять, — подтвердил Михаил. — Наша миссия — единственное, что для меня важно.
Остальные решительно закивали.
— А теперь докладывайте.
Один за другим агенты отчитались в проделанной работе.
— Что ж, я воодушевлен.
— Спасибо, ваша светлость.
— Говорите, какая вам требуется помощь.
— Нужно еще оружие, патроны, взрывчатка и печатные станки, — сказал Вольфганг. — Не говоря уже об алкоголе для толпы, чтобы можно было ею управлять.
— И во сколько все это обойдется?
— Двадцать тысяч фунтов.
Остальные пятеро также определились с необходимыми затратами, соответственно, во Франции, Испании, Италии, Дании и России.
— Указанные суммы вы получите по обычным каналам, — сказал Палмерстон, понимавший неизбежность столь огромных расходов.
— Слышал я, что королева снова беременна, — заявил Андре.
— Нет, — ответил лорд, — хотя я уверен, что она не собирается останавливаться. Восьми детей для нее недостаточно. Ее величество хочет иметь еще больше отпрысков и намеревается связать всех своих детей узами брака с членами королевских семей Европы. Она надеется таким образом обезопасить Британскую империю от угроз со стороны европейских держав. Она мечтает стать бабушкой для всего континента. Но на это уйдут долгие годы. И еще ее величество наивно полагает, что кровные узы могут уберечь от конфликтов. Наш метод более надежен. Тысяча восемьсот сорок восьмой доказал нашу мудрость. Дестабилизация обстановки в Европе — единственный способ защитить империю.
Тысяча восемьсот сорок восьмой год. Пропасть между богачами и бедняками стала настолько непреодолимой, что почти по всем государствам Европы прокатилась волна революций.
Потрясения начались с Франции, в которой до сих пор ощущались последствия самой первой и чрезвычайно кровавой революции 1789 года. В 1848 году страна была охвачена настоящей гражданской войной, которая привела в итоге к падению недавно реставрированной монархии. Затем революционное безумие прокатилось по итальянским и германским государствам, захватило империю Габсбургов, Бельгию, Швейцарию, Данию и Польшу. В большинстве случаев все быстро возвращалось на круги своя и аристократия снова становилась у власти. Однако целых шесть лет представители правящего класса во всех европейских державах жили в перманентном страхе.
Великобритания являлась одной из немногих стран, которые не испытали ужаса революции, и в результате смогла занять ведущие позиции в мире, став фактически сильнейшей державой на земном шаре. И только узкий круг посвященных был осведомлен о том, что постепенное продвижение лорда Палмерстона по служебной лестнице — с поста секретаря по военным делам в кресло секретаря по иностранным делам, а затем в кабинет министра внутренних дел — позволило ему создать широкомасштабную сеть провокаторов, которые подстрекали рабочих на континенте восставать против богатых хозяев. Удерживая европейские государства в состоянии постоянных волнений, он обеспечивал владычество Британской империи.
Как лорд и говорил своим тайным агентам: «Дестабилизация обстановки в Европе — единственный способ защитить империю».
Но, несмотря на кажущуюся непоколебимую уверенность в себе, лорд Палмерстон понимал, что зашел, возможно, слишком далеко. Разбуженный им революционный дух не мог удержаться на одном только континенте и перекинулся на саму Англию. В том же 1848 году сто пятьдесят тысяч участников рабочего движения, получившего название чартизма, собрались в Лондоне к югу от Темзы на Кеннингтон-Коммон, невдалеке от Воксхолл-Гарденс. Они намеревались двинуться маршем к парламенту и потребовать введения ежегодных выборов, всеобщего избирательного права для всех жителей Англии, а также осуществления возможности быть избранным любому, кто не владеет имуществом.
Опасаясь возможных непредсказуемых последствий, Палмерстон призвал сто пятьдесят тысяч констеблей — по одному на каждого чартиста, — которые должны были обеспечивать порядок. Мосты через Темзу были блокированы армейскими частями. В конце концов чартисты согласились, что лишь несколько их представителей перейдут через реку и вручат петицию правительству. Государственные мужи обещали ее рассмотреть, но в конечном счете так ничего и не сделали. Чартисты разъехались по домам в разных графствах, и кризис миновал.
Однако Палмерстон понимал, что все могло обернуться куда как хуже — и виной тому демон, которого он сам же и сотворил.
Лорд Палмерстон спустился по потайной лестнице, подвинул на место гардероб, пересек спальню, отпер дверь и улыбнулся сидевшей в гостиной очаровательной молодой актрисе.
Девушка оторвала взгляд от сценария новой мелодрамы, включавшего в себя удар кинжалом в пруду и два взрыва, и с улыбкой спросила:
— Вы со мной закончили, ваша светлость?
Палмерстон поглядел на карманные часы и вздохнул:
— К сожалению.
— Всегда к вашим услугам, ваша светлость.
— Вы так очаровательны.
В дверь постучали — три раза, потом еще один. Палмерстон посмотрел в глазок и открыл дверь. В коридоре стоял Бруклин.
— Полтора часа. Полковник, вы, как всегда, пунктуальны.
Палмерстон в сопровождении телохранителя прошествовал по коридору мимо одного из людей Бруклина, стоявшего наверху мраморной лестницы, и спустился в роскошный холл. В это же время на самом верхнем этаже переодетые рабочими агенты лорда покинули потайную комнату для встреч и принялись делать вид, будто ремонтируют помещения клуба. На закате они должны были незаметно покинуть здание через вход для слуг. Наутро сюда прибудут другие рабочие — уже настоящие.
— Полковник, в сорок восьмом вы находились в Индии, — сказал Палмерстон, когда они спускались по лестнице. — Туда дошли известия о том, что в Лондоне едва не случился бунт?
— Вы имеете в виду восстание чартистов, ваша светлость? Да, беспокойное было время. Мы ежечасно ожидали, что туземцы также попытаются устроить заварушку.
Они вышли из клуба, миновали агента, одетого швейцаром, и направились через закрытый проход к дожидавшейся их разноцветной карете.
— Вы вызвали другой экипаж? — спросил Палмерстон.
— Да, ваша светлость, я решил принять дополнительные меры предосторожности. Кто бы ни следил за вами, он вполне мог продолжить преследование той кареты, надеясь, что она вернется сюда за вами. Это было бы надежнее, чем дожидаться вашего возвращения здесь с риском быть обнаруженным.
— Вы подозреваете, что за мной следят?
— Я всегда предполагаю худшее, ваша светлость.
Бруклин и агент, охранявший проход, прикрыли с обеих сторон Палмерстона, когда он садился в экипаж, чтобы никто не смог опознать лорда. Напоследок, перед тем как самому забраться в карету, полковник внимательно осмотрелся по сторонам.
Он выискивал наиболее очевидный признак слежки — человека, который не двигается посреди колышущегося людского моря лондонских улиц. Сегодня это не представляло особого труда, так как народу было меньше обычного для этого времени суток. Взволнованные горожане торопились поспеть домой до наступления темноты, до того, как произойдет новое убийство.
Бруклин уселся напротив лорда в богато убранном салоне, и карета тронулась среди прочих экипажей по Пэлл-Мэлл. Лошадьми правил один из людей полковника, второй сидел рядом на облучке.
— Ваша светлость, вы ведь не просто так вспомнили про чартистское восстание?
— Оно случилось всего шесть лет назад, и воспоминания еще свежи. Единственный раз, когда, на моей памяти, люди были охвачены таким же страхом, — это после убийств на Рэтклифф-хайвей несколько десятилетий назад. После субботнего убийства ужас вернулся на лондонские улицы. Мы должны сделать все возможное, чтобы остановить его.
— Поверни налево, на Мальборо-роуд, — велел Бруклин кучеру.
— Но эта дорога не ведет к моему дому, — возразил Палмерстон. — Я должен успеть на прием, который леди Палмерстон организовала для премьер-министра. Нам нужно было повернуть направо, на Сент-Джеймс-стрит.
— Это предсказуемый путь, ваша светлость. Из соображений безопасности лучше будет поехать той дорогой, на которой нас не ждут.
— Да что за «соображения безопасности»? Вы ждете неприятностей?
— Вы сами говорили, ваша светлость, что «ужас вернулся на улицы». Как глава министерства внутренних дел, вы можете оказаться объектом недовольства со стороны человека, который считает, что вы недостаточно работаете, чтобы на улицах было безопасно. — При этих словах Бруклин не смотрел на Палмерстона, а сосредоточил внимание на окошках и внимательным взглядом изучал улицу с обеих сторон. — Я не могу изменить место вашего жительства или работы, но мне под силу изменить маршрут, которым вы пользуетесь.
Карета оставила слева Букингемский дворец и свернула направо, на Конститьюшен-хилл.
— Меня мало утешает тот факт, что на этой улице на жизнь ее величества было совершено шесть покушений, — заявил Палмерстон.
— Это потому что она живет здесь, ваша светлость. Но никто не может ожидать, что вы выберете этот путь, чтобы попасть домой.
— Четыре года назад кто-то напал на ее величество и попытался размозжить ей голову тростью возле моего дома — тогда им владел лорд Кембридж, кузен королевы.
— Я уже говорил вам, ваша светлость, я могу изменить маршрут, но не место вашего проживания.
Они свернули направо к арке Веллингтона и выехали на улицу Пикадилли, где находился особняк Палмерстона. В свое время здесь была сельская местность. Один портной, сколотивший состояние на продаже модных тогда жестких воротничков с зубчатыми краями, стягивающихся по краям шнурком (они носили название «пикадилы»), возвел себе здесь особняк, Пикадилли-холл, название которого вскоре закрепилось и за всеми окрестностями. Следом были построены и другие дома. Ставший престижным район находился прямо напротив Грин-парка, известного своими великолепными фейерверками по случаю праздников.
Карета уже приближалась к укрепленным воротам, за которыми подъездная дорожка вела полукругом к особняку Палмерстона. Бруклин продолжал наблюдение за улицей и вовремя заметил появившегося из парка мужчину.
Человека этого нельзя было не заметить — так целенаправленно шагал он через проезжую часть. Его взгляд был устремлен прямо на карету лорда, больше ничего вокруг он не видел, и движущиеся по улице экипажи были вынуждены резко тормозить, чтобы не задавить странного человека. Лошади протестующе ржали и вставали на дыбы.
В правой руке мужчина держал револьвер.
— Ваша светлость, ложитесь на пол!
— Что?
— На пол, ваша светлость! Немедленно!
Полковник узнал в револьвере «кольт нэви» модели 1851 года и быстро припомнил основные его характеристики: магазинное оружие, стреляет пулями тридцать восьмого калибра, каждая из которых начинена 280 гранами пороха.
Мужчина приближался.
Одна створка ворот медленно открывалась.
— Форстер! — крикнул полковник кучеру. — Вместе с Уитменом проводите его светлость до дома! Я отвлеку этого парня!
Карета подъехала ближе к неспешно открывающимся воротам.
Бруклин выскочил из экипажа.
— Стойте! — крикнул он мужчине с револьвером и поднял руки, демонстрируя мирные намерения и одновременно делая шаг вперед.
Мужчина неумолимо приближался.
— Вы опоздали! Лорд Палмерстон уже входит в дом, — сообщил Бруклин.
— А вот и нет!
Говорил мужчина с немецким акцентом. Внезапно он подался в сторону и увидел, что карета еще только заезжает в едва открывшиеся ворота.
Он поднял револьвер.
Рядом вскрикнула женщина.
— Я знаю, что этот гад творит в Германии! — Мужчина прицелился. — Но больше он ничего не сделает!
Бруклин прыгнул.
Мужчина нажал на спусковой крючок.
Револьвер взорвался и выбросил облако сизого дыма.
Полковник с силой опустил кулак, действуя словно дубинкой, и выбил пистолет из руки стрелявшего. В следующее мгновение он уже схватился с убийцей и обрушил на него град ударов.
Но мужчина оказался силен. Он принял на себя несколько ударов, покачнулся, однако не упал.
Бруклин попытался поразить противника кулаком в горло.
Тот блокировал атаку и в свою очередь ударил в горло полковника. Прием этот свидетельствовал о том, что неизвестный — опытный боец.
Бруклин еле успел отскочить и тем самым избежать смертельного удара.
Рядом встала на дыбы лошадь.
В это время из-за закрывающихся ворот крикнули:
— Его светлость внутри!
Убийца бегом обошел лошадь, хлопнул ее по задней ноге, и испуганное животное кинулось к Бруклину.
Бруклин нырнул в проулок — и вовремя: мимо с грохотом пронесся экипаж, влекомый обезумевшей лошадью. Нападавший воспользовался секундной задержкой и опрометью бросился через улицу в парк.
Полковник вскочил, быстро обогнул заднюю часть экипажа и в это мгновение увидел еще одну ошалевшую лошадь, которая мчалась прямо на него. Он успел проскочить прямо перед носом животного и устремился в парк следом за несостоявшимся убийцей.
Брусчатка уступила место траве, фонарные столбы сменились деревьями. Увидев, что на нее сломя голову несется по дорожке какой-то полоумный, гулявшая с маленьким ребенком няня вскрикнула и на всякий случай столкнула коляску с младенцем в кусты.
Ребенок заорал дурным голосом. Бруклин пронесся мимо; за счет своих длинных ног он постепенно нагонял нападавшего, однако тот неожиданно свернул с дорожки, вломился в густые заросли и исчез из виду.
Полковник притормозил и всмотрелся в кусты.
В следующую секунду он уже падал ничком на землю. Разбрызгивая искры, над ним пролетел огненный шар и, врезавшись в дерево, с грохотом взорвался. Несмотря на холодную погоду, Бруклин ощутил, как его обдала волна жара.
Вторая ракета полетела по парку и взорвалась, ударившись о скамейку.
Третья снова попала в дерево.
А фейерверк, как оказалось, только начинался. Склон холма превратился в пылающий калейдоскоп: его озаряли красные, зеленые, желтые, синие вспышки. Во все стороны разлетались искры, казалось, в воздухе вращаются гигантские огненные колеса. Звуки рвущейся пиротехники напоминали артиллерийскую канонаду. Повсюду носились обломки и осколки, в дыму невозможно было что-либо разглядеть.
Бруклин вжался в мерзлую землю, попытался слиться с ней. Уши он крепко-накрепко зажал ладонями, чтобы не оглохнуть от непрекращающихся взрывов. Сердце оглушительно бухало в груди. Полковнику казалось, будто он слышит отчаянные крики сражающихся на поле боя.
Постепенно бомбардировка сошла на нет. Бруклин поднял голову и увидел, что дым рассеивается. Он осторожно встал на четвереньки и оглядел практически полностью уничтоженные кусты и склон холма за ними. Дымились ветки. Трава почернела. Нападавшего и след простыл.
— Значит, в револьвере было слишком много пороха? — спросил еще не оправившийся полностью от шока Палмерстон.
— Да, ваша светлость. Если переборщить с количеством пороха, эта модель может взорваться.
Они сидели на втором этаже особняка Палмерстона, в зале для приемов. Столы сверкали от множества серебряных приборов и хрустальных бокалов, которым вскоре предстояло наполниться шампанским. Изуродованный взрывом револьвер лежал на полированном подносе.
— И вы не смогли его догнать?
— Мне помешал фейерверк, который подстроил этот негодяй. Когда светопреставление завершилось, его уже нигде не было видно.
— Но почему этот безумец хотел убить меня?
— Я повторю его слова. Вы уж простите меня за язык…
— Говорите же.
— Перед тем как выстрелить в вас, он сказал буквально следующее: «Я знаю, что этот гад творит в Германии! Но больше он ничего не сделает!»
— В Германии?
— Да, ваша светлость. Вы понимаете, о чем он болтал? Для меня все это не имеет смысла. У нас сейчас единственный конфликт — с Россией, в Крыму. С германскими государствами мы не состоим во вражде. Кроме того, вы сейчас занимаете пост министра внутренних дел, а не военного секретаря или министра иностранных дел. Происходящее в Европе больше не имеет к вам отношения, вы занимаетесь только внутренними вопросами.
— Совершенно верно. Какие у меня могут быть дела в Германии? Этот человек был просто помешанный.
В дверях появилась леди Палмерстон, бывшая прежде любовницей лорда. Судя по ее обеспокоенному взгляду, гости должны были вот-вот появиться.
— Как вы думаете, не стоит ли отменить прием? — спросил Бруклин.
— И расстроить премьер-министра? — ужаснулся Палмерстон. — Признать тем самым, что сложившаяся ситуация привела меня в замешательство? Категорически нет! Но, полковник Бруклин…
— Да, ваша светлость?
— Позаботьтесь об усилении моей охраны.
 | Дэвид Моррелл. Изящное искусство смерти |