суббота, 8 марта 2014 г.

Олег Мушинский. Черный ростовщик

Ранним утром 2 октября 1664 года дон Себастьян Эспада, лейтенант испанских мушкетеров, впервые увидел берега Нового Света. В полдень того же дня он уже познакомился с местными пиратами, а к вечеру на личном опыте узнал, что такое кораблекрушение. И это было только начало.

Пираты на море, грабители на суше, индейцы в джунглях и убийцы в городах словно сговорились извести благородного идальго. Правда, в его жизни появилась прекрасная и таинственная незнакомка, но… из этого также не вышло ничего хорошего.

Красотка лихо втравила его в противостояние с самим Миктлантекутли — богом мертвых, и теперь служители мертвого бога готовы на все, лишь бы отправить лейтенанта на встречу со своим суровым божеством.

Похоже, что решить все эти проблемы можно лишь одним способом. Дон Себастьян должен найти Черного Ростовщика. А там уж — кто кого…

Отрывок из книги:

Говорят, ждать и догонять — две в равной степени неприятные штуки. Это не так. Ждать хуже. Во время погони постоянно приходится думать о насущном. Куда поставить ногу, как пролезть через вон те заросли, есть ли у той скалы засада и если да, то каким образом ее обойти или вырезать, потеряв на этом минимум времени, и как это время потом наверстать? У преследователя слишком насыщенная жизнь, чтобы переживать о чем-то еще. Даже о текущих проблемах беспокоиться некогда, их уже надо решать. Совсем другое дело — ожидание в засаде. Время тянется медленно-медленно, а мрачные мысли, подобно вражеским армиям, ровными рядами идут на приступ мозга. Тут можно додуматься до такого, что и врагам в голову не придет.


Те, кстати, вообще вели себя на удивление прилично. Можно даже сказать, пристойно, если не принимать во внимание скудность их гардероба. Доставив девушку в свой походный лагерь: три десятка шалашей, укрытых в джунглях, и один большой костер на всех, — индейцы передали пленницу на попечение двух молодых индианок. Те развязали пленнице руки и вообще относились к ней как гостье, хотя ни на мгновение не спускали с Дианы глаз.

Далеко от города индейцы не ушли. Их долгий путь огибал Каракас по большой дуге, чтобы выйти к некой точке на уровне его восточной границы. Куда именно направлялись аборигены, падре Доминик, по счастью, примерно представлял, и, несмотря на начальное отставание, они туда пришли первыми.

— Это здесь, — прошептал монах, утирая лоб рукавом.

Солнце палило немилосердно. «Здесь», как кратко окрестил падре мрачное на вид ущелье, было жарко, будто в пекле. В том самом, адском, куда как раз отсюда отправлялись местные почитатели дьявола. Когда-то здесь было старое индейское кладбище. Потом этому самому Миктлантекутли приглянулось это местечко, и его служители устроили тут же свое капище, где поторапливали тех, кто сам не спешил оставить наш бренный мир. Испанские солдаты неоднократно разносили в пыль это богомерзкое место, но индейцы всякий раз восстанавливали его.

Больших трудов от них не требовалось. Капище — не собор в готическом стиле. Стенами ему служили отвесные скалы по краям ущелья, крышей — небо над головой. В центре лежала квадратная каменная плита со стороной в рост высокого человека. По углам в землю были врыты четыре бревна, увитые веревочками и увешанные всяким мелким хламом. По словам падре, таких кладбищ в округе было штук пять. Все совершенно одинаковые. По какому принципу индейцы выбирали место для очередного жертвоприношения — монах не представлял даже приблизительно.

— Может, просто бегут на ближайшее? — предположил Эспада.

Монах в ответ покачал головой.

— Нет. Мы, пока шли за ними, миновали два других. Еще одно дальше в джунглях, но ближе от того места, где они схватили девушку, — туда бы они добрались быстрее. Это капище ближе всех к городу, но зачем это индейцам?

— Не знаю, — пожал плечами Эспада. — Вы у нас знаток аборигенов. Может, ждут какого-нибудь дружка из Каракаса.

— Не исключено, — кивнул падре Доминик. — Хорошо, давайте вернемся к нашим планам. Насколько я представляю, они войдут в ущелье через вон тот проход, пройдут по кругу и соберутся здесь, у этого камня. На нем жертву разделают, а потом он же станет обеденным столом.

— И сколько будет поваров? — хмуро спросил Эспада, оглядываясь по сторонам.

— Один, — успокоил его монах. — Остальные будут стоять вокруг и смотреть.

— Ясно. Значит, надо ее отбить до того, как они придут сюда. Давайте-ка вернемся ко входу.

Входом служила треугольная трещина на стыке двух скал, такая узкая, что пройти в ущелье можно было лишь поодиночке. Удобная позиция для обороны, если у тех, снаружи, нет огнестрельного оружия. У индейцев дон Себастьян его не заметил. Похитители Дианы даже не забрали мушкеты убитых ими бандитов. Что ж, отличное место для засады.

Эспада внимательно оглядел скалы. Слева и справа вставали высокие каменные стены. Они были сплошь покрыты трещинами, но ни одна из них не выглядела достаточно большой, чтобы в ней мог спрятаться человек. Разве что встать у самого прохода, за углом.

Там, с обеих сторон, скалы были буквально иссечены ударами. Как будто кто-то грубо, на скорую руку, стесал слой камня. И сквозь эти трещины и выбоины отчетливо проглядывал рисунок. Справа была изображена летучая мышь, окруженная кольцом ровных кружков. Слева красовалась сцена из жизни самих аборигенов. Сцена довольно мрачная: как будто они перепились и передрались друг с другом и теперь валялись, разделенные на части или пронзенные оружием.

Падре Доминик бросил на местную наскальную живопись печальный взгляд, вздохнул и полез в проход. Эспада чуть задержался. Что-то в этих рисунках показалось ему знакомым. Монах обернулся.

— Дон Себастьян, вы идете?

— Одну минутку, падре.

Эспада пошарил во внутреннем кармане и вытащил на свет золотой амулет. Глаза монаха округлились.

— Откуда это у вас?

— Трофей, — коротко пояснил Эспада, сверяя рисунки. Все совпало, включая число кружков-глаз вокруг летучей мыши. — Снял с одного пирата. Думал в слиток переплавить, но пока как-то руки не дошли.

Монах вылез обратно, тоже оглянулся на рисунки, повертел амулет в руках — даже на зуб попробовал, удостоверился, что тот именно из золота, — и слегка просиял.

— Думаю, это для нас очень хорошо, что у вас пока руки не дошли.

— Вы знаете, что это такое, падре?

— Да. Это, дон Себастьян, нечто вроде охранной грамоты от этого самого Миктлантекутли. Такие носят только верховные жрецы. Считается, что амулет дает бессмертие. Этот дьявол не примет душу с таким знаком, а индейцы, соответственно, не посмеют отправить к нему такого человека.

— Интересные у них тут правила, — усмехнулся Эспада. — Стало быть, если мы сумеем передать этот знак Диане…

— Боюсь, не все так просто, — поспешил разочаровать его монах. — Индейцы отнимут у нее амулет. Да, они не посмеют причинить ей вреда, пока амулет на ней, но ведь отобрать его можно и не убивая. А отнимут обязательно. Сами-то они ведь к Миктлантекутли не торопятся, только других торопят. Но! Кое-что с этим определенно можно сделать.

— Что именно?

— А вот тут надо подумать.

Падре глянул на солнце. По меркам ущелья уже наступал вечер. Солнце больше чем наполовину закатилось за его край, и тьма готовилась поглотить старое кладбище. Внизу, в джунглях, все еще был день, хотя и там он уже шел к своему завершению.

— Хорошенько подумать, — повторил падре Доминик и, тяжко вздохнув, добавил: — Эх, знать бы заранее, что они именно сюда прибегут, можно было бы наших солдат позвать. А теперь, боюсь, ни за что не успеть.

— Ничего, сами справимся, — отозвался Эспада с нарочитым оптимизмом.

Близко к лагерю они подобраться не смогли, но кое-что издалека рассмотрели. Дон Себастьян насчитал полсотни воинов, а ведь он смог увидеть далеко не всех. Лагерь хорошо охранялся, и еще неизвестно, как индейцы поступили бы с пленницей, заметив поблизости отряд испанских солдат. Придется действительно справляться самим.

Для удобства рекогносцировки забрались повыше. Там, с уступа, можно было наблюдать одновременно и за лагерем, и за подходами к кладбищу. Индейцы, скорее всего, тоже знали об этом удобном наблюдательном пункте, и сказать, что сверху лагерь был как на ладони, было никак нельзя. Аборигены искусно замаскировали его под сенью джунглей. Даже костер — и тот скрывала пальма. Лишь изредка в просветах между листьями мелькали фигуры сидящих у него индейцев. Несколько раз в поле зрения дона Себастьяна попадала Диана. Выглядела она усталой, но живой и не сильно пострадавшей. Аборигены не попытались приобщить ее к своей манере одеваться. Только рукава у платья были оторваны, да и это, наверное, случилось еще в ходе пленения. Две индианки постоянно держались по бокам от девушки, точно ее тени. Они даже двигались шаг в шаг с Дианой. Когда девушка надолго пропадала из поля зрения, дона Себастьяна начинали осаждать мрачные мысли, подбивая его немедленно действовать, и лишь благотворное влияние падре удерживало благородного идальго на месте. Индейцы отчего-то запаздывали с началом, и это тоже вносило свою долю беспокойства.

— Падре, — тихо окликнул Эспада монаха. — А жертва, она как обычно идет — впереди всех или сзади?

— Посередине. Чтоб не отняли по пути.

— Жаль. А то идея есть.

— Надеюсь, хорошая. А то мне только какие-то авантюры в голову лезут.

Эспада пожал плечами.

— Зависит от того, как за дело взяться. Эти скалы не такие уж прочные на вид. Если взорвать гранату прямо в проходе…

— А у нас есть граната?

— Порох есть, остальное — дело нехитрое. Только емкость подходящая нужна, но у меня вроде имеется кое-что подходящее. — Дон Себастьян заглянул в сумку и вытащил фляжку, подаренную Мирандой. — С вином, правда, но мы это дело сейчас поправим. Заодно и взбодрим дух перед боем.

— Главное, не переборщить, — усмехнулся монах.

— Да с чем тут перебарщивать? — в тон ему ответствовал Эспада.

Свернув крышку, он протянул флягу монаху, а сам снова полез в сумку в поисках чего-нибудь съедобного. Падре Доминик поднес ее ко рту, принюхался, резко помрачнел, повторил всю процедуру и вдруг, перевернув флягу, вылил ее содержимое на землю. Вылил аккуратно, держа руку так, чтобы ни одна капля даже случайно не попала на него или на дона Себастьяна.

— Можно было просто отказаться, — недовольно проворчал Эспада.

— Простите, дон Себастьян, — сказал падре, возвращая ему пустую флягу. — Но вам вместо вина налили сока манцинеллы.

— А по-испански?

— В Старом Свете такие не растут, — ответил монах. — Манцинелла — это здешнее дерево. Похоже на яблоню, даже плоды такие же, только все это ужасно ядовито. Индейцы говорят, что даже тень его смертельна. Тут они, правда, преувеличивают, но деревце сие не иначе как сам дьявол создавал. Здесь, в Новом Свете, это очень популярный яд. Обычно его подмешивают в вино, а вам, судя по запаху, вообще чуть ли не чистого сока налили. Это кто же вас так не любит?

Эспада озадаченно покачал головой.

— Даже не знаю. Я думал, наоборот, чуть ли не влюбилась.

— Быть может, и влюбилась, — тихо заметил падре Доминик. — Любовь горячей женщины, она — как солнце. Может согреть, а может и спалить… Вы поосторожней с фляжкой. Сок на кожу попадет — не так и страшно, разве что волдыри вскочат, а вот если в глаза попадет, то ослепнуть можно.

— Учту.

Фляга для обычной гранаты была великовата. Обычно их изготовляли размером с кулак или чуть больше, но то — официальные поставщики. Испанские же солдаты в последние годы войны были чуть ли не на полном самообеспечении. Не только в плане продовольствия — мародерство давно стало нормой, — но и по части прочего снаряжения. Сами отливали пули, сами чинили оружие, сами в долгие дни какой-нибудь затянувшейся осады мастерили гранаты из подручных материалов. А под руку чего только не попадалось.

Едва дон Себастьян закончил изготовление адского гостинца для служителей владыки преисподней, как лагерь, наконец, пришел в движение. Вначале внизу замелькали снующие туда-сюда аборигены, потом у подножия скал появилась целая процессия. Лагерь выступил практически в полном составе. Впереди шла группа из десятка воинов с факелами в руках. За ними выстроились основные силы. На глаз их было около сотни. Все — с оружием, за исключением Дианы и двух индианок. Большинство были вооружены копьями и топориками, но кое у кого имелись длинные луки или даже европейские шпаги и сабли. Около десятка индейцев несли большие раскрашенные щиты.

Пленницу поместили в самый центр колонны, окружив самыми рослыми воинами. Тех, в свою очередь, прикрывали щитоносцы. Замыкал процессию еще десяток воинов, почему-то следующих поодаль.

— Ну что, падре? — прошептал Эспада, отползая назад. — Придумали что-нибудь или будем сурово импровизировать?

— Ну, вообще-то да, хотя предпочел бы приберечь этот план на крайний случай.

— Так там и есть крайний случай, — заверил его Эспада. — Столько народу я никак не перебью, даже если бы у меня тут ящик гранат был бы.

Монах вздохнул.

— Ну что ж. Помните, я говорил, что жертвоприношение совершает только один-единственный жрец. С этим вашим трофеем можно оспорить его право совершить ритуал.

— И что нам это даст? — не понял Эспада.

— Время, за которое, глядишь, что-нибудь да случится.

— А если не случится?

— Заморочим им головы и сбежим. Индейцы по своей природе не злобны и не станут нападать, пока не разберутся, друг перед ними или враг. Если эта ваша граната еще и вход обрушит, то идти в обход им выйдет далековато.

— Насколько далековато?

— Ну, перелезть через завал будет быстрее.

Дон Себастьян рассмеялся.

— Это нам подходит. Держите побрякушку.

Основные силы индейцев несколько подрастянулись на подъеме, но не настолько, чтобы можно было бить их по частям или просто выдернуть девушку, неожиданно атаковав с фланга. Рассыпавшийся впереди десяток воинов тщательно обшаривал местность. Любая засада на пути была бы непременно ими обнаружена. Индейцы не поленились залезть на скалы, образующие проход, — хорошо, что не выше, — и тщательно обшарили само кладбище. Лишь после этого один из них вышел наружу и замахал факелом, показывая, что путь свободен. Основные силы, остановившиеся на время разведки, снова пришли в движение.

— Падре! — тихо позвал Эспада.

— Я здесь, — отозвался монах справа.

Он так тихо подобрался, что дон Себастьян его не услышал.

— Пусть войдут, — прошептал падре Доминик. — А мы сразу за ними.

— А вон те чего отстали?

— Те, насколько я понимаю, не приглашены.

Те — это десяток замыкающих воинов, которые остановились на полпути. Рассредоточившись, они расположились полукругом, охраняя проход на кладбище снизу. Вытянувшись на камнях, воины застыли в полной неподвижности, и сгущающиеся сумерки надежно укрыли их от посторонних глаз. Остальные члены процессии по одному скрылись в проходе. За то время, пока прошли все, падре Доминик успел сотворить краткую молитву.

— Пора, — шепнул Эспада.

Они тихонько спустились по скале и подкрались ко входу. С другой стороны прохода тоже стоял часовой. Совсем еще молодой воин, он легко опирался на копье, вперив глаза в разворачивающееся действие, а не туда, куда следовало бы. Эспада снял его почти на ходу и аккуратно уложил тело в уголок.

— Еще одна заблудшая душа, которая так и не увидела света истинной веры, — вздохнул монах.

— Нечего было на посту ворон считать, — буркнул в ответ Эспада. — За такое отношение к службе и доброго католика расстреляли бы к дьяволу.

Монах лишь еще раз вздохнул в ответ. В ущелье было темно. Луна взошла, но небосвод плотно затянули тучи. Основным источником света был костер, который индейцы разожгли справа от каменной плиты. Языки пламени озаряли место жертвоприношения и камни вокруг, но стены едва угадывались в полумраке, а дальние уголки и вовсе тонули в непроглядной темноте. Воины с факелами выстроились в ряд неподалеку от костра и серьезного вклада в дело освещения ущелья не вносили.

У костра сидели на корточках трое аборигенов. Перед каждым стоял небольшой барабан, и они с каменными лицами выстукивали сложный, постоянно меняющийся ритм. За их спинами стоял высокий седой индеец, одетый побогаче прочих. На голове у него был странный головной убор со свисающими вниз ушами и торчащими в стороны короткими серыми перьями. Из таких же перьев состояла длинная, до самых пят, накидка, и они же украшали по бокам его кожаные штаны. Но главное — на шее у старика висел такой же амулет, как и тот, что стал трофеем дона Себастьяна.

Сложив руки на груди, старый индеец застыл, точно изваяние. Еще несколько человек суетились вокруг, видимо, заканчивая последние приготовления. Остальные спокойно ждали. Кто-то стоял, другие сидели на камнях. Примерно половина из присутствующих собралась позади старика с амулетом, образуя полукруг. Вторая половина образовывала схожий полукруг по другую сторону каменной плиты. Диана стояла чуть в стороне, у стены, гордо вскинув голову. По бокам от нее замерли две индианки, не сводящие с пленницы глаз. Это были не единственные женщины в отряде. Эспада заметил еще около десятка воительниц среди воинов. Такие же мускулистые и поджарые, как и воины-мужчины, они тоже были покрыты татуировками с ног до головы.

Старик раскинул руки и издал долгий протяжный стон.

— Мой выход, — шепнул падре. — Я заморочу им головы, а вы позаботьтесь о девушке.

Эспада кивнул. Старик повелительно взмахнул рукой. Один из воинов подбежал к Диане и схватил ее за руку. Индианки отошли в сторону. Должно быть, их миссия была выполнена.

— Ну, с Богом, прости и сохрани нас Господи, — прошептал падре Доминик, выпрямился и открыто шагнул вперед, в круг света.

Аборигены разом повернули к нему головы. Падре вскинул вверх руку с амулетом, болтающимся на бечевке, и заговорил. Заговорил уверенно, напористо и совершенно непонятно для дона Себастьяна. Старик-индеец вперил в монаха суровый взгляд. Воины недоуменно переглядывались. Невесть откуда взявшийся пришелец говорил на их языке, но о чем? То есть слова-то им были понятны, но суть — чего хотел-то? — оставалась загадкой. Кто-то из сидящих воинов заикнулся было спросить прямо, но монах гневно возвысил на него голос, и тот смущенно умолк. Эспада змеей скользнул в сторону, к Диане. Внимание индианок-стражниц было полностью поглощено падре Домиником, но оставался еще индеец, по-прежнему державший Диану за руку.

Тем временем монах обвиняющим тоном обратился непосредственно к жрецу. Индеец сути претензий тоже не понимал, но и молчать уже не мог — воины ждали от него достойного ответа. И старик ответил. Голос у него был мягкий, спокойный. Монах взмахнул рукой, отметая возражения, и резко заговорил снова.

Эспада сделал еще пару шагов к цели. Воин, почувствовав движение рядом, повернул голову. Ладонь Эспады, скользнув над плечом, зажала еще только открывающийся рот, а «бискаец» уже добрался до сердца. Все это заняло меньше секунды. Опускаясь на одно колено, чтобы вернуть кинжал в ножны за голенищем, дон Себастьян придержал оседающее тело и аккуратно, бесшумно уложил его на камни.

Покойный был достаточно любезен, чтобы выпустить руку Дианы, но не сразу. Вначале он потянул ее за собой вниз. Диана недоуменно повернула голову и увидела дона Себастьяна. В ее глазах вспыхнули узнавание и надежда. Эспада подмигнул и молча указал в сторону выхода. Девушка кивнула. В полумраке дон Себастьян скорее почувствовал, чем заметил жест. Эспада мысленно поздравил себя с успехом, но тут одна из индианок обернулась.

К счастью, падре, внимательно следивший краем глаза за мельканием теней на заднем плане, уже сворачивал этот диспут. На следующий ответ старика он просто повернулся, гордо вскинул голову и молча направился прочь. Тот так ничего и не понял, но, видя, что последнее слово осталось за ним, приосанился. Воины проводили пришельца недоуменными взглядами, и в этот момент индианка закричала.

Вот тут они всё и поняли.

— Бежим, — коротко бросил Эспада, отпрыгивая в сторону прохода. — Падре!

— Я здесь, — отозвался монах, выныривая из темноты.

Эспада пропустил его вперед и рванул следом. Самый шустрый из индейцев уже наступал ему на пятки. Выскочив с другой стороны, Эспада развернулся, одновременно выхватывая пистолет, и выстрелил практически в упор. Пуля отшвырнула воина на руки следующему. Тот коротко вскрикнул. Наверное, и ему досталось. Эспада не стал задерживаться, чтобы выяснить это наверняка. Те воины, что охраняли проход на кладбище снизу, уже наверняка бежали к ним. В темноте их не было видно, но сомневаться в этом не приходилось. Что-что, а стрельба из огнестрельного оружия явно не входила в их дикие обряды.

— Сюда! — крикнул падре Доминик.

Эспада бросился на голос, споткнулся и ударился плечом о скалу.

— Мы здесь, — прозвучало сбоку.

На месте они не стояли. Эспада заметил впереди светлое пятно и, держась руками за стену, поспешил за ним. Скоро его рука наткнулась на ткань.

— Падре?

— Да. Идемте.

— Где Диана?

— Здесь, — прозвучало совсем рядом.

В проходе мелькал свет факелов, но всего один шаг в сторону — и тьма становилась почти кромешной. Тучи затянули все небо. Мир вокруг казался единым черным монолитом, в котором лишь вблизи можно было различить отдельные темные элементы. Белая мантия падре, светлая кожа девушки и перо на шляпе дона Себастьяна — это помогало испанцам не потерять друг друга в темноте, но и облегчало задачу индейцам, преследовавшим точно такую же цель.

Ужин из трех блюд рванул вначале вдоль скалы, а потом вверх. Падре, очевидно, рассчитывал забраться обратно на уступ и прихватить оставленные там сумки с припасами, но впереди мелькнула чья-то тень. Путь был отрезан. Внизу смутно колыхалась во мраке темная масса. Потом появился факел, и масса распалась на дюжины две индейцев, столпившихся у подъема. Один из воинов, должно быть, заметил движение трех светлых пятен наверху и закричал, привлекая внимание остальных.

Эспада в этот момент как раз вскарабкался на карниз и обернулся, протягивая руку Диане.

— Кажется, нас заметили.

— Неважно. Мы уйдем по этой тропинке, — выдохнул падре.

Голос его звучал устало. Быстрый подъем нелегко дался старому монаху, а ведь позади остался день тяжелого пути сквозь джунгли. Какой путь еще предстояло проделать, Эспада даже не хотел предполагать. Едва Диана забралась на карниз, он вытащил гранату.

— Бегите, я догоню.

Диана кивнула, пробираясь мимо, и даже успела шепнуть на ухо:

— Спасибо, мой рыцарь.

Горячее дыхание согрело не только мочку уха, но и сердце идальго. Он встряхнул головой, отгоняя пусть приятные, но в настоящий момент лишние мысли, и сосредоточился на деле. Огниво было под рукой. Некоторые солдаты в его роте умели запалить фитиль от холостого выстрела из пистолета, но у дона Себастьяна этот трюк не получался. Зато с огнивом искра явилась по первому же зову. Эспада нежно, как новорожденного котенка, перенес ее на фитиль, легонько подул, выждал ровно две секунды и сбросил гранату вниз.

От взрыва содрогнулись скалы. Да что там скалы, вздрогнуло само небо. Оно гневно громыхнуло в ответ, и сразу хлынул проливной дождь. То, что не скрыла тьма, укрыли потоки воды. Теперь дону Себастьяну, монаху и Диане пришлось держаться друг за друга, чтобы не потеряться. К счастью, падре Доминик отлично знал здешние тропинки. Индейцы, к сожалению, тоже.

Время от времени чуть ли не рядом звучал резкий гортанный крик, подобно пуле навылет прорывающий шелест дождя. Тогда беглецы ненадолго замирали, а потом снова возобновляли движение вперед и вверх. Монах кружным путем уводил их все выше в горы. Кое-где тропинка проходила по самому краю пропасти, и путь надо было нашаривать руками. В иных местах приходилось карабкаться вверх по стене, вначале выискивая на ощупь трещины и выступы, а потом — друг друга.

Индейцы, потеряв беглецов из виду, широко раскинули сеть поиска. Основная масса воинов обшаривала склон, резонно полагая, что белые люди поспешат вернуться в свой город, но несколько отрядов отправили и по другим направлениям. Один такой шел по пятам за беглецами. Привычные к местности индейцы передвигались по скалам куда быстрее, но по пути обшаривали все трещины и укрытия, где могли бы затаиться три человека, теряя на этом время.

Оторваться от погони удалось лишь после того, как падре Доминик, дважды резко сменив направление, снова вывел их к склону, только выше и дальше.

— Вниз? — прошептал Эспада ему на ухо, коснувшись губами капюшона.

Монах отрицательно покачал головой и потянул их влево. Все они уже шатались от усталости, а падре так вообще с трудом заставлял себя переставлять ноги. Господь, быть может, действительно не имел привычки посылать верующим испытания, превосходящие их силы, но сейчас он определенно испытывал их троих на прочность. И дон Себастьян всерьез сомневался в успехе этого испытания. Причем для всех троих. Пока он поддерживал только падре, но Диана тоже все чаще повисала на его плече, а Эспада и сам уже покачивался от усталости. Казалось, что устал даже дождь, который больше не лил сплошным потоком, а лишь лениво накрапывал. Слегка прояснилось, но мир по-прежнему оставался погруженным во мрак.

— Нам надо отдохнуть, — прошептал Эспада.

Олег Мушинский. Черный ростовщикОлег Мушинский. Черный ростовщик