понедельник, 17 марта 2014 г.

Кэтрин Ласки. Ледяной

Кэтрин Ласки. Ледяной
Серебристый волк по имени Фаолан всегда чувствовал себя чужим. Обреченный на смерть, будучи еще щенком, он выжил, но так и не нашел себе места в стае. Сородичи избегают его из-за сверхъестественной связи Фаолана с медведями.

Но однажды над страной Далеко-Далеко нависает смертельная опасность, и Фаолан — единственный, кто может с ней справиться. В силах ли он занять место лидера волчьих стай? Если он не найдет выхода, всем волкам из страны Далеко-Далеко грозит гибель…

Отрывок из книги:

Свистун выглядел едва ли не более тощим, чем Тирлач, если такое вообще было возможно. Сквозь проплешину на бедре выпирала кость. Увидев, что друзья его заметили, глодатель упал и забился в приступе. Четыре волка оттащили его почти безжизненное тело в небольшую нору, которая, должно быть, когда-то служила логовом волчице с щенками. Эдме нашла в ней выводок мышей, быстро с ними разделалась, разорвала на кусочки и попыталась накормить ими Свистуна, пока Фаолан гонялся за зайцем.

— Это просто чудо! — воскликнула Эдме, когда напарник вернулся.

— Где ты его нашел? — спросила Дэрли. — Первый заяц за несколько дней!

— Думаю, его послал нам великий Люпус, — ответил Фаолан и положил зайца на землю.


— Пусть выпьет кровь, — сказала Мхайри. — Его жизненная артерия еще не перерезана?

— Нет, я просто свернул ему шею.

— Хорошо. И мама нас так же учила.

Мхайри ловко проткнула клыком еще бившуюся артерию, из которой фонтанчиком пошла кровь, и прижала зайца к пасти Свистуна.

— Теперь, когда сердце добычи остановилось, ее жизнь должна перейти в кровь волка, — сказала Дэрли.

Крови зайца хватило ненадолго, но затея сработала. Свистун открыл глаза, моргнул раз-другой, а затем заговорил прерывистым свистящим шепотом:

— Фаолан, помнишь оленя, которого мы загнали во время нашего знакомства?

— Конечно помню, друг мой.

— Как ты набросился на него… А я тогда тоже был очень голоден.

Голос Свистуна не переставал поражать Фаолана. Когда тот разговаривал как обычно, из пасти доносились хрип и свист, зато его вой превращался в мелодию, которой позавидовали бы талантливейшие из скрилинов.

— Ничего не говори, Свистун. Береги силы.

— Поешь мяса, — предложила Дэрли.

— Значит, такой вот у нас теперь ритуал покорности, — прохрипел глодатель. Фаолан с Эдме переглянулись и закатили глаза. В этом был весь Свистун. Каким-то образом ему удавалось во всем находить мрачный юмор. Это был его способ пережить самые суровые испытания.

— Я думаю, что сейчас не время вспоминать о ритуале покорности, — сказала Мхайри. — Мы все теперь глодатели, нравится это кому-то или нет.

Фаолан, Эдме и Свистун с любопытством посмотрели на нее.

— Что ты хочешь этим сказать, Мхайри? — спросила Эдме.

— Я знаю, — вмешалась Дэрли, не дожидаясь ответа сестры. — Мы слышали и видели, как МакДунканы спорили друг с другом в гаддерхиле. Порядка больше нет. Кланы распадаются. Каждый теперь сам за себя. Или, по крайней мере, к этому всё идет.

— Но какой-то порядок соблюдать нужно, иначе мы все погибнем, — сказала Эдме.

— Что касается глодателей, то, думаю, на эти правила пока можно не обращать внимания, — сказал Свистун сонным голосом.

— Конечно, — согласилась Мхайри. Обведя взглядом всех спутников, она негромко продолжила: — Может, нам стоит создать собственный клан…

— Ты забыла, что до сих пор существует Стража Кольца Священных вулканов, — перебил ее Фаолан. — И мы действуем по приказу фенго. У нас задание — найти Кровавый Дозор. Убедиться в том, что он действительно патрулирует границы кланов. По возможности укрепить его.

— Кровавый Дозор, — эти слова, по-видимому, приободрили Свистуна. — Вы знаете Тамсен? Ее послали в Кровавый Дозор более луны тому назад. А мне поручили ее отыскать. Сначала я думал, что вышел на ее след, но потом учуял другой.

Разговор явно вытягивал из Свистуна последние силы, но Фаолан не удержался от вопроса:

— Чей след?

— Тирлача… Мне показалось… он что-то обнаружил… что-то очень важное. Он же умел слышать…

— Таким мы его и нашли, Свистун. Он лежал, прижав ухо к земле. Наверно, услышал топот стада.

— Может, и стада… а может, и нет…

— О чем ты?

— Шепот камней, — произнес Свистун, прищурившись, словно опасаясь произносить эти слова вслух.

— Шепот камней? — недоверчиво переспросили другие волки.

— Вы знаете о звучащих камнях? — спросил Свистун.

— Да, конечно, — ответила Мхайри. — Все знают о звучащих камнях. Это скалистые глыбы, разбросанные по всей Далеко-Далеко. Но при чем тут они?

Свистун ответил не сразу, словно собираясь с силами.

— В такую странную погоду камни как бы перешептываются с землей. Если поскрести когтями по одному из них, то этот звук можно услышать, стоя у другого камня. Некоторые пользуются ими для передачи сообщений.

— Некоторые? — спросил Фаолан.

— Да, самые отчаявшиеся. Они боятся выть, потому что их услышат другие.

— Но зачем им скрываться? Они что, крадут еду у сородичей?

— Нет-нет. Они вызывают Скаарсгарда… чтобы тот пришел и забрал их на небо.

Свистун едва не задыхался от напряжения.

Дэрли так широко раскрыла глаза, что их зеленый оттенок почти вобрал в себя весь сумрак логова.

— Они просят о смерти?

— Танцуют и просят о смерти, — уточнил Свистун.

— Что? — все четверо так удивились, что не смогли сразу подобрать слова. Эдме даже потрясла головой, словно пытаясь немедленно забыть об услышанном.

— А ты сам их видел, Свистун? — спросил Фаолан.

— Нет, но слухи разносятся быстрее, чем летают совы. Совы, кстати, их видели, я уверен.

Фаолан плотно зажмурился. Вот бы рядом была Гвиннет! Он уже потерял счет лунам с тех пор, как виделся с ней в последний раз.

Свистун продолжил:

— Сам я их не видел, но слышал о них. Луну или около того назад я встречался с Креклом. Среди МакДаффов вообще суеверных волков много.

Эдме нахмурила нос.

— Ты точно думаешь, что это не способ кликнуть сюда стада оленей или других животных, на которых можно охотиться? Ну, как бы призвать их к летним пастбищам.

— Они вызывали не стада, Эдме. Они обращались к Скаарсгарду. Они так себя и называют — «Танцовщики Скаарсгарда». Танцуют до упада и иногда падают замертво прямо во время танца.

— Как, ты говоришь, они связываются между собой? — спросила Эдме.

— Царапают камни. Они говорят, что так обращаются к своему пророку.

— Пророку? — переспросил Фаолан. — Какому еще пророку?

— Они считают, что пророк — это некое связующее звено Великой Цепи между землей и небесной лестницей Скаарсгарда.

— Что?! — не сдержались волки. С каждым мгновением вести становились всё хуже и хуже.

— Нельзя вмешиваться в Великую Цепь. Великая Цепь — в основе всего! — с негодованием выпалила Мхайри.

В голосе Эдме тоже послышались резкие нотки:

— Глодатели знают это лучше других. Ведь первое задание, которое нам дают, когда мы возвращаемся в клан, — это вырезать на кости звенья Великой Цепи. К тому времени, когда волка допускают в Стражу, он уже успевает выглодать их в среднем около тысячи раз. И никаких звеньев никто никогда не добавляет и не удаляет. Стоит только об этом заикнуться, как тебя сразу выгонят за пределы Далеко-Далеко. Никакого пророка в этой цепи нет.

— Ты прав. Но это не значит, что его невозможно призвать. Поверь, они очень стараются, — слабым голосом произнес Свистун.

— В этом мало смысла, — сказал Фаолан.

Снаружи гудел ветер, и молодой глодатель представил, как какой-нибудь покрытый сосульками отчаявшийся волк из последних сил царапает по камню, призывая смерть.

— Когда-то это было логово матери с щенками, правда? — спросила Эдме, нарушив напряженное молчание.

— Да, родительское логово, — ответила Дэрли, осмотрев по очереди Фаолана, Эдме и Свистуна. — Но вы же глодатели и, должно быть, совсем ничего не знаете про то, как заботятся о щенках.

— Нашими логовами были тумфро, — отрезал Свистун. К нему постепенно возвращались силы. — Но, надеюсь, им было приятно здесь жить, — добавил он.

Сестры кивнули.

— Не повезло вам. У нас хотя бы была мать, — сочувственно сказала Дэрли. — И очень хорошая. А у вас никакой не было.

— А знаете, — заговорил Свистун после непродолжительного молчания, словно пытаясь преодолеть неловкость, — Тирлач думал, что однажды видел свою мать.

— Как он ее узнал? — спросила Дэрли.

— По ушам.

— По ушам?! — изумились сестры.

— Ну да. Он сказал, что, если бы у него были уши, они выглядели бы точно так же.

— Очень странно, — задумчиво пробормотала Мхайри.

Но Фаолану это ничуть не казалось странным. Он и сам встретился со своей матерью лишь в последние часы ее жизни. Увидев Мораг, он понял, что она всегда, всю его жизнь, присутствовала где-то на краю его памяти. В мыслях серебристого волка промелькнуло какое-то туманное видение — и тут же исчезло, как исчезает туман под солнцем. Фаолан поежился и энергично покачал головой.

— В чем дело? — спросила Эдме.

— Ни в чем, — ответил он бодро. — Просто старое воспоминание. Толком и не помню.

Фаолан повернулся к Свистуну:

— Свистун, а ты не слышал, как должен выглядеть этот пророк?

— Я слышал только, только… — замялся Свистун, бросив взгляд на Мхайри, — только, что он носит шлем.

— Шлем! — снова воскликнули все.

Фаолан ахнул.

— Шлем, который в бою носят совы-воины?

— Вроде да. Других я не знаю.

— Но зачем волку совиный шлем? — вслух подумала Эдме.

Фаолан разочарованно проворчал:

— Вот бы найти Гвиннет!

Ветер стихал. Серебристый волк встал, разминая лапы, и подошел к выходу, выглянув наружу. С потемневшего неба, словно искрящиеся перья, падали крохотные льдинки. Сидеть в логове и дальше ему не хотелось, поэтому он решил походить по округе в поисках очередной добычи. Если к Свистуну вернутся силы, можно будет продолжить путь к границам. Новый клан, но в чем-то сестры правы. Им лучше держаться вместе. А когда найдут Бегуна и Крекла, то и их возьмут с собой. Оставлять глодателей в кланах, где никто не поделится с ними скудными остатками пищи, просто бессмысленно. Этой бесконечной зимой, которая никак не превратится в лето, в кланах их ждут лишь бесконечные страдания.

* * *

Гвиннет не была в стране Далеко-Далеко уже несколько месяцев. Из-за ужасной погоды ей пришлось временно покинуть приятную долину между территориями МакДаффов и МакНабов и вернуться к старой кузнице своей тетушки, где она обучалась азам ремесла.

Она скучала по Сарк и Фаолану, но больше всего ей недоставало воя волков, к которому масковая сипуха привыкла за долгие годы, проведенные среди них, и который она уже воспринимала как своего рода музыку. Гвиннет лучше остальных сов знала обычаи волков и понимала их образ жизни.

В свое время она покинула кузницу тетушки, потому что ей не хотелось там оставаться. Сипухе все время казалось, что покойная полярная сова вот-вот заглянет ей через плечо прямо во время работы, когда она, Гвиннет, будет держать, например, кузнечные щипцы. Но за три летних луны, что она провела здесь, этого так и не случилось, и Гвиннет вполне спокойно жила на территории королевства Га’Хуула. По крайней мере, до сегодняшнего вечера.

Неожиданный порыв ветра всколыхнул всё ее перья, от больших маховых до легкого пушка под крыльями. «Великий Глаукс!» — подумала она и тут же прижала оперение поближе к телу, сделавшись на вид выше и стройнее. Такова была реакция сов на страх. Гвиннет замерла и некоторое время сидела не шевелясь, но странное чувство ее не покидало. Лес перед сумерками всегда казался ей таинственным и загадочным, стволы елей и сосен, словно одеялом, окутывал туман. «Неужто?..» Гвиннет постаралась выбросить беспокойную мысль из головы.

Что, если дух ее тетушки так и не обрел покоя? Что, если у одинокой полярной совы оставались на земле незаконченные дела и она все еще не попала в Глаумору? Бледный туман, цеплявшийся словно плющ к стволам деревьев, понемногу сгустился и приобрел очертания полярной совы.
Говорят, речь скрумов — так совы называли души своих сородичей, не обретшие покоя, — не очень разборчива. Часто бывает очень трудно понять, о чем они говорят и что хотят сообщить живым. Особенно трудно их понимать тем, кто не желает с ними встречаться — как Гвиннет. От одной только мысли о скончавшейся тетушке у нее переворачивался желудок. Но постепенно речь полярной совы стала яснее.

«Потревожили!»

Это слово прозвучало очень отчетливо. По спине Гвиннет пробежал холодок. Размытые очертания совы дергались и мерцали в свете полной луны. Щипцы, которые сипуха держала над огнем, упали на землю. Она почувствовала, как вместе с дыханием нечто покидает ее тело и присоединяется к сгустку тумана, который теперь пристроился на ветке высокой ели. Она по-прежнему не шевелила ни единым крылом — ни большим маховым, ни кроющим, ни маленьким пуховым перышком. Но тут Гвиннет посмотрела вниз и увидела себя, стоящую у кузницы. Ее тело застыло в страхе и тревоге, и лишь длинная тень колыхалась в желтом свете кузнечного горна.

— Потревожили? — произнесла она сдавленным голосом, похожим на голос скрума. Слова вылетали из нее словно пузырьки. Говорит ли она на самом деле, или ее мысли сами появляются из воздуха?

— Потревожили, но не меня, — уточнил скрум. Гвиннет скорее почувствовала, нежели услышала голос. Но интонации его были очень знакомыми — обычно таким тоном тетушка распекала ее за какой-нибудь проступок.

— Кого потревожили и как, тетя?

— Осквернили… Шлем… маска… с забралом…

— Чей шлем?

— Твоего… твоего…

Очертания скрума размывались, слова становились нечеткими.

«Не уходи! Только не уходи вот так!» — думала Гвиннет.

И тут до нее дошло.

— Папин? Шлем отца?

— Его награда… метка героя… Метка героя среди волков… Ее оставили в честь совы, которую уважали волки…

В голове у Гвиннет роем затеснились вопросы, но призрак тетушки уже почти пропал.

Чтобы сова была удостоена метки героя? Вот уж чудо из чудес, даже для совы, которую волки очень уважают. Но более всего Гвиннет тревожила мысль о том, что кто-то осквернил память ее отца. В королевстве Га’Хуул о таком и подумать было невозможно. Шлем и забрало совы-кузнеца, боевые когти — к снаряжению относились с глубоким почтением, особенно к тем вещам, которые изготавливались для личного пользования, а не для обмена. Как дух отца обретет покой, если его шлемом завладел кто-то другой? Разве он сможет мирно сидеть на насесте в Глауморе, рядом с небесной кузницей, искры от которой превращаются в звезды на ночном небе? Гвиннет едва сдерживала слезы, думая об отце. Как такое вообще случилось?

В это мгновение порыв холодного ветра взволновал листву деревьев, и остатки туманного облачка с очертаниями тетушки расплылись окончательно.

— Метку героя осквернили! — неожиданно для самой Гвиннет громко прозвучал ее голос. Неужели она сошла с ума, стала кэг-мэг, и все это ей привиделось? Спала она или бодрствовала? Сипуха моргнула и взъерошила перья. Значит, она по-прежнему находится в своем теле, как будто никогда не застывала от страха.

И все же сова ощущала скрытое присутствие другого существа — оно отзывалось в желудке тягучим чувством. Как будто скрум тетушки проник внутрь нее. Она подняла одну лапку и осторожно почистила перья на животе.

О смерти своего отца Гвиннет узнала, когда война уже давно закончилась. Он погиб не на поле боя, а какое-то время спустя, страдая от полученных ран. О месте, где он испустил последний вздох, ходили разные слухи, но ничего конкретного никто не говорил. Гвиннет однажды посетила его кузницу, чтобы привести ее в порядок и посмотреть, не там ли он скончался. Она даже летала к Сарк-из-Топи, славящейся своим чутьем, чтобы попросить ту о помощи. Но Сарк не учуяла и малейшего следа Гвиндора, и Гвиннет сдалась окончательно. А теперь, оказывается, кто-то нашел его могилу и осквернил ее, забрав боевой шлем и забрало. Гвиннет должна возобновить поиски, найти снаряжение отца и восстановить метку героя.

Кэтрин Ласки. ЛедянойКэтрин Ласки. Ледяной