Отрывок из книги:
2001 год
Саша стиснула зубы и завела двигатель. Мотор взревел, прохожие шарахнулись. Гаишники, сторожившие въезд на Большую Дмитровку, кинулись к машине.
Она закусила нижнюю губу и разогналась до восьмидесяти.
— Люди! Забор! — простонал любимый.
Александра на полном ходу снесла ограждение. Вылетела, в заносе, на узкую улицу. Сзади взревел сиреной милицейский автомобиль. Спереди, от прокуратуры, кинулись автоматчики. Народ соображал туго, люди по-прежнему шли прямо по проезжей части.
— Господи, помоги мне — сейчас. И я больше никогда!.. Обещаю! Клянусь! — отчаянно прошептала Саша.
И понеслась на максимальной скорости к Тверскому бульвару.
Пешеходы отпрыгивали, матерились вслед.
— Бесполезно, — прохрипел мужчина.— «Перехват» объявят. Из города не выедем.
Но девушка лишь пожала плечами. За секунды долетела по бульвару до Петровки. Трое гаишников выскочили на проезжую часть, замахали палками.
— А танк подогнать? — хихикнула Саша.
И обошла стражей по тротуару, едва не пришибла даму с собачкой (те успели вжаться в стену), погнула колесный диск.
Что я делаю ? Как я могу ?!
Впрочем, Саша, ты сама хотела умереть.
Вот и получай.
2000 год
Тюльпан на Сашином плече появился случайно.
Шла из института, настроение паршивое, погода дрянь, а на пути — тату-салон с красивым названием «Клеопатра-плюс». И вся витрина в потрясающих фотках: брутальные мужики, загадочные дамы.
Саша из любопытства заглянула. Салон оказался пуст, ей все обрадовались, администратор кинулась варить кофе, обаяшка-мастер принес каталог. Обещали анестезию, комфорт, а еще уверяли, что после татуировки — вся жизнь меняется.
— Любой вам подтвердит: сознание обнуляется. Начинаешь строить судьбу заново. Как сам хочешь, — демонически мерцая глазами, уговаривал татуировщик.
Деньги были, и Саша решилась.
Колоть оказалось почти не больно. Побрызгали спреем, сделали укольчик. Мощный вентилятор охлаждал, грохот музыки вгонял в транс. И картинка выглядела почти красиво, тюльпан с элементами крови.
От унылого настроения не осталось и следа.
Но через час действие анестезии закончилось, рана распухла и самочувствие стало просто адским. Будто не крошечный цветок, а целый сад ей на предплечье выкололи.
Адский сад.
Сад-изм.
Саша вернулась домой. Тихо проскользнула в свою комнату. Заперла дверь, вцепилась зубами в подушку. За стеной, на кухне, мама грохотала посудой. Что-то втолковывала отцу, пытаясь перекричать его телевизор. Взрослую дочку родители не тревожили. А так хотелось, чтобы вошли. Приласкали, поговорили. Пожалели! По-настоящему.
Увы, Саша давно усвоила: жаловаться предкам — себе дороже. Сочувствия получишь на копейку, зато моралей выслушаешь — на пару миллионов, не меньше. Двойка? Сама виновата, не выучила. Горло болит? Нечего мороженое зимой есть.
Лучше все проблемы самой решать. От простуды — втихую проглотить таблеточку, царапину на машине — ликвидировать у гаражных умельцев.
И сейчас тем более смешно ждать сочувствия. Татуировка — увечье, нанесенное по доброй воле.
Ничего. Перетерпим. Скроем. А родителям покажем ближе к лету.
В салоне сказали: больное место не травмировать, одежду по возможности не носить. Спала Саша голышом. Утром, к завтраку, пришлось надеть кофту. За ночь место татуировки распухло еще больше, когда ткань задевала рану, появлялось желание взвыть.
Но родители не замечали ее кислого вида. Утро, отец с отрешенным видом уткнулся в газету, мама мечется между сковородкой с оладьями и холодильником.
— Саша, передай мне хлеб, — попросила мать.
А хлебница у них устроена неудобно, в щелке между микроволновкой и сушкой. Саша потянулась, сделала неловкое движение, задела руку, скривилась от боли. В лицо ей, к счастью, никто не посмотрел, и девушка порадовалась: пронесло. Но тут вдруг отец спросил:
— А что это у тебя на рукаве?
— Э-э... просто грязь. Сейчас переоденусь. — Саша постаралась, чтобы голос звучал беззаботно.
Но родители уже переглянулись. Насторожились. И немедленно ринулись в атаку.
— Саша! Не морочь мне голову. Это кровь, — тоном прокурора молвил отец.
— Не скрывай от нас! Что случилось? — вскрикнула мама. — Это ножевое ранение?!
— Да просто царапина, — попыталась понизить накал страстей девушка.
Но отец строго потребовал:
— Снимай кофту.
Саша, морщась от боли, повиновалась.
— Какой ужас, — ахнула мать. — Только подумать. Ты ведь приличная девушка! Зачем ты сделала это? Зачем?!
— Как зэчка теперь, — пригвоздил папа. — Все будут думать: зону топтала.
— Те, кто топтал, купола церковные себе колют, — буркнула Саша. — По количеству лет отсиженных.
Но родитель продолжал обливать презрением:
— А ты подумала, как это будет выглядеть — когда тебе будет лет восемьдесят? Тюльпан на обвисшей коже, ну и картина.
— Я где-то слышала... — растерянно произнесла мама, — что татуировку можно легко свести. Но только надо это делать немедленно — пока рана свежая. Давай узнаем... Я сейчас позвоню...
— Не буду я ничего сводить! — возмутилась дочь. — И не надо на меня смотреть, как Ленин на мировую буржуазию. Что такого страшного я сделала? Не ограбила. Не убила. А татушки сейчас у всех.
— Ну, да, — поджала губы матушка. — У всех, кто больше ничего продемонстрировать не может и ничего из себя не представляет.
С отчаянным лицом шваркнула на тарелку подгоревший оладушек. Убитым голосом произнесла:
— Что будет дальше? Оранжевые волосы? Кольцо в носу?
Саша сделала вид «мне все равно» — хотя больше всего ей сейчас хотелось расплакаться.
Тоже мне, родители. Семья. Они даже не попытались спросить: зачем? Было ли больно? Почему именно тюльпан?
Впрочем, так шло всю жизнь, с раннего детства. Отец, Иван Олегович, сразу расставил приоритеты. Он — мужчина, кормилец. Работа превыше всего. И вообще девочку должна воспитывать мама.
Ну, Ольга Егоровна — та пыталась. Приобщала дочку к шитью, кулинарии. Рвалась поиграть с ней в куклы. Стать подружкой. Точней, не так. Дочку — превратить в любимую игрушку. Наряжать ее, поучать, причесывать, наказывать.
Но Саша — будто назло — уродилась не куклой, а стойким оловянным солдатиком. Дружила с мальчишками. Хулиганила, играла в футбол. Обожала технику. В первом классе лично починила розетку. Мыслила по-мужски. Слезами своего никогда не добивалась. Что не по ней, сразу в драку лезла.
«Я ждала совсем не такую дочь», — вырвалось однажды у мамы.
А папа неуверенным тоном утешил: «Давай переходного возраста подождем. Может, гормоны взыграют — и расцветет».
Но и в подростковом возрасте превращения из гадкого утенка в лебедушку не случилось. Грудь выросла минимальная, походка осталась пацанской. Упорно ходила в кроссовках и джинсах. Краситься, наряжаться тоже не тянуло. И ни единого женского хобби до сих пор себе не завела. Больше всего любила гонять на машине. Едва исполнилось восемнадцать, пошла в автошколу. Преподаватели говорили, что впервые видят девушку, кого реально интересует устройство автомобиля. Вождение она сдала — единственная из группы! — с первой попытки. Триумфально явилась домой — с новенькими правами.
Иван Олегович изумился:
— А говорили, сейчас без взятки невозможно.
— Или ты заплатила? — нахмурилась Ольга Егоровна.
— Откуда у меня деньги? — пожала плечами дочь. И робко произнесла: — Теперь машина нужна. Хотя бы простенькая. Инструктор сказал, иначе я быстро водить разучусь.
— Интересное заявление, — поджала губы мама. — В восемнадцать лет уже машину ей подавай.
— Мне родители в свое время сказали: хочешь кататься — иди и сам зарабатывай. Я и заработал. К тридцати годам, — подхватил отец.
— Ну, у девушек есть вариант полегче. Можно замуж удачно выйти, — хмыкнула мама. — Но ты ведь к этому не стремишься.
— Я вас поняла, — вздохнула Саша. — Значит, пойду на работу.
— Вместо учебы? — неодобрительно прищурился отец.
— Нет. Буду совмещать.
И нанялась кидать в почтовые ящики бесплатные газеты. Каждое утро убегала из дома в пять утра. К восьми ноги гудели, хотелось не в институт, а поспать.
Но родители бдили, гнали на лекции.
Однако через пару месяцев смилостивились. Испугались, наверно, что она институт бросит. И подарили надень рождения «восьмерку». С битым крылом и вообще сильно б/у. Но машину. Ее собственную. Первую. Самую красивую в мире!
— Опыта у тебя никакого. Поэтому ездить будешь только со мной, — предупредил отец.
Сама Саша считала, что уже водит куда лучше, чем отец: тот свою машину всего за год вдоль и поперек расцарапал. Но благоразумно промолчала.
Пока папа сидел рядом, она разыгрывала из себя трусиху и паиньку. Останавливалась метрах в пяти до стоп-линии. Видела далеко на встречной грузовик — пищала и сразу жала на тормоз.
— Смелее! — командовал отец.
И, кажется, искренне верил, что именно он научил дочь ездить. Хотя знал бы, наивный, насколько сложно Саше было смирить характер. Прикидываться ответственной и осторожной. Не превышать и не подрезать.
Лучшим днем в ее жизни было, когда наконец — одна! На своем авто! — выехала в город.
В автошколе девчонки пугали: «Будет просто ужасно! Новичка все «учить» норовят, а женщин за рулем вообще травят».
Но с Сашей ничего подобного не случилось. Наоборот, сама начала, с первого дня на дороге, объезжать справа скопище болванов на светофоре и стартовать на секунду раньше всех. Мужики — это правда — бесились. Кто мог — потом обгонял, подрезал. Но реальных аварий не провоцировали или это просто она от столкновений легко уворачивалась.
Саша смеялась, когда видела на дорогах типично женские машинки: с мягкими игрушками, брелочками и наклеечками. Лично она считала: настоящие украшения для автомобиля — новые свечи, хорошее масло и качественный бензин. А главное — скорость, скорость!
Любовь погонять обходилась в копеечку.
Женские журналы уверяли, что гаишникам платить не нужно, достаточно похлопать глазками и нежным голоском попросить о пощаде. Саша однажды попробовала, но мент лишь расхохотался:
— Овечку из себя не строй. На радаре — почти двести километров.
— Э... я задумалась.
Взглянуть виновато. Облизнуть губы.
Но гаишник взглянул равнодушно:
— Будем лишение прав оформлять?
И она вытащила кошелек.
На штрафы и на бензин родители ей денег не давали. Поэтому Саша чуть не с первой самостоятельной поездки начала «бомбить». Поначалу брала только дамочек, постепенно осмелела — стала и возле мужиков останавливаться. Пока везло: грабители не попадались, а насильников она, похоже, не интересовала.
И вообще врут, что у таксиста работа собачья. Саше, наоборот, нравилось. Узнаешь город, оттачиваешь мастерство, зарабатываешь деньги, да еще и с интересными людьми общаешься.
И сегодня — после утреннего скандала с родителями — Саша решила: в институт она не пойдет. Какой смысл сидеть на лекции, когда плечо болит смертельно и настроение на нуле? А вот на промысел отправиться можно. За рулем хотя бы отвлечешься.
Для разминки пару раз объехала округу, подвезла двух засонь до метро, малую денежку срубила. Третьим заказом оказался молодой, нервный клерк — рубашка мятая, взгляд дикий. Открыл дверцу, заорал будто она глухая:
— До «Павелецкой» за сколько доедем?
— Двести рублей.
Клерк завопил еще громче:
— Я про время говорю!!
— На метро будет быстрей, — усмехнулась Александра.
Парень испуганно покосился на толпу, мрачно бредущую к подземке, и быстро запрыгнул в машину.
За то, что не давал советов, когда переключать сцепление и тормозить, Саша довезла его секретным путем, в объезд пробок.
— Молодца, — похвалил парень. — Личным водителем ко мне пойдешь? На полставки?
Александра взглянула искоса: неужели кадрится? Увы. Лицо совсем равнодушное.
— Нет, мне постоянная работа не нужна, — покачала головой.
— Как хочешь.
Швырнул на приборную панель две сотни и был таков.
А она долго смотрела парню вслед — тот бежал к блестящему, мраморно-зеркальному зданию.
Бизнес-центр на «Павелецкой». Для однокурсниц — любимое место охоты на женихов. Специально подкупали охранников, чтобы просочиться в столовую, пострелять глазами в сторону молодых банкиров.
«Думаешь, татуировка тебе поможет?» — Саша прямо услышала издевательский мамин голос.
Ладно, плевать.
Развернулась и поехала к вокзалу, возле бизнес-центра утром все равно ловить нечего.
...В ряды мафиозных таксистов Александра, разумеется, не совалась. К счастью, многие пассажиры с ними тоже предпочитали не связываться. Выходили на дорогу, чуть в сторону, и голосовали.
Вот и сейчас повезло: у обочины волосатый, похожий на хиппаря чудик. Машет рукой — смешно, как в фильмах про Париж.
Саша остановилась. Чудик боязливо заглянул в пассажирское окошко. Строго вопросил:
— Are you illegal?
Она не удержалась, фыркнула. Но ответила без тени иронии:
— Oh, yes. I'm a godmother. The queen of the crime.
Александра уже возила иностранцев и знала: шуток, да еше про зловещую русскую мафию, они не понимают совершенно. Сейчас шарахнется, как от огня.
Однако волосатый оказался не из пугливых. Сбегать не стал, но голос сделал еще строже:
— I mean not you, but your taxi. Is it illegal?
Ox уж эти иностранцы! Обязательно им «шашечки» подавай.
Саша улыбнулась:
— Зато я довезу вас вдвое дешевле.
Аргумент хиппаря убедил. Сел в машину. Немедленно пристегнулся. Неодобрительно покосился на Сашу, у нее ремень безопасности был только накинут, чтоб гаишники не цеплялись. И первым делом, как все чужеземцы делают, похвалил ее «блестящий английский».
— Да бросьте вы, — отмахнулась девушка. — Минимальный словарный запас. Как у обезьяны.
Но волосатик продолжал смотреть с восторгом:
— Я часто ездил на такси, и ни один из московских водителей не говорил так, как вы!
— Я и не водитель, — улыбнулась она. — Я студентка.
— Да вы что! — Голубые глаза пассажира заблистали восторгом. — Студентка? А что изучаете?..
Саша давно подметила: иностранцы что дети: и те, и те ведут себя одинаково. Все им интересно, все внове.
...Институтом своим Александра совсем не гордилась. Выбрала, куда поступить проще.
Электронная книга "Над пропастью жизнь ярче"
Электронная книга "Над пропастью жизнь ярче"
