Анна – единственный ребенок в аристократическом семействе, репутацию которого она загубила благодаря дурной привычке – мелким кражам. Когда ее тайное увлечение было раскрыто, воровку сослали в монастырь на перевоспитание, но девица сбежала в поисках лучшей жизни. Революция семнадцатого года развязала руки мошенникам, среди которых оказалась и Анна, получив прозвище Цыпа. Она пробует себя в разных «жанрах» – шулерстве, пологе и даже проституции, но не совсем удачно, и судьба сводит бедовую аферистку с успешным главой петроградской банды – Козырем. Казалось бы, их ждет счастливое сотрудничество и любовь, но вместе с появлением мошенницы в жизнь мужчины входит череда несчастий… так начался непростой путь авантюрной воровки, которая прославилась тем, что являлась одной из самых неудачливых преступницы первой половины двадцатых годов.
Главы из книги:
Счастливый лотерейный билет
Прошел месяц с момента знакомства Анны с проституткой Надин и хозяином трактира. В увеселительном заведении все хорошо знали желтоволосую Цыпу. Тапер, отчаянно брякающий вечерами по клавишам расстроенного пианино, посвящал ей музыкальные номера, а очарованные повара тайно угощали вкусными десертами. Многие гости стремились скоротать вечерок в компании веселой ухоженной девицы, которая отличалась от других девиц, выставленных на показ, благородством и сдержанностью. У нее появились поклонники, щедро одаривающие ее подарками. Это было своеобразной игрой, в которой Цыпа наслаждалась своим преимуществом, ведь все понимали, что за ее спиной – грозная тень самого Козыря, человека с виду интеллигентного, но, как выяснилось, умеющего причинять боль и моральную, и физическую.
– Он – не такой душка, каким его считают, – поделилась как-то певичка, исполняющая романсы. В трактире ее называли «княжна». Анна предположила, что столь благородное прозвище получено из-за происхождения, но она была из рабочей семьи, но подавала себя, как великосветская дама, надевая вычурные наряды на выступления. Иногда Княжна подсаживалась к Анне, дабы продать свое свободное время. Ее покупали почти сразу, так как в трактире она пела не первый месяц и обзавелась хорошими знакомствами. Иногда девицам удавалось перекинуться словечками.
– Опасайся Остапа, будь с ним честна, но не откровенна, иначе погубишь себя! – твердила Княжна. – Ему нравится знать о нас больше, чем нужно!
– Зачем? – настороженно уточнила Анна.
– Чтобы был козырь в рукаве и в любой момент он мог бы им воспользоваться. У него и души-то нет! Карты вместо нее. И настроение его зависит от расклада. Он кажется особенным, но лишь на первый взгляд. Мы для него товар – не больше, поверь, Цыпа!
Анна часто вспоминала эти предостережения, боясь потерять голову, потому что чувствовала, что Козырь оказывает на нее сильное влияние. О том, что слова Княжны не были беспочвенной фантазией, Анна убедилась буквально несколько дней спустя после их разговора, когда одну из девиц в назидание другим Козырь столкнул с лестницы. Бывало, что девицы не пользовались платными комнатками, специально обустроенными для любовных утех, а тащили гостя к себе в конуру, в этом случае трактир лишался дополнительного заработка. Хозяин не настаивал на соблюдении правил, но после того, как девушка с переломанными конечностями на брюхе выползала из заведения, оставляя за собой кровавый след, никто больше не осмеливался перешагивать через жадность хозяина, предпочитая остаться целыми и невредимыми.
Козырь был очень любезным человеком, но всегда отстраненным. Казалось, люди для него – пустое место. То, что Анна ошибочно приняла за симпатию в день их знакомства, оказалось обычной вежливостью и воспитанностью. Этот человек покровительствовал всем девушкам, работающим под его крылом, и Анна не была исключением. В кабаке Цыпа носила белые кружевные перчатки, это означало, что интимные услуги она не оказывает, но может проводить время за столиками рядом с мужчинами, заплатившими за это удовольствие. Среди девиц были и другие знаки: например, в «особенные» физиологические дни проститутки надевали красные перчатки. Мужчины могли понимать, что на определенные удовольствия рассчитывать не стоит. Реже всего встречались девицы в зеленых перчатках – непорочные девы, ожидающие самой большой ставки за ночь. Торг шел несколько месяцев и в финале побеждал тот, кто платил больше всех. Анна с ужасом выслушала истории двух девиц, с которых стянули зеленые перчатки в трактирных комнатах. Девушка по имени Ольга поделилась, что впервые отправилась наверх с толстяком, испускающим газы каждые несколько минут, а Варваре достался слепой дряхлый старик, получивший в подарок девственницу от заботливого сына. Бродили слухи о чудесном замужестве после первой ночи, будто бы одна из девушек стала женой посетителя кабака, купившего ее, но Анна подозревала, что эту байку сочинили для новеньких, чтобы у них была надежда вытянуть счастливый лотерейный билет.
Анна стояла, напротив стола перед Козырем в его кабинете, нервно покусывая губы, словно неуспевающая в учебе гимназистка. Она пришла требовать, чтобы ей позволили подниматься в номера, но мужчина отказывался об этом слышать.
– Нельзя торопиться! – поучал хозяин трактира. – Ты должна «набить» цену, а потом продашься за дорого… очень дорого! Стать дешевкой ты всегда успеешь, подожди несколько лет… Зубы потемнеют от табака – курить ты начнешь, в боку заколет от выпивки – не пить на твоей новой службе невозможно, кости заболят от стараний – тебе захочется удивлять и получать за свои услуги большие суммы, но тело при этом начнет стариться. Пока ты в состоянии носить корону и заставлять клиента умолять тебя поднять одеяло, но потом твое место займет та, что моложе и свежее! Не продешеви сейчас, Цыпа, чтобы в старости не околачиваться в подворотнях. Если тебе определят цену в копейку, до рубля ты ее не поднимешь никогда!
– Но как я пойму, что цена уже достаточно высока? – капризно спросила Анна. Ей казалось, что она упускает время, ведь ее заветной мечтой было уйти из родительского дома, но по причине отсутствия достаточного количества денег она не спешила разрывать отношения с матерью. Также близилось еще одно событие, которое ее почему-то пугало – день знакомства с женихом-большевиком, которого так отчаянно сватала Софья Никитична. Несколько раз он откладывал встречу по причине занятости, но наконец-то утвердил безоговорочную дату встречи с Анной, и момент их встречи с загадочным Николаем Александровичем неотвратимо приближался.
Козырь встал с любимого удобного кресла, в котором чувствовал себя защищенно, как улитка в надежном панцире, обошел стол и остановился напротив девушки. От того, что он был очень близко, ладони Анны вмиг стали влажными и сердце бешено заколотилось. Его длинные тонкие пальцы коснулись ее лица, приподняли подбородок и он оказался так близко, что девушка чувствовала его дыхание.
– Неужели ты так спешишь лечь в постель с чужим мужчиной? – спросил он еле слышно, почти шепотом, будто делился самыми сокровенными мыслями, не желая сделать их всеобщим достоянием.
Анна не смогла выдавить ни звука, ее словно парализовало, как кролика перед удавом. Она хлопала глазами и чего-то ждала, не шелохнувшись.
«Неужели он понял, знает, чувствует, что мне страшно?!» – пронеслось в голове Анны. На самом деле она очень боялась наступления того самого дня, когда Козырь одобрит поход в специальную комнату с кавалером, заплатившим достаточно, чтобы она сняла свои белые перчатки, но пришла требовать обратного, потому как не знала как ей быть. Время утекало сквозь пальцы, не оставляя взамен ничего. Каждый день уходил безвозвратно, и Анна чувствовала пустоту, прощаясь с еще одними бесполезными сутками, в которых ей не удалось сделать что-нибудь важное.
– Что же ты молчишь? Ты хочешь спать с другими мужчинами? – его голос звучал напряженно и строго, Анна почему-то ощутила угрызения совести, будто она была в чем-то виноватой, но в чем именно никак не могла разобраться, поэтому продолжала молчать, как партизан на допросе. Козырь еще с минуту рассматривал ее лицо, его горячее дыхание пьянило едва держащуюся на ногах девицу. «Не отпускай меня, пожалуйста, не отпускай! Я не хочу быть в постели ни с кем, кроме… тебя!» – кричал ее рассудок, но вслух она произнесла совсем другие слова:
– Я… я знаю, что у меня мало опыта… Но я… хотела бы наверстать…
Услышав это, Козырь резко отстранился и снова стал чужим. Он вернулся обратно в кресло и долго молчал, сосредоточившись на собственных мыслях. Девушке показалось, что молодой мужчина ждал совсем другого ответа, и она готова была выть от отчаянья, потому что не понимала, что именно он хотел услышать.
– Да, я знаю, что опыт в… общении с… мужчинами у тебя мизерный! – произнес он немного грубо. – Это видно даже невооруженным глазом. Таких, как ты называют «малосольная».
– Что это значит? – испуганно уточнила Анна, боясь потерять доверие и опеку Козыря.
– Ну… почти непочатая… Как бутыль вина, из которого пригубили совсем немного, только чтобы распробовать! Да ну тебя! – отмахнулся Козырь, злясь. Он не умел деликатно говорить на щекотливые темы, а объяснить все как есть пока не мог, боясь напугать малоопытную Цыпу.
– Я стану профессиональной любовницей, я буду стараться! – блеяла Анна, сложив руки как в молитве у груди.
– Господи, да замолчишь ты, наконец?! – рыкнул Козырь. – Убирайся вон! Иди, работай! Перчатки не снимать, пусть довольствуются беседами, и давай себя немного пощупать.
Анна покинула кабинет сурового начальника на дрожащих ногах, чуть не разрыдавшись от горечи. От холода Козыря коченело сердце, его магия действовала на нее «У него и души-то нет! – вспомнились Анне слова Княжны. – Мы для него товар – не больше». Цыпа поправила свои желтые волосы, перехваченные вокруг головы блестящей широкой лентой в одной цветовой гамме с платьем, подтянула чулки и белые перчатки, совсем не гармонирующие с ее нарядом.
– Цыпа, тебя хотят видеть! Хорошо одетый господин приглашает выпить с ним вино! – подбодрил ее Клим, когда она вошла в зал. Девушка кивнула и, поправив спадающую лямку новенького платья, сшитого по специальному заказу умельцем Яшкой, направилась к столику, заказавшему ее внимание.
Добрый толстяк с маленьким носом, похожим на кнопку, на которую все время хотелось нажать, вызывал умиление. Его рыжие коротко подстриженные кудрявые волосы, походили на кусок одеяла плотно приклеенного к голове, а маленькие беспокойные глазки все время смотрели на скромное декольте Анны. Мужчина смеялся, похрюкивая, и рассказывал о своих сыновьях, помогающих ему в конторе.
– Ныне никому нельзя доверять! Вот и пришлось их с малых лет приучать вести счета! – делился он, подливая вино в бокал спутнице. Гость заведения придвинул свой стул так близко, что его коленка упиралась в бедро Анне. Понизив голос, мужчина поделился, что тоже участвует в торгах и хотел бы провести с ней ночь.
– Дороговато, конечно! Вот если бы ты носила зеленые перчатки, тогда понятно! А так, за что плачу? За кота в мешке! – рассуждал человек, почесав свой крошечный носик.
– Ваша жена одобряет торги? – выпалила Цыпа, надеясь, что эта фраза слегка охладит толстяка и заставит отодвинуться на комфортное для нее расстояние.
– Что это еще за разговор? – недовольно произнес он и в мгновение преобразился. Внешность оказалась обманчивой, за маской добряка скрывался подлый, хитрый, жадный и злобный человек.
– Если бы я мог за гнусные слова отрезать твой язык, то с удовольствием бы это сделал! Моя жена – святая женщина и не тебе, шваль кабацкая, трепать ее имя, – человек придвинулся еще ближе и прижал Цыпу к себе, грубо шаря под подолом платья своей шершавой ладонью. – Не страшно ли тебе, девочка, по ночам ходить? Ведь в подворотнях скрываются неприятности! Что, если кто-то, к примеру, выследит тебя, Цыпа, и увезет в тайное место?! И там устроит тебе такую жизнь, после которой с тобой даже самый опустившийся человек не ляжет в койку!
Подоспел Клим и что-то произнес на ухо угрожающему мужчине, он обрадовался и радостно потер руки. Анна испуганно вскинула голову и увидела в окне, выходящем в зал из кабинета, силуэт. Лица Козыря видно не было, но она точно знала, что он за ней наблюдает.
– Что происходит? – уточнила она у полового. Тот ей подмигнул и сказал, что Козырь, как она и просила, позволил ей подняться наверх с этим мужчиной.
– Сейчас? – удивилась девушка, содрогаясь всем телом.
– Ну а когда же, Цыпа! Я знал, что сегодня мой счастливый день! – весело заметил толстяк. – Где я могу рассчитаться?
– Как он мог… так меня унизить, – задыхаясь, произнесла Анна. – Бездушный… бесчеловечный… безжалостный…
Она снова уставилась на окно, но там была лишь плотная завеса. Вернулся толстяк и, схватив ее за руку, поволок к тайной двери, ведущей к лестнице в комнаты. Анна не чувствовала боли в руке, которую яростно сжимал покупатель, ей казалось что мир за стенами трактира обрушился и превратился в пепел и больше ничего и никого не осталось, лишь она и грубое животное, жаждущее оправдать свои затраты.
– Сейчас ты узнаешь, как относится жена-покойница к моим покупкам! – угрожающе процедил сквозь зубы мужчина, волоча споткнувшуюся Анну по лестнице.
– Мне больно, – выкрикнула она.
– Это только начало! – многообещающе произнес он. – С сегодняшней ночи начнется новая страница твоей жизни, считай, что ты вытянула счастливейший лотерейный билет!
Анна не сразу поняла, что ее обожгло – это была звонкая пощечина. Все перед глазами искажалось от слез, но одержимого человека не трогала ее печаль, он торопливо открыл комнату, ключ от которой получил после расчета, и швырнул Анну на кровать. Девушка почувствовала, как уплывает в черную бездну, в которой не было ни боли, ни эмоций, только лишь тьма, темная, беспросветная тьма.
Пусть настанет утро
Анна очнулась на большой кровати в шикарных апартаментах, которые разительно отличались от предыдущего места, где она имела несчастье вкусить первое уединение с мужчиной. Урок оказался плачевным и болезненным. Болели руки и лицо. Она с удивлением посмотрела по сторонам, отчаянно пытаясь вспомнить, как оказалась в незнакомом месте. В комнату вошла высокая худая женщина в белоснежной одежде, похожей на сестринское одеяние, волосы ее были спрятаны под чепцом. Увидев, что девушка очнулась, она учтиво произнесла:
– Вы больше не спать! Хороший новость! Я говорить хозяину!
– Кто ваш хозяин? – дрожащим голосом уточнила Анна. Последнее, что она помнила, – разъяренное лицо толстяка, пообещавшего изменить ее жизнь. «Возможно, он выполнил свою угрозу столь необычным способом? И вместо того, чтобы изувечить, осыпал почестями?» – подумала Анна и тут же уличила себя в наивности и глупости, ведь судя по прелюдии – звонкой пощечине – вдовец не планировал перед ней расшаркиваться, и что произошло в комнатке, пропахшей похотью и иллюзией любви ей пока неизвестно. Анна обнаружила, что лежит без платья, лишь в нижнем белье и торопливо уточнила у женщины в белом одеянии, желающей покинуть помещение:
– А кто меня раздел?
– О, ваше платье изодрать какой-то зверь! Я его снять и выбросить, – призналась неизвестная дама, затем чуть склонилась, как будто за что-то благодарила Анну, и вышла из комнаты. Из-за окна послышался шум – визжал клаксон, а значит, рядом была дорога. Девица торопливо вскочила и, с трудом справляясь с сильным головокружением, добралась до окна, из которого была видна дорога с автомобилями и пролетками.
– Вы напрасно вставать! – послышался все тот же женский голос. – Вам надо лежать, отдыхать. Вам колоть успокоительное лекарство день назад…
– День назад? Я здесь больше суток?! – ужаснулась Анна, просчитывая последствия своего неведения. – Моя мать… она сойдет с ума по-настоящему!
– Простите, я плохо понимать русский, если вы быстро и тихо говорить! – оправдывалась собеседница, бережно взяв Анну за плечи и сопроводив ее к мягкой удобной кровати.
– Мне нужно домой! Передайте хозяину, что мне очень нужно… домой! Моя мама больна, и если я не вернусь, Бог знает, что произойдет!
– Доктор сказать вам лежать! Хозяин приказать не отпускать! – строго отчеканила женщина и снова ушла прочь, пообещав принести бульон для восстановления сил.
Анна снова осмотрелась. В просторном номере с высоким потолком было красиво и помпезно. Девица предположила, что находится в гостинице и, судя по обстановке, весьма дорогой. Все было отделано золотом, конечно, фальшивым, но выглядело это по-королевски.
– И кто, интересно, столь щедрый? – выдохнула она.
– Вопрос в другом: достойна ли этой роскоши Цыпа? – мужской голос заставил Анну вздрогнуть. Перед кроватью стоял Козырь, он криво усмехнулся, глядя на ее парик, лежащий на краю кровати, и, кивнув на отвалившуюся деталь, произнес:
– Все фальшь! И почему я не удивлен, что наш цыпленок – на самом деле обычная курица?!
Девушка стыдливо прикрыла почти оголенное тело, и расправила спутавшиеся русые волосы.
– Забавно, но теперь ты совсем другой человек, к которому хочется прикасаться… Но, к сожалению, я не могу!
Она удивленно уставилась на него, не понимая, и еле слышно выдавила:
– Почему?
– Теперь ты стоишь еще дороже! Я смогу тебя продать не в трактире, а здесь!
– Здесь?
– Конечно, прямо в гостинице. Внизу ресторан и там бывают очень состоятельные, и даже интеллигентные люди, любящие развлечения не меньше, чем те, с кем ты уже познакомилась в нашем маленьком царстве разврата.
– Зачем я здесь?
– Я уже ответил на этот вопрос.
– Мне нужно домой, моя мать…
– Я слышал и не уверен, что ты говоришь правду, – Козырь лишь пожал плечами и, перед тем, как уйти, добавил: – Этот номер пока твой, ты должна мне за сутки пребывания, плюсуем услуги нашей фрау, а также доктора. Задолженность за столик в кабаке, которую тебе также придется покрыть… Что-то еще упустил, но это неважно! Пользуйся благами, внезапно свалившимися на тебя, да не увлекайся, а то задолжаешь такую сумму, которую не будешь в состоянии отработать. Рекомендую отдохнуть как следует и завтра приниматься за работу. Чуть позже фрау сделает тебе примочки, надо вывести синяки…
– А о чем-то кроме денег ты можешь думать? – твердо спросила Анна.
– Возможно. Как твое имя?
Девушка хотела назваться кем-то иным, но поразмыслив, решила не рисковать:
– Анна.
– Дворянка, не так ли?
Девушка кивнула и стыдливо опустила глаза, словно в этом слове таилось что-то очень неприличное.
– Авантюристка голубых кровей! – усмехнулся Козырь, как никто, понимая эту двойственность, потому что, по сути, они были одного поля ягоды. – Что же мне с тобой делать, Цыпа?!
Козырь ходил перед кроватью, о чем-то размышляя. Иногда он останавливался и рассматривал ее лицо, ему казалось, что перед ним – совсем другой человек. Мужчина боялся привязаться к ней, она волновала его, и это настораживало и пугало. С желтоволосым безродным цыпленком было просто, а с благородной Анной все усложнялось.
– Чем быстрее ты со мной рассчитаешься, Анна, – тем лучше для нас обоих! – произнес он серьезно.
Девушка замерла, задумавшись на мгновение, после чего решительно отбросила одеяло, приглашая его лечь рядом.
– Умоляю! – покривился мужчина, словно ему показали что-то отвратное. – Не мысли на уровне цыпленка, просто подумай, что мне предложить! Ведь насколько я знаю, ты весьма изобретательная дама. Трюк с искусственной рукой меня впечатлил!
Козырь взглянул на часы, которые носил по старинке в кармашке жилета и, попрощавшись, скрылся, пообещав навестить ее утром. Анна принялась жалеть себя, ведь она снова была пленницей. Все то, к чему она так отчаянно стремилась – свобода и независимость, ускользали от нее, делая вещью, принадлежащей кому-то другому. Фрау застала девушку рыдающей, тайком от Анны немка высыпала успокаивающий порошок в клюквенный морс и заставила страдалицу осушить стакан. Девушка почувствовала странный привкус и догадалась, что получила какое-то лекарство. Она сделала вид что уснула, а когда дверь за надсмотрщицей закрылась, бросилась в уборную, чтобы избавиться от лекарства всеми возможными способами.
Лидия Васильевна сидела в гостиной в домашнем платье и ночном чепце, что было странно, потому как часы давно пробили полдень. Кухарка несколько раз предлагала позавтракать, но она отказывалась, объясняя приступом невероятной тоски, сдавливающей горло.
– Я мечтала сделать для Анны что-то хорошее перед уходом… А она снова бежала… Нет больше никакой веры. Я ведь скоро умру, Аглая, слышу, как мой супруг призывает меня оставить грешную землю…
– Полноте, поживете еще поди. Может чаю?
– Тьфу, на тебя, ведьма, я ей про смерть, а она мне свой чай подсовывает.
– Ну, вы за упокой, а я за здравие! – добродушно произнесла прислужница. Крупные черты лица кухарки всегда раздражали Лидию Васильевну, но в этот момент хозяйка одинокого дома не отпускала от себя прислужницу – боялась остаться наедине с собой.
– Хорошо как раньше было, Аглая! Сядь, расскажу тебе о счастливых днях моей жизни.
Кухарка нехотя пристроилась на неудобном стуле и уставилась на Лидию Васильевну, надеясь, что ее повествование не займет много времени. Она не любила пустых разговоров, предпочитала занять руки, а не язык. Аглае нравилось присматривать за домом Лидии Васильевны, и она держалась за место, потому что для работы на фабрике была уже стара, а найти другую вакансию в дворянском гнезде (пусть и разоренном) в послереволюционное время было практически невозможно.
– Мне было пять лет, когда я получила первый урок танцев. Сначала я была восхищена этими движениями, их разнообразием, но слишком частые уроки и слишком высокие требования стали утомлять. Я сказала матери, что не желаю более заниматься чепухой, но она меня убедила, что танцы придают манерам дворян изящество, грацию, величавость, без всего этого положению в обществе – грош цена. Тебе этого не понять, Аглая, но мы – потомственные дворяне. Женщины это сословие получают по наследству, лишь родившись в дворянской семье, мы становимся чистокровными представителями благородного рода. Это ответственность! Нам давали превосходное образование, учили смотреть на мир открыто, и мы должны были передать любовь к возвышенности своим потомкам…
Лидия Васильевна с тоской подумала об Анне, ее неприятии семьи и бесконечных бунтов против сословия. Пожилая женщина хотела пожаловаться на дочь Аглае, но вдруг услышала сопение, заскучавшая крестьянка бессовестно заснула под ее повествование.
– Манеры… воспитание… приличие… разве ты сможешь уловить смысл этих слов, глупая кухарка? – сокрушалась Лидия Васильевна. Ей стало невероятно одиноко в просторном доме. Пожилая дама злилась на дочь за то, что она, как и Аглая, не понимала, какая это честь – быть частью сословия светских землевладельцев, обладавших наследственными привилегиями. Даже несмотря на то, что ненавистные большевики прозвали их буржуа и выставляли, как алчных бездушных бездельников.
Лидия Васильевна оставила дремлющую повариху и направилась в свою спальню, чтобы предаться воспоминаниям. Она долго рассматривала свой портрет, висящий в спальне, на котором была изображена высокомерная женщина с молодым лицом. Теперь непризнанной современностью дворянке все былое казалось сном. Она была стара, а с этим фактом так непросто смириться.
– Маменька! Маменька! Проснитесь! – тихо позвала ее Анна. Женщина резко открыла глаза и увидела перед собой дочь, стоящую на коленях у ее кровати.
– Вернулась, блудница? Для чего? – строго спросила Лидия Васильевна, брезгливо убрав от себя ее ледяные руки.
– Меня похитили и напоили каким-то лекарством. Но мне удалось бежать. Немка заставила выпить морс, я притворилась, что сплю, а когда она ушла, я заставила эту жидкость покинуть меня… Я их обвела вокруг пальца… Их обоих…
– Что ты там бормочешь, глупая?
Лидия Васильевна увидела красное пятно на лице Анны от удара и синяки на руках.
– С тобой что-то сделали? – обеспокоилась она.
– Забрали одежду. Я обернулась занавеской… И незаметно выскользнула из номера… Мне так страшно, маменька…
Лидия Васильевна окончательно пришла в себя. Приподнявшись, она села на кровати так, чтобы видеть рыдающую дочь. Анна никак не могла остановить поток слез, бесконечно лившихся из ее глаз. Она полагала, что виной этому лекарство, попавшее с морсом в ее организм, часть которого все же осталась внутри, поэтому она чувствовала себя рассеянной, слабой и беззащитной.
Лидия Васильевна удивленно уставилась на дочь так, будто впервые ее видела. Ей вдруг стало невероятно стыдно перед Анной, жизнь которой была отравлена… собственной матерью.
– Прости меня, – выдохнула женщина, прижав ее голову к груди. – Это я во всем виновата. Я сделала тебя чудовищем, потому что… не сумела полюбить! Я скажу плохие вещи, Анна, но ты должна знать: я не хотела детей, потому что слишком сильно любила твоего отца. Мне казалось, что они меня обворуют, забрав его внимание… Отчасти так и случилось, мой муж так млел при виде тебя… На меня он так никогда не смотрел. Ах, Анна, как глупо прошла моя жизнь…
– Что вы, маменька, ни в коем случае! Не глупо! Не вините себя, потому что каждый должен отвечать за свои поступки, и думать собственной головой…
– Но ты была совсем ребенком, как же ты могла различать добро и зло, если родители не удосужились тебе дать должные разъяснения?
Анна затрепетала, теплый огонек надежды забрезжил в тоннеле жизни, поздние признания и объятия единственного родного человека были подарком, будто кто-то сверху бросил милостыню и примирил двух истерзанных угрызениями совести родственниц. Тонкие руки дочери крепко обняли исхудавшее от бессолевого питания тело Лидии Васильевны, и она откликнулась на эту нежность, сочувствуя запутавшейся молодой девице.
– Если бы можно было вернуться назад, – выдохнула Лидия Васильевна с горечью, потрепав Анну по голове, словно маленького ребенка. – На много лет назад…
– И что бы вы сделали, маменька?
– Я бы сделала все возможное и невозможное, чтобы ты не родилась!
Данное заключение стало громом среди ясного неба. Анна расцепила руки и отползла от кровати матери, изумленно глядя на нее. Лидия Васильевна начала смеяться, – сначала еле слышно, затем громче и громче. Этот звук отравлял все вокруг и вводил девушку, обернутую шторой из гостиничного номера, в состояние ступора. Она некоторое время не могла пошевелиться, просто смотрела на чудовище в ночном колпаке, которое издевалось над ней, затем Анна собралась силами, поднялась и, пошатываясь, направилась в свою комнату.
– Пусть настанет утро! Я хочу, чтобы все это было сном. Пусть настанет утро, – шептала несчастная девушка, укрывшись в своей комнате.
 | Виктория Руссо. Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей |