Имя Павла Виттенбурга носят хребет на Шпицбергене, мыс на Земле Франца-Иосифа, сопка в окрестностях Владивостока — память о местах, где он работал на благо науки.
Сегодня профессия полярника не в чести. О ней, нелегкой и малодоходной, не мечтают мальчишки, рассматривая карты северных широт. В конце XIX века все обстояло иначе — белые пятна на глобусе манили к себе смельчаков из разных стран. Тех, в чьей бурлящей жаждой открытий крови поселился загадочный, не дающий сидеть на месте «микроб Севера» — так назвал его Павел Виттенбург.
Он родился в феврале 1884-го в далеком Владивостоке, недавно основанном русском форпосте на Тихом океане. Его отец, прибалтийский немец Вольдемар-Карл фон Виттенбург, служил в Лодзи телеграфистом. Как участник восстания за независимость Польши, вспыхнувшего в 1863 году, он был лишен дворянства и сослан в Сибирь. Невеста, полька Мария Тыдельская, последовала за ним. Там они и поженились. Кочуя из города в город, супруги добрались до Владивостока, где по улицам еще бродили медведи и даже тигры, но уже работал телеграф.
Владимир Иванович, как его стали называть в Приморье, занялся привычным делом, купил домик на Косой улице и обзавелся девятью детьми. Кроме немецкой и польской крови в их жилах текла еще английская и шведская, но они учились в русской школе, читали русские книги и искренне считали себя русскими.
Павел, предпоследний из детей, рос озорником, и его в наказание привязывали к столбу у крыльца. Освободившись, он бегал по окрестным сопкам и собирал красивые камушки — так зарождался интерес к геологии. Когда ему исполнилось десять лет, отец умер от чахотки, старшие братья и сестры разъехались, мать тоже решила покинуть Дальний Восток. Павла устроили в гимназию Либавы, нынешней латвийской Лиепаи, где жила одна из его сестер. Почти двухмесячное путешествие морем до Одессы через Японию, Сингапур, Суэцкий канал поразило мальчика и укрепило его мечту стать географом-исследователем.
На новом месте Павел начал усердно «грызть гранит науки», получая отличные оценки по всем предметам. Но он вовсе не был закопавшимся в книги «ботаником» — бегал в компании друзей на каток, увлекался фотографией, совершал дальние велосипедные прогулки. На велосипед он заработал сам, преподавая в рабочей школе, — и сам написал для своих воспитанников свою первую книгу, учебник арифметики.
Окончив школу, он поступил в Рижский политехникум, но тут начались студенческие беспорядки. Тогда, как и позже, Павел был равнодушен к политике. Он просто хотел учиться и для этого отправился в университет немецкого города Тюбинген. Под руководством лучших ученых он изучал географию, геологию и палеонтологию, а на полевые занятия отправился в родной Приморский край, еще не изученный геологами. На собранном там материале он защитил докторскую диссертацию под названием «Геологический очерк восточно-азиатского берега залива Петра Великого».
В 1909 году молодой специалист вернулся в Петербург, где ему предложили работу в Геологическом комитете. Ежегодно отправляясь в далекие экспедиции, он нашел время создать семью — его избранницей стала студентка-медичка Зинаида Разумихина, тоже имевшая немецкие корни. Она много читала, превосходно играла на фортепиано. Ее гуманитарные наклонности унаследовали дочери — Вероника, Валентина и Евгения. Младшая, родившаяся в 1922 году, стала преданной хранительницей памяти отца; благодаря ее воспоминаниям стали известны многие детали жизни Павла Виттенбурга.
В 1912 году он стал сотрудником Геологического музея Академии наук, а в следующем поехал с экспедицией на Шпицберген. Евгения Павловна пишет: «Первое посещение Арктики, ее суровая красота произвели на папу сильное впечатление (...). Он понял, что мысли и сердце его теперь будут принадлежать этим далеким странам с их бескрайними просторами». С тех пор он почти каждый год отправлялся туда, едва замечая происходящее вокруг — сперва мировую войну, потом революцию. Его жизнь делилась между северными экспедициями, музеем и любимым домом в Ольгино в пригороде Петербурга, который он выстроил по собственному плану.
Сердцем дома был кабинет хозяина: «Слева от двери в глубине между стеллажами помещался широкий диван с тумбами по бокам, где хранились две пишущие машинки с русским и латинским шрифтами — мама печатала на них папины рукописи. На одной из тумб стоял глобус, такой таинственный и непонятный. Еще там лежал стереоскоп с фотографиями европейских городов, видами Альп и другими пейзажами... Дверь папиного кабинета, когда он работал за письменным столом, всегда оставалась открытой — он любил чувствовать жизнь дома, и особенно слышать мамино музицирование. Нам, детям, и в голову не могло прийти отрывать его от работы или чем-либо беспокоить».
В доме текла веселая жизнь с вечерним чтением вслух, детскими праздниками, прогулками по окрестностям. На Рождество вся семья — кроме ее главы, который постоянно был занят, — делала елочные украшения и торжественно наряжала лесную красавицу, срубленную буквально у порога. В послереволюционную разруху, когда экспедиции на время прекратились, Павел Владимирович нашел выход своей энергии, основав в Ольгино школу и экскурсионную станцию с музеем природы в соседней Лахте, куда из столицы приезжали экскурсанты. Гостивший там Корней Чуковский оставил о музее иронический отзыв: «Надо мною полка, на ней банки: «Гадюка обыкновенная», «Ящерица живородящая» и пр. ...Учреждение патетически ненужное: мальчишки и девчонки, которые приезжают с экскурсиями, музеем не интересуются, но дуются ночью в карты; солдаты похищают банки с лягушками и пьют налитый в банки спирт с формалином». На самом деле музей принес немало пользы не только жителям Лахты и Ольгино, где его до сих пор вспоминают с благодарностью, но и науке.
После Гражданской войны советское государство обратило внимание на Арктику, подо льдами которой таились еще неведомые богатства. В 1920-м Виттенбург пригласил друга дома, художника Альберта Николаевича Бенуа, присоединиться к группе исследователей Северного Мурмана, где тот создал много прекрасных акварелей. А в 1921 году, отправляясь геологом в экспедицию Рудольфа Самойловича на Новую Землю, взял с собой кинооператора Фридриха Вериго-Доровского.
Собранные материалы пополнили коллекцию Геологический музея, где был создан специальный отдел полярных стран во главе с Виттенбургом. Скоро правительство Якутской АССР попросило у Академии наук помощи в исследовании своей необъятной территории. Неугомонный Виттенбург стал секретарем Комиссии по изучению Якутии, совершил туда несколько поездок, способствовал созданию местного музея. Одновременно он стал проректором Географического института, читал лекции, путешествовал на Новую Землю, в Приморье, на Кольский полуостров. По приглашению Фритьофа Нансена ездил в Берлин на конференцию по воздушному исследованию полярных областей. Писал книгу об экспедиции барона Толля, трагически погибшей на пути к полюсу.
Все эти дела и планы, как тогда часто случалось, оборвал ночной визит сотрудников НКВД. В апреле 1930 года Виттенбурга арестовали по так называемому «делу академиков». Многих видных ученых обвинили в контрреволюционной деятельности с помощью несуществующих доказательств. Сменяя друг друга, следователи требовали от ученого признаний, не давая спать, угрожая арестом жены и детей.
В итоге он подписал «филькину грамоту», в которой говорилось: «Я не имел твердых политических убеждений. Те, которых я придерживался, можно квалифицировать как конституционно-демократические. Недостаточно воспринял Октябрьскую революцию... и продолжал быть убежденным в том, что большевики, взяв в руки государственную власть, не будут в состоянии управлять страной». Такое «преступление» требовало сурового наказания, и Виттенбург был приговорен к расстрелу, замененному десятью годами заключения. Дом в Ольгино был конфискован и разорен, уникальные научные коллекции погибли. Зинаида Ивановна смогла спасти лишь несколько вещей, включая любимые мужем старинные напольные часы. Лишившись жилья и средств к существованию, она перебралась в Ленинград, где устроилась врачом в колонию для малолетних преступников.
Сам ученый был отправлен на лесоповал на Беломорско-Балтийском канале. Но скоро начальники ГУЛАГа вспомнили о его профессии и отправили на остров Вайгач, в переводе с ненецкого «земля смерти», где в суровом полярном климате велась добыча свинцово-цинковой руды. Трое суток в страшную качку его везли из Архангельска на пароходе и высадили на берег с партией заключенных — в основном воров и грабителей. Ежедневно Виттенбург уходил с геологами в глубь острова на поиск новых месторождений. Не раз он с трудом выбирался из снежной метели.
Его спасли привычка к труду и немецкая страсть к порядку и дисциплине. Приехавшая навестить его (конечно, вместе с матерью) Евгения ахнула от удивления: «Три топчана, аккуратно прибранные, стояли по трем сторонам палатки, посередине складной столик под белой салфеткой и с букетом желтых полярных маков, перед входом — железная печурка с трубой, выведенной над входом. Папина потребность в красоте и уюте не изменяла ему и в полевых условиях».
Видя полезность Виттенбурга, лагерные начальники позволили ему жить «вольной» жизнью вместе с женой, которая устроилась на Вайгаче врачом. Он не раз получал почетные грамоты, а в 1935 году досрочно освободился и... остался на севере. Ему дали понять, что в случае возвращения в Ленинград его судьба может оказаться печальной; после убийства Кирова город захлестнула новая волна арестов «бывших». Ученого неминуемо ждали косые взгляды коллег, съемные квартиры, унизительные просьбы об устройстве на работу. Поэтому он предпочел заключить договор с Геологическим управлением Главсевморпути и снова заняться изысканиями на Вайгаче. На вопрос дочери, неужели он так хочет ехать в тундру, он кратко ответил: «Если надо, то хочу» — по этому принципу он прожил всю жизнь.
В следующем году Павел Владимирович отправился на Северную Землю — громадный архипелаг, открытый только в 1913 году экспедицией Бориса Вилькицкого. Однако ледокол «Сибиряков» не смог пробиться к островам и высадил Виттенбурга с группой зимовщиков на северном побережье Таймыра — оно и стало на три следующих года домом ученого, где он по своей привычке удобно обустроился. Оттуда он писал дочери: «Часто думает моя седая головушка, начинающая жить сызнова, как был бы я счастлив иметь такую светлую, уютную комнатку в Москве или в Ленинграде, даже в Архангельске. Ведь у меня по существу нет дома, нет помещения, где я мог бы склонить свою голову... Все же мечтаю найти тихую пристань и работать над геологией Арктики. Думается, должна же фортуна мне опять улыбнуться и ввести меня в рельсы научной работы».
Только в 1939 году Виттенбург смог вернуться в Ленинград, где устроился на работу в Арктический институт и начал готовить к изданию монографии о геологии исследованных им областей. Судимость с него сняли, но под подозрением оставили — уже через год он был уволен и вынужден уехать в Архангельск, где получил должность инспектора геологического контроля. Оттуда он отправился в экспедицию на знакомый уже Вайгач, но тут началась война и в Арктике появились немецкие подводные лодки. Геологов с острова вывезли на Большую землю, и Павел Владимирович снова занялся поисками так нужных стране металлов, угля, нефти в Сыктывкаре, Ухте, Воркуте, на Северном Урале. Весной 1942-го к нему из блокадного Ленинграда приехали жена и двое дочерей — до предела истощенные, но живые. За это счастье он не уставал благодарить... кого — Советскую власть, судьбу, бога? Виттенбург ни с кем не откровенничал о своих воззрениях, помня, как тяжко за это можно поплатиться в сталинской державе.
В 1943 году в Сыктывкаре его пригласили преподавать геологию в эвакуированном Карело-Финском (теперь Петрозаводском) университете. Там ему пришлось заново оформлять докторскую степень — полученную много лет назад немецкую признали недействительной. Получив наконец звание доктора наук, он не собирался засиживаться в теплом кабинете.
Виттенбург занимался организацией геологических работ, преподаванием и подготовкой новых трудов. Он смог наконец вернуться в Ленинград, о чем писал соратнице по полярным изысканиям Евгении Киреевой: «С квартирой устроились очень хорошо: имеем две солнечные теплые и сухие комнаты и прекрасную кухню, со всеми удобствами... пошла регулярная работа по чтению лекций — занимаюсь с юношами и девушками с большим удовольствием. Всегда, когда стою перед своей довольно многочисленной аудиторией, испытываю большое удовольствие, их юность передается мне, и чувствую с ними себя прекрасно!» Летнюю практику он проводил на Вайгаче со студентами Ленинградского университета.
Но на этом испытания не кончились: в 1950 году, во время печально известного «ленинградского дела», на интеллигенцию города на Неве снова обрушились репрессии. Виттенбург «легко отделался» увольнением из Арктического института и запретом подготовленной им книги об экспедиции Толля (она вышла десять лет спустя). Лишь после смерти Сталина ему удалось устроиться на работу во Всероссийский научно-исследовательский геологический институт, но там он уже появлялся редко, в основном давая консультации по сложным геологическим вопросам. Его «Практическое руководство для техников-геологов» получило широкую известность; прочитав пособие, школьники и студенты писали автору и под его влиянием становились геологами. Еще популярнее стали бы художественные произведения Павла Владимировича о Севере, которые он планировал написать. Но слишком много планов не осуществилось в его жизни...
В 1954 году Виттенбургу был выделен участок земли в Зеленогорске, где началось строительство нового дома. Ученый занялся любимым делом — распланировал сад, тщательно обустроил свой кабинет, разместив там библиотеку из пяти тысяч книг, чудом уцелевшую в скитаниях. Евгения Павловна писала: «Папа не чувствовал себя оторванным от геологического сообщества, так как вел огромную переписку, с ним советовались, часто приезжали на консультации или просто повидаться, он бывал на заседаниях в Географическом обществе. То, к чему папа стремился с ранних лет, — семья, жизнь среди природы и интересная работа, — им было восстановлено после стольких крушений и потерь». Здоровье его оставалось крепким, а вот Зинаида Ивановна в 1962 году умерла от инсульта.
После этого Павел Владимирович жил в доме один. Под новый, 1968 год он во время прогулки в лесу промочил ноги и заболел воспалением легких. Узнав об этом, в Зеленогорск приехали дочери и друзья, но помочь больному уже не удалось. Его много пережившее сердце перестало биться 29 января в полдень. Тогда же остановились навсегда его любимые старинные часы, стоявшие в кабинете. Согласно завещанию, Павла Виттенбурга похоронили на зеленогорском кладбище, поставив рядом с могилой поросший мхом валун — память о Севере, которому ученый отдал долгие годы своей жизни.
(с) Вадим Эрлихман