Марина приехала в Москву делать музыкальную карьеру. Пробиться в столице нелегко, но упрямая провинциалка не сдается и готова зубами прогрызать себе путь к славе. Тем более что перед ее глазами пример бывшего приятеля Димы Белова, ныне победителя Евровидения, звезды первой величины. Марина всерьез считает, что небожителям придется потесниться. Есть ли предел тому, на что можно пойти ради достижения своей цели?..
Отрывок из книги:
Медленно, словно старуха, Марина поднялась с пола, скривившись от боли.
В ушах все еще звучал громкий хлопок двери.
Хотелось плакать.
Губы поневоле дрожали, уголки ползли вниз, а в глазах уже пекло от набегающих слез. Прижав руку к животу, она, согнувшись в три погибели, дошла до дивана и рухнула на подушки, свернувшись калачиком. И только тогда слезы хлынули потоком. Всхлипывая, она зажимала рот ладонью, словно боялась, что ее услышат…
От плиты несло вонью сожженного на огне кофе.
И от этого ужасного запаха тошнота накатывала волнами, как на американских горках: вверх, вниз, немного паузы и покоя, а потом в пропасть, вверх тормашками, с застрявшим в горле желудком. Вся разница только в том, что там, на горках, слабость в ногах ощущается несчастные тридцать секунд, а потом ты уже скачешь по полянке веселым зайцем с батарейкой в неприличном месте. Здесь же тошнота не проходила ни днем, ни ночью, а ноги тряслись, словно у канатоходца. Застонав, Марина перевернулась на спину и положила на ноющий живот подушку…
Волна вверх. Волна вниз. Снова вверх, до самого горла. Пауза.
Слезы все катились и катились.
Когда она прикасалась пальцами к щекам, казалось, что они сделаны из резины, рыхлой и водянистой. Нажми на такую посильнее, и она лопнет, выпустив из себя литры воды.
В ушах все еще звенело от хлопка двери, на который даже потолочная люстра в искрящихся висюльках ответила нервным дребезжанием.
Впрочем, может быть, звук был только в ее воображении, рожденный двумя оплеухами и страшным ударом в живот, после которого было резкое слово, брошенное от дверей, а уж затем хлопок.
– Паскуда, – сказал он, прощаясь.
В реальной жизни красавец актер Алексей Залевский, воплотивший на экране столько героев-любовников, был совершенно не романтичен.
Марина сглотнула и осторожно пошевелилась.
Боль, тупеющая, отдающая почему-то в правом боку, медленно отступала. И тогда она осторожно сунула руку вниз, оттянула резинку трусиков и аккуратно потрогала себя, готовясь бесстрастно почувствовать на пальцах липкую горячую кровь.
Крови не было.
Надолго ли?
Как же она вчера пропустила грозу?!
За окном падал снег, самый настоящий, вполне новогодний. В открытое окно доносились крики детворы, резвящейся где-то внизу, а на кухне, сквозь удушливую волну горелого кофе, насмешливо пробивалось радио с легкомысленной песенкой, которую в назидание пел известный певец. Слова издевательски оплетали голову, словно поставив цель добить и поставить на колени:
«…говорила мама строгая: принцев мало, и на всех их не хватает…»
Алексей Залевский принцем был лишь на экране.
Кто-кто, а Марина об этом знала доподлинно. Она уже научилась ловить первые сигналы штормового предупреждения, так отчетливо заметные в его мгновенно красневших, как у испанского быка, глазах. А четко очерченные губы всегда сжимались в узкую бледную линию.
Ведь знала же… и не убереглась…
После тех памятных съемок кулинарного шоу она уехала вместе с изрядно набравшимся Залевским, вознося хвалу богам и еще немного – Егору, которого Димка в свое время назвал своим талисманом. Марина подумала, что если Димке так поперло, то и она вполне могла повторить его судьбу. В конце концов, какая девушка не мечтает о знакомстве с самим Залевским?!
В первый же вечер красавец-гусар из поднадоевшего фильма оказался отнюдь не столь галантным. Он притащил Марину к себе домой и без лишних церемоний поимел на узком диване гостиной, после чего захрапел, отвернувшись к стене. Того, что киношный красавец может быть столь бесцеремонным, Марина не ожидала, поэтому, когда первая волна разочарования прошла, списала все на водку…
Зато квартира была сказочной, просто чудо, а не квартира!
Уходить из такой не хотелось.
Мебель словно взяли в музее: мягкие стулья с гнутыми ножками, секретер и комод, как в фильме про французских аристократов, а на них статуэтки: пастух и пастушка. А еще – красивый стол, диван с изогнутой спинкой и шкаф с резными завитушками и большим, во всю дверцу, зеркалом. Правда, по углам клубилась пыль, а под роскошным круглым столом нахально выстроилась целая батарея бутылок…
Но в остальном – музей, дворец!
Она загадала: если на следующее утро он не выгонит ее прочь, все будет хорошо.
Он не выгнал, хотя не смог вспомнить, как ее зовут.
Когда Алексей проснулся, на кухне уже дожаривались котлеты, а в холодильнике, куда он заглянул, обнаружилось пиво. Рыжая девчонка в его рубашке на голое тело показалась смутно знакомой.
– Привет, – улыбнулась она. – А я в магазин сгоняла. Холодильник-то у тебя пустой.
Улыбка у рыжей, с заметным шрамом на виске, была доброй, а голубые глазки светились какой-то детской непосредственностью. Залевский хлебнул пива и расплылся в довольной улыбке. Рыжая тут же плюхнула ему на тарелку жирную котлету с внушительной горкой картофельного пюре. Алексей разломил котлету вилкой и, нацепив на нее половину, отправил в рот. Рыжая смотрела на него с таким восхищением, что на душе потеплело.
Знай наших! Не каждый день боги у тебя на глазах котлеты едят!
– Э-э-э, – промычал он, и рыжая понятливо представилась:
– Марина.
– Да. Я и хотел сказать. Очень вкусно, Маришка.
От «Маришки» ее бросило в счастливый жар, она даже зажмурилась на миг, представив, как теперь «все будет хорошо»…
После завтрака он сграбастал ее ручищей и потащил в койку.
Ожидавшая некоего фейерверка Марина была изрядно разочарована невыразительностью действа. От прекрасного принца несло перегаром, а от тела – потом, застоявшимся и неприятным…
Алексей ни слова не сказал о том, чтобы она убиралась прочь. Марина осталась, с наслаждением валяясь в постели.
За окном моросил дождь.
В качестве постоянной дамы Алексея Залевского она появилась лишь дважды, причем после второго раза он гневно наорал на нее: она не должна раскрывать рот в его присутствии и вообще обязана быть скромнее!
Марина не пыталась возразить.
Залевского знали все, и она волей-неволей перезнакомилась с множеством людей, которые могли быть полезными.
В конце ноября он избил ее в первый раз.
Причин гнева она не помнила. Кажется, что-то сказала, когда он снова вернулся со съемок в стельку пьяным.
Алексея часто не бывало дома, в его квартире Марина чувствовала себя полноценной хозяйкой: стирала, готовила и даже думала переклеить обои в спальне. Ей не приходилось ограничивать себя ни в еде, ни в нарядах. Алексей не жадничал, его съемочный день стоил больше пятнадцати тысяч долларов. Учитывая бедность фантазии, потратить такую уйму денег для него было проблематично. Марина приоделась, купила кое-какие украшения и, позабыв об осторожности, посмела попрекнуть Залевского пьянством.
Дальнейшее плохо отложилось в ее памяти…
Очнулась она в углу, с разбитым в кровь лицом, а он храпел на диване. На следующее утро Алексей даже не вспомнил об этом, а когда она показала синяки, небрежно протянул:
– Ну и поделом. Не хрен указывать…
Он бил ее, а ей хотелось сказки, она еще верила и мечтала.
Алексею предложили очередную роль.
Часть съемок должна была пройти в Париже. Марина, для которой даже привычная Турция была чем-то несбыточным, надеялась, что он возьмет ее с собой. Она даже выучила несколько слов и, становясь перед зеркалом, смешно вытягивала губы, курлыкая журавлем, копируя чужие звуки далекой страны.
Кинопробы проходили в два этапа, и на последнем Залевского сменил другой актер, молодой и менее дорогой. Алексей ушел в запой и, вынырнув из него ненадолго, избил Марину вторично.
Она еще наивно надеялась, что сможет его изменить.
Неопределенный статус в его доме не давал Марине покоя. Она решилась забеременеть. В декабре, нарядив елку, она сказала ему, что ждет ребенка. И тогда он, уже совершенно трезвый, избил ее в третий раз…
Лена раздраженно поставила на столик чайные чашки.
Ложечки жалобно зазвенели, Марина сморщилась.
Беременность проходила в обычном режиме со всеми вытекающими прелестями: токсикоз, раздражительность и резкие перепады настроения, которым сопутствовал страх быть побитой или, что куда хуже, снова оказаться на улице. А на дворе уже не осень, а самая что ни на есть зима – московская, сырая, с пронизывающим до костей ветром. Марина вспомнила челябинскую зиму – края, выстебанного телевизионными юмористами. По их мнению, Челябинск – край суровых людей, оттого и зимы там суровые…
Она хмыкнула.
Ну, суровые, и что?
Зато уральский воздух суше. Там суровые минус тридцать воспринимаются как московские минус двадцать. За три года в столице она так и не привыкла к этой серой зиме с резкими перепадами температуры, мокрым снегом, а иногда и дождем в новогоднюю ночь…
Подумаешь, холода Урала! Там все стабильно. Зима так зима, без выкрутасов, на которые не знаешь, как реагировать.
Подумав об этом, Марина помрачнела еще сильнее. Как же не хотелось ей туда, в холод!
– И что ты намерена делать? – спросила Лена.
Марина пожала плечами и оглядела кухню.
Хорошо подруга устроилась, завистливо подумала она. Тогда, после эфира кулинарного шоу, Ленка вцепилась мертвой хваткой в Антона, с которым жила в мире и согласии третий месяц. И хотя их съемной квартирке в Митино далеко до арбатских хором Залевского, уходить отсюда не хотелось.
Антон сидел тут же, прихлебывая чай и поглядывая на Марину жуликоватыми глазами.
Если бы можно было все переиграть…
Пусть бы Ленка забирала Залевского, а она, Марина, ушла с Антоном!
– Только не говори, что оставишь ребенка, – сердито сказала Ленка, вырвав ее из тяжелых дум.
– Почему бы и нет? – возразила Марина из духа противоречия. – Что он, откажется от него, что ли?
– Да запросто, – вмешался Антон. – У Залевского сын от первого брака, мой ровесник, а больше детей ему не надо, это я точно знаю. Ни одна из его баб больше не рожала.
То, что Антон сидит с ними на кухне и вот так запросто участвует в «бабском разговоре», Марине не очень понравилось, но возражать она не решилась. Да и Лена, сновавшая по кухне в дурацком халатике с зелеными и фиолетовыми огурцами, то и дело как бы невзначай касалась его, отчего Антон довольно щурился, как сытый кот.
Видеть эту идиллию было совершенно невыносимо!
Марина повернулась к подоконнику и стала внимательно разглядывать цветущего «декабриста», усыпанного малиновыми многослойными звездочками.
Ленка многозначительно переглянулась с Антоном и закатила глаза так, что зрачки совершенно пропали под верхним веком. Антон фыркнул и пожал плечами.
По его мнению, гостье, нывшей на кухне уже почти час, пора было и честь знать, а она все сидела и уходить, судя по всему, не думала…
Залевского Антон не любил.
Впрочем, его мало кто любил из коллег-мужчин!
Слишком уж он был самовлюблен и удачлив.
Антон тоже немного завидовал – даже не славе, не деньгам, а какому-то фатальному везению, отсыпанному природой при рождении. Залевский, весьма и весьма, на его, Антонов, взгляд, посредственный актер, был дьявольски хорош собой, чем и снискал невероятную популярность еще в молодости. Антону же внешность досталась самая что ни на есть среднестатистическая. Он вдруг с горечью констатировал, что до сих пор не сыграл ни одной по-настоящему заметной роли. Даже фантастический боевик, на который возлагались большие надежды, был охаян критиками и в прокате провалился…
Марина оставила в покое цветок и повернулась к Антону.
Тот смотрел на нее со странным прищуром, точно оценивая, на что польстился Залевский. До его прежних красоток этой расти и расти. Стареет, что ли?..
– А что делать? – обреченно спросила Марина, озвучив свои мысли. – В квартире я не прописана, денег своих нет. Если Леша вытолкает меня на улицу, куда я пойду?
– С чего бы ему тебя выталкивать? – весело удивился Антон. – Залевский сам никого не выгоняет. Его все всегда устраивает. Это от него уходят, потому что жизнь становится невыносимой. Будет тебя поколачивать в свое удовольствие, и дело с концом.
– А ребенок? – заныла Марина. – Неужели до него не дойдет, что это опасно?
– Да брось ты, – отмахнулся Антон. – Для Залевского важны прежде всего его собственные желания. Ребенок точно сейчас ни к чему! Он и без того переживает, что роль уплыла из-под носа. Да еще какая роль… Я бы тоже бесился, наверное.
– Да, – медленно сказала Лена и подлила Антону еще чаю. – Наверное, лучше аборт сделать. Если ты снова заикнешься о ребенке, он тебя с лестницы столкнет, как Муфтееву.
Марина помолчала, поджав губы.
История восточной красавицы Заремы Муфтеевой ей была хорошо известна.
Бывшая Мисс Татарстан прожила с Залевским около трех лет, сменив молоденькую актрисульку Машу Андрееву. Внешне благопристойный союз Муфтеевой и Залевского вскоре дал трещину, но широкой общественности история ужасной жизни Заремы открылась только после того, как она сама, отлежавшись в больнице, позвала к себе прессу и рассказала о жизни с красавчиком-гусаром. Алексей регулярно колотил ее, отчего Зареме приходилось носить закрытые платья, чтобы скрыть синяки. Точку в их отношениях поставила пьяная выходка Залевского, который однажды столкнул беременную Муфтееву с лестницы. Зарема сломала два ребра и запястье. Но хуже всего был выкидыш, после которого врачи заявили – детей у Муфтеевой никогда не будет…
После пресс-конференции Зарема еще долго пыталась бороться с Залевским и даже подала в суд. Звездная тусовка Муфтееву немедленно осудила, перестав поддерживать и общаться. Процесс она все-таки выиграла, но судья, давняя поклонница Залевского, постановила выплатить Муфтеевой такую ничтожную сумму за моральный ущерб, что Зарема вылетела из здания суда со слезами ярости.
После этого случая Залевский стал осторожнее, а с прессой, упорно возвращавшейся к теме скандала, перестал общаться вовсе.
– Будешь против Залевского рыпаться, он тебе живо устроит сладкую жизнь, – предрекла умная Ленка.
– Какую-такую сладкую? – заупрямилась Марина просто из принципа, хотя сама все понимала.
– Такую. Муфтеева хоть Мисс Татарстан была, а ты вообще никто. Размажут тебя по кафелю ровным слоем, не успеешь эйн-цвейн-дрейн сказать.
Ленка постоянно сыпала какими-то дикими словечками. Марина слушала и вяло кивала. Повторять судьбу восточной красавицы, мгновенно превратившейся в парию, ей не хотелось…
Антон допил чай и, посидев на кухне из вежливости еще пару минут, ушел смотреть телевизор. Слушать жалобы больше не было ни сил, ни желания. Переключая каналы, он наткнулся на «притчу во языцех»: молодой Залевский в гусарском мундире спасал честь Отечества и клеил иностранную принцессу… Принцесса была так себе и усилий почти не стоила. Антон раздраженно переключил канал и снова наткнулся на старого знакомого. На экране Димка Белов, которого стало вдруг удивительно много и на телевидении, и на радио, пел что-то про небо с бескрайними берегами. Антон фыркнул и переключил на Дискавери.
– Значит, на аборт идти? – тупо повторила Марина.
Лена кивнула:
– Все равно он тебе родить не даст. Можешь, конечно, уйти от него, а потом, когда ребенок родится, подать на алименты. Но чует мое сердце, добром это не кончится! У него связи…
– Можно подумать, он ребенка не прокормит, – фыркнула Марина. – Ты знаешь, сколько он в день пропивает? Да на это бабло я раньше месяц жила припеваючи!
– Мариш, не совершай извечной бабской ошибки, – поморщилась Лена. – Все хотят от звезды родить и думают привязать его к себе ребенком. И что? У многих это получилось?
Лена быстро посмотрела в сторону гостиной, где болтал телевизор, и, понизив голос, добавила:
– Думаешь, с ним по-другому? Такая же фигня.
– Да ладно?!
– Вот тебе и ладно. Нам хорошо вместе, я не спорю. Антоша и денег дает, и чтобы руку нам меня поднять – ни-ни! На тусовки вместе ходим, его друзья-актеры меня уже знают. Но стоит намекнуть на женитьбу – он как устрица в раковину прячется. Если я залечу, меня недрогнувшей рукой направят на аборт.
Марина вздохнула.
– Ни фига ты мне не помогла, – сказала она.
Лена вздернула брови:
– Не помогла?
– Ну да. Я надеялась, что ты что-то посоветуешь, подскажешь…
– Я и советую: иди на аборт и живи с Залевским дальше. А еще лучше, начинай мутить что-то сама. Он у тебя никуда не собирается в ближайшее время?
– Сериал у него будет в Питере. Но Питер – это же рядом…
– Ну и что? Все равно не станет столько времени дома торчать. Походи по тусовкам, с людьми пообщайся. Ты же петь хотела? Вот и пой. Пока его нет рядом, это твой шанс.
Марина не ответила.
Советы подруги всколыхнули в ней затихшее было раздражение.
«Хорошо ей умничать, – подумала она с ненавистью. – Урвала красавчика, да еще благодаря подруге! Фигу бы она познакомилась с Антоном, если бы не я. Хотя она и без него жила, как у Христа за пазухой, в квартире тетушки-пуританки. Наверняка такого перспективного жениха, как Антон, тетушка одобрила! Вон они, голубки, воркуют на кухне съемной однушки, потому как у Антона еще нет денег на покупку квартиры, но его съемочный день уже равен полутора тысячам долларов, так что покупка вожделенных метров не за горами… А там, глядишь, и свадебка, если Ленка подсуетится вовремя!»
От накатившей злости в ушах зашумело.
Она скомканно попрощалась.
Подруга не сделала попытки остановить и явно была рада ее уходу. Антон показался на миг, когда она уже стояла в дверях, укутанная в шубку, и, улыбаясь, бросил:
– Пока.
Марина перешагнула через порог, оказавшись в тускло освещенном подъезде, выкрашенном до половины зеленой краской, а сверху белой, где кто-то «остроумный» написал маркером «Маринка – праститутка». На мгновение ей показалось, что это про нее, а потом, шагнув к лифту, она даже ощутила жалость к неведомой Маринке, про которую написали, что она – проститутка, да еще через «а».
Лифт открылся, как пещера Аладдина.
Но внутри не наблюдалось никаких сокровищ, а только пахло мочой.
Марина добралась до дома на такси, тупо глядя в окно невидящим взглядом. Перспективы были не то чтобы мрачными, а какими-то… мутными, как осенние лужи.
В машине было тепло и немного накурено, а по радио горланил вражина Белов со своими приевшимися «небесными берегами»…
Ее внезапно затошнило.
– Остановите тут, – сдавленным голосом произнесла она.
Шофер послушно тормознул. Сунув ему деньги, смятые в комок, Марина выкатилась на улицу, борясь с рвотными спазмами.
На свежем воздухе ей полегчало.
До дома было уже недалеко, к тому же улица стояла в пробке. Марина не спеша двинулась по тротуару, аккуратно обходя лед, на котором то и дело падали прохожие, нелепо вскидывая руки вверх.
На подоконнике магазина сидели замерзшие, нахохлившиеся воробьи. Бросив на них взгляд, она подумала, что ее жизнь не слишком отличается от их. Проблемы, собственно, те же – поесть, поспать. Правда, воробьи вряд ли страдают чрезмерным честолюбием, уж слава соловьев им тем более не мерещится…
Подойдя к подъезду, Марина вытащила магнитный ключ и, приложив к замку, потянула на себя тяжелую дверь. Она уже сделала шаг вперед, но уловила за спиной какой-то движение.
Обернувшись, она застыла от ужаса.
Она сразу узнала это лицо, которое долго видела в кошмарах! Его зеленые глаза с восточным разрезом сузились еще больше, а потрескавшиеся пухлые губы растянулись в довольной улыбке.
– Маленькая моя, – вкрадчиво мурлыкнул он.
И тут она закричала.
Он отпрянул на одно короткое мгновение, которого ей хватило, чтобы захлопнуть дверь.
В сталь забарабанили с другой стороны, но она уже не слышала и, визжа, летела по лестнице вверх, в спасительные хоромы Алексея Залевского. Внутри заперлась на все засовы и, привалившись спиной к двери, разрыдалась, ожидая, что сейчас дверь вылетит с треском, а злодей из тайного кошмара вновь схватит за горло скрюченными холодными пальцами…
 | Георгий Ланской. Звезда второго плана |