При жизни, кажется, никто толком и не помнил его имени Ганс Рудольф. Для всего мира он был просто Г.Р. Гигер. Создатель Чужого и самый странный со времен чуть ли не босховских творец леденящих потусторонних ужасов.
Подвал под родительским домом соединялся со старинным подземным ходом из епископского дворца. Сводчатый переход казался ему лабиринтом, полным неведомых опасностей и чудовищ.
Ночью приходили кошмары - шахты, залитые бледным желтоватым светом, и лестницы без перил, уходившие в бездонные пропасти.
Много лет спустя он умер от травм, полученных при падении с лестницы. Никто не знает, успел ли он подумать, летя в пропасть черноты, что в этой материализации кошмара была своя поэтическая справедливость. Всю жизнь, в конце концов, он переносил кошмары на бумагу и холст. Надо полагать, чудовища там, во тьме, его уже заждались.
В некрологах написали, что 12 мая 2014 года в Швейцарии на семьдесят пятом году жизни скончался художник-сюрреалист, скульптор, график и дизайнер Ганс Рудольф Гигер, творец мрачной современной мифологии и пугающих гибридов плоти и металла, а главное, создатель «Чужого», жуткого ксеноморфа из серии знаменитых фильмов.
С десяток посмертных статей назывались «Свой среди «Чужих». Еще несколько - «Чужой среди своих». Во всем этом есть известная доля справедливости. Герр Гигер и в самом деле рос чужим - родителям, дому, всему размеренному укладу швейцарского быта.
Затертая до дыр легенда гласит, что папаша, фармацевт из Кура в кантоне Граубюнден, как-то подарил маленькому Гансу человеческий череп. Откуда, дескать, и возникли все его, ребенка, мрачные фантазии.
Правда выглядит немного иначе. Детство и ранняя юность были счастливыми, мать души в чаде не чаяла, отец же, как говорится, был суров, но справедлив. А юный Ганс рос маленьким монстром. Одевался в черное и забивался в самые темные уголки дома. Обустроил «черную комнату», украшенную изображениями отрубленных рук, мерзких уродцев и прочей атрибутикой. Став постарше, зазывал сюда толпы сверстников играть джаз. Собирал оружие - от самодельных луков, кинжалов и кастетов перешел к револьверам.
И очень интересовался девочками. В Кур каждый год приезжал парк аттракционов с комнатой страха. Работники вовсю пользовались темнотой, прыгали на тележки, щупали и целовали визжащих пассажирок.
Ганс с помощью школьных приятелей построил в отцовском доме собственную комнату ужаса. Коридор, тележки, тусклые велосипедные лампочки, скелеты, висельники, встающие из гробов покойники. Приятели завывали в темноте и лапали хорошеньких сверстниц, но Ганс девочек боялся.
Он любил рассказывать о католическом детском садике, где воспитанникам часто показывали окровавленную голову Иисуса. О том, как страшился червей и змей, как пытался соорудить гильотину, как запоем читал романы ужасов, как его пугали и манили истории о казнях и египетские мумии в городском музее. Позднее на Гигера произвели неизгладимое впечатление фотографии китайских пыток и документальные фильмы о нацистских концлагерях, и он долго испытывал болезненные видения.
КРАСАВИЦА/ЧУДОВИЩЕ
В гимназии Ганс не отличался прилежанием и тягой к знаниям. Отец пытался было обучать его латыни, злился и наконец махнул рукой. Художественные увлечения сына он определял одним словом: «Невыгодно».
Еще в колледже Гигер овладел мастерством рисовальщика, а в самом начале 1960-х его рисунки из серии «Атомные дети» появились в подпольных журнальчиках Clou и Hotcha. Это были трагикомические мелкие уродцы, жертвы мутаций, - невнятный протест против ядерных бомб, атомных электростанций и вообще всего атомного и предшественники монструозных детей, которые так часто украшают картины Гигера.
Несколько лет молодой художник проходил практику в архитектурных бюро, затем поступил в цюрихскую Школу прикладных искусств. Оттуда он вышел в 1965 году с дипломом промышленного дизайнера и дизайнера интерьеров. Начал работать в конторе Андреаса Кристена. И - по уши влюбился в подружку своего приятеля, актера Пауля Вейбеля.
18-летняя начинающая актриса Ли Тоблер обитала вместе с Паулем в крошечной грязной квартирке. Ганс попросился к ним жить. Вскоре Пауль уехал за границу, а дружба Ганса и красавицы Ли перешла в нечто большее. С работы Гигер уволился - кто-то из друзей убедил его, что художнику не подобает трудиться «с девяти до пяти». И тот перебрался с Ли в мансарду полуразрушенного дома.
Они вели богемное, полуподполь-ное существование-с наркотиками, скандалами и изменами. Ли, рассказывал Гигер, мечтала о «короткой и насыщенной жизни» и способна была исчезнуть на несколько дней с очередным ухажером. Гигер был от нее без ума, утешался мыслью, что новая связь сделает подругу счастливой, - и сам находил утешение в объятиях других женщин.
Образ Ли в виде женщины-Медузы, окруженной иглами, змеями и склизкими отростками фантастических чудовищ, постоянно появляется в работах Гигера. Один из этих визионерских портретов так расстроил девушку, что она в ярости набросилась на картину и изорвала холст. Сохранились и фотографии голой Ли, на теле которой Гигер изобразил смутно проступающие кости и внутренние ткани.
Еще один портрет Ли появился в 1973 году на заказанной художнику обложке диска группы Emerson, Lake & Palmer. Его название, Brain Salad Surgery, на тогдашнем лондонском сленге означало оральный секс, и знатоки усматривают в тенях у губ девушки заретушированное изображение пениса.
В 1970 году Ганс и Ли переехали в собственный дом под Цюрихом: Гигер (как бывает, кажется, только в старомодных романах) получил наследство от дядюшки. Все эти годы он упорно работал - выставки, первые книги, экспериментальные фильмы. У Гигера появились друзья в радикальном художественном андеграунде - например, неплохой поп-артист и неисправимый пропойца и хулиган Фридрих Кун. Или писатель-этнограф и самодеятельный оккультист Сергей Головин, сын русской эмигрантской поэтессы Аллы Головиной, которого Гигер называл своим духовным отцом.
Постепенно художник выработал собственный стиль: безрадостные ландшафты кошмаров, насекомоподобные монстры, механические солдаты, жуткие старцы-эмбрионы или обнаженные женские тела, спаянные в одно целое с пыточными машинами в странном единении биологии и технологии. Его существа и механизмы бесконечно совокуплялись, рожали и терзали друг друга, погруженные в круговорот секса, насилия и смерти. Гигер говорил, что само бытие нередко казалось ему лишенным всякого смысла - жизни лучше и не начинаться. «Многие мои работы, - утверждал художник, - отражают это состояние безнадежной покорности, заслоняющее любую религиозность».
САТАНИЗМ И БИОМЕХАНИКА
Свой стиль Гигер назвал «биомеханикой», заимствовав этот термин у Всеволода Мейерхольда. У него вообще много отсылок к 10-20-м годам XX века, от рисунков Отто Дикса до «Метрополиса» Фрица Ланга. И к «прекрасной эпохе» ар-нуво, к творениям архитекторов-романтиков Эктора Гимара и Антонио Гауди. Что-то напоминает о сюрреалистах второго и третьего ряда - скажем, Гансе Беллмере и Леонор Фини.
Гигер предпочитал не выпячивать эти влияния: он говорил о Зигмунде Фрейде, о Сальвадоре Дали, о швейцарском сюрреалисте Эрнсте Фуксе. В сущности, он был не особо умным художником и слишком часто гулял в областях китча и откровенной пошлятины. Эти заигрывания с разложением и смертью, с эросом и танатосом не могли спасти никакие приставки «некро» или «гото» и громкие «механики».
Помогала безусловная одаренность, отличная техника, педантичная дотошность профессионального строительного рисовальщика и... аэрограф. Распылитель придавал его работам фотографическую четкость и пугающую натуралистичность. «Аэрограф, -говорил художник, - позволяет мне проектировать видения прямо на поверхность холста и мгновенно их замораживать».
Работами Гигера восхищался Тимоти Лири. Буквально захлебываясь, Лири писал, что в этих работах «почти физически ощущается течение времени... Они недвусмысленно сообщают, откуда мы пришли и куда уйдем».
Один из основателей трансперсональной психологии Станислав Гроф считает Гигера «великим визионером, открывающим то, на что люди нашей культуры не желают смотреть» и уникальным выразителем пренатальных, то есть предшествующих рождению, переживаний. А известный австралийский неошаманист Невилл Друри увидел в творениях Гигера «настоящий магический масштаб, какой редко встречается в современном искусстве и духовно роднит его со страдающими мастерами-визионерами прошлого, наподобие Иеронима Босха и Лукаса Кранаха».
Кстати говоря, оттуда же, из 1960-х, из учений нью-эйджа, и расхожий, неразборчивый оккультизм Гигера, и сатанинские мотивы в его работах. Гигер восхищался автором «Голема» и «Ангела западного окна» Густавом Майринком, грандиозным шарлатаном от эзотерики Алистером Кроули и гением литературы ужасов, создателем мифов о Ктулху Говардом Филлипсом Лавкрафтом.
Свою самую известную книгу Гигер назвал «Некрономиконом»: так именуется придуманный Лавкрафтом гримуар «безумного араба» Абдула Аль-Хазреда. Есть у него и образы, навеянные «Мастером и Маргаритой» Булгакова. На картинах Гигера можно увидеть дьявола, который использует распятие в качестве арбалета, мелькает фигура рогатого Бафомета...
«Я думаю, что большинство образов на моих картинах олицетворяют зло, но вы не можете сказать, что сам я -зло, - оправдывался Гигер. - Просто зло гораздо, гораздо интересней рая...»
Художник также уверял, что изображения всевозможной дьявольщины служили для него своеобразным «экзорцизмом» и что, несмотря на интерес к оккультной литературе, он никогда не проводил магические ритуалы и не вызывал демонов или
духов умерших. Упомянутый выше Невилл Друри, посетивший его дом в середине 1980-х, кажется, был не слишком в этом убежден.
«Трудно найти лучший храм темных искусств, чем гостиная Гигера, - писал он. - В центре длинного стола, занимающего эту комнату, вырезана пентаграмма, сюрреалистический огонь свечей отбрасывает потусторонний свет на картины. На высоких полках в одном углу выставлены ряды черепов и подлинных высушенных и уменьшенных голов каннибальского племени».
ЧУЖОЙ
До потомства дошла короткометражка под названием «Второе празднество четырех». Процессия людей с факелами, в монашеских рясах, тело на носилках, разрисованная женщина - больше всего действо на экране напоминает сатанинский ритуал. Этот хепенинг Гигер и его друзья провели в 1976 году в память о Ли Тоблер.
Девушка давно страдала депрессиями, а 130 театральных представлений в сезон 1972-73 года совершенно истощили ее. Тяготилась Ли и связью с Гигером. В 1974 году она уехала в Сан-Франциско с новым любовником-американцем. Вернулась месяц спустя, разочарованная Америкой.
Ли все глубже погружалась в апатию, а у Гигера, словно назло, наступил один из самых продуктивных периодов творчества. Кто-то посоветовал Ли открыть художественную галерею. Некоторое время дела галереи очень увлекали ее, но вскоре Ли снова стала безразлична ко всему и 19 мая 1975 года застрелилась.
Часто говорят, что чудовищные образы Гигера только способствовали депрессии Ли. Кто знает? Гигер любил Ли и был опустошен ее смертью, а его творения с тех пор стали еще более мрачными.
В том же 1976-м Гигер через художника Боба Венозу познакомился с Сальвадором Дали, а затем и с режиссером-сюрреалистом Алехандро Ходоровски. Тот был занят масштабным проектом - экранизацией фантастического романа Фрэнка Герберта «Дюна» с участием Дали и Орсона Уэллса и музыкой Pink Floyd. Художник картины, французский автор комиксов Жан Жиро (Мебиус), предложил Гигеру придумать мир Харконненов, одного из семейств вселенной «Дюны». Денег на проект Ходоровски в Голливуде тогда не нашлось - несколько лет спустя «Дюну» экранизировал Дэвид Линч. Но нет худа без добра: работы Гигера попались на глаза команде, носившейся с проектом научно-фантастического фильма ужасов...
В феврале 1977 года в Цюрихе высадился десант - режиссер будущего фильма Ридли Скотт и два продюсера студии «XX век Фокс». Гигер показал им только что изданный «Некрономикон». Сомнений не было: художник оказался именно тем человеком, что был нужен для фильма. Четыре часа спустя контракт был подписан.
Гигер нарисовал тридцать картин, но этим не обошлось - понадобилось его личное присутствие при изготовлении космического монстра. В Англию Гигер приехал с новой пассией, Миа Бонца-ниго. Они жили в лучшем номере гостиницы «Уоррен Лодж» в Шеппер-тоне, а в редкие минуты покоя наслаждались уютным садиком паба «Голова короля». Жизнь в Англии походила на медовый месяц, вот только первоначальные три недели растянулись почти на полгода, так как Гигеру отводилась все большая роль в оформлении кинокартины.
«В первом варианте у существа были большие черные глаза... А потом я подумал: без глаз оно будет еще страшнее! И мы сделали его слепым! - рассказывал художник. -Когда камера приближается, видны только дыры в черепе. И это по правде пугает». Гигеру удалось небывалое -он создал универсальное воплощение ужаса.
ГИГЕРОМАНИЯ
«Чужой» остался самым значимым успехом Гигера в кино, хотя он работал и над «Полтергейстом-2», и «Особью», делал эскизы для «Чужого-3» и недавнего «Прометея» Ридли Скотта. Собственно, вся эпопея о «чужих», включая франшизы наподобие «Чужой против Хищника», а также многочисленные компьютерные и консольные игры, основана на образах Гигера.
«Люди, которые сделали первого «Чужого», были художниками. Все придумали Ридли Скотт, Гигер, сценаристы... Мы, последовавшие за ними, - ремесленники. Первый фильм - это произведение искусства, вещь в себе», -говорит Жан-Пьер Жене, режиссер фильма «Чужой: воскрешение».
Тем временем увлеченность художника Миа все крепла. Гигер уже создал альбом постеров «Эротомеханика», запечатлев Миа в откровенных позах. Теперь, на волне успеха, художник решил узаконить их отношения.
Брак с Миа продлился всего полтора года. Отчаяние Гигера, часто ездившего в эти годы в Америку, вылилось в серию работ «Город Нью-Йорк». Эти сумрачные урбанистические фантазии вместе с минималистскими «Проходами» начала 1970-х (они были вдохновлены берлинскими установками по сборке мусора) можно смело отнести к лучшим работам художника.
Но долго горевать Гигеру не пришлось - гигеромания завоевывала мир. Фильмы, выставки, журнальные публикации, книги следовали одна за другой. В 1987 году большая выставка Гигера прошла в Японии. Здесь появился клуб почитателей художника. Японцы предложили ему открыть «Гигер-бар» в Токио. К разочарованию Гигера, японцы не стали ждать финальных эскизов и поспешили с открытием. Бар прогорел через два года.
Трудно перечислить все, чем занимался Гигер с начала 1980-х. Он рисовал комиксы и журнальные иллюстрации, делал обложки для дисков: Danzig, Carcass, Celtic Frost, Dead Kennedys и так далее. Альбом KooKoo с изображением пронзенного акупунктурными иглами лица Дебби Харри вместе с давней работой для ELP вошли в число сотни лучших обложек века по версии журнала Rolling Stone. Для Джонатана Дэвиса из Korn Гигер спроектировал микрофонную стойку, а для фирмы Ibanez - линейку гитар. Гигер разрабатывал дизайн часов, ювелирных украшений и мебели. Фетишисты радостно использовали его образы, их перепевали артисты тэту и художники комиксов. Словом, Гигер стал коммерческим брендом, а усилиями многочисленных подражателей породил целое направление современной массовой культуры.
Видения Гигера отразила и компьютерная игра Dark Seed («Темное семя»). Герой ее просыпается от кошмара в загадочном особняке, уверенный, что какой-то зловещий механизм имплантировал в его мозг чудовищный зародыш. Но сон его оказывается явью: сквозь зеркало он проникает в параллельную Вселенную, где обитают «Древние». Зародыш лавкрафтовских монстров, то самое «темное семя», грозит убить все живое; единственное спасение для человечества - уничтожить «источник силы» Древних.
В 1998 году Гигер приобрел старинный замок Сен-Жермен в городке Грюйер и вместе со своей второй женой, Кармен Шейфеле, открыл в здании музей своих работ. Контраст поразительный - настолько неуместными кажутся творения Гигера в прелестном и совершенно открыточном швейцарском местечке, которое состоит всего из одной улицы и славится одноименным сыром. Наплывом туристов муниципальные власти, похоже, довольны, но скульптуру Чужого у входа в музей в свое время потребовали убрать как «чуждую духу» Грюйера.
Рядом с музеем находится один из двух действующих ныне «Гигер-баров» - второй разместился в Куре, родном городе художника. Так или иначе, мрачные фантазмы Ганса Рудольфа Гигера нашли самый широкий отклик в современном мире. Наверное, это больше говорит о нашем мире и о нас самих, чем о нем. И быть может, многие из нас таят в себе зловещие подвалы и шахты, где копошатся монстры...
(с) Сергей Бобров