Первая мировая война. Канун Брусиловского прорыва. На передовой русские перехватывают голубя со шпионским сообщением. Но этой же ночью в нашу траншею врываются немецкие чистильщики окопов. Целью этих отборных головорезов является захват ценной депеши. По счастливой случайности они её не находят, но становится понятно, что в русском штабе есть предатель.
Найти таинственного «крота» нужно во что бы то ни стало. Наша разведка распускает слух о том, что скоро в оcобом личном салоне-вагоне командующего в ставку царя отправляется курьер со скорректированным планом наступления. В этом же вагоне cобираются знаменитая певица, крупный промышленник, генерал медицинской службы, лётчик-герой из прославленной эскадрильи тяжёлых бомбардировщиков «Илья Муромец», а также ещё несколько персон. Кто же из них преступник предстоит выяснить молодому сыщику, сыну легендарного разведчика Вильмонта.
Отрывок из книги:
Место, где сошел мнимый интендант (в том, что это был вражеский шпион, сомнений уже не было) было достаточно густонаселенным. Поблизости располагались три крупных села и полтора десятка хуторов. А чуть дальше лежал городишко с населением в несколько десятков тысяч. Найти здесь человека было не легче, чем пресловутую иголку в стоге сена.
Но выбора у контрразведчиков не было. Поэтому они начали методично объезжать населенные пункты: заходили в каждый двор, опрашивали владельцев придорожных кабаков, местных полицейских урядников, настоятелей храмов и просто прохожих: не видели ли они человека с такими-то приметами. Это была адова работа. Но хуже всего было осознавать, что пока они пытались ухватить хвост кометы, их неуловимый противник продолжал безнаказанно творить свое черное дело. И виноват в этом, по убеждению Сергея, был только один человек — он сам, и никто другой. Однако, к удивлению Сергея, Дураков, вместо того чтобы заклеймить его заслуженным презрением, неожиданно отнесся к напарнику с сочувствием:
— Не казните себя. Вы поступили как нормальный дилетант. В определенном смысле ваша ошибка закономерна. Вы в разведке новичок, хотя отец ваш, как я слышал, в нашем деле не последний человек. Но, увы! Унаследовать мастерство невозможно. А наш противник — матерый зубр, это чувствуется по почерку. Он забрал солдатскую книжку Черпакова и прикрылся его фамилией, как только понял, что перед ним обычный строевой офицер. Не пойму только, почему он вас тоже не прикончил. Возможно, не успел или же решил, что живой вы ему будете полезнее.
— И он оказался прав. Я ведь посадил его на грузовик.
Дураков с сожалением покачал головой:
— На самом деле в случившемся больше моей вины. Я не должен был оставлять вас одного.
Ротмистр самокритично пошутил про себя:
— Дурак натощак и сытый — набитый.
— При чем тут вы, — не согласился Сергей. — С тем заносчивым глупцом, которым я был еще вчера, трудно было разговаривать.
Этот разговор происходил на свежей могиле Черпакова. Они специально вернулись, чтобы похоронить товарища на том самом месте, где его настигла смерть.
Сергей также признался, что он только теперь начинает понимать, насколько серьезна работа фронтового разведчика.
— Я видел перед собой человека с нормальным, располагающим лицом. Он был одет в такую же форму, как и я. И выглядел в общем обычно.
— Уметь маскироваться под противника — это их ремесло, — пояснил Дураков. — Кто-то из наших клиентов владеет им лучше, кто-то хуже. И в том, что ваш солдат вначале видел этого «интенданта» в крестьянском платье, тоже нет ничего удивительного. Опытные разведчики, действующие в прифронтовой полосе, часто меняют облик. Если в данной местности расположены всего несколько частей, все чины которых знают друг друга, то лучше сойти за обычного деревенского жителя. Но с другой стороны, офицерские погоны позволяют пройти там, куда деревенского мужичка не пропустят, завести знакомство с неприятельскими офицерами. Вот эти оборотни и сбрасывают одну шкуру, чтобы тут же нацепить на себя другую. Ваш солдат рассказал вам, что видел крестьянина, и вы психологически были готовы арестовать подозрительного человека в зипуне. Поэтому растерялись, когда из леса вышел человек в форме офицера. Но если вы профессионал, то в каждом должны подозревать врага. Недоверие — продлевает нам жизнь и помогает ловить шпионов.
Дураков рассказал Сапогову, что под офицеров обычно работают опытные профессионалы, хорошо знающие Россию и порядки в нашей армии. Некоторые из них долго прожили в России, обычно под видом представителей иностранных фирм. Например, перед войной германо-австрийская разведка основала так называемое «Русское общество для развития и увеличения числа перевозочных средств и для эксплуатации таковых в России» («Ссудовагон»). Общество «Ссудовагон» помимо производства и сдачи в аренду железнодорожных вагонов занималось организацией шпионажа и вредительства на железных дорогах империи, систематически составляло для неприятельских генштабов секретные отчеты и сводки о состоянии подвижного состава и мобилизационной готовности. Для сбора этих сведений специальный агент Майман регулярно объезжал все важнейшие железнодорожные магистрали России… Другим излюбленным прикрытием для иностранных разведчиков была какая-нибудь скромная посольская должность.
— Привыкайте к тому, что враг может выглядеть как чистокровный русак и говорить с рязанским акцентом, — наставлял напарника Дураков, когда они снова отправились в путь.
Сергей вдруг вспомнил:
— А ведь этот «интендант» говорил со мной с легким польским акцентом! И вообще он похож на поляка.
Эта новость заинтересовала ротмистра.
— Если не найдем его, то когда вернемся в Ровно, я покажу вам альбом с фотографиями. Не исключено, это этот тип есть в нашей картотеке.
Поиски продолжались четыре дня. Чтобы не зависеть от прожорливого мотоциклетного мотора, Дураков оставил свою машину в роте Сергея. Взамен по-прежнему симпатизирующий Сапогову штабс-капитан Гурдов выделил им подводу. На ней они и скитались по хуторам и деревням, питаясь тем, что Бог пошлет, и ночуя где придется. Однако все оказалось напрасным — агента они так и не нашли и, страшно вымотанные и разочарованные, вернулись в Ровно.
Однако как ни был разочарован таким результатом (а точнее, его отсутствием) начальник армейской контрразведки полковник Гарин, он прежде всего от души поблагодарил Сергея за оказанную помощь:
— Вы проявили усердие в этом деле и показали себя мужественным человеком. Поэтому браунинг, который я вам дал, оставьте себе — на память.
Присутствующий в кабинете ротмистр Дураков, как и обещал, предложил Сергею напоследок посмотреть альбом с фотографиями известных контрразведке вражеских агентов.
— Вот ведь каков клещ! — с шутливой сердитостью кивнул на подчиненного Гарин и посочувствовал Сергею. — Видно, вам от него не просто будет отделаться. Так уж сделайте нам напоследок еще одно одолжение: полюбуйтесь на нашу коллекцию мерзавцев. А после езжайте себе с Богом!
Сергей не слишком верил в удачу, когда открывал огромный альбом с фотографиями. И каково же было его изумление, когда уже на третьей странице он увидел знакомое лицо. Не меньше были удивлены и присутствующие контрразведчики.
— Вот так сюрприз вы нам преподнесли напоследок! — выразительно помолчав, озадаченно произнес Гарин. Полковник не выглядел особо радостным. С озабоченным видом он пожал Сергею руку на прощание, натянуто улыбаясь:
— Еще раз благодарю вас! И надеюсь, что с вашей помощью мы все-таки выловим этого пана, прежде чем он успеет причинить нам непоправимый ущерб. Завтра я пришлю за вами автомобиль, который доставит вас к поезду. Кланяйтесь от меня своему батюшке.
Было видно, что все мысли начальника антишпионской службы армии теперь заняты узнанным Сергеем агентом. Пожелав Сапогову всего хорошего, полковник сразу вернулся за свой рабочий стол и начал что-то быстро писать.
Дураков пошел провожать Сергея.
— Похоже, задал я вам новой работенки, — чуть ли не извиняясь, сказал ротмистру Сапогов, когда они спускались по лестнице в штабной вестибюль.
— Мы за этим паном с лета пятнадцатого года охотимся, — пояснил ротмистр. — Но уж больно ловок, черт! Когда командующий армией генерал Каледин узнает, что за нашими окопами такой «профессор» от разведки разгуливает, неминуемо разразится гроза.
* * *
Однако выехать в Петербург на следующий день Сергей не смог. Видимо, из-за долгих скитаний и волнений последних дней у него стали кровоточить недавние раны на правой ноге. Также открылся сильный горловой кашель. Врачи в госпитале объяснили, что это типичные последствия пережитой пациентом газовой атаки.
Одним словом, Сергей опять оказался на больничной койке и провалялся на ней еще полторы недели.
В день выписки забирать Сапогова снова приехал ротмистр Дураков. После пережитых ими вместе опасностей и трудностей они перешли на «ты» и обращались другу к другу по именам.
— До твоего поезда еще есть время, Серж, — сказал Николай Дураков. — Давай заскочим на часок к нам в отдел. Там сейчас собрался ареопаг[8] наших вождей. У них есть к тебе кое-какие вопросы.
На этот раз разговор происходил не в кабинете полковника Гарина. В сопровождении Дуракова Сергей поднялся на третий этаж. Они прошли в конец длинного чистого коридора; не останавливаясь, проследовали сквозь большую светлую секретарскую. Ротмистр на ходу деловито бросил оторвавшемуся от печатной машинки адъютанту:
— Нас ждут.
Дураков проводил Сапогова до дверей, но сам остался в приемной. И вот Сергей стоит на пороге громадного кабинета. Перед ним за большим круглым столом расположились в удобных креслах четверо мужчин. Трое с погонами полковников и подполковников и один генерал. Разговор меж ними, похоже, шел серьезный, но спокойный. Позы собеседников были достаточно расслабленными, они сидели, откинувшись на спинки своих кресел. Это был действительно ареопаг — собрание примерно равных друг другу высокопоставленных стратегов.
Когда Сергей вошел, разговор прервался. На него посмотрели оценивающе. Сергею это было неприятно, ибо он чувствовал себя беговой лошадью, на которую принимаются ставки…
— А вот и человек, о котором я вам говорил, господа!
Полковник Гарин с улыбкой поднялся навстречу Сергею и представил его своим собеседникам:
— Господа, рекомендую: сын заслуженного жандармского офицера, фронтовик, доброволец чести (слово «вольноопределяющийся» Гарин не употребил, чтобы не подчеркивать невысокий служебный статус Сергея. Однако и назвать 37-летнего мужчину «юнкером» было неудобно. Поэтому-то он и сымпровизировал, придумав благозвучную формулировку «доброволец чести»).
Затем Гарин назвал фамилии и должности своих высокопоставленных собеседников:
— Начальник оперативного отдела штаба армии подполковник Махров Петр Семенович, начальник разведотдела фронта полковник Григорий Григорьевич Зуб, генерал-майор Семен Андреевич Сухомлинов — начальник штаба нашей армии.
Высокопоставленные господа любезно раскланялись с Сергеем, хотя он даже не был офицером. Из этого Сапогов сделал вывод, что разговор будет носить неформальный характер. Тем не менее он продолжал чувствовать себя немного гимназистом на экзамене перед высокой комиссией.
Присоединившемуся к беседе гостю было предложено свободное кресло и чашка горячего чаю. Гарин вновь стал расспрашивать Сергея о его встрече с агентом на пустой дороге. Видимо, он делал это для того, чтобы трое других присутствующих могли услышать интересующие их детали. Генерал и полковники слушали с большим интересом.
— А ведь вашего «интенданта» удалось обезвредить, — неожиданно для Сергея вдруг сообщил ему Гарин. — Помогло то, что вы опознали его по фотографии. Правда, на этот раз он нарядился полковым священником. И все-таки начальник патруля заподозрил объявленного нами в розыск человека даже под накладной бородой и широкополой шляпой «батюшки».
— Значит, он арестован?
Гарин смутился:
— К сожалению, нет. Произошла досадная конфузия.
Оказалось, что с переодетым агентом был мальчик-калека. Кротким, тихим голосом фальшивый поп сообщил офицеру, что подобрал бедняжку по дороге — голодным и замерзшим. Он поведал начальнику патруля трогательную историю, что у пацаненка умерли родители, и он везет убогого сироту, чтобы сдать в монастырскую обитель знакомому настоятелю. Проверяющего офицера также смутило, что наперсный крест поверх пальто батюшки висел на георгиевской ленте, означающей храбрость под огнем неприятеля. В итоге начальник военного патруля на минуту замешкался и был тяжело ранен ножом. Лже-священник скинул с себя пальто и, подхватив полы рясы, резво бросился по проходу к тамбуру. Он выпрыгнул из поезда на ходу, однако приземлился крайне неудачно.
— Он сломал хребет, — пояснил Гарин, — и умер в ближайшей к месту ЧП больнице, прежде чем мы успели до нее добраться. Когда мы приехали, тело еще не перенесли в морг. Сердобольные санитары, которые забирали покалеченного с места падения, сжалились и взяли с собой мальчишку-калеку, который с собачьей преданностью не желал оставлять умирающего хозяина.
Гарин очень ярко описал, как кособокий бродяжка сидел на полу рядом с кроватью, на которой лежало мертвое тело его покровителя. Временами он издавал странные звуки, похожие на поскуливания, и затравленно исподлобья смотрел на всякого, кто приближался к кровати. Когда труп попытались перенести в морг, бродяжка, словно волчонок, стал бросаться на санитаров. Это был странный, но закономерный конец для шпиона.
На это раз Гарин гораздо охотнее рассказывал Сергею об узнанном им агенте:
— Это Ян Гомбрович. До войны он служил околоточным надзирателем десятого участка города Варшавы.[9] Когда в город вошли немцы, он сам предложил свои услуги их разведке и на первых порах занимался вербовкой агентов среди наших военнопленных. Затем участвовал в формировании польского легиона, две бригады которого сейчас держат оборону здесь неподалеку против наших сто десятой и семьдесят седьмой пехотных дивизий. Очень серьезный пан!
По словам Гарина, Гомбрович давно и с большим успехом участвует в разведоперациях. Было известно о как минимум семи его появлениях в нашем тылу. И каждый раз эти визиты имели серьезные последствия для действующих на данном участке фронта армий. Руководимые бывшим полицейским группы диверсантов взрывали стратегически важные мосты, производили налеты на гарнизоны и штабы.
— Возможно, вы слышали, что полторы недели назад произошел взрыв больших артиллерийских складов. Было убито сорок пять человек, уничтожены тысячи снарядов, сотни ящиков с патронами и прочее ценное армейское имущество. И мы полагаем, что это работа подручных Гомбровича.
По словам полковника Гарина, разведывательные сети, которые организовывал Гомбрович, были прекрасно законспирированы и действовали чрезвычайно эффективно. Так, один выпестованный поляком шпион работал обходчиком на крупном железнодорожном узле, через который ежедневно проходило под сотню эшелонов с войсками. Как бы невзначай обходчик оказывался возле только что прибывшего воинского эшелона, завязывал непринужденный разговор с приехавшими на нем солдатами. Свои донесения шпион отправлял, прикрепив их к днищу вагонов, следующих в нужном ему направлении. Причем записки прикреплялись к заранее условленному вагону, например второму, считая от паровоза. Эти тайные депеши снимались другими агентами, которые их передавали дальше. Так по шпионской цепочке донесения обо всем, что делается на крупной транспортной магистрали, поступали к Гомбровичу, который переправлял их через линию фронта с голубиной почтой.
— Появление Гомбровича на этом участке фронта не может быть простой случайностью, — вступил в разговор начальник штаба Восьмой армии генерал-майор Сухомлинов.
— Но прежде хочу вас предупредить: то, что вы услышите в этих стенах, является одной из самых оберегаемых военных тайн на сегодняшний день. Вы понимаете, что это означает?
— Наверное то, что меня расстреляют, если я проговорюсь, — спокойно пожал плечами Сергей.
Его ответ удовлетворил генерала, и он продолжил:
— Агента такого класса австрийцы вряд ли стали бы использовать для простой тактической разведки в полосе действия одной армии. Есть все основания подозревать, что масштабы угрозы гораздо, гораздо серьезней. И с гибелью Гомбровича опасность эта, к сожалению, не ликвидирована.
Чтобы Сергей понял, о чем идет речь, генерал посвятил его в некоторые тайны совещания, состоявшегося несколько недель назад в ставке Верховного командования Русской армии. По его итогам командующий Юго-Западным фронтом Алексей Брусилов отправил в штабы подчиняющихся ему армий секретную директиву начать тайную подготовку к широкомасштабному наступлению. Это наступление должно было кардинально изменить весь ход событий.
— Выбив Австро-Венгрию из войны и склонив нашими решительными действиями пока нейтральную Румынию выступить со своей шестисоттысячной армией на стороне Антанты, мы быстро загоним ослабленную Германию в угол. Сам государь благословил Брусилова на успешную летнюю кампанию. Восьмой армии генерала Каледина предстоит быть на острие атаки, поэтому на ее участок уже началась переброска пехотных подкреплений, артиллерийских батарей и бронедивизионов.
Особое место в директиве уделялось мероприятиям по дезинформации противника. Австрийцы ни в коем случае не должны были почувствовать, что русские к чему-то готовятся.
— Таким образом, на контрразведку ложится особая ответственность. — Закончив свой рассказ, начальник штаба Восьмой армии генерал-майор Сухомлинов посмотрел на начальника армейской контрразведки. Полковник Гарин поспешил заверить присутствующих:
— И мы делаем все, чтобы снабдить врага ложными сведениями и не позволить неприятелю узнать о подтягивающихся из тыла резервах и подготовке новых позиций для артиллерийских батарей. В рамках операции «Мясной фарш» мы подкинули австрийцам труп офицера с портфелем, набитым штабными документами, чей самолет якобы случайно заблудился в тумане и разбился на неприятельской стороне. Но…
Гарин запнулся и в свою очередь посмотрел на доселе хранившего молчание руководителя всей разведки фронта. Тот чинно наклонился вперед, взял со стола обычный листок бумаги и издали показал его Сапогову. Строчки, написанные обычными чернилами, чередовались на нем с бледными строчками зеленоватого цвета.
Начальник разведотдела фронта полковник Зуб говорил каким-то бесцветным, «жестяным» голосом:
— Но мы вынуждены признать, что все наши усилия сохранить тайну оказались бесполезными. Этот листочек мы нашли в кармане разбившегося агента Гомбровича, а ехал он из ставки Брусилова. Закодированное донесение было написано симпатическими невидимыми чернилами между строк обычного письма. Мы проявили тайный текст и расшифровали его. Здесь содержится самая свежая секретная информация, касающаяся подготовки наступления: перечислены номера частей, их численность и точное место дислокации; даны секретные коды для расшифровки наших радиосообщений. Это ставит под сомнения всю намеченную операцию. Если источник этих сведений не будет выявлен в кратчайший срок, это может стоить нам сотен тысяч человеческих жизней и в конечном итоге упущенной победы.
После полковника Зуба слово снова взял Гарин. Его сходство с Цезарем теперь отчего-то стало особенно сильным.
— Вот что, Сергей Сергеевич, — официально обратился он к Сапогову. — У нас созрел дерзкий план, как выявить предателя. Есть все основания полагать, что Гомбрович был его связником. Мы сделаем так, что о гибели шпиона станет широко известно. Пусть его тайный сообщник узнает, что, обеспокоенное утечкой важнейших сведений, командование фронтом в узком составе приняло решение срочно внести кардинальные изменения в планы предстоящей летней кампании. Согласно придуманной нами легенде, новый план будто бы уже согласован по телефонной и искровой связи[10] с начальником ставки Верховного главнокомандующего генералом Алексеевым, и остается только получить санкцию самого государя. Но это, мол, не более чем формальность, которая вряд ли что-то изменит в новом плане. Повезет ценные документы в ставку царя обычный офицер фельдъегерской связи в штабном салон-вагоне. Если, как мы думаем, враг окопался в штабе армии, то он непременно попытается выяснить содержание нового плана.
— Понятно, вы решили ловить крысу на фальшивый сыр, — догадался Сапогов.
— Ошибаетесь, — покачал головой Гарин. — Только неопытного крысенка можно поймать на фальшивку, но не хитрого зрелого пасюка. Поэтому все карты и донесения в портфеле штабного курьера будут подлинными. Конечно, это рискованно, ведь враг может завладеть ими. Но тут, как на охоте… Вам не случалось видеть, как ставят проволочную петлю на звериной тропе?
— Нет, не приходилось.
— Зверь бежит на запах приманки и попадает шеей в петлю. Он пытается освободиться, но только затягивает стальную удавку.
Гарин подчеркнул, что знать об операции будут только люди, находящиеся в этом кабинете.
— Но почему я?! — не мог понять Сергей. — Не лучше ли поручить это дело более опытному сотруднику? Признаться, я не чувствую в себе призвания к таким делам. Я не разведчик!
— Вы умный человек, а в нашем случае это уже не мало, — с улыбкой пояснил Гарин. — Недаром прирожденные дипломаты и разведчики — англичане используют одно слово «intelligence» для обозначения понятий «интеллект» и «разведка».
— Да, нам нужны именно вы, — согласился с коллегой начальник разведотдела фронта полковник Зуб. — Для нас важно, что мы вам доверяем: вы, сын заслуженного жандармского офицера, проявили себя в критический момент сообразительным и преданным Отечеству человеком…. Но помимо этого есть обстоятельства, которые не позволяют нам использовать в операции кадровых сотрудников…
Сергей заинтригованно слушал полковника Зуба.
— В штабном вагоне помимо курьера и нескольких человек обслуги будут находиться еще пассажиры. Мы специально позаботились об этом. Интересующаяся секретными документами неизвестная нам особа конечно же предпримет все возможное, чтобы тоже попасть в этот вагон. Вначале мы планировали подсадить туда двух наших опытных офицеров. Но их фамилии были вычеркнуты из списка пассажиров.
— И кто же это сделал? И разве разведка не всесильна?
— Так распорядился сам командующий фронтом Алексей Алексеевич Брусилов. Вместо наших сотрудников он распорядился устроить в вагон… двух дам…
— Мы оказались в затруднительном положении, — продолжил рассказ коллеги Гарин. — Оспорить приказ командующего мы, естественно, не можем. Тем более что вагон числится за Брусиловым в качестве резервного передвижного штаба. Но и посвящать кого бы то ни было еще в наши планы тоже не считаем возможным.
— Даже командующего?! — удивился Сергей.
Полковники-разведчики кивнули практически одновременно.
— Это принципиальное условие. Если начнем для кого-то делать исключения, то утечки информации не избежать.
— Вас мы тоже официально не сможем устроить в привилегированный вагон, — предупредил Гарин. — Вы получите билет в общий офицерский вагон. Однако должны найти возможность устроиться в салон-вагон.
Глядя на полковника Гарина, Сергей неприязненно мысленно ответил ему: «Похоже, после испытания, когда я должен был выманить китайскую заварку у шифровальщиков, у вас, господин полковник, создалось превратное впечатление, что наглости и нахальства во мне хоть пруд пруди. Но я не умею проходить сквозь стены и садиться в штабные вагоны без специального предписания».
Гарин, словно прочитав по глазам собеседника его мысли, улыбнулся:
— Но вы ведь знакомы с госпожей Стешневой?
 | Антон Кротков. Загадка о русском экспрессе |