Война меняет человека, выворачивает его наизнанку. Иногда заставляет возненавидеть себя, иногда помогает не то чтобы понять, но кожей прочувствовать какие-то важные вещи, непостижимые «на гражданке». Но немногим из тех, кто убивает и умирает на передовой, удаётся взглянуть в лицо демонам войны, как случилось с героями повести Андрея Хуснутдинова «Господствующая высота», которые исполняли в Афганистане «интернациональный долг»...
Андрей Хуснутдинов прибился к фантастическому обозу на самой заре своей писательской карьеры, в двадцать лет с небольшим, впервые заявив о себе в 1991 году, на страницах сборников «Необъятный двор» и «Цех фантастов» — как говорит ныне сам автор, дебютировал он рассказами, написанными ещё в школе. И вот что любопытно: по природе своего таланта Хуснутдинов литератор скорее «толстожурнальный», его книги мало приспособлены для комфортного, расслабленного, ненапряжного чтения. Но так уж повелось, что печатается он преимущественно в фантастических журналах и книжных сериях — за очень редкими исключениями. Особенно поучительная история приключилась с самым известным его романом. «Столовая гора» вышла сперва в альманахе Бориса Стругацкого «Полдень. XXI век», потом отдельным томом в рижском издательстве «Снежный Ком». Книга попала в лонг-лист «Русского Букера», и Хуснутдинов поспешил заключить договор с серьёзными, «мейнстримовскими» литагентами. На волне успеха роман переиздало «Эксмо», но «интеллектуальным бестселлером» «Столовая гора» не стала, а другие издатели связывать свои планы с именем алма-атинского литератора не спешили. Короче, как говорил один ушлый латинянин, «лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме».
Новый сборник Хуснутдинова, впрочем, издан в серии «Улица Чехова», заточенной под современную прозу во всём её многообразии, от магического реализма до квазидокументалистики.
Центральное место в книге занимает повесть «Господствующая высота», далёкая от канона классического реализма. По сути, это очередная история о пробуждении внутренних демонов, о сущности насилия, о субъективности травматического опыта - обо всём, о чём пишут, когда вспоминают о войне, а особенно о войне сравнительно недавней. На дворе 1989 год. к концу идёт бессмысленная и бесславная Афганская кампания. На одну из советских застав в Афганистане переводят проштрафившегося рядового — хотя в чём его вина, ни герою-повествователю, юному сержанту, ни его сослуживцам неведомо. Понятно только, что дело здесь нечисто: уж больно странно обставлен перевод. Да и сам новенький какой-то мутноватый: не то адреналиновый наркоман, не то потенциальный перебежчик, не то засланный казачок. Но армия, да ещё «исполняющая интернациональный долг» на всю катушку, - организм с особым метаболизмом: перевели так перевели, никто в душу лезть не будет. В разгар перестройки, под пулями, накануне отправки на родину у советских солдат совсем другие приоритеты... Вот только с приходом новенького тихая застава, укомплектованная мотострелками-срочниками, начинает превращаться в борхесовскую осаждаемую крепость, на которую точат зубы не только местные боевики, но и хорошо подготовленные иранские диверсанты. Ну а героя-повествователя, того самого сержанта, донимают дурные предчувствия. В воздухе пахнет бурей — похоже, дело идёт к большой крови...
Как и положено по законам драматургии, самую ударную сцену Хуснутдинов приберёг для кульминации, а фантастический поворот, объясняющий многие странности сюжета, вынес в финал. Однако хватает здесь и других мощных эпизодов. Например, ключевая сцена, когда два советских солдата на гауптвахте в афганской тмутаракани обсуждают чудо смерти, по сюрреалистической насыщенности не уступает ранней пелевинской прозе — той, что писалась в конце 1980-х и вошла в сборник «Синий фонарь».
Исследование иррационального Хуснутдинов продолжает и в рассказах, которые дополняют «Господствующую высоту». Формально все они принадлежат к разным жанрам, от антиутопии («Лингвосфера») до апокалиптики («Плёнка»), Объединяет их натурализм, внимание автора к пограничным, зыбким состояниям человеческого сознания и тяжёлому, мрачному абсурду — даже в таких вроде бы реалистических текстах, как криминальный «Постой». Сюжеты подчиняются сновидческой логике, то есть логике искажённой, внутренне противоречивой, меняющейся на ходу. Распадается сама ткань языка, пространство и время теряют внутреннюю целостность и связность. Заглавная повесть - верх линейности, последовательности и чёткости но сравнению с рассказами. Но если уж взялись за эту книгу, стоит прочитать и их — хотя бы для того, чтобы уяснить, на что ещё способен Андрей Хуснутдинов.
Тяжёлая, сложная проза, требующая от читателя не столько эрудиции и начитанности-насмотренности, сколько полной эмоциональной и интеллектуальной мобилизации. Неподготовленной публике лучше начинать знакомство со «Столовой горы» или, в крайнем случае, с «Гугенота».
(с) Василий Владимирский
 | Андрей Хуснутдинов. Господствующая высота |