Их связала музыка. Он играл на аккордеоне, а она, в маленьком черном платьице и черной шляпке, пела. Он верил в то, что их ожидает счастье, она полюбила другого. Прошло время, но, сколько бы женщин ни встретилось на его пути, первая любовь все равно оставалась в его сердце.Сборник Ирины Степановской – о любви и искусстве, переплетенных так тесно, что разделить их невозможно.
Отрывок из книги:
Мужчине для того, чтобы стать писателем, нужен уютный кабинет, письменный стол размером с бегемота и полный покой для мыслительной деятельности. Женщина может довольствоваться крошечным столиком в кухне или уголком у детской кроватки. О покое, естественно, не идет и речи…
… Автобус уже катился с горки на горку между лесов Владимирской области, а я все никак не могла успокоиться, волновалась. Если бы не рань – из Москвы мы выехали первым рейсом, а сейчас только подходило к семи, я бы уже надорвала все Танькины уши своими звонками. Но сейчас Танька – моя соседка, конечно, еще спала. Я надеялась, что спали и наши дети. Перед моими глазами всплыла Танькина пышная постель с пуховым одеялом и сама хозяйка – розовая со сна, огнедышащая, а на другом краю широченного ложа под маленькими одеяльцами – двое спящих малышей – Танькина дочка и мой Вовка.
Дети у нас с соседкой – почти ровесники. Моему – полтора года, а Танькиной дочке скоро будет два. Танька вчера специально не положила дочку спать в детскую кроватку. Из солидарности со мной, чтобы я не чувствовала, что ее дочка вроде как дома, а мой сын – подкидыш. Вот за это я и люблю Таньку – за понимание. И вообще мы с ней друзья по несчастью. Хотя какое у нас несчастье? Что дети без отцов? Это еще как сказать… Я вздохнула, вспомнив Вовку. Господи, какой он еще беспомощный, мой ясноглазый! Ведь я сегодня в первый раз в жизни оставила его ночевать в чужой квартире. Иначе было нельзя…
Я вспомнила еще и Александра, Вовкиного отца. Недобрым словом вспомнила. Вот ведь человек… Отказаться побыть с сыном всего один день и одну ночь! Он, видите ли, работает…
Откинув голову на спинку сиденья, я отодвинула полосатую занавеску, закрывавшую окно. Солнце поднималось из-за синего леса. Дорога впереди – видно было через стекло водителя – расстилалась перед автобусом шелковой гимнастической лентой. Есть такое упражнение в гимнастике – змейка. Так же и дорога бежала – то вверх, то вниз. Серая плоская змея, по которой мы катимся вперед и вперед.
Трава по бокам этой ленты еще голубоватая в туманной дымке. А чуть выше – сиреневыми волнами застыл иван-чай. И кое-где поблескивает на солнечных местах невысохшая роса. Каемка влаги неровно темнеет вдоль обочины. Над мелким подлеском сплошной стеной остроконечные верхушки елей. Красиво! Сейчас бы корзинку в руки, и по грибы. Если хорошенько поискать в траве, наверняка уже можно найти семейку-другую крепких маслят. На сковородку бы их со сливочным маслом. Ой, запах!.. Обожаю жареные грибы с детства.
Но сейчас не до них. Это моя первая командировка по заданию редакции. Я мечтала о том, что буду так ездить, еще когда училась в университете. Сегодня на север, а завтра на юг. Хорошо путешествовать! Наблюдать, встречаться с разными людьми. Факультет журналистики в нашем университете был самый бойкий. Правда, училась я не в Москве, но не всем же светит МГУ. Зато в столицу из всего нашего выпуска попала пока я одна. Знакомые расползлись кто куда. Человек пять пристроились в местные издания. Еще парочка – на телевидение. Меня, между прочим, тоже звали – в одну неплохую контору «по связям с общественностью». Но я уехала в Москву.
«С лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом…» Господи, какая древность, какая глупость. «Лейка» сейчас стоит такие деньги, что не подступишься. Я год могу прожить с Вовкой на такие деньги. А может, и два, если модель с наворотами. Да камера мне и не нужна. Я не фотограф. Мой конек – перо. Правда, теперь перо заключено в клавиатуре, но суть от этого не меняется. А вообще я хочу написать что-нибудь монументальное. Но это потом. Потом… Когда Вовка будет постарше. Сейчас бы с этим заданием справиться…
Ели за окном вдруг расступились, и открылся луг. Мелькнули оранжевые на солнце лошадь с жеребенком. Жеребенок тоненький, прижался к матери боком. Если переводить на человеческий возраст, наверное, как мой сын. Интересно, не проснулся ли Вовка? Наверное, еще нет. Он вчера поздно угомонился, будет теперь дрыхнуть минимум до девяти. Ну и хорошо, пусть спит. Таньке легче. Кстати, надо запомнить эту лошадь с жеребенком, пригодится когда-нибудь. Между прочим, если бы не дед, всю жизнь проработавший в районной газете, я бы и знать не знала ни о каких лейках и блокнотах. Когда я родилась, дед был в газете редактором. Морщинистый, кряжистый, летом и зимой красно-загорелый от мотаний по району, он казался мне всегда занятым, а в последние годы немного растерянным – такой уже старый растерянный человек. Поэтому, когда перед окончанием школы я заявила, что тоже решила стать журналисткой, он меня не одобрил.
– Знаешь, милая, что самое трудное в нашей профессии?
– Что?
– Быть конформистом, когда не хочешь поступаться принципами.
Я это не очень поняла. Дед – хоть и всегда добрый ко мне и любимый, но совсем уже не модный и, как мне казалось, даже немного трусливый – больше всего на свете боялся, что или газету закроют, или его отправят на пенсию. Его и отправили – уже когда я училась на первом курсе. Он, конечно, сперва переживал, а потом стал сажать яблони и ели. Прежде всего заменил все старые яблони у них с бабушкой на участке, а потом в райцентре нашем посадил – один, без чьей-либо помощи – целую хвойную аллею. Вдоль нашей улицы. Елки посадил – боялся, что яблони по осени обламывать будут. Я уже тогда с родителями в городе жила, не знала, что он один трудится, а то бы, конечно, отпросилась к нему на выходные – помогла бы. А когда я два года назад приезжала – диплом показать, мне эти елочки уже доходили до макушки. Сейчас-то уж, наверное, меня переросли. А я больше с тех пор у деда не была. С Вовкой тут закрутилась и вообще… «С лейкой и блокнотом. А то и с пулеметом…» Господи! Опять крутится в голове! Привязалось на целый день… Нет, деда, не беспокойся! Я все выдержу. И у меня все-все хорошо.
Я расчехлила ноутбук, открыла письмо, которое переслала мне редактор отдела. «Уважаемая редакция! Меня зовут Лидия Куликова. Я – директор детской художественной школы. Больше, как к вам, за помощью не к кому обратиться. Помогите, пожалуйста! Дело в том…»
Дед рассказывал, что раньше, когда он работал, такие письма с просьбами разобраться и помочь приходили в газету пачками. Теперь читатели пишут очень мало. Если кто этим и занимается, то в основном пенсионеры. И просьбы у них одинаковые. Почему пенсию задерживают, почему тарифы на ЖКХ такие высокие? В этих случаях ездить никуда не надо. Достаточно позвонить и спросить – «Почему задерживаете?», «Почему электричество дорожает?». Тебя, конечно, пошлют куда подальше, но это, по большому счету, до лампочки. Пусть посылают. Самое главное, что ответ получен, и его дословно в заметке или статье и надо привести. А статью отослать уже в вышестоящую инстанцию. Вот тогда есть большая вероятность, что кто-нибудь и пошевелится. И, как следствие, на месяц хотя бы пенсию задерживать перестанут. Работа, конечно, нудная, но людям полезная. Удовлетворение получаешь, когда обращающемуся перезвонишь.
– Ну что? Получили пенсию?
Замечательно, что получили. Если же нет, то еще выше звонишь. Но вот это письмо, что пришло три дня назад… Ситуация нельзя сказать, чтобы совсем необыкновенная. Такое сейчас часто встречается. Где в маленьких городках организовывались учреждения культуры? Как правило, в старых зданиях. Часто в неремонтируемых церквях. Так и оставались неотремонтированными музыкальные и художественные школы, музеи и творческие мастерские. Потом появлялись старые или новые хозяева, говорили:
– Деньги у нас есть. Мы отремонтируем здание. Отдайте его нам.
И часто городские или районные власти отдавали. Нехорошо же, когда на головы музыкантам штукатурка сыплется. А еще хуже, когда здание требует капитального ремонта, – вообще может отвалиться балка или колонна. Прибьет кого-нибудь, разбирайся потом. В городской казне денег нет…
Но, видимо, в моем случае была еще какая-то подоплека – сам тон письма казался подозрительным… Пожалуй, даже не директор школы, а другая сторона проявила непонятную мне ярость. А в таких случаях, как мне казалось, сторона отбирающая должна быть тихой, действовать хитро и осторожно. А тут – эмоции перехлестывают через край. И ведь спорный объект находится не в Москве, не в крупном городе, где собственность стоит жизни, а так, в городишке… Что-то во всем этом не состыковалось. И поэтому я должна быть тоньше, внимательнее. Нельзя отделаться телефонными звонками. И очень хорошо, что в командировку послали именно меня. Правда, послали потому, что все остальные сотрудники поехать не могли или не хотели, но мне это оказалось только на руку. Сюжет тянул на хороший очерк или на проблемную статью. Я такой случай долго ждала. Потому что я-то пока лишь скромная журналистка, и даже не на зарплату в уважаемом и дорогом издании, типа «Форбс», а на побегушках, на гонораре, за отдельные статьи в ежедневной газете. В штат меня не берут из-за Вовки, но я все равно должна добиться, чтобы разовые поручения мне давали интересные и важные, а гонорар увеличили. А пока, как говорит мой любимый мужчина, он же Вовкин отец, Александр, я – в журналистике негр и вообще человек второго сорта. А он-то, конечно, первого. К этому я уже привыкла.
Взглянула на часы. Еще ехать и ехать. До места доберусь не раньше одиннадцати. Пока найду этот небольшой городишко, а вернее, как теперь говорится, поселковое образование – будет полдень. В этом городишке есть художественная школа. Вот ее директор и основательница просит о помощи. Помещение хотят отобрать. Ясное дело. Сейчас большей частью только отбирают. Я снова посмотрела в письмо. Лидия Васильевна Кручинина. Повторила про себя имя несколько раз, чтобы запомнить. А кто хочет отобрать? Матушка Таисия – основательница чего-то вроде женского интерната при местном храме. Да, дело скользкое, тут звонком из редакции действительно не отделаешься. Я прикрыла глаза и задвинула шторку – солнце ярко светило через стекло. Хотелось уснуть – всю ночь не спала. Но стало уж очень припекать, кондиционер не работал. Я поднялась, взялась за пластмассовую задвижку, чтобы приоткрыть окно.
– Вам помочь? – над моими пальцами появилась мужская рука – загорелая, с крепкими пальцами, ногтями-квадратиками. На безымянном кольцо под золотую печатку.
– Если жарко, может, сюда пересядете?
Женщина, что сидела рядом со мной у прохода, взглянула на меня, на парня и приготовилась убрать из-под сиденья сумку, чтобы дать мне пройти. Место за ней оказалось свободным, а у окна за моей спиной как раз и сидел этот парень. Парень как парень – голубая, не очень-то отглаженная рубашка, в разрезе ворота металлическая цепочка с небольшим серебряным крестиком. Лет парню двадцать с небольшим. С виду совсем неплохой, только вихры давно не стрижены и вот печатка… Скучно ему одному ехать. А печатка для фасона, конечно. Надо же что-нибудь этакое поносить. А может, специально надел, вместо кольца обручального.
– Нет, спасибо, молодой человек. Я хочу подремать. – И уже женщине: – Не беспокойтесь.
Хватит мне знакомств с молодыми людьми. С Александром я познакомилась буквально на второй день после приезда в Москву. Я через его приятеля-риэлтора искала квартиру. Да, именно так. Получила диплом, объявила о своем решении родителям и собрала сумку. Мама с папой проявили понимание, дали денег на первое время и отпустили. И надо же мне было именно это объявление прочитать… Впрочем, я снова вспомнила своего Вовку, как я могу жаловаться, что все получилось неудачно? Да и мой несостоявшийся муж…
Риэлтор пришел показывать квартиру вместе с приятелем. Просто так случайно получилось. Они, оказывается, учились с Александром, а в этот вечер случайно встретились (бывают же совпадения). Давно не виделись, собрались где-нибудь посидеть, пива попить. Когда я Александра в этой самой квартире впервые увидела, со мной что-то непонятное сделалось – руки затряслись и ноги подкосились. И это несмотря на то, что я девушка не стеснительная. Журналистка все-таки. Диплом могу показать, а тут… Это было нечто мистическое. Увидела человека первый раз в жизни и тут же подумала – это он. Это мой парень! И у Сашки, я заметила, улыбка в той момент была какая-то странная. Недоверчивая. Будто он хотел спросить – неужели это ты? Мне уже, конечно, стало не до квартиры. Даже если бы это был какой-нибудь сарай, я бы все равно его сняла. Но квартира, кстати сказать, оказалась неплохой. И я не жалею, если честно, что сразу же согласилась и больше ничего искать не стала. До сих пор в этой квартире живу. Теперь уже с Вовкой. И хозяева неплохие люди. А тогда я сразу же договор подписала, деньги заплатила. Риэлтор с Александром со мной попрощались, ушли, а я свою сумку в комнату занесла, на диван села и сижу, как больная. Ничего не соображаю. Вдруг звонок в дверь. Я подумала, риэлтор что-нибудь забыл, открыла.
Смотрю, а там – Сашка. И он, главное, стоит, тоже на меня смотрит, улыбается, а я чувствую, что он тоже не знает, что сказать. Я просто посторонилась, он вошел. Это было такое счастье! Я и он. Мы вдвоем. Мы еще не знаем ничего друг о друге, но я уже чувствую – мы вдвоем! Мне ничего не жалко было за это отдать.
Оказалось, он от приятеля быстро отделался и вернулся. Побоялся, вдруг я куда-нибудь уйду, а он забудет подъезд и квартиру. Сашка мне это уже потом рассказал. Мы первые дни говорили и говорили, не останавливаясь. И даже не спали – подремлем вместе часика два и опять говорим-говорим без умолку… Вспоминать это сейчас невозможно – так слезы и наворачиваются… Сейчас я, конечно, уже ко многому спокойнее отношусь. А тогда первые дни и недели ужасно боялась, что он уйдет и больше не вернется. Или что-нибудь случится ужасное, что помешает нам быть вместе. У меня даже долго холодели руки и ноги, когда Александр просто в квартиру входил. Мне это казалось нереальным счастьем, что он пришел ко мне опять, что вернулся. Тогда он мне представлялся необыкновенным. Таким умным… Мне все не верилось, что я ему на самом деле нравлюсь, хотя в моем родном городе у меня от мальчиков отбою не было. И романы я вообще-то крутила – будь здоров.
Александр старше меня на целых два года. Опять-таки совпадение, что он тоже работает в газете. Конечно, его издание намного круче, чем мое, но Сашка по диплому не журналист. Его специальность – английская история. Только ясно, что по такой специальности работу найти трудновато. Особенно ему. Если разобраться, Сашка – сноб. Привереда. Это ему не так и то не так… Но это я уже сейчас понимаю, когда конечности перестали с его приходом холодеть. Первый раз я это заметила, когда из роддома выписалась и на метро сама с Вовкой в квартиру приехала. Родителям, конечно, вообще ничего не сказала. Они до сих пор про Вовку не знают. Думают, я к ним не приезжаю, потому что в отпуск по заграницам раскатываю. Про работу я тоже вру… Противно, но делать нечего. Перед родителями ужасно неудобно. Пусть они думают, что у меня все о’кей. Только дед один про Вовку знает – ему я сказала. Не смогла соврать. Но он клятвенно обещал мне молчать до тех пор, пока я сама на ноги прочно не встану.
Автобус сделал круг и развернулся на пыльной площадке. Вот и станция. Здесь мне выходить и ждать пересадку. До назначения еще километров тридцать пять. Автобус туда ходит раз в два часа, только что ушел. Впрочем, это я предвидела, еще в Москве расписание изучила.
Пассажиры потянулись к выходу – те, кто с сумками, уже приехали. Кто налегке – вышли покурить или купить воды. У передней двери столпились другие люди с вещами – претенденты на освободившиеся места.
– Обилечивайтесь в кассе! – зыркал в сторону дверей наш водитель, но в голосе его не было слышно большой уверенности.
Я протиснулась к выходу. По лицу тек пот. Следом за мной вышел парень, сидевший сзади. Навстречу нам в двери протискивались несколько новых пассажиров с зажатыми в руках деньгами.
– Вон, кондуктор идет! – сипло рыкнул им водитель, и в голосе его слышалась борьба. Искушение проиграло, и когда мы вышли, за нами послышался звук закрывшихся дверей. Разочарованные новички отпрянули – время было отпускное, мест на всех не хватало.
– Приехали? – спросил у меня парень, слегка поддерживая мою довольно-таки увесистую сумку.
– На пересадку, – коротко объяснила я и огляделась. Площадь окаймляли неровные разноцветные строения – самая распространенная наша архитектура – положенные на землю параллелепипеды. Красное кирпичное здание вокзала с примыкавшей нему стеклянной будкой кассы, серый бетонный магазин с плоской крышей, и еще какое-то непонятного мне назначения здание из светлых силикатных кирпичиков с красной отделкой по углам. Вдалеке торчал синий куб туалета. Около него в небольшом и пыльном садике ходили чьи-то гуси, намекая на близость водоема. И только в стороне, уже за площадью, виднелся кавказский новодел – переделанный в ресторан сарай, обнесенный плетеным забором, с прилепленной сбоку нелепой башенкой.
Жара стояла неимоверная.
– В гости или по делам? – без особой уже надежды на знакомство посмотрел на меня парень.
– По делам. Счастливо вам оставаться! – Мне не хотелось терять время, нужно было ловить частника.
– Тогда покеда. – Парень вдруг сделался равнодушным и отвернулся. Я тоже посмотрела в ту сторону, куда он смотрел, и поняла, что в поле его зрения попала девчонка из вновь садившихся – в яркой прозрачной кофточке, в коротеньких шортах, с загорелыми ногами и в босоножках на каблуках. Мне стало немного обидно, что парень молниеносно забыл про меня, но тут же я вспомнила о своем спящем Вовке и командировке. Без сожаления я отошла подальше, к скамейке, одиноко голубевшей на краю площади рядом с обшарпанной будкой автобусной остановки, и вытащила мобильный телефон.
– Тань, как вы там?
– Спят еще. А я вот встала пораньше, кофе пью.
Я посмотрела на часы – подходило к десяти.
– Все-таки не пожалела, что осталась?
– Чего жалеть… Мой-то со вчерашнего дня так и не позвонил. Ты как?
– Нормально. Еду.
Я не стала больше тратить деньги. На площадь выехал голубой, как незабудка, старый-престарый «москвичонок». В открытом водительском окне подсолнухом сияла круглая желтая кепка водителя с логотипом «липтон», а под кепкой рыскали по площади выцветшие, в цвет автомобилю, светло-голубые глаза в коричневой четкой сетке морщин не старого еще, но видавшего виды мужичка.
– Пассажиров ищете? – шагнула я к «Москвичу».
– А куда везти? – деловито отозвался мужичонка.
– Поехали прямо в монастырь, – с места бухнула я, хотя то место, куда я собиралась, вовсе не было монастырем – при вновь открытой церкви устроили что-то вроде приюта для бездомных женщин. И начальницей этого приюта являлась противница директора художественной школы. Как зовут эту мою героиню? Я напрягла память – Таисия… Нет, не Повалий, но что-то похоже… Я расстроилась, что не могу сразу вспомнить. Пустая башка! Надо тренировать память на имена.
– Вроде рано, девка, тебе в монашки, – усмехнулся водила, и я заметила под его белесыми в сравнении с загорелой кожей тонкими губами крепкие, редко поставленные, желтоватые – будто в табачной наледи – передние зубы.
– Я не насовсем туда, а по делу. – Я храбро потянула на себя никелированную, со следами ржавых крапин ручку москвичонкиной дверцы и плюхнулась рядом с мужичком на продавленное сиденье. – Сколько возьмете до места?
– А сколько дашь. – Водила достал откуда-то сверху прозрачно-серые солнцезащитные очки, нацепил их на нос и резко тронулся. Мы покатили.
– Далеко ли ехать? – как можно небрежнее поинтересовалась я, потому что мысль об оплате была мне совсем не безразлична.
– Сейчас лесочком, а там сама увидишь, – загадочно произнес мужичок. – Едешь-то зачем?
– Книгу пишу, – я вдруг подумала, что незачем говорить, что я из газеты.
– Писательница, значит? – удивился он. – В наших местах только раньше писатели бывали, а сейчас не знаю ни одного. Фамилия-то как?
– Чья? – притворилась я, что не понимаю вопроса.
– Ну, ваша.
– Анисимова, – сказала я ему чистую правду.
– Вроде слыхал, – произнес он осторожно.
Я лишь слегка пожала плечами.
– Церковь тут у вас очень интересная. Вот еду посмотреть. Может, пригодится для книги. И кажется, при церкви есть женская обитель?
Мужичок неопределенно хмыкнул и замолчал, закуривая и выдыхая крепкий дым в окошко – берег свою машину, чтобы салон дымом не пропах. А я ждала ответа, настороженно соображая, правильно ли задала вопрос. Докурив, водила выкинул окурок на дорогу и, повернувшись ко мне, со значением сказал:
– Да у нас тут не книгу, тут сериал снимать можно. Трагедию писать. Или комедию.
– Как интересно! Вот вы мне и расскажите! – попросила я.
Мужичок помолчал, соображая. Потом решил:
– Рассказывать сейчас времени не хватит. А после, отсюдова, вы назад поедете? – Я поняла, что он хочет заручиться подтверждением для обратной поездки, чтобы не делать пустой прогон.
– Да уж как получится.
– Я могу подождать…
Я замялась. Мне нужно было еще и в районную администрацию.
– Нет. Поезжайте. Я могу надолго вас задержать.
– А я не тороплюсь.
Но все-таки я настояла, чтобы мужичок взял с меня деньги – небольшую по московским меркам сумму, что позволило мне рассчитывать на его услуги и впредь, и сказал, что вернется к назначенному часу.
 | Ирина Степановская. Как хочется счастья! |